Дождь поющего огня 31ч

Борис Малкин
          12    Дождь поющего огня

 
Холодные камни подвалов не слышат криков героев. Лишь скупой стон между куплетами песни или раскатами смеха огласит полумрак багровых теней, языки пламени в угрюмой жаровне вспыхивают поярче, предвкушая грядущее пиршество.
       Если они герои…
       Артемий улыбается и сыплет прибаутками при каждом ударе кнута. Палач скалится от напряжения, шунтируя полученную в бою рану раскаленным железным прутом, а его жертва наизусть цитирует сонет Шекспира. Палач ухмыляется, его не проведешь так просто, он печенью ощущает сладость страдания, таящегося за любой маской, в том числе и за маской героя. Вот когда его ремесло превращается в настоящее искусство.
        - Славный мужчина, воин, - приговаривает палач нарезая кожу спины ровными полосами.
        - Хочешь, я могу и захныкать, предлагает Артемий,- или даже навалить в штаны.
        - Не надо, голубчик,- шипит палач,- мне достаточно маленькой дрожи, крохотного подергивания твоего века.
           Артемий трясется всем телом и часто моргает.
         - Побалуйся, побалуйся, милочек, я видел разные способы борьбы с самим собой. Борись не борись, суть проступит непременно. Как ни кривляйся, а сегодня я поем до отвала. Не хочешь маникюра на ногти или лечебную клизму? Говори, говори, я не стану затыкать твои сахарные уста.
         - Настоящего чуда не хочешь? Спросил Артемий.
         - Какое еще?.. Попробуй.
         - Играть так, играть. – И Артемий закрыл глаза.
            Острый топор опустился на пальцы левой ноги и отскочил с глухим звуком. Палач потряс бородой и резанул ножом по груди, лезвие скользнуло, словно по камню. Дымящийся поток вара смыл со Странника пот. Стальные клинья не поранили кожу. Щипцы, крючья и кувалда не оставили на плоти даже намека на повреждения.
           Мастер заплечных дел тыкал горячим штырем в закрытые веки и удивился отсутствию запаха гари. Он нервно хихикнул и забился в угол, таращась на необъяснимое. Порядок его узкого миропонимания рухнул на грязный пол и рассыпался на миллионы  кровоточащих, смердящих осколков. Огненный демон танцевал между ним и Артемием.
       - Тьфу, тьфу…
       -  Что, стал суеверным? – глаза Странника распахнулись.
Палач промычал, что-то невнятное.
Средоточие уступило усталости. Тело Артемия обмякло, голова безвольно повисла на ржавой цепи.
                …
    Дверь отворилась. Два исполненных важности господина в белоснежных париках и мантиях цвета ночи в сопровождении стражи переступили порог камеры пыток. Медленно и величественно подошли они к прикованному к железному столбу, покрытому кровью и грязью Страннику, оглядели его израненное тело, и словно по команде кашлянули, прочищая горло.
        - Артемий Дождь, это ты? – спросил тот, что полнее и шире в плечах.
        - Да.
        - Хорошо. Ты признаешься в колдовстве и убийстве с его помощью первого война Города, лорда Германа?
        - Признаю.
        - Ты смущал народ  лживыми проповедями и дурманил  умы ловкими фокусами.
        - Насчет фокусов, правда, - ответил Артемий, сила понемногу возвращаясь к нему, голос становился звонче, глаза вернули былой блеск, - а вот на счет дурмана вы переборщили. Я говорил людям правду …
     Судья, тот, что худее и бледнее лицом, покачал головой и с видом философа произнес.
        - То, что мы считаем истиной, подчас оказывается химерой, и едва мы изрекаем подобные мысли, они словно яд разъедают волю человека, побуждая нарушить порядок.
         - Глаза тощего судьи загорелись.
         - Ты же, ничтожнейший человечишка, призывал к поискам силы, якобы для обретения власти. Верно ли это?
         - Верно.
         - Единственная власть – власть Бога на небе и царя на земле. – Звякнули в унисон голоса судей.
         - Но и царь – человек. Да и вы, как я вижу…
         - Печать господа на делах сего человека…
         - Может и на моих делах, если присмотритесь, заметите слезы оттисков…
         - Хватить болтать, - отрезал широкоплечий судья. Слушай.
И пришел царь.
                …

                Жизнь продолжается.
                Боль неотступно
                Преследует серого зверя.
                …
                Стоны и крики
                Обращаются в знаки судьбы.
                Хмурый судья непреклонен.
                …

