II. Сон.
Когда воспалённый отчаянием взгляд падает на безудержную осень в сердцах явившихся из подобия отражённостей Единого, крики радости о вынужденным одиночестве среди кишащей никчёмности вскипают на устах и падают кровавой рвотой на суету существующего. Колени воспаляются от прикосновения с почвой. Ноги разгибаются с тихим хрустом, а прохлада влажного неба опускается на плечи восставшего…
……………………………………………………………………………………
Я разжигаю вечность и смотрю в зеркало жизни в надежде разглядеть бессмертие…
……………………………………………………………………………………….
Это страшно…
Это никогда не кончается, ибо нет этому начала.
Я не вижу истины в том, чём не существует оконченности.
Странный слепой человек.
Неопределённость – кошмар.
Стремление уйти от себя,
Потворство порокам,
Страсть к насыщенью –
Всё это кошмары,
Кошки,
Не кошки,
Тигры скребутся,
Ревут в ожидании подачки –
Кровавого сердца куска.
Кошмар – если сердца не станет.
Мир в наших душах – кошмар.
Жар и Холод,
Упоенье удачей,
Пьедестальная радость,
И горе паденья.
Великая сила.
Перемены судьбы,
Покой,
Пустота,
Или буря.
Всё то,
Что пройдёт
И чего не настанет,
Чего никогда не было,
Чему не бывать.
Всё это кошмары,
Сон,
Ставший явью,
И Явь,
Перешедшая в сон, -
Кошмар бытия,
Убийство и уничтожение
И созидание на собственном пепелище.
Дары и жертвы,
Принятые и отданные безвозвратности,
Ужас осознания трусости.
Всё хуже и хуже,
Всё страшней и страшней
Рыдаем и стонем
Пред ликом кошмара,
Даже не видим
За порогом его
Вожделённой свободы,
Что у вас остаётся,
Если сердце изодранно в клочья,
Люди ужаса,
Дети кошмаров,
Подвиги мужества вам остаются,
Вечное бегство,
Холодная мгла.
………………………………………………………………………………….
Вечер в очередной раз победил дневной свет тенью наступающей ночи. Дверь опустевшей маленькой церкви со скрипом открылась, пропуская взволнованного, растрёпан-ного юношу в обитель поклонения святости.
Отец Георгий готовился уже покинуть свой духовный пост и вернуться домой к семье. Он совсем не ждал посетителя в такой поздний час. Священник недовольно глянул на молодого человека.
- Поздновато уже, сын мой, - кинул он вечернему прихожанину. На сей день служба окончена.
Он ожидал, что, как водится, парень оглянется на фрески с библейскими сценами и, удовлетворив своё, судя по всему, праздное любопытство, видом пустой церкви, уйдёт восвояси.
- Мне нужно поговорить с тобой, святой отец, - тихо сказал юноша.
- Не время для исповеди. Поздно. Служба окончена, - повторил Георгий.
- Но разве служба господу кончается для вас с уходом света?
- С уходом света закрывается церковь в простые дни и долгий день просит хорошего отдыха.
- В простые дни?... – переспросил ночной гость с усмешкой. Мне нужно поговорить с тобой, святой отец. – Голос парня был твёрд, и даже несколько властен.
- Ну хорошо, подойди поближе, присядь и расскажи, что привело тебя в божий храм.
Пастырь присел на скамью и указал на место подле себя.
- Я хочу, чтобы ты рассказал мне о монастырях, - потребовал юноша, усаживаясь рядом со священником.
- Как твоё имя, сын…
- Артемий. Я просил рассказать о монастырях.
- Но к чему тебе это. Очень похвально, если ты пожелал покинуть суетный мир и посвятить себя господу. Но неблизок путь к царствию небесному, очень трудно отторгнуть искушения. Тебе надобно хорошенько подумать прежде, чем сделать такой важный шаг.
- Я не собираюсь уходить в монастырь, - возразил юноша.
- К чему же тебе знать о всех тяготах монашеской жизни? Или ты…
- Я прошу тебя, отец, расскажи.
И отец Георгий рассказал юноше о монастырских уставах, обетах, образе жизни.
- В монастырях молятся господу, молятся, забывая самого себя, - сказал пастырь в конце рассказа.
