- Я не смогу с ним работать. – Марина, состроив капризную мину, обратила взор к окну. Она сидела, скрестив ноги, на черном кожаном диване в кабинете начальницы.
- Почему? – аккуратно опустив очки на ворох бумаг и тоненьких голубых и розовых брошюрок с названиями различными многословными, но все под заголовками «автореферат», Клавдия Рудольфовна нахмурилась. Марина, а точнее Марина Юрьевна Пикач была её заместителем и будущей сменой. Она должна была уметь сработаться с каждым на кафедре и сейчас расстраивала свою начальницу таким невзрослым заходом.
Посмотрев также капризно на свои коленки, помяв ладошки, покрутив обручальное кольцо, и всё это ради театральной паузы, Марина выговорила упавшим голосом:
- Он сказал, что я не в его вкусе.
Клавдия Рудольфовна задумалась, откинулась на спинку своего удобного кресла и завела глаза куда-то к потолку, что с ней случалось всякий раз, когда от неё по долгу службы и с высоты положения требовалось дать совет, потому что за ним пришли. За сорок восемь лет занятия настоящего, временами удобного, временами не очень, кресла (текущие времена были, надо сказать, даже комфортными) у Клавдии Рудольфовны накопился не один трельяж советов, аккуратно разложенных в файлики с цветным и белым краем, поимённый список которых был напечатан крупными буквами на потолке над её головой.
- Так-так, - начала свой поиск завкафедры биохимии и физиологии микроорганизмов. Быстро поняв, что имеет мало информации и нуждается в сужении круга поиска, сочла необходимым уточнить:
- А в каком таком интригующем контексте зашёл у вас с Петенькой разговор о личных вкусах? (по ряду второстепенных признаков, наблюдаемых в последние недели, она знала о ком речь).
Марина смутилась и даже покраснела.
- Да ничего особенного…
- И всё же? – Клавдия Рудольфовна не терпела двусмысленных и неясных ответов, имея отработанный навык выведения на чистую воду многочисленных плывущих на защитах аспирантов за многие годы её участия в заседаниях учёного совета.
- Ну, - Марина в раздражении дёрнула хорошенькой коротко стриженной головой с идеально круглым затылком. – Он меня неправильно понял.
Не сказать, чтобы данный ответ удовлетворил Клавдию Рудольфовну, но это всё же была не защита нерадивого претендента на вступление в круги избранных. Это была её давно и успешно защитившаяся племянница, светлое профессиональное будущее которой было предрешено, распланировано и воплощалось в настоящее время в этом месте. Клавдия Рудольфовна вздохнула. Ну, хоть один приличный человек появился на кафедре, тепло подумала она о Петеньке (Петре Сергеевиче Волосовом, старшем научном сотруднике).
- Родная моя, - она вернула очки на нос, что служило верным признаком найденного решения, увенчавшегося успехом поиска. – На твоём месте я бы сочла такой поворот событий прекрасным началом плодотворного профессионального сотрудничества. Он не находит тебя привлекательной? Не потеет в твоём присутствии? Что ж, расслабься, можешь ходить с нечесаной головой в рваных штанах и вообще, как выразился мой внук, когда думал, что никто не слышит – в его присутствии можешь рыгать, пердеть и материться. Мне бы такое счастье.
И Клавдия Рудольфовна развернула одну из голубых брошюрок, лежащую поверх прочих, углубившись в изучение, что не только в её исполнении, а в исполнении любого иного человека служит верным признаком окончания разговора.
Ошеломлённая Марина, не слыхавшая никогда подобных выражений из уст начальницы и тётки ни при каких обстоятельствах, растерянно глядела в потолок над головой Клавдии Рудольфовны и к ужасу своему и, как ни странно, невнятному радостному возбуждению, обнаруживала на белом фоне поверх лепнины что-то очень напоминающее слова.