Вот и закончилось лето. Сегодня первое сентября. День знаний, любимый с детства, привычно радостный... Нынче, правда, радость омрачена: мы не провожаем в школу наших любимых внуков. Нет, не потому что они идут в шестой класс, то есть стали настолько взрослыми, что уже стесняются, когда их сопровождают родители, да еще и бабушка с дедушкой. Такого как раз у нас семье нет. Мои всегда шли со мной в школу в этот день — вплоть до десятого (последнего в то время) класса. И дочку нашу никогда не смущало, что мама с папой провожали ее первого сентября и стояли в толпе родителей во время линейки. И внуки с удовольствием «брали» нас с собой, отправляясь первый раз в новом учебном году в очередной класс. А сегодня, увы, привычный порядок вещей нарушила пандемия.
...Сижу, перебираю фотографии. И совсем старые, и снимки последних лет. Решила порадовать себя воспоминаниями.
Этой фотографии четверть века. На заднем плане часть школьного двора, на переднем — мама, папа и счастливая первоклассница с высоко поднятым букетом в одной руке и рюкзаком в другой. Мы с мужем и наша Света. Вельветовую жилетку я вышила ей сама, чтобы придать наряду национальный колорит. Украинская школа, украинская вышивка — все свое родное. Но главное — радостное выражение дочкиного лица. Как же она хотела стать ученицей! Потом, правда, пыл несколько охладел. Не раз пришлось объяснять, что учеба — не только праздник, но и ежедневный труд, где, кроме интереса ко всему новому, присутствует необходимость выполнять рутинную работу. А без нее не будет результата, не закрепишь знаний, не станешь грамотным человеком. Теперь наша взрослая дочь учит этому своих детей.
— Без труда не выловишь и рыбку из пруда, — повторяет она время от времени.
— Да знаем, знаем, — смеются в ответ внуки. — Но рыбы не хотим, мясо вкуснее, — это они так маму подначивают.
— Мясо еще надо купить, для этого нужны деньги. А их люди зарабатывают только тогда, когда умеют что-то делать. Неумехам мяса не видать, как своих ушей. И не только мяса. Вы же не хотите плохо жить? Значит, надо добросовестно учиться, чтобы в будущем стать мастерами своего дела.
— Своих ушей не увидать, и локоть близок, да не укусишь, — глубокомысленно замечает Рома, снова подначивая.
— Иди, умник, делай математику, — улыбается Света. — Чтобы тебя потом при покупке мяса никто не смог обмануть.
Вспомнился почему-то услышанный однажды в доме дочери разговор. Не все мне в нем понравилось, ведь дело не только в мясе. Ну да ладно, зато доступно...
...Вот прошлогодние фото внуков первого сентября. Блондин Ромка серьезно смотрит в объектив — мужик, что скажешь... Пытливый ум, во всем старается разобраться, вникнуть в суть, и рассуждает совсем как взрослый... Темноволосая Софийка улыбается, словно модель. Нет в ней и тени Ромкиной серьезности, зато интуиция развита, и реакция молниеносная. Чувствует людей, понимает их переживания — настоящая женщина, пусть и маленькая еще.
А вот они идут в первый класс. Помню, как все вместе готовились к этому дню. Покупали рюкзаки, канцтовары, новую одежду: Софии темное платье с белой отделкой, Роману — темный костюм, белоснежную рубашку и галстук. Мы с дедом ранним утром сходили на базар и выбрали самые свежие астры. Именно эти цветы ассоциируются у меня с Днем знаний. Мне их часто покупали к школе родители. Правда, в первый класс пошла с гладиолусами. До сих пор помню ощущение: букет тяжелый, стебли толстые, упругие, зато до чего хорош цвет — как солнышко, когда оно всходит из-за горизонта.
Подумать только, с тех пор прошло больше полувека! А праздник по-прежнему со мной. И в этом немалая заслуга моих родителей и учителей. Ведь именно они умели создать настроение и так заинтересовать, что все десять лет хорошо училась и закончила школу с золотой медалью. Помню, как однажды сказала отцу:
— Папа, знаешь, так обидно... Мне сегодня Сережа Басистый сказал, что я свои оценки задницей беру.
— Грубо, — констатировал папа и тут же спросил: — Как думаешь, что он имел ввиду?
— Ясно что: высиживаю свои «пятерки», хотя способностей особых нет. Ничем, кроме уроков не занимаюсь.