- К чему же молится, если забыл о себе?
- О себе забывают, чтобы помнить о других, - улыбнулся отец Георгий.
- И если ты всё-таки собрался стать монахом, тебе предстоит очистить сердце прежде, чем храм божий распахнёт двери свои пред твоим обузданным прахом.
- Нет, святой отец, это я собираюсь распахивать своё сердце. Это храму придётся почистится, прежде чем пущу я его в прах свой. Ибо храмы божьи для меня лишь кирпичи, из которых я построю истинный храм в свободном сердце. Ибо меня унижает, когда люди прячутся друг от друга. Ибо я не собираюсь подгонять сердце под чужие стены.
Георгий молчал и слушал слова Артемия, и только искры восторженности в глазах выдавали его радость от услышанного. Он слышал впервые такие слова. Хотя ждал этого всё жизнь. Последнее время он уже начал терять веру в существование людей думающих, как этот юноша.
- Тебе предстоит долгий путь…
- Да, отец, но… научи меня… укажи дорогу и дойду я, и если, не доходя, сгину, то ведь с надеждой погибну. И последней мыслью моей будет мысль о радости пути к свободе.
- Кто я, чтобы указывать тебе. Мало кто избирает подобные пути, - покачал головой пастырь. – В сущности, любой наш путь праведен, если он устремлен к бесконечности. Все пути ведут к Богу, но многие не ведают ни о конце своего пути, ни о Боге, полагая венцом сущего успокоения в смерти. На заблудших овец похожи они, их жизни плутают среди жизней многих и многих. Кому-то они мешают, кому-то делают благо, и получается, что и жизни их для тягот или радостей идущих до конца.
Тебе следует знать одно правило: ты и любой другой, будь то человек или зверь или даже крохотная блоха на теле паршивого пса, равны перед ликом господа. Независимо от твоих действий ты не выше и не ниже, кого бы то ни было. В мире существует равенство и равновесие, и это закон божий.
Ты не избрал путь поклонения, и ты не избрал путь идущих друг с другом. Тебе предстоит идти в далекий обход, ибо ты не признаёшь чужого пути. Как знать, может быть, обход этот окажется ближе других путей.
Я понял тебя, брат мой, ты идёшь к свободе, знай же, что великое множество храбрецов гибло или вечно блуждало на пути свободы. Чтобы идти, одному нужна сила, ты должен искать её везде и во всём, найти и подчинить себе. У силы также есть правило: она покоряется только искреннему сердцу, только бескорыстно можно обрести силу. И самое важное для тебя – научится желать, не желая, дарить и не ждать отдачи, и никогда ничего не просить, даже у господа Бога.
Георгий замолк и опустил голову.
- Мне нечего сказать тебе более, брат мой, всё остальное ты откроешь сам, мои истины для тебя ложны. Но я верю в тебя, в глазах твоих видно
упорство, видится чистота.
- Почему же сам ты сидишь среди этих стен и поёшь людям о смирении, когда в тебе клокочет жажда великого странствия, если в тебе угасает день за днём понимание пути к свободе.
- Понимание – вовсе не предназначение, - возразил Георгий. – Разве достаточно понимания высоты, чтобы подняться на гору или чтобы летать. Нужна начальная сила, нужно мужество. Если этого нет, ни какое понимание не спасет тебя от неизбежной гибели. А здесь я в месте с людьми. В месте мы – сила. То, что дарю им, они отдают сторицей, и мы дойдём до конца.
- Но тогда твоя судьба вплетается в их судьбы, ты не одинок, и ты счастлив. Счастье – это конец…
- Любая судьба вплетается в чужие судьбы, а счастье… просто это очень приятно быть счастливым.
Артемий поднялся со скамьи и протянул руку священнику.
- Прощай, святой отец.
- Прощай, брат мой.
Артемий направился к выходу. С расписных сводчатых стен смотрели святые, почти у всех их были подняты руки, словно они приветствовали уходящего от них или махали ему на прощание, как доброму другу.
Над крышей церкви светлело небо.
…………………………………………………………………………………….
Долгий путь наливает ноги беспощадным золотом неминуемой усталости.
Лес дремуч и темен. Солнце спряталось за далекие горы, оставив до утра власть над ночной землёй далеким небесным сестрицам.
