«Тульским известиям» - 25 лет: моя почти забытая история работы в газете на фоне эпохи и ГКЧП
Необходимое вступительное пояснение
Эта статья начата мной летом 2017 года. Я закончил её в августе 2021 года. Поэтому, пусть не смущает читателей заголовок и начало статьи.
Повод к написанию
В прошлом 2016 году исполнилось 25 лет с момента августовских событий 1991 года, связанных с ГКЧП, названных в последствии Августовским путчем. По стечению обстоятельств в прошлом же году праздновала свой 25-летний юбилей и главная в настоящий момент официальная газета Тульской области «Тульские известия». Газета начала выходить со 2 января 1991 года. Тогда это был официальный печатный орган Тульского областного Совета народных депутатов. В то время я работал в «Тульских известиях» специальным корреспондентом. С момента создания газеты.
В начале 2016 года в Туле прошли торжественные мероприятия по поводу юбилейной даты. По этому поводу редакция подготовила прекрасную презентацию (https://www.youtube.com/watch?v=9c4usPlrEO8). Правда узнал я о праздновании летом этого 2017 года. Тогда же, когда нашел презентацию в Интернете. Подумалось вдруг: «А что не позвали?». Действительно, в эпоху Интернета найти человека и способы связи с ним не сложно. Было бы желание. Тем более, несложно найти информацию о человеке публичном, которым я по факту являюсь. Царапнула меня эта мысль и отпустила. Мало ли в жизни несправедливостей, неблагодарностей и короткой или «избирательной» памяти.
Но вот когда в презентации, смонтированной под будоражащую композицию Георгия Свиридова «Время, вперёд!», на слайде я увидел кадр с крупным планом моей статьи «Дальше-то что?» от 29 августа 1991 года, то непроизвольно вздрогнул! Эту статью авторы презентации выбрали единственной вехой газеты, посвящённой ГКЧП. Сделал стоп-кадр, перечитал статью, и меня, как говорится, «накрыло».
Из глубин памяти вдруг вырвались разом все воспоминания, связанные с событиями той поры, тревожные и драматичные лично для меня. Воспоминания, которые я и моя память бережно «закопали» в самые свои дальние глубины из чувства самосохранения. Все это срезанировало и с только что «царапнувшей» меня забывчивостью бывших и безразличием нынешних коллег. Ассоциативно всплыли воспоминания и о неожиданном ударе в спину, прилетевшем от одной из бывших коллег по редакции из родной и далекой на тот момент по времени и по расстоянию Тулы.
Хочу пояснить, что указываю в этой статье лишь фамилии и имена тех людей, которых достоверно помню, или информацию по которым смог найти по каким-то признакам в Интернете. Да и жизнь давно оторвала меня от родной Тулы, и голова оказалась загружена совершенно другими делами, событиями и фактами. К тому же еще и в других регионах страны.
Удар в спину из прошлого
Случилось это или в конце 2007 или в самом начале 2008 года. В октябре 2007 года депутаты Собрания депутатов Ненецкого округа, в котором я на тот момент жил и работал уже 5 лет, избрали меня на должность первого Уполномоченного по правам человека в округе. Еще до вступления в эту должность я, работая сначала в исполкоме регионального отделения партии «Единая Россия», а затем в администрации Заполярного района, занимался защитой прав колхозников из местных рыболовецких колхозов. Моими оппонентами стали очень влиятельные местные «рыбные генералы» - председатели этих колхозов. Они методично разрушали колхозы, выдавливали из них людей, превращая колхозы в «частные лавочки для своих». Оставляя людей на селе без работы и средств к существованию, они планомерно сокращали их численность до 5 – 10 человек родственников и преданных управленцев. При этом с молчаливого согласия и при активном содействии региональных властей и прокуратуры пользовались всеми привилегиями и государственной поддержкой, предусмотренной законодательством для производственных сельхозкооперативов.
«Генералы» назначили тогда меня своим главным врагом. Поэтому после моего назначения на должность Уполномоченного у них случилась истерика, которая вылилась в беспощадную и грязную информационную войну. Многочисленные «следы» этой войны с завидным постоянством выдаются в верхних строках результатов поиска в Интернете по запросам с моими именем и фамилией.
Для начала «враги» тщательно прошлись по всей моей биографии, благо она подлежала официальному опубликованию и была широко растиражирована СМИ. «Нежданчик» прилетел от Тамары Анатольевны Пузановой, которая в период моей работы в газете была заместителем главного редактора «Тульских известий». К радости оппонентов, один из бывших главных редакторов главной ненецкой окружной газеты «Няръяна вындер» впоследствии осел именно в Туле, продолжая заниматься журналистикой. Цитата с мнением Тамары Анатольевны с, мягко говоря, неприязненным отзывом обо мне, была подобна «удару в спину». Поскольку именно она от имени редакции пригласила меня, тогда еще автора-любителя, которого на тот момент иногда публиковали в областной газете «Коммунар» и заводских многотиражках, на профессиональную работу в новую центральную областную газету. И именно она убедила меня в возможности этой работы и рассеяла сомнения в собственных силах.