— Дело не в способностях, — сказал отец, — хотя они у тебя несомненно есть, а в желании учиться, в любви к знаниям. И если кому-то лень заниматься, он обычно завидует тем, кто ходит в школу с удовольствием, впитывает все, закрепляет полученный материал дома, старается узнать что-то помимо учебной программы, расширить кругозор. Ты — большая труженица, поэтому не обращай внимания на завистливых лентяев и делай свое дело. В жизни это пригодится. Не забывай: человек должен знать обо всем понемножку и о чем-то все. И второе: собака лает, а караван идет.
Навсегда запомнила мудрые папины слова. Папочка, родной, как часто ты потом помогал мне разобраться в сложных жизненных ситуациях, объяснял, что такое «хорошо» и что такое «плохо»! Занимался со мной геометрией и алгеброй, когда чего-то не понимала, терпеливо объяснял! Правда, и сочинения заставлял по несколько раз переписывать, хотя мне совсем не хотелось! И только теперь понимаю, как много дала эта работа. И в смысле владения словом, и в смысле умения находить золотую середину между «не хочу» и «надо». А как приучал пользоваться справочниками и энциклопедиями, анализировать прочитанное!
Смотрю старые фото, и чувство любви и благодарности к родителям захлестывает. Их уже давно нет, но они живы — в моем брате, во мне, в наших детях и внуках. Невольно всплывают в памяти собственные строки:
И помню, и люблю, и мамин свет
Несу как дар божественный бесценный,
Ступая осторожно в каждый след,
Что был оставлен ею во Вселенной.
Сколько внимания нам уделяли мама и папа, сколькому научили! Помню, они пришли с родительского собрания и делились за ужином впечатлениями.
— Когда классная руководительница сказала, что с детьми надо больше заниматься, — начала мама, — один из родителей возмутился: «Весь день на работе, а потом еще и с малыми уроки делать?! А личная жизнь? На нее совсем времени не останется!» — «А дети и есть ваша личная жизнь», — ответила учительница.
— Не до всех дошло, к сожалению, — заметил папа.
— Ничего, даже если так, вода камень точит. Какой-то след в сознании все равно остался, — успокоила мама.
А мне так приятно, так тепло на душе стало, хотя и не понимала, почему. Теперь понимаю: родители в тот момент фактически признались, что мы с братом — для них главное, что мы и есть их личная жизнь. Нас любили, нам посвящали свободные от работы часы, помогали там, где мы сами не могли справиться, но в то же время не ограничивали ни в мыслях, ни в действиях, не давили на нас, не требовали благодарности. Папа завел специальный дневник. Если всей семьей выбирались в кино или на прогулку, по возвращении домой каждый писал в него отзыв — что-то вроде эссе, в котором делился впечатлениями дня. После читали вслух, обсуждали, смеялись, спорили, соглашались... Родители были очень светлые люди, именно они стали первыми и главными нашими с братом учителями, своим примером показывали, как относиться к жизни. Не могу забыть чудесных моментов совместной работы над гербарием — моим заданием по ботанике в пятом классе. С какой любовью, с каким интересом мы его делали! К картонным листам прикрепляли нитками или клеем засушенные соцветия, листья, травки. Мама додумалась сделать тонкие срезы с зерен кукурузы и выложить из них маленькую копию початка, а вокруг прикрепили листочки — кукуруза получилась как живая! Когда все было готово, папа сам выполнил переплет, проложив между страницами гербария в месте соединения толстые картонные полоски, чтобы листы не давили друг на друга и «экспонаты» не повредились. Учительница биологии пришла в восторг и попросила оставить гербарий в ее кабинете.
Еще вспоминаю, как вместе с папой оформляла дневник класса. В то время не было ни фотошопа, ни специальных программ для художественной подачи материалов, ни текстовых редакторов, ни принтера. Статьи я писала от руки, а украшали тексты аппликациями. Подписи отец научил меня выполнять печатным шрифтом. Но больше всего впечатлила «подсветка». Когда точили карандаши, оставалась пыль от цветных грифелей. Мы макали в нее ватку и размазывали по странице, причем в начале подсветки интенсивность была больше, а потом постепенно сходила на нет. «Голь на выдумки хитра», — сказал папуля, когда в первый раз показал мне прием, которым пользовалась потом очень долго.
А мама, учившая в свое время в школе немецкий язык, специально пошла на курсы английского, чтобы помогать моему брату, у которого с иностранным отношения не складывались. И знаете, выучила! При том, что ни ее работу, ни домашние дела никто не отменял. А заодно и меня привлекла. Мы вместе занимались на курсах, и к концу школы я уже вполне сносно говорила по-английски.