Ночные птицы перекликаются, словно советуются о делах тьмы.
Откуда приходит тьма? Куда она отправляется с возвращением света?
С небес ли опускается она чёрным покрывалом мглы, или недра земные извергают черноту на встречу холодеющему небу?
Так думает ночной странник, поистине странна поступь его в дремучем лесу. Его глаза – глаза ночной птицы. Ни разу не споткнулся он о злобные корни, и не наткнулся на острый предательский сук.
Он молод и смел.
И силён.
Он устал.
Его желудок просит еды.
Его глаза жаждут света.
Тело ищет покоя.
Не знающий жалости дух заставляет шагать тяжелые, налитые золотом устало-сти ноги. Дух терзается, но победа за ним.
Прах обречён на падение, дух на беспамятство.
«Кто же сильнее, - думает странник, - я или золото в ногах моих? Сколько его смогу унести я в звёздную тишину далекого края?»
В войне головы и ног побеждает усталость.
Странник садится на землю и прислоняется к тёплому камню.
Часы покоя легки и прозрачны.
Странник думает о том, что покой порождает силу.
Но это неправда.
…………………………………………………………………………………….
Ликующий голод, мечущий в пропасть весны семена вожделения.
Я увидел в тебе не врага и не друга.
Брат мой – голод!
Вестник движенья страстей и безумства.
Я тебя ненавижу, мой голод.
Моя кровь протекает по жилам твоим.
Брат мой, - голод!
Я убью ненавистного брата.
И слеза, жарче летнего солнца на ладони весны упадёт.
И весна станет осенью.
……………………………………………………………………………………..
По осенней роще
Тоскует душа ветра,
Он спит и видит,
Как поднимается к небу
Облако жёлто – зелёных, красных
Мёртвых охотников
За лучами светила.
Осень тоскует о снеге,
Белом и чистым, способным укрыть под собой
Её мусор и язвы.
Снег придёт и застелет
Постель для развратных метелей,
Влюблённых в голодных волков.
Морозец ударил.
Иней со снегом и листьями.
Хрустит пережаренным хлебом
Под нелепой походкой
Весёлого странника.
Исхоженный мир
Отрады не дарит,
В прожитых годах
Усталости ни на чуть – чуть.
Друг волков и морозов,
Враг ветров и метелей,
Муж госпожи Тишины.
Нелюбимый, отвергнутый, брошенный,
Ищет странник супругу,
Зовёт и рыдает,
И думает смертью своей
Возвратить госпожу Тишину.
Он ложится на землю,
Глаза закрывает
Приди ко мне смерть,
Возврати Тишину.
Заблудшие ветры смеялись
Над странником глупым,
Но потом пожалели его
И с метелью в постель уложили
Жаркая снежная страсть
Только смерть не пришла,
Глаза открываются.
Утро.
Чёрт с тобой, Тишина –
Он смеётся
Доволен собою.
Друг волков и морозов,
Враг ветров и метелей,
Муж госпожи Тишины.
Он отправится дальше
Он поёт, ибо любит.
Он танцует в предзимье
Под песню волков,
Хруст морозных шагов,
Плач любви
…………………………………………………………………………………..
Рассвет брызнул багровым светом сквозь листья и сучья поющего леса.
Сон покинул странника. Его взор прояснился. Он снова стал нищим. У него больше не было золота.
Артемий отстранился от тёплого камня. Изумлённо и восторженно глядел он на то, к чему прикасался тёмной ночью.
Камень вздрогнул и пошевелился, и перестал быть камнем.
Это был человек. Смущенно склонил голову пробудившийся странник.
- Здравствуй брат.
- Здравствуй, плутающий в немыслимых дебрях, - сказал странный человек, тощий, покрытый мхом, с тусклым взглядом. – Долго не встречал я в глуши этой существо ищущее иллюзии. Видно душа твоя, истомившись в общении с бесплотными видениями, по-тянулась в дикий край. Присядь же и прислонись спиной к спине моей. Опрокинь жалкое восприятие лёгкостью пустоты.
- К чему мне пустота, - ответил Артемий. – Я хочу наполнить сердце своё миром. К чему мне пустота? Тёплая тьма тяготит меня, ибо пустота выворачивает наизнанку саму жизнь.