Серые камни пыточных подвалов не слышат плача героев. Только одиночеству дозволено собирать божественную влагу их слез по утерянному смирению.
   Под стальным натиском остроты лезвия расступается нежная кожа, освобождается, находящаяся в заточении, боль. Отблески очага мерцают в черных зеркалах расширившихся зрачков.
   Боль рвется к власти над настоящим. Ослабленный слух приносит вопрос:
   Кто ты?
  - Я не знаю.
Покалеченные суставы призывают к оконченности. Предел терпения подступает к горлу комком пылающей тошноты. Хочется уйти, сгинуть, обернуться камнем или подчиниться леденящему страху.
   - Откуда ты пришел? Что помогает тебе?
   - Это моя Земля.
 Ураганы мечущийся боли обрушивают на разум силы разрушения времени.
   - В чем твоя власть?
   - Моя власть в неведении единения.
   - Демон! Демон! Заклинаем тебя…
   - В ваших умах ваши демоны.
Падение в багровую пропасть.
   - Он все еще жив?
   - Воду сюда!
Охлаждение и маленькие шок возвращения.
   - Спасибо.
   - Заткните этот вонючий рот.
Господи, сколько же уловок использует человек, что бы ни быть самим собой.
    Мгновение за мгновением боль растворяет в себе мысли и чувства. Воля рушится, обнажая сердце. Безразличие накатывает, как долгожданный приз за терпение.
   - Что, добавить жарку?
    Молчание.
   - Где спрятал меч подземного зверя?  Язык проглотил?
   - Вырвать его к черту, пусть молчит дальше. - Лепет дрожащей тени.
    Безразличие вестник ухода.
«Боль, я прошу тебя, молю, требую: верни желание жить. Пусть будет так, что жизнь станет ожиданием лучшего. Возвращайся, слышишь, я научился у тебя искусству любить. Я не желаю уходить из жизни усталым, ведь усталость и бессилие не одно и то же. Усталость – разрушение вызванное терпением.
   Я хочу уметь любить даже в царстве страдания.
   Я хочу уйти победителем самой свободы.
Приказываю – возвращайся, направляй силу на созидание.
   Я танцую танец противоречия»
Крик вырвался со дна огненного озарения и потряс мрачные стены.
   Лживые сердца ёкнули и холод наполнил плоть питающуюся сладострастием.
   - Довольно с него.
Твердый голос властителя призраков
   - Все-таки он был воином…
   - Хорошо, ваше величество.
   Волшебный сон пришел незаметно, отправив запутавшийся ум парить среди образов собственного понятия красоты.
 
      
 
Смерть отступила на один шаг.
    ………………………………………………………………………               

Его бросили на холодный пол камеры, не утруждая себя снять тяжелые цепи. Дверь хлопнула, проскрежетав засовом напутствие к ожиданию свершения.
       Лучом, прорвавшимся сквозь крохотное оконце, скользнуло по лицу странника вечернее солнце.
       Сидящий в углу узник в окровавленной одежде мелко дрожал худым телом. Артмий открыл глаза и улыбнулся.
   - Если ты не прекратишь трястись, пыль поднятая ветром от твоего телодвижения заслонит свет прекраснейшего заката.
      Человек в углу молчал. Его лицо было страшно изуродованным, изо рта текла кровь. Расширенные глаза выражали безумие ужаса, отчаяние и мольбу одновременно.
   - Кто ты? – спросил Дождь.
     Тот не ответил. По грязным щекам текли слезы.
     Пошатываясь от звона цепей ,  Артемий приблизился к узнику, опустился на колени, и положив ладони ему на плечи заглянул в глаза. Разочарование пожирало плоть и страх ликовал у порога преисподней.
     Воля Странника проникла в самую сущность страха, обхватила железной хваткой и выдернула наружу вместе с воплем и клекотом пустого рта. Человек обмяк и расслабился.
Веки закрылись, прогоняя отравленное сознание в пространстве покоя.
               
   - Отдохни, мальчик, - прошептал Дождь. – Завтра тяжелый день. Дай Бог встретить тебе его с легкой душой и крепким сердцем.
                …
…………………………………………………………………………………………..

- Хочешь, я подарю тебе подарок?
Артемий приподнял голову. Человек плотного сложения в дорогой красивой одежде стоял в углу камеры. Черные веселые глаза его улыбались.
   - Хороший, или так себе?
   - Все зависит от твоего отношения. – Человек склонил голову набок.
   Артемий уселся на полу, потянулся, протяжно с удовольствием зевнул.
   - Валяй, дари.
   - Готов?
   - Готов.
   - Протяни руку.
   Человек подошел к Артемию и положил в раскрытую ладонь крохотного голубя сложенного из клочка папироской бумаги.
   - Что это? – Спросил Дождь
   - Это ты.
   - Ну и что?
   - Подуй на него.
   Артемий дунул на бумажную игрушку и голубь полетел, причем не слетел кувырком с руки под давлением воздуха, а именно полетел, опираясь маленькими крылышками о воздух.
Голубь облетел вокруг Странника и мягко приземлился на ту же ладонь.
   - Спасибо.
   - Пожалуйста, - ответил человек улыбаясь. – Знаешь, какая тебе от него польза.
   - Не знаю.
   - Завтра тебя поведут на казнь. Ты готов к смерти.
   Артемий пожал плечами.
   - Насчет смерти вопрос сложноватый, я еще не пробовал умирать, а вот к боли я, кажется, уже подготовился. Даже потренировался.
   - Вырази свою волю, пусть даже последнюю…
   - Ну почему последнюю?
   - Не перебивай. Вырази свою волю одним словом и напиши это слово на крыле голубя. Пусть в этом слове будет твое спасение. Подуй на него и позволь  лететь свободно. Он сам найдет того, кто сможет тебе помочь.
   - Ты считаешь, это сработает.
   - А ты попробуй.
Обмакнув соломинку в рану на груди, Странник вывел заветное слово на крыле бумажной игрушки собственной кровью.
   - Теперь подуй, - человек приподнял лохматую бровь.
   Голубь полетел к оконцу. Он легко проскользнул сквозь прутья решетки и исчез из виду.
   - Ну вот, дело сделано. Теперь мне пора. – Странный человек сделал прощальный жест.
   - Кто ты? – спросил его Артемий.
   - Я… меня уже нет. Человек шагнул в камень стены.

Продолжение следует...