Отступали белые... Наступали красные...
Шёл конец июня 1919 года. Красная армия вела наступление со стороны Осы на Кунгур. Колчаковские части сопротивлялись, но натиска красных сдержать уже не могли, отступали, сдавая позиции. Возле деревни Первые Ключики, в 10 км от волостного села Шляпники (ныне Ординского района), между красными и белыми произошёл бой. Когда началась пальба из винтовок и пулемётов, жители попрятались, кто куда успел: кто в погреба, кто в подвалы, кто просто в подвернувшиеся ямки упал… А когда всё затихло и повылезали из своих укрытий, то ни в одной избе не обнаружили целых окон. Ещё то удивительно, что избы не загорелись…
А в трёх верстах от Ключиков, в деревушке Я;нчики, жила многодетная семья. Родитель их сгинул на фронтах Первой мировой войны. Жили только с матерью, тяжело и голодно, нищенствовали. Старшей из семерых детей была, девушка в возрасте двадцати одного года, засидевшаяся. Она и тянула всё хозяйство. Единственное богатство этой семьи – была лошадь Ве;рба, кормилица и поилица. Ещё не старая, не изработанная, но уже спокойная, труженица, на любую работу пригодная, хоть пахать, хоть боронить, хоть дрова возить…
Отступая, белые насильно изъяли лошадь – реквизировали, вместе с телегой, на которую погрузили мешки с мукой. Отобрали все рогожи, которыми укрыли сложенные на телегу мешки, погода хмурилась, и опасались замочить муку, которую награбили в деревне. Варвара рыдала и в ногах каталась у ихнего командира, умоляла оставить Вербу, говорила, что без лошади они все умрут. Никто воплям её не хотел внимать…
Тогда Варвара заявила:
– Я от своей лошади не отстану! Вот! Куда она – туда и я!
– А вот и добро! – похвалил Варю старый и старший обозник. – Мне меньше хлопот да забот с твоей кобылой... – Потом заговорщически тихонько добавил: – До Кунгура доедешь, до железной дороги, а там, может, и отдадут тебе лошадь-то. Обратно уедешь. Если тебя с собой не увезут…
Видно, был он добрый человек…
Варвара не привыкла разбрасываться словами. Уселась на телегу и поехала с обозом. Мать, глядя на это, уливалась слезами, она в эту минуту уже заживо похоронила дочь и теперь только оплакивала её.
Дождик начался по сумеркам, сеять начал мелкий, но вскоре разошёлся. Варвара одета была по-летнему и вскоре промокла насквозь… На ночёвку обоз остановили за Шляпниками в берёзовой роще: если красные нагрянут неожиданно, то за Шляпники они так и так «зацепятся», обязательно, а обоз той порой сумеет уйти. Арьергард прикроет.
Обозник, с которым Варвара уже познакомилась, пожалел девку, понёс ей дряхлый пони;ток да старую рогожу, чтоб укрылась от дождя. Остальные обозники сидели вокруг жаркого костра и ржали:
– Фалалей! Веди девку-то сюда! По кругу пустим, так скоро и согреем, и обсохнет!..
Варвара слышала эти слова, и сердце её замирало от страха. Если б не Верба – убежала бы не раздумывая, пока не надругались…
– Будет вам, бескарю;жники, несусве;тну-то молоть! – Увещевал их Фалалей. – Поберегли бы душу христианскую. У её полна изба робятёшок, а батька на войне за державу и други своя душу положил… А завтре, может, и нам придётся…
– Вот и надо торопиться… До Кунгуру ей всё одно девкой не доехать, – заключил хромоногий Мальцев, мужик лет тридцати, серьёзно и вожделенно поглядев во тьму в ту сторону, куда ушёл Фалалей.
Когда он вернулся, Мальцев спросил:
– Она ночью-то дёру не даст?
– Нет, Алексей, от лошади своей она теперь ни на шаг…
– Дура! Наша, значит, будет, – заявил самоуверенный Мальцев. – Люблю шибко я баб. Тяжело без них в походах…
– Ты свои кобелиные привычки отодвинь в сторону, посоветовал Фалалей.
– Ничё-ё, наша будет, не сегодня, так завтра… В соку девка!
Дождик не переставал. Под телеги мужики набросали награбленные на такой случай у жителей тулупы, половики, укрылись рогожами, уснули. Лошадей не выпрягали.
Костёр скоро погас. Если б не шум ветра и дождя, стояла бы мёртвая тишина.
Варвара слезла потихоньку с телеги. Сердце в груди бу;хало так, что казалось, сейчас все проснутся и сбегутся к ней… Верба была привязана поводом к предпоследней телеге обоза. Варя уткнулась в лошадиную морду, ощущая губами соль своих неостановимых слёз, которые ручьём текли по щекам.
– Вербочка, матушка! – шептала Варвара. – Выручай нас, миленькая! Царица Небесная, помоги мне ради Христа!..
С трудом отвязав размокший повод, она слегка надавила на лошадиную морду повыше ноздрей, давая понять, что надо сдать назад. Лошадь переступила на шаг, телега стронулась с места. В несколько таких попыток девушке удалось лошадь спятить на несколько метров. Варвара была ни жива, ни мертва. Теперь ей предстояло развернуть телегу, не допуская стука колёсных ступиц, чтоб не услышали. Лошадь как будто понимала хозяйку, что ей надо делать, и послушно, без храпа, переступала на шаг-другой в нужную сторону…
Трудно сказать, сколько прошло времени, когда Варваре удалось отвести Вербу сажен на двадцать, и она потихоньку-потихоньку повела её по дороге… И Варя уж было обрадовалась, что так удачно отъехала на порядочное расстояние, как сердце её оборвалось от внезапного ржания одной из обозных лошадей… Она замерла, вслушиваясь в дождливую темноту, соображала, что ей сделать, если обнаружится сейчас, что она уехала?..
Варвара приготовилась раздёрнуть быстро супонь, развязать чересседельник, вскочить на Вербу и гнать сколько есть силы: лошадь дорогу знает... Жаль было бросать здесь телегу. Где они возьмут потом другую!? Она молилась, чтоб только Верба не подала бы ответный голос, гладила ей шею и шептала ласковые слова, называя Вербу матушкой, родименькой и другими подходящими словами…
Со стороны обоза никакой шум не доносился, и Варвара осторожно и несмело повела лошадь под уздцы дальше. Дождик смягчил дорогу, колёса не стучали, дальше уже можно было ехать смелее, теперь не услышат. Да и ветер шумел в берёзах…
Домой она приехала под утро, дождик перестал, но была мокрая, как лягушонок. Разбудила мать…
Днём через деревню прошли красные. Искали, у кого можно забрать лошадей. Побывали и в дому Варвариной матери, но Таисья Макаровна, сухая ссутуленная сорокалетняя старуха, сказала, что лошадь отобрали белые. А Варвара на рассвете переоделась в сухое и верхом на Вербе уехала в лес, никто не видел. Мешки с белогвардейской мукой успели спрятать, забросали старой соломой. Так что меньшие братики и сестрички ничего об этом не узнали…
До коллективизации Верба не дожила, одряхлела и «отбросила копыта»…
Варвара была с 1898 года рождения, прожила 103 года и умерла в 2001. Надо же – через весь двадцатый век перешагнула! И что она за этот век пережила-перенесла-перетерпела – теперь уже никто не узнает. Остался в памяти родни только этот отчаянный эпизод бегства с Вербой от белых.