- Ошибочен и суетен путь твой, - проговорил тощий человек. – Опустоши колодец духа своего и прыгни в него очертя голову, пусть падение твоё будет лёгким и вечным. Ты будешь двигаться гонимый лишь одной, самой сладкой тяжестью, тяжестью собственной отрешённости. Каждое падение носит в себе частицу полёта…
- Но я хочу летать не частично.
- Полёт и передвижение по воздуху – разные вещи. Не стал ли ты рабом стремления к святости своего пути? Ведь рабы не летают. Суета. Спокоен сидячий дух.
- Ты хочешь скитаться, и мучится ради вожделённых глотков хмельного мёда любви? Усталость придёт к тебе, и лишь пустота тогда подарит отраду.
Ты, хочешь быть выше всех? Ты, родился без крыльев.
- Нет, - покачал головой Артемий,- я хочу быть больше всех, чтобы обнять тех в кого влюблён.
- Жаждут ли объятий твоих любимые тобой? Не будут ли насилием для них объятия твои?
Тощий лесной человек закатил глаза и развёл руками. – Иллюзии вновь искушают покой мой. И ты человек пустоты.
Но Артемий уже не слушал. Сильные ноги понесли его прочь.
« Разве ложь всё, что вокруг? - думал Артемий. – Вот это дерево, или пень? Пение птиц?"
"Разве любовь не огонь воспламеняющий сущее?
То, что вижу – истинно, но разная истина у каждой вещи. Иллюзии нет у прав-дивого дающего всем только своё имя.
Бегущий влюблённый неизменный трус.
Нет, я не человек пустоты, если пустота зло моё.
Не хочу я хоронить своего Бога, как и не хочу смерти, ибо жизнь вне пустоты и покоя.
Мало мне одного понимания мира.
Не стану я тушить костёр свой, даже если это мой погребальный костёр."
Между тем кончился лес и богатое поле, полное жирных колосьев, раскинулось перед Артемием.
Широкой поступью вошел в море хлеба скиталец. Рвал он колосья и жевал спелые зёрна. Он дивно разбогател.
Сон одолел его посреди чудесного поля.
«Палач или друг спелым колосьям серп?» - спросил сам себя Артемий. Ответа не было, скиталец ушел в сон.
………………………………………………………………………………………..
Долгие годы сон удерживает в цепях объятиях молчащее сердце.
Тишина и покой.
Но тишина ли, если ухо глухо и уста немо просят первого крика.
И если ещё нет ни уст, ни ушей.
И даже сердца ещё нет.
Тишина истосковалась по крику времени.
Времени, влюблённого в эту самую тишину.
И время приходит.
Голос его походит на плач.
Его голос – голос ребёнка.
Взор рассекает ничто и творит из его скудной плоти целые вселенные.
Сердце стучит в ворота судьбы, призывая к действию возрожденные чувства.
Судьба снимается с якоря в поисках утраченного покоя.
Ибо то чего не вспомнить, то что осталось за пределами взора и времени, кануло безвозвратно.
Так думает разум.
Разум жаждет бессмертия.
Где ты, вечная жизнь? – спрашивают уста у рук своих, и руки принимаются строить идолов.
Слабому духу страшно быть одиноким.
Слабому духу хочется хозяина – друга.
Как грибы вырастают на земле идолы.
Их пустые глазницы обещают тайну.
Каменная мощь идолов таит в себе тень вожделённого смысла.
Время течёт и течёт.
Словно река, словно холодный дождь.
Дух крепнет и молот разбивает идолам твердолобые головы.
Тот, кто приходит, должен уйти.
Бессмертие – это вечно наступающая смерть.
Разум в отчаянии обращается к чувствам.
И чувства обманывают своего повелителя.
Чувства строят тюрьму из наслаждения жизнью.
Разум стареет.
Страх становится господином разума.
Серой тенью бросается он сзади на тонкие шеи.
Многие гибнут от удушья своего не прошенного Бога.
Но сильному горлу даже страх становится другом.
Налитые страхом, руки ломают темницу.
Отверженные чувства мстят не покорным.
Выжигают они целые миры на путях бегства от слишком заботливого товарища.