Когда родители приезжали к нам в летний лагерь, то привозили всякие вкусности. Полиэтиленовых кульков тогда еще не было, и отходы после посиделок нас учили заворачивать в газету, забирать с собой и выбрасывать исключительно в месте для сбора мусора. Так мы с братом с детства усвоили, что природу надо беречь и нельзя засорять окружающее пространство. Это отношение по эстафете передали детям и внукам. Приятно было услышать однажды от четырехлетнего Ромки: «Но это же некультурно!» Малыш заметил в коридоре выброшенную кем-то возле лифта обертку от мороженого, поднял ее и держал в руке, пока мы спускались вниз, а потом бросил в урну и попросил: «Бабушка, вытри мне руку!» Я не только вытерла, но и, поцеловав маленького воспитанного мужчину, похвалила: «Ты поступил правильно. Молодец!»
Конечно, родители и журили нас, и наказывали. Но главное — очень любили и эту любовь передали нам. Теперь она живет в наших семьях. Надеюсь, мама и папа где-то на своей далекой звезде видят нас и благословляют...
Среди фотографий попалась открытка. Кукла в школьной форме несет красный кленовый лист, а в лапе у шагающего рядом медвежонка зажат шестигранный карандаш.
На обратной стороне — папины стихи, выведенные его аккуратным округлым почерком:
Гнет ветр осенний ветви долу,
Позолотился листьев цвет,
И провожают тебя в школу
Друзья беспечных детских лет.
Багряный лист — привет прощальный,
Дар уходящих летних дней,
Поры чудесной вздох печальный
И слово памяти о ней.
А карандаш — призыв от сует
К трудам и подвигам в боях
На разлинованных в косую
И в арифметику полях.
Эту открытку мне преподнесли, когда первый раз шла в первый класс. Да, тогда еще были тетрадки в косую и в клеточку, и большое внимание уделялось каллиграфии. Сегодня, кстати, специалисты утверждают, что в процессе каллиграфических упражнений развивается мозг, тем не менее мало кто учит детей красиво писать. А мы писали простыми ручками с металлическими перьями, обмакивая их в чернильницу-неразливайку, которую носили с собой в школу в специальных мешочках.
Ох уж эти неразливайки! Как-то в первом классе я подралась с одноклассником, отобравшим у меня чернильницу. Закончилась стычка тем, что одетый мне на шею в тот зимний холодный день бабушкин желтый шерстяной платочек вернулся домой весь в чернильных пятнах, потому что неразливайку мы с моим противником таки разбили в пылу сражения, залив ее содержимым парту и все что находилось в ней. Первая школьная учительница Любовь Никифоровна тогда поставила нам обоим двойки по поведению. Свою вторую двойку я получила за любовь к рисованию. Дома у меня всегда были специальные альбомы, в которых оставляла свои художества. Нередко мама или бабушка рисовали для меня там же героев из детских книжек, деревья, цветы, грибы, а я рядом пробовала изобразить то же самое. Уж не помню, почему (то ли урок был скучный, то ли воображение разыгралось), но испещрила рисунками почти всю поверхность своей парты. И с чего тогда решила, что могу малевать на ней, как на бумаге? Увидев мои «шедевры», училка ахнула и потребовала дневник. Помимо двойки за поведение в школу была вызвана мама. Не знаю, как она оправдывалась, и даже не помню, досталось ли мне тогда от родителей (наверное, нет, иначе бы запомнила). Но ходить на заседание командиров звездочки (все мы тогда были октябрятами, и в каждой группе по пять человек был свой командир) Любовь Никифоровна больше не позволила. «Как же так? — думала я. — Разве она может запретить выполнять возложенные на меня обязанности? Нет, не может!» — решила и поперлась на собрание, за что и получила очередной «неуд» в дневник.
Правда, по остальным предметам классная ставила мне пятерки. И вообще, все мои неприятности были ничем по сравнению с наказанием, которое постигло двоечника Толю Погорелого. Тетрадку с его жуткими каракулями прикрепили кнопками к доске в коридоре, а ему самому велели стоять рядом, чтобы другим неповадно было. Как же он ревел, размазывая слезы по щекам! Сейчас, когда вспоминаю Любовь Никифоровну, понимаю, каких учителей нельзя допускать к детям.
К счастью, на этом мое невезение с теми, кто призван сеять разумное, доброе, вечное, закончилось. В последующие годы с преподавателями всегда везло. Наверное, поэтому трудно понять людей, которые не любили школу и даже в зрелом и пожилом возрасте жалуются на своих учителей, мол, то они им не так преподнесли, того не додали, там обидели, сям не уследили… Наоборот, испытываю чувство глубокой благодарности к замечательным педагогам, давшим мне путевку в жизнь. Помню их, люблю и мечтаю, чтобы и внукам моим попадались такие же замечательные учителя в самом широком смысле этого слова. А один из дорогих сердцу фильмов — «Доживем до понедельника» — очень доходчиво демонстрирует, что учителя — тоже люди, и выдержать нас всех им не так легко и просто, как может казаться со стороны...
