Людмила решила, что она просто ещё в шоке от услышанного. Пятнадцать минут назад в кабинете участкового терапевта её руки уверенно, безо всякой дрожи, держали бланк с медицинским заключением. «Спасибо врачу – не жалел, а бодро воодушевил: встречаются уникальные случаи исцеления раковых больных и на последней стадии», - при этой мысли даже ком в горле на мгновение рассосался.
Прислонившись к пористой стене поликлиники, женщина стояла перед сквером с аллеей кустов сирени, умопомрачительно пахнущих майскими грозами. Тёплый закат в мареве, ни намёка на ветер. А на ней почему-то чёрная фетровая куртка - не хочется снимать, чтобы нести подмышкой.
Знакомая улица, на две недели в году превращённая маем в лиловые райские кущи. Первый раз к наслаждению сиреневым благоуханием добавился острый, как ушная боль, оттенок горечи. «А ведь эти весна, сквер, сирень… В последний раз?» Людмила вдруг ясно ощутила, что испытывают смертники за минуту до казни. Безмерную жажду жизни, муки тоски. И воодушевление. Да, сейчас ей казалось, что за час пешей прогулки до дома может случиться что-то небывалое. К лешему автобус! Не будет никакой усталости. Завтра она позвонит сыну в солнечный Лондон (ведь и там не всегда туман), съездит на могилу мужа, хоть Радоница уже и прошла…
Звук вдребезги разбитой рамы вырвал из дум, заставив посмотреть наверх. В проёме пятого этажа застыла долговязая фигурка. Чёрно-белая в клетку рубашка, рваные (может порвал, когда раму высаживал?) джинсы, висящие на рокерский манер спутанные патлы.
«Он что, и правда собирается сигануть? Так, скорее, что нужно делать в таких случаях?» Мозг Людмилы напрягся в поисках воспоминаний о студенческой лекции по психиатрии. «Ага! Надо шокировать. Чтобы стоял как приклеенный или бросился в комнату. Что же…?» Слова, которые вырвались у Людмилы, чуть не заставили саму её умчаться со двора рысью молодой жеребицы.
- Эй, парень, страх, как курить хочется! У тебя же остались, а не нужны. Сбрось мне, а!
Две минуты шока: мальчишка смотрел на неё, выпучив чёрные глаза – может, от злости, что помешали? Затем крикнул что-то несуразное – Людмила разобрала только «хватит!» и «пошли все к чёрту!». Но испугало другое. «Я же… не курю!» - пальцы её рук похолодели при осмыслении происходящего. – Что я буду делать, если…» Что-то переключилось в её мозгу. «Какая же теперь разница? Надо будет – встану под окном и поймаю! Хоть амортизатором сработаю напоследок».
- Смотри, какая сирень под тобой красивая! В этом году ещё гуще стала. Жалко будет, если переломаешь! Кто новую посадит, а? Тебя как звать-то?
К мальчику видимо потихоньку возвращалось сознание.
- С… Сергей…
«Ещё минута импровизированного сеанса, и кому-то из нас точно конец. Как бы незаметно вызвать полицию?» Женщина не помнила, сколько уже здесь стоит; судя по сизым теням от закатных штрихов и первой звезде аккурат над головой готичного бедолаги – прилично.
Симфонический хард-рок со звонка мобильного, хорошо слышный с пятого этажа, совершил невероятное. Одним прыжком перемахнув через подоконник, парень скрылся в чёрном провале оконного зева. Переминаясь с ноги на ногу, Людмила дожидалась, не случится ли рецидив. Через дом справа пустая улица медленно заливалась мандариновым светом из-под круглых фонарных плафонов. Лёгкий ветер вызвал сильный озноб, заставив обхватить руками плечи в бархатистом фетре. Спешить всё