Уставший падает ниц.
Тут и конец его в ужасе перед крахом лживых надежд.
Его жизнь – вечное бегство от страха.
Бывает и так, что уставший плюёт в лицо страху с безразличием глупого ягненка перед убоем.
Это плевок в самого себя.
Гибель не щадит безразличных.
Их пути прозрачны и скучны.
Есть смельчаки, отчаянно шагающие с задранной головой в пасть смерти.
И их не щадит гибель.
Их жизнь – всего лишь актёрство в героев.
Вновь тишина и покой.
Этого нет, ибо это кончится с приходом нового времени.
И будут рожденья.
И бега.
И смелость.
И безразличие.
И будет смерть.
Беспамятство до и беспамятство после.
Ничего не попишешь, пока не родится Он.
Сумевший открыть своё сердце пред ужасом смерти.
Сердце – творец.
Сердце – хозяин страха и чувства.
Радуется оно даже в смерти, хотя люто и непреклонно перед её ледяным дыха-нием.
И жизнь духа человека – сердце настолько прекрасна, светла и осмысленна, что не жаль прожить её и миллионы раз.
………………………………………………………………………………………….
В преддверии ночи добрался Артемий до города. Что же услышал неуёмный скиталец, кроме стонов и плача, и треска погребальных костров?
Город – чума.
Люди шарахались по городу в поисках утешения и убежища. Худые, больные люди. Никто из них не мог покинуть чрево болезненного каменно – деревянного монстра, цепь солдат опоясывало город, как пояс чресла, как петля шею удавленника.
Солдаты шутили, и смех хлопал крыльями воронов в вечерний трагедии.
Иногда заразные жители, или пока до поры, здоровые, обезумевшие от отчая-ния бросались на солдат, пытаясь пролететь, проползти сквозь их нехитрое построение. Пики встречали таких людей, и они возвращались внутрь своих очумелых обитателей.
Артемий шагнул к стражникам и те, заградив ему дорогу, прокричали грубо в его уши о невозможности возвращения.
- Я хочу войти в этот город, - тихо сказал Артемий и пики
раздвинулись. И город разверз зловонную пасть, приглашая его к смерти
«Видно этой ночью мне придётся здорово подраться с собственным ужасом. Подраться и отделать его, чтобы помнил до самого конца» - так думал идущий посреди пиршества разложения.
Только смерть не цепляет до срока слишком чистую, слишком жадную до жизни душу странника.
Больные люди выползали из хижин, цеплялись слабыми руками за одежды Артемия. Им было не выносимо видеть здоровое тело.
Кто – то крикнул в толпе о целительной силе крови чистого человека. Многие, многие захотели сделать глоток багрового напитка жизни.
Обезумившие люди бросились на пришельца. Они ждали бегства его и торопи-лись. Но Артемий не думал бежать. Он подобрал битое стекло с земли и отворил вены на своих нежных руках.
Кровь струилась. Её лизали, сосали, кусая и целуя тело новоявленного спасите-ля.
Только спаситель и не думал спасать никого, его мучили ужасы, он не хотел вести себя, как больные из города.
- Пейте, убогие человечки, - шептал Артемий. – Только не кровь слизываете вы с рук моих, а ложь своей трусости перед неумолимостью собственной слабости.
Ещё немного и колени подкосились у обескровленного странника, и упал он на камни города. А люди, нализавшиеся крови, прожили не больше положенного им строгой болезнью. Упали они на камни рядом с Артемием и умерли в ожидании чуда.
Но остался жив скиталец. Бродячие псы, которых не успели сожрать, зализали раны. Голуби приносили живой воды в зобах и поили бескровного из своих клювов. Когда же стражники вошли в город, чтобы сжечь мертвецов, множество птиц прилетело к Артемию. Коготки вцепились в одежду его, и подняли они своего будущего друга в вышину неба, и вынесли его прочь из мёртвого города.
Далеко в глубь дикого леса унесли бескровного птицы. Опустили на цветущую поляну и улетели прочь. Им не нужно в награду ни слова, ни дела, ведь они просто птицы, которым дано передвигаться по небу.
Они верили в тот час, когда Артемий научит летать даже птиц.
………………………………………………………………………………………….
Продолжение следует