...Вспоминаю свою первую тройку. Ее поставила Вера Евгеньевна, пришедшая на смену Любови Никифоровне. Задачку по арифметике, которую можно было выполнить в одно действие, я выполнила в два. А, может, и ошибку сделала, не помню точно. Но знали бы вы, как избалованная пятерками девчонка (то есть я) повела себя после неожиданной для нее оценки! Стыдно и смешно вспоминать. Уселась на парту (нет, нет, не за парту, а именно сверху, на вертикальную планку для спинки) и разревелась вовсю. Вера Евгеньевна посмотрела на меня долгим пронзительным взглядом и, ни слова не сказав, вышла из класса. Тот ее взгляд до сих пор пронзает меня при воспоминании, и снова охватывает стыд. Тогда все казалось несправедливым, а теперь понимаю, как правильно повела себя учительница. Думаю, эта миниатюрная аккуратная женщина была педагогом от Бога.
Так же как и Наталья Николаевна, которая взяла наш класс, когда мне исполнилось десять лет. Сколько же всего интересного она для нас организовала! Сколько мы с ней поездили! И на Волге побывали, и в Прибалтике, сколько музеев посетили, сколько всего узнали! Об одной из поездок без улыбки вспоминать не могу. В четвертом классе повела нас учительница на большую кондитерскую фабрику. В самом начале экскурсии всех предупредили, что можно взять на память обертки от конфет и шоколадок (они лежали стопками в определенных местах, готовые принять будущие конфетки в свои объятия), можно есть в волю все, что видит око, но выносить с собой за проходную ничего, кроме фантиков, нельзя. Нельзя-то нельзя, но ведь как хочется! После выяснилось, что Люда Вощинская и Вова Кравченко так и не смогли совладать со страстным желанием. Ночевали мы во время пребывания в чужом городе в спортивном зале одной из школ, постели клали на маты. И вот, когда похитители шоколада стали раздеваться, выяснилось, что все животы у них коричневые. Нет, животы мы, конечно, увидели не сразу и не полностью, но то, что из Вовиных брюк вытекал растаявший шоколад, скрыть было невозможно, а Люда снимала сладкие коричневые потеки с майки и облизывала пальцы... Остальные дружно хохотали.
К сожалению, Наталья Николаевна через четыре года ушла от нас — уехала с мужем офицером за границу. Но какие это были четыре года! И КВН-ы мы проводили, и стенгазету выпускали, и во всевозможных конкурсах участвовали... У меня до сих пор хранится книга с символическим названием «Любовь и ненависть», подаренная любимой учительницей на мое тринадцатилетие. Книжка стоит рядом с «Гадким утенком», изданием о жизни Г. Х. Андерсена, преподнесенным в тот же день мамой и папой. Внутри родительского подарка надпись: «Нашему «гадкому» утенку в праздник тринадцатилетия. Не сомневаемся, что когда-нибудь ты станешь прекрасным лебедем»...
Открываю свой выпускной школьный альбом. Вот они, мои дорогие учителя. Правда, не все сюда попали. Биологичка Зинаида Ивановна, о которой уже упоминала в связи с гербарием, к тому времени ушла на пенсию. И Аркадий Абрамович с Верой Петровной — прекрасные преподаватели по труду и домоводству! Ирина Ивановна — учитель физкультуры — тоже. Замечательные были люди! Все они воевали во Вторую мировую. А когда наступило мирное время, пошли учить детей. Под руководством Зинаиды Ивановны в школе не только был создан богатый кабинет биологии со множеством учебных пособий, но и выращен фруктовый сад. На переменке мы любили прогуливаться под яблонями, а на практике сами ухаживали за растениями, заодно лакомясь ягодами с кустов смородины и крыжовника. Ирина Ивановна Хижняк прошла жесткую школу жизни: во время войны готовила партизан для заброски в тыл врага. «Вот вы, девочки, прикрываетесь особыми днями и не хотите всерьез заниматься, — говорила она. — Но, если бы знали, сколько людей во время войны погибло именно потому, что не имели нужной физической подготовки! Умирали под пулями и от взрывов на моих глазах, не успев добежать до оврага или не сообразив вовремя упасть на землю и ползти по-пластунски». Не жалела нас, на уроках физкультуры гоняла жестко, а на занятиях баскетбольной секции устраивала такую разминку, что потом все мышцы болели. Зато именно тогда я накачала пресс и ноги, что оказалось совсем не лишним в жизни, полюбила прикосновение мяча к руке и сегодня, на седьмом десятке, испытываю такое же удовольствие, если где-нибудь удается поиграть в баскетбол...