Тамара Анатольевна, будучи большой стервой и язвой в жизни, как и обещала, стала моим персональным редактором, опекуном и учителем. Она терпеливо и тактично учила меня писать емко, кратко и по существу, научила журналистике. Поэтому за свое журналистское становление я благодарен в первую очередь именно ей. Благодарен и сейчас, и буду благодарен до конца жизни. Так же, как и всем остальных коллегам по редакции, каждый из которых поделился со мной частичкой жизненного опыта, профессионального мастерства, статьи которых стали для меня наглядным пособием по прекрасной практической журналистике.
Переломный 1991 год
1991 год стал переломным для России. Начался он со знаменитой «Павловской» денежной реформы. Закончился – развалом СССР и его исчезновением с политической карты мира. Весь год Россию и республики Союза сотрясали митинги, острейшие политические и экономические споры о выборе будущего пути и способах выхода из сложившегося коллапса. Дефицит стал тотальным. И появились талоны на самое необходимое, в первую очередь на продукты питания. Шло нарастающее противостояние Ельцина и Горбачева, состоялись выборы первого Президента России. Продолжали возникать новые и активно развиваться чуть ранее созданные политические партии и общественные движения. Полным ходом шла болезненная «департизация» жизни страны, в том смысле, что КПСС вытеснялась с предприятий и организаций и с руководства страной и всеми сферами ее жизни. Последней попыткой остановить этот процесс, а также явно обозначившийся курс на развал Советского Союза, стал ГКЧП. И его последующий провал, приведший к запрету компартии и российского варианта «люстрации». К счастью не такого дикого, глубокого и длительного, как на современной послемайданной Украине.
Я вел в «Тульских известиях» постоянную рубрику «Хроника политической жизни». Сейчас, наряду с другими материалами газеты, в том числе и моими, эта Хроника стала реальным историческим документом, зачастую посуточно зафиксировавшим происходящие в то время в Туле и области события. Мои личные архивы того времени, увы не сохранились. Поэтому было печально, что архив «Тульских известий» доцифровой и доинтернетовской эпохи оставался долгое время погребенным в недрах библиотечных фондов в виде подшивок. Поэтому я благодарен редакции и всем, кто выделил на это средства и потратил силы и время за то, что весь архив номеров, начиная с самого первого нашего номера, был, наконец, «оцифрован» и выложен на сайте «Тульских известий». Пусть не в очень удобном для использования, но доступном для ознакомления виде любому пользователю Интернета. Поэтому моя «забытая» история, связанная по жизни в историческом 1991 году с «Тульскими известиями», благодаря доступности старых архивов, перешла в категорию «почти» забытой. Справедливости ради хочу ее восстановить до более высокой категории «не забытой» истории. И рассказать, почему и как я оказался в «Тульских известиях».
Политех и комсомол
Период моей учебы в Тульском политехническом институте с 1980 по 1985 годы совпал с «Эпохой пышных похорон». Это когда наши очень возрастные генсеки из КПСС поочередно с небольшим интервалом уходили из жизни. В день, когда умер Брежнев, у нас шли занятия в Главном корпусе ТПИ, что рядом с автовокзалом. Поточную лекцию вел декан нашего факультета технической кибернетики. Деканат нашего факультета был единственным деканатом, который располагался в Главном корпусе. Декана срочно, прямо с занятий вызвали в ректорат. Минут через 10-15 он вернулся и сообщил нам о смерти Генсека. После чего объявил об отмене занятий и о срочном привлечении нас к хозработам. Мы занялись траурным оформлением фасада Главного корпуса. Установили на козырьке входа большой портрет Брежнева. Мне и Сергею Мартынову из параллельной группы выпало пришивать траурную ленту, которой на момент установки портрета еще не было. Поэтому мы пришивали ее к уже установленному портрету «на живую», прямо на козырьке. Люди внизу в растерянности останавливались и криками спрашивали нас снизу: «Ребята, что случилось?».
В 1985 году, в год окончания института, к власти пришел Горбачев. Началось «Ускорение», потом «Перестройка», «Гласность», «Демократизация» и «Либерализация экономики». Страну зашатало, и она стала все глубже погружаться в политический и экономический кризис. В школе и в институте я был активным комсомольцем и комсоргом разного уровня. Поэтому еще до окончания учебы перешел из «кадрового резерва» на освобожденную работу в комитет ВЛКСМ родного института. На тот момент это была крупнейшая (около 15 тысяч членов) первичная комсомольская организация с правами райкома в Тульской области. Как комсомольский функционер я был принят в КПСС. Работа в комсомоле и вступление в партию было осознанным, так как я искренне верил в декларируемые цели и считал их правильными. Это скептически воспринималось некоторыми моими одногруппниками, но отношений ни с кем не испортило.
Наверное, как любой идеалист, которым я продолжаю оставаться в достаточно большой степени и сейчас, я пытался разобраться в несоответствии прекрасных декларируемых партией целей и реалиями жизни. Некоторые из иллюзий начали активно рассеиваться после перехода к профессиональной партийно-комсомольской функционерской деятельности. Высшее руководство КПСС в лице Горбачева и его окружения все больше уходило в говорильню и какие-то судорожные реформы. На местах руководители пребывали в дезориентации и растерянности.
Поэтому после двух лет «освобожденной» комсомольской работы я перешел на работу на завод Точного машиностроения, входившего в ПО «Тулаточмаш».
Время перемен
Пришел я на завод без какой-либо партийно-комсомольской протекции, просто «с улицы» через отдел кадров. Поэтому был «определен» отделом кадров на работу мастером в самый проблемный механический цех с большой текучкой кадров. Хотя по своей специальности (я окончил факультет Технической кибернетики ТПИ) был столь же близок к специфике механического производства, как учитель рисования. Позже удалось перейти на работу по профилю специальности инженером-конструктором в Конструкторский отдел электронных систем управления (КОЭСУ) в заводском Специальном конструкторско-технологическом бюро чулочных автоматов (СКТБЧА). На заводе со всеми нестыковками идеалов и реалий жизни пришлось столкнуться в полном объеме, так же, как и понять с точки зрения производства и экономики, мягко говоря, неэффективность централизованного и волевого партийного руководства и производством, и экономикой страны в целом. Начались хронические дефициты, следствие инфляции в условиях социализма. Жеребьевки на право покупки ботинок, стирального порошка и много чего другого.
На заводе в качестве партийного поручения мне достались две нагрузки: вновь вернуться в комсомол в качестве цехового комсорга, и вести политзанятия в качестве агитатора и пропагандиста. В КПСС в то время существовала обязательная система партийной учебы. Поэтому, как пропагандист, я посещал занятия Университета Марксизма-Ленинизма, который физически размещался тогда в Доме политпросвета около Цирка. Там сейчас находится Тульская областная телерадиокомпания. Ходил я на эти занятия в надежде получить ответы на все большее количество возникавших вопросов, которые непрерывно подкидывала реальная жизнь и демократические СМИ. Властителями дум и законодателями новых стандартов, источником новых идей и дискуссионными площадками стали журнал «Огонек», «Московские новости», «Московский комсомолец», позже «КоммерсантЪ». Почему-то больше объяснений находилось именно на их страницах, а не на политзанятиях, где преподаватели чаще прятали глаза и растеряно молчали в ответ на наши въедливые вопросы.
Параллельно с нашими занятиями в Доме политпросвета проводил свои заседания политклуб «Гражданская инициатива», объединявший под своей крышей политических неформалов всех мастей, за которыми партийному руководству так было легче «присматривать». Объявление о графике его заседаний я как-то и увидел и стал по возможности их посещать. Там была очень разношерстная политически ангажированная публика всех возрастов, социального статуса, уровней образования и, зачастую, диаметрально противоположных и исключающих друг друга мировоззрений и убеждений. Всех объединяло и заставляло общаться друг с другом одно желание, озвученное Виктором Цоем: «Перемен! Мы хотим перемен!».
Там обсуждали острые публикации, обменивались многочисленными самиздатовскими газетами и брошюрами, спорили до хрипоты, о том, чье представление о причинах проблем страны и путях выхода из кризиса вернее… Достаточно большая часть публики была откровенно маргинальной. Многие из этих людей в силу своих способностей и личных качеств просто не смогли нормально «вписаться» в жизнь, и свои неудачи просто спроецировали на всю «систему», определив в качестве причины личных неудач коммунистов и Советскую власть. Как показали дальнейшие события, многие из них тем более не вписались в реалии жизни «новой» рыночной России. Эти люди в дальнейшем последовательно предъявляли претензии уже Ельцину, обожаемому ими в 1991 году, и обвиняя уже моего тезку Бориса Николаевича в предательстве их «общего дела». Кстати, сейчас по менталитету эту публику мне очень напоминают «хомячки» и «дети» Навального.
Ходили туда и такие же коммунисты, как я. Нас там было не много. При этом, именно мы были в наибольшей степени подкованы и исторически, и фактологически. Поэтому в дискуссиях были более убедительны. И всегда гасили крайне экстремистские идеи и предложения. На заседаниях всегда присутствовал кто-то из сотрудников Дома политпросвета, потом появлялись и представители идеологических отделом райкомов и горкома партии. Обычно они лишь слушали и «записывали». Как любили шутить члены политклуба, «чтобы потом всех сразу и посадить». Большая часть политклуба в последствии составила ядро Демроссии в Тульской области. И вся тусовка плавно переместилась в знаменитый 103 кабинет Белого дома на площади Ленина, имевшего отдельный вход со стороны Площади Челюскинцев. Тем, кто не знаком с Тулой поясняю – Белым домом звали, да и сейчас, наверное, зовут здание в Туле, в котором расположены областная и городская администрации и областной и городской Советы депутатов.
Характерной чертой того времени стала митинговая демократия. Власть давала народу «выпустить пар» на улицах и площадях. Поэтому я принимал участие во многих из этих мероприятий. И в качестве зрителя и рядового участника, и в качестве выступающего оратора, и в качестве организатора и ведущего митинга. Сильным преодолением себя стало и участие в пикетах, в распространении агитационных материалов в людных местах Тулы, с неизбежными уличными дискуссиями и спорами, иногда с очень агрессивными оппонентами. Это стало хорошей школой политического «закаливания».
Именно от партийных товарищей-демократов, имевших уже связи с такими же группами в Москве и других городах и регионах, я узнал о существовании Демплатформы в КПСС (ДП) , которая была сформулирована демократически настроенной частью коммунистов к 28 съезду КПСС и костяком которой стали лидеры Межрегиональной депутатской группы. ). Именно исходя из предложений инициаторов Демплатформы нами был создан Тульский партклуб. Структура была вне уставной, но довольно активной. Основным тезисом ДП был добровольный отказ от «руководящей роли КПСС» в СССР, закрепленный в статье 6 Конституции СССР 1977 года. Демплатформа вобрала в себя идеи эволюционной реорганизации КПСС и всей страны, переход к многопартийности и рыночной экономике по китайскому сценарию.
Мне удалось побывать в Москве на двух конференциях Демплатформы. Сначала в качестве гостя, потом в качестве делегата от Тульской области. Там я впервые лично увидел и услышал лидеров - Афанасьева, Шостаковского, Гдляна и Иванова, Травкина, Владимира Лысенко, Игоря Чубайса, экономиста, старшего брата «отца приватизации» Анатолия Чубайса. Это было по-настоящему сильно! Во время первой конференции в ДК МАИ, когда я слушал выступающих с их «крамольными» по советским и партийным мерками смелыми и умными речами, меня не покидало ощущение, что всех их, и нас заодно, за такие речи и такое мероприятие повяжут и посадят сразу после конференции. Потом, когда такие мероприятия мы проводили уже в Туле, как говорили сами участники мероприятий из городов и районов Тульской области, они испытывали по первости те же чувства. Мир вдруг открылся и стал яснее, ярче, понятнее и определеннее! Это было непередаваемое и еще плохо понятное и незнакомое ощущение свободы! И, не скрою, это вызывало эйфорию.
Руководству КПСС и в Центре, и на местах игнорировать наличие массового демократического реформаторского движения внутри КПСС было уже невозможно. Так же было необходимо как-то подтверждать действиями декларируемые демократизацию и гласность, бороться с общественным мнением о том, что партия боится открытой дискуссии с оппонентами и «инакомыслящими». Поэтому с приближением даты проведения 28 съезда КПСС, назначенного на начало июля 1990 года, руководители идеологических отделов партийных комитетов решили дать нам, наконец, решительный «идеологический бой». В политклубе состоялось несколько дискуссий на тему реформирования КПСС с нашим участием и участием профессиональных партийных идеологов из райкомов, горкома и обкома партии. С нашим митинговым и дискуссионным опытом, хорошо обоснованной и проработанной идеологической базой, ставшей основой, на которой появилась Демплатформа, тогдашние городские идеологи, не искушенные в искусстве публичного спора и полемики, доказать свою правоту были не в состоянии. Да и опереться им было не на что. Основными полемистами со стороны нашего Партклуба как-то естественным образом стали Вячеслав Андрианов и я.
Кульминационным «батлом», говоря современным языком, стало наше участие в объединенном Пленуме Тульских горкома и райкомов партии. На этот Пленум мы с Вячеславом Андриановым были приглашены официально. Естественно, что в Пленуме в качестве членов Президиума по статусу участвовали первые лица обкома КПСС. Были пресса, радио и ТВ. Всего нас было приглашено несколько человек. После «разгромного», по мнению основного докладчика, выступления, в котором нас больше уличали в оппортунизме, измене и предательстве, нам даже предоставили слово для ответа на претензии и представление нашей демплатформовской позиции. Как я понял позже, это было основной идеей проведения объединенного Пленума, на котором нас должны были публично «размазать» перед партийным активом Тулы.
По решению участвовавших в Пленуме партклубовцев в случае, если нам вообще дадут слово, выступать было поручено нам с Вячеславом Андриановым. Честно говоря, не помню, выступал Андрианов или нет. Когда выступал я, весь партийный бомонд города и руководство обкома, сидевшие в Президиуме, слушали мою речь с каменными лицами. Некоторые участники «от первичек», судя по обескураженным лицам в зале, многое из произнесенной мной публично на таком высоком уровне «крамолы», лично услышали впервые.
В какой-то момент в одном из первых рядов неожиданно вскочил дедушка-ветеран в пиджаке с орденскими планками. Он был «не в себе». Поскольку в буквальном смысле начал орать, брызгать слюной и махать руками, задевая соседей. Глаза его были совершенно безумными. В гробовой тишине он, глядя на меня, орал: «Вон! С трибуны вон! Из партии вон!». Ведущая Пленум монументальная дама из обкома мою просьбу призвать «товарища по партии» к порядку, чтобы я смог продолжить выступление или добавить мне время на вынужденное ожидание, никак не отреагировала. Пришлось ждать около пяти минут, пока деда утихомирят соседи по первичке, которые сидели рядом. Сокращать выступление я не стал. Меня никто не прервал и не остановил. Я до сих пор не знаю, было ли это заранее подготовленной провокацией, или же ветерана партии услышанная им крамола спонтанно пробила на такую неадекватную реакцию. Исключать нельзя ничего.
Нас демплатформовцев посадили в задних рядах, рядом с участниками Пленума из региональных первичек. Запомнилось, как после моего выступления я вернулся на свое место под пристальными молчаливыми взглядами участников Пленума. А одна женщина «из района», которая сидела в паре человек от меня, потом до конца мероприятия периодически наклонялась вперед и буквально «сверлила» меня ненавистным взглядом и говорила мне и нам всем какие-то оскорбительные слова.
Больше таких «демократических экспериментов» тульские партийные боссы не проводили.
Заводская жизнь
Я продолжал трудиться на заводе. С формальной комсомольской работой, которая преимущественно состояла из сбора взносов, вопросов учета и выпуска стенгазеты, проблем не было. А вот работа агитатором и проведением политзанятий получилась у меня неформальной и очень продуктивной. Страна бурлила, и у коммунистов, и у остальных людей была масса вопросов, на которые они не могли получить понятных ответов и разъяснений от официальных партийных функционеров. Учитывая наличие у меня документов с внятным видением и анализом происходящего в стране от Демплатформы, а так же возможность получать от товарищей по Парт- и политклубам массу неформальных изданий со всем многообразным спектром идей и предложений, бродивших по стране, политзанятия удавалось проводить очень содержательно и интересно. Очень скоро в наше СКТБЧА на мои занятия начали приходить не только коммунисты, и не только из нашего бюро, но из других цехов и подразделений завода. Благо, занятия проводились после работы. Посещали мои занятия и члены заводского парткома и комитета ВЛКСМ, поскольку другого источника первичной информации о глубинных процессах идеологической «перестройки» страны у них не было.
Понятно, что я был «на карандаше» у партийных органов, и находился под пристальным контролем горкома партии, которым на тот момент руководили выходцы с нашего завода, и под пристальной опекой родного парткома. В то время проводились выборы в городской и районный (Советского района Тулы) советы народных депутатов. При активной поддержке коллег из КОЭСУ я был выдвинут кандидатом в депутаты горсовета. Тогда я еще не был человеком, искушенным ни в избирательном законодательстве, ни в тогдашнем, еще советском, избирательном процессе. Одним из моих конкурентов стал секретарь заводского парткома, который был креатурой горкома партии в силу указанных выше причин.
Избирательная комиссия, укомплектованная преимущественно работниками аппарата Советского райкома КПСС, под разными надуманными предлогами не принимала у меня документы по выдвижению. Претензии были абсурдными. В нашем отделе уже были персональные компьютеры и принтеры. Поэтому все документы были набраны и распечатаны привычным для нашего сегодняшнего времени способом. Мне отказали на том основании, что такое оформление документов по выдвижению не допускается законом, хотя и не смогли найти в тексте закона эту норму. Так же мне отказали во второй раз, когда документы были отпечатаны на машинке. Коллеги помогли мне, и мы оформили все документы «от руки». На этот раз дободаться было уже не к чему.
Коллектив КОЭСУ, включая его начальника Сергея Пантелеева, руководство завода подвергло жесткой обструкции. Под тем предлогом, что нам «нечего делать на работе, поэтому коллектив занимается всякой фигней типа выборов», нас всех заставили ежедневно делать «фотографию рабочего дня» и сдавать ее начальству, «закрутили гайки» по другим направлениям. И это продолжалось до тех пор, пока меня все-таки не сняли с выборов по очередной надуманной причине. Я благодарен коллегам за их тогдашнюю моральную поддержку и стойкость, поскольку никто из них ни разу не упрекнул меня в возникших у них проблемах.
Думаю, что снятие меня с выборов было произведено в отместку, за то, что я лишил кандидатской регистрации своего секретаря парткома, поймав его на злоупотреблении должностным положением. Он за счет предприятия в заводской типографии отпечатал свои агитационные материалы.
Следующий партийный конфликт возник при выборе делегата 28 съезда КПСС, который стал последним съездом этой партии. Руководство КПСС во главе с Горбачевым пыталось демонстрировать обществу провозглашенный курс на демократизацию страны на собственном примере. Поэтому для выборов делегатов партсъезда был придуман своеобразный двухступенчатый «партийный праймериз». Это схема называлась «выборы делегатов съезда по партийным округам». Суть идеи: на базе райкомов (горкомов в городах без районного деления) формировались партийные округа. На территории райкомов функционировали первичные парторганизации по производственному принципу. То есть, проще говоря, по предприятиям и организациям. Парткомы крупных по численности членов КПСС предприятий и организаций наделялись правами райкома в части учета членов партии, сбора взносов, освобожденного штата сотрудников и т.п. Но непосредственно подчинялись они соответствующему райкому.
Первым этапом выборов было выдвижение кандидатов в первичках с последующим тайным голосованием за выдвинутых кандидатов. Победитель по итогам голосования считался выдвинутым этой первичкой. И вносился в список кандидатов для голосования во втором туре в партийном округе (районе). На втором этапе проводилось голосование среди кандидатов, выдвинутых первичками. При этом на этом этапе голосовали все коммунисты, стоящие на учете как в райкоме, так и в первичках с правами райкома. Очевидно, что эта схема была условно «демократичной», так как при единогласном или большинством голосов голосовании за кандидата в первичке с большой численностью коммунистов, этот кандидат имел предпочтительные шансы при голосовании во втором туре, то есть «избирался» делегатом съезда.
На нашем заводе кандидатов для первого этапа выдвигали коммунисты цеховых и других подразделений завода организаций. Понятно, что основным кандидатом должен был стать секретарь парткома. Было еще несколько заранее подготовленных «спойлеров». Эту благостную картину опять нарушила моя кандидатура, поскольку мои товарищи по партии из СКТБЧА выдвинули меня в качестве кандидата. Поэтому на этапе выдвижения задвинуть меня было невозможно.
Официальное выдвижение кандидатов перед голосованием первого этапа в парторганизации завода и заслушивание их позиций и программных заявлений должно было состояться на общем партийном собрании. Учитывая численность в семь с половиной тысяч человек, работающих тогда во всем производственном объединении, в которое помимо основного завода в Туле, входило еще два предприятия (т.н. Скуратовская площадка и завод в одном из городов Тульской области, кажется в Плавске), это было сложным мероприятием. Так как и коммунистов в ПО было около тысячи человек. И для общего собрания был нужен очень большой зал.
Поэтому собрание провели в ДК ТОЗ, одном из крупнейших на тот момент залов в области. Подготовка к собранию проводилась в глубоком секрете. В какой-то из рабочих дней в разгар рабочего дня, где-то после обеда, всем коммунистам раздали пропуска на выход с завода и письменное извещение о необходимости прибыть через полчаса в ДК ТОЗ на общее партийное собрание для выдвижения кандидатов. Там даже не было обязательной регистрации по партбилетам, как это было установлено Уставом КПСС. Все данные по номерам партбилетов в регистрационные списки были занесены заранее.
Понятно, что «спойлерам» это было все-равно. А вот остальные «случайные» кандидаты, которых однопартийцы выдвинули, поверив в партийную «демократию», оказались в совершенно неравном положении, так как для подготовки даже формального, но связанного выступления, им возможности просто не оставили. Естественно, кроме меня. Поскольку тогда я уже был готов выступать в любое время и перед любой аудиторией без дополнительной подготовки.
После формального перечисления выдвинутых кандидатов и места их работы, первое слово было естественно предоставлено секретарю заводского парткома. По его уверенному основательному программному выступлению было очевидно, кто должен стать кандидатом от завода во второй тур избрания делегата съезда. Понятно, что спойлеры сразу попросили поддержать заводского парторга, а у пары «случайных» кандидатов логичных и убедительных выступлений не получилось. Люди просто обалдели и растерялись от внезапности назначения и масштаба мероприятия.
Я выступал одним из последних кандидатов, поэтому уже на трибуне смог еще и по полемизировать с секретарем парткома. В огромном зале во время моего выступления возникло своеобразное «брожение». Поскольку люди начали активно переговариваться, и зал начал «гудеть». Думаю, что этому способствовало не только «крамольное» содержание выступления и откровенная пикировка с парторгом завода, но и то, что достаточное количество людей уже знало меня или хорошо знало обо мне. Это было и из-за политзанятий, слухи о которых ходили по заводу, и из-за моих интервью и выступлений в заводской многотиражке и по заводскому и областному радио.
Еще больше «возбудила» участников собрания неуклюжая «заготовка» парткома с попыткой как-то меня дискредитировать. После моего выступления слово «для вопроса из зала» дали моему коллеге из комитета ВЛКСМ завода, который начал нести какую-то откровенную чушь о том, что я, якобы, по каким-то негативным причинам ушел из комитета ВЛКМ политехнического института, где я до этого работал. Это удалось дезавуировать довольно просто. Поскольку на мое предложение назвать эти причины публично, выступающий сказать ничего не смог. После этого я назвал телефоны комитета ВЛКСМ и парткома политеха и предложил всем желающим позвонить туда и задать вопросы о том, как я работал, и как я «ушел».
По тогдашней традиции такие мероприятия завершались выступлением руководителя предприятия – директора завода. Директор подвел итог дискуссии, ожидаемо предложил коммунистам поддержать на голосовании кандидатуру секретаря парткома. Я удостоился чести быть подвергнутым критике директором с высокой трибуны. Правда не за политическую позицию, а за все недоработки в проблемном механическом цехе завода, в котором я до перехода в СКТБЧА работал мастером и старшим мастером одного из отделений. Учитывая тот факт, что цех, в котором я работал, был хронически проблемным и стал на заводе «притчей во языцех», обвинения директора в мой адрес в его проблемах вызвало у присутствующих лишь скептические усмешки.
Тем не менее, финальную точку в собрании удалось поставить мне. Имея большой опыт в комсомоле по подготовке и ведению подобных мероприятий, я знал, что в после выступления директора ведущий собрание задаст обязательный вопрос: «Какие будут вопросы, дополнения?». К этому моменту я незаметно для президиума пересел поближе к трибуне. И после того, как вопрос прозвучал, я встал и сказал, что у меня есть добавление. Поскольку ведущий сразу не понял, что это я, то он дал мне слово. А после того, как я быстро поднялся на трибуну под одобрительный гул зала, лишить меня слова уже не посмели. И я кратко ответил на предъявленные мне директором претензии, напомнив, какие из проблем были еще до моего прихода, и перечислив поднятые нашими работниками вопросы на партхозактивах и на партийных и профсоюзных собраниях. На которых, в том числе, присутствовал и лично директор.
«Официально» партийные выборы ожидаемо и с большим преимуществом выиграл секретарь парткома. Что вызвало возмущение на заводе. Мне звонили и ко мне в отдел в большом количестве приходили заводчане. Было много обращений и в партком, и райком партии. Как я написал выше, если бы этот результат был реальным, то на выборах второго этапа делегатом на съезд был бы избран кандидат от заводской парторганизации. Но из-за мощного народного резонанса, очевидно, при подведении итогов второго этапа выборов партийное руководство на мухлеж не решилось. Поэтому делегатом съезда стал главврач Тульской городской больницы на ул. Мира Дубровский, понятный и компромиссный кандидат из небольшой первички, который и получил все протестные голоса коммунистов нашего завода. Про мухлеж говорю уверенно, так как спустя несколько лет разные люди, работавшие в то время и в избирательной комиссии по выборам депутатов, по партийному голосованию, честно рассказали мне о том, что у них было прямое указание из горкома партии однозначно «топить» мою кандидатуру и подделывать результаты голосования. Сделать это было просто, так как организовывал этот «праймериз» и подводил его итоги партком Точмаша. А точнее аппарат парткома. Партийные выборы на заводе, по словам одной из парткомовских женщин, участвовавшей в «подделке» итогов голосования, на самом деле выиграл я.
После этого «коммунистического праймериз» меня просто «выдавили» с завода. Для этого в СКТБЧА была проведена реорганизация с сокращением штатов. Я попал под сокращение, хотя в соответствии с трудовым законодательством, я должен был остаться, так как на тот момент на пенсию уходили два инженера из нашего КОЭСУ. Мне не предложили никаких других многочисленных вакансий на заводе. В приватной беседе начальник СКТБЧА Мумбер честно сказал, что он очень хотел бы меня оставить, но получил категорический приказ на мое увольнение. Поэтому лишь принес свои извинения.
Мне было интересно пройти через это безобразие до конца. И я это сделал, обратившись в профком и к директору завода. Председатель профкома изобразил «плохого полицейского», но вынужден был соблюсти некие приличия, а «не давить на голос», как это случалось с обычными работягами. Он ограничился лишь демонстративным вежливым хамством.
Интересно выглядел прием у директора «по личному вопросу». В огромном директорском кабинете напротив двери за огромным столом в большом кресле восседал сам директор. Слева и справа вдоль стен стояли столы, за которыми восседали представители парткома, профкома, комитета ВЛКСМ, отдела кадров, юристы. Стул для меня поставили в центре кабинета. Приставной стол «брифинг», за который обычно сажают гостей, ради важности момента убрали. По задумке руководства, очевидно этот антураж, напоминающий обстановку, трибуналов времен якобинской Франции, должен был оказать на меня необходимое психологическое давление. Возможно, подразумевалось, что во время разговора на таком высоком уровне я должен был непроизвольно встать. Но я все время общения просидел. Правда сам отодвинул стул поближе ко входу, когда со мной начали общаться с разных сторон. Я просто сообщил, присутствующим, что так мне их всех удобнее видеть в процессе общения и давать им ответы. Исход был понятен. Я сообщил им об этом. Так же я сказал, что теперь я прошел все этапы увольнения на заводе до конца. Чего, собственно, и хотел. Меня выставили на улицу «по сокращению» без претензий к работе, при наличии у меня жены-студентки дневного отделения и маленькой дочери ясельного возраста, матери предпенсионного возраста и больного лежачего отца-инвалида. Случилось это осенью 1990 года. Судится дальше я не стал.
«Тульские известия»
Общественные дискуссии и митинговая активность того времени естественным образом привлекали внимание журналистов. Я, как активный представитель и выразитель новых демократических веяний, привлек их внимание. Я очень признателен старейшему радийщику Тульской области Виктору Щеглову, который, как я узнал недавно, в прошлом 2020 году отметил свое 70-тилетие. В то время он еще работал на нашем заводском радио. Наверное, он первым взял у меня интервью, которое прошло по заводскому радио. Потом такие интервью и беседы стали регулярными. Что-то даже выходило на областном радио, куда он потом перешел работать. Виктор Щеглов свел меня с редакцией заводской многотиражки, с которой, собственно, и начались мои «пробы пера» в СМИ.
Пишущим «автором» областного уровня меня сделал один журналист областной газеты «Коммунар», который познакомился со мной на одном из митингов. К моему великому сожалению, я не помню его имени и фамилии. А в отличие от «Тульских известий», с архивом газеты «Коммунар», канувшей в историю, можно познакомиться лишь в тульских библиотеках в старых подшивках. Именно этот журналист после нашей обстоятельной беседы предложил мне самому написать статью, чтобы он не выступал в качестве «испорченного телефончика». Дебют был удачным. И мои публикации стали появляться в «Коммунаре». Их тексты я передавал этому журналисту, который по совместительству был еще и моим персональным редактором и корректором. Наверное, поэтому за несколько лет мое имя стало известно не только в партийных, но журналистских кругах. Поскольку СМИ были нужны новые идеи и новые лица, которые эти идеи продвигали.
По счастливому для меня стечению обстоятельств, в то время, когда меня «ушли» с Точмаша, одним из опытнейших тульских журналистов Ермаковым Александром Гелиодоровичем создавалась новая областная газета «Тульские известия». Ответсеком был Александр Быков, замами главного редактора стали Тамара Пузанова и Тамара Головина.
В некрологе на смерть Александра Гелиодоровича, журналист портала «Тульские PRяники» ( https://www.pryaniki.org/view/article/1012242/ ) Елена Шулепова описала этот период так:
«В начале 90-х годов, когда вместе с партийной властью кончилась советское «нельзя» в журналистике, возникло какое-то упоение внезапной свободой. Но при том самовыражаться было особо негде. Тогда у Гелиодорыча (как его всегда называли) возникла идея создания новой областной газеты. НА тот момент их было две – «Коммунар», оставшийся без хозяина – обкома, и «Молодой коммунар». Ермаков задумал и создал «Тульские известия». Это была первая независимая газета Тульской области. В нее перешли многие талантливые перья и из «Коммунара», и из «Молодого». Газета была живой, в ней была аналитика и «живые» события, это была газета, которую читали…».
Вот, судя по всему, для этой «живости» и еще немного для показательной и демонстративной «демократичности» и независимости, меня, неформала и оппозиционера, и пригласили в новую областную газету. Фактически, это был «брак по расчету». Но этот «брак» и для меня, и для газеты оказался удачным. Он еще был и по любви.
Неприятно в трудный момент жизни спустя годы было получить удар в спину от Тамары Пузановой. Моего «наставника» и человека убедившего меня стать журналистом крупной газеты. Как я написал выше, это было в Нарьян-Маре. В одной из «заказных» статей от моих оппонентов, призванной сформировать мой негативный и непорядочный образ, содержалась ссылка на мнение Тамары Пузановой обо мне в период работы в редакции. Про мои деловые и человеческие качества речи не было, но она охарактеризовала меня, как «мутного» человека, все время крутившегося «со всякими неформалами». Хотя, собственно, мои связи в тогдашней неформальной политической среде, составной частью которой я и был, и стали одной из основных причин, которая была мне прямо озвучена Пузановой, моего появления в «Тульских известиях». Удачным довеском к этой причине оказалось, что еще я умел думать, анализировать, обучаться и писать нормальные газетные тексты.
В начале этой статьи, начатой еще в 2017 году, я написал, что меня «царапнуло», что на 25-летие «Тульских известий» меня не позвали, или, хотя бы не вспомнили. В уже упомянутом чуть выше некрологе по Ермакову написано:
«Потом (после Ермакова – прим. Б.Д.) редактора менялись, но газета становилась все менее читабельной – страстное обслуживание власти популярности ей явно не прибавляло. А Александра Гелиодоровича не позвали ни на торжественное празднование 15-летия газеты, не вспомнили о нем и когда отмечали 20 лет «ТИ». Он вроде как и не обиделся: «Ну их, я бы и не пошел», - отмахнулся от горького сочувствия».
Как говорится, где он, человек, который создал газету и руководил ею 10 лет, да и живущий и работающий там же и в той же среде, и где я, автор-любитель, взятый из-за политической целесообразности и проработавший неполный год в редакции, давно живущий вдали от родной Тулы. Да и про других коллег по тогдашней редакции в связи с юбилейными датами издания тоже ничего в поисковиках сети не находится.
Просто назову тех, кого помню: Вячеслав Алтунин, Юрий Забродин, Татьяна Каркешкина, Сергей Львович Щеглов (Норильский), фотограф Виталий Маслов, Марина Панфилова, Татьяна Добжинская (она еще и мой товарищ по тогдашним неформальным политическим тусовкам), Людмила Носкова, Наталья Мельникова, Александр Белов, Елена Рябикова, Вера Кирюнина. Относительно Веры Александровны Кирюниной говорить об информационном забвении не приходится. Как издатель и владелец издания «Слобода» и региональный медиа-магнат она в этом плане вне конкуренции. Очень рад за неё!
Работа в «Тульских известиях» дала мне очень много и сильно изменила мою жизнь. За что я благодарен судьбе и моим коллегам по редакции. Где-то в начале осени 1991 года, уже после ГКЧП, Николай Николаевич Тютюнов, тогдашний председатель Тульского городского Совета Депутатов и его соратник Александр Костиков, депутат горсовета пригласили меня на работу в аппарат горсовета и предложили создать и возглавить его пресс-центр. Мои публикации переломного 1991 года не остались незамеченными и были оценены. Началась другая жизнь в другой эпохе.
Послесловие
В этом году «Тульским известиям» исполнилось, так же, как и ГКЧП, 30 лет. К сожалению, свидетельств событий конца 80-х начала 90-х годов в Туле, которые можно найти в Интернете, а не в архивах и библиотеках, совсем немного. В то время и в катастрофические 90-е стояли вопросы выживания и для страны, и для каждого из нас. Было не до мемуаров и систематизации архивов. Спустя годы много изменилось и забылось естественным образом Уже ушли из жизни многие активные участники тех событий. Поэтому я всё же решил дописать статью-воспоминание, начатую летом 2017 года, и выложить ее в Интернет. Пусть это свидетельство той эпохи через призму моего личного восприятия останется и будет доступно. Может быть кому-то это будет интересно и нужно.
Фото: Борис Дульнев, Тула, март 1991 года. Фото из личного архива автора
Борис Дульнев
Июль 2017 года, август 2021 года
#Тула#ГКЧП#Тульские известия#1991год#события#редакция#БорисДульнев