Я служу в адмиралтействе. Не в смысле места постройки кораблей или морского ведомства по управлению флотом, а в смысле комплекса старинных зданий в стиле русского ампира в Ленинграде. Именно в Ленинграде, потому что идёт война. В войну Ленинград был и Ленинградом остался, и пока это не требуется доказывать.
Отвечаю за оружейную комнату, в которой хранится новое стрелковое оружие – автоматы. В этой оружейке есть специальный шкаф, в котором специальный стеллаж барабанного типа. Включаешь кнопку «пуск» – он поворачивается и выдаёт автомат. Напоминающий автомат Калашникова, но с элементами «шмайсера».
Я всё закрываю, дверь опечатываю и совершенно один брожу по коридорам. Смотрю: открыта дверь в буфет, и тоже никого нет. На прилавке лежат две пачки печенья «К чаю» и две маленькие квадратные пачки вафель «Лимонные». Беру по одной, выхожу, закрываю дверь и иду в свою сторожку. Надо же чаю выпить. И думаю: зачем другие оставил? Надо было всё забрать!
С этим намерением топаю назад, но когда открываю дверь в буфет, слышу, что кто-то идёт. Стыдно стало. Не успеваю дверь закрыть на ключ, оставляю его в двери и сматываюсь в свою дежурную комнату.
И тут объявляют бомбёжку. Я выглядываю в окно и вижу пару летящих совсем низко самолётов. Двухмоторные, серебристого цвета и с двойным хвостом. Спокойно летят, точь-в точь как на параде на день ВМФ.
Я не слышу и никак не ощущаю разрывов бомб, а только потом, кода куда-то иду, наблюдаю последствия. Где-то нет крыши, а где разворочена стена.
В некоторых помещениях появляются военные. Вот здесь, где у нас на первом курсе был курсантский кубрик, прямо на полу – взвод бойцов, а сверху части стены нету.
Иду дальше по коридору, и из другого бывшего кубрика выводят по одному бойцов в шинелях. Стоят трое офицеров, и кто-то из них вдруг одному вышедшему бросает бутылку. Кажись пива. Тот ловит, а по его реакции, по выражению лица при взгляде на бутылку сразу определяют, что он – немец.
– Ополчение, брали всех подряд. Полно шпионов, – говорит мне один офицер, похоже, что особист.
А командир в звании майора велит мне открыть оружейную комнату. Взял автомат, смотрит. Я вижу, что оружие покрыто копотью, явный нагар даже по срезу дула. Ни разу не чищеный. Я оправдываюсь: их вот только что испытывали, а вот чистить некому. Он молча ставит автомат на место. Почему-то эти новые автоматы никому не нужны. То ли дело – винтовочка!
И снова авианалёт. Такие же самолёты, так же спокойно и низко летят. Никто по ним и не стреляет. И я вдруг понимаю, что надо отсюда выбираться и уносить ноги, потому что вот-вот всё взлетит на воздух или обвалится.
Вылезаю через окно на строительные леса, стоящие вдоль стены. По ним пробираюсь в другое здание, спускаюсь в подвал и оказываюсь в каком-то переходе, похожем на подземную парковку. Никого нет, чёрные следы мокроты и сырости на потолке и стенах, но оттуда есть выход! Видно набережную, там ходят люди… Да они же гуляют, в пальто и шляпах, мужчины и дамочки! Как будто нет войны! Или… Это ТАМ война, а ЗДЕСЬ нет?!
Я не могу выйти из этого подвала, почему-то не могу. И даже не хочу. Что вообще-то странно. Значит, время ещё не настало, и я возвращаюсь туда, где бомбят.
Здание уже наполовину разрушено. В местах, где ещё остались целые стены, сидят прямо на полу бойцы. Чего они ждут? Ведь ничего не происходит! Только от бомбёжек уже разрушены многие здания.
Потом я оказываюсь возле пролома, это бомба пробила крышу и перекрытия всех этажей до нижнего, и не взорвалась. Бомбы не видно, но туда идёт какая-то полная женщина с опухшим лицом, в цветастом балахоне. Ей кричат: уходи!!! А она не слышит, разгребает завалы из мусора и вот уже видна тёмная болванка, похожая на реактивный снаряд. Я смотрю сверху в этот пролом и знаю, что это бомба, и сейчас она взорвётся, и от женщины ничего не останется.
Я это знаю, но не вижу взрыва.
И тут я понимаю, что меня нет. Но я же там, я всё вижу! Может, я – дух? С этой мыслью и просыпаюсь.