Кстати, нашу школу на шесть лет раньше меня закончил известный футболист и тренер Олег Блохин. В своих воспоминаниях он с любовью и благодарностью отзывался об Ирине Ивановне. А еще вспоминал директора Марию Константиновку Коробко, которая в годы моей учебы преподавала у нас язык и литературу. Какая была умная и сильная женщина! Ее сын погиб, когда ему исполнилось восемнадцать, а через два дня она уже пришла на работу и приступила к своим обязанностям. Мария Константиновна похудела, взгляд стал жестче, в глазах появился болезненный блеск, но больше ничего не изменилось. Теперь понимаю, что женщина держалась потому, что у нее тут была еще куча детей разных возрастов, которые требовали внимания и заботы.
Как-то в разговоре с ней я стала жаловаться (сейчас уже не помню на что). А чуть позже, когда мы беседовали на другую тему, Мария Константиновна ввернула: «Есть люди, которым все всегда не так, у которых все виноваты и все им должны. А есть те, кто закатывает рукава и берется за дело, преодолевая любые трудности». Тогда я не восприняла это, как намек, но позже поняла: о нытиках учительница говорила именно в ответ на мое нытье. И запомнила ту беседу навсегда.
Алла Анатольевна... Преподавательница английского, маленькая изящная женщина с мальчишеской стрижкой. «Ты — моя звездочка!» — восклицала она, глядя на меня, а я обожала ее уроки. Потом, когда повзрослела и в старших классах мечтала обрезать волосы, Алла Анатольевна уговаривала: «Не надо! Станешь такой же, как все, а сейчас ты — особенная, не лишай себя неповторимого очарования. Вот я, например, очень жалею, что когда-то коротко постриглась. Отрастить гораздо труднее, чем обрезать». Казалось бы, какая ей разница, что за дело до моей косы? Вроде должно быть все равно... Но в том-то и дело, что нашим учителям все равно не было! Я только сейчас это понимаю по-настоящему. Все они относились к нам, как к родным. Может, потому так и тянуло в школу? Может, потому до сих пор первое сентября остается праздником и порождает радостное возбуждение?
...Прохладное утро, отутюженная форма с белым воротничком, букет астр, пахнущий свежестью, вымытый старый портфель, в котором новые тетрадки, пенал, учебники, линейки... Всей семьей выходим из дому. На перекрестке брат прощается с нами и отправляется в свою школу (он, в отличие от меня, не любил, чтобы его провожали), а мы с родителями и моей соседкой (одновременно и одноклассницей) идем через парк, останавливаясь время от времени, чтобы сфотографироваться. По дороге собираем все новых и новых попутчиков — школьных товарищей из соседних дворов, снова останавливаемся и снимаем... К зданию школы подходим уже целой ватагой...
...Мои воспоминания прерывает звонок мобильного.
— Привет, бабушка, привет, дедушка! — хором кричат внуки. — Мы уже дома.
— Привет, мои дорогие! Дедушки пока нет, в магазин вышел. Как прошел первый день? — спрашиваю.
— Хорошо! — сообщают возбужденно. — Спасибо вам за тетрадки и фломастеры! И за туфли... и за рюкзак...
— Мы рады, что все подошло, — говорю я, и слышу, как поворачивается ключ в замке. С телефоном возле уха иду в коридор. На пороге муж. Передаю ему мобильный со словами: — Дети звонят, пришли из школы.
Муж включает громкую связь, и мы еще долго говорим с Романом, Софийкой и Светой. Потом Иван достает из кулька бумажный пакет, вынимает из него фото в красивой рамке и протягивает мне. Благодарно смотрю на дорогого человека.
— Спасибо тебе огромное!
— Подарок к твоему любимому первому сентября, — широко улыбается муж. — Ты ведь просила.
На самом деле вслух я ничего не просила, просто у нас есть такая особая фраза для внутреннего пользования: когда Иван делает для меня что-то, о чем давно мечтала или просто хотела, но не высказала, а он угадал и исполнил мое желание, я благодарно восхищаюсь и в ответ слышу: «Ты ведь просила»...
Ставлю подарок на стол. С фотографии смотрят улыбающиеся курносые мальчик и девочка, такие знакомые... Это я и мой брат 1 сентября 1971 года. В руках у нас стенгазета, на которой крупными буквами написано: «Здравствуй, школа!»
Опубликовано в газете «Моя судьба» №17 за 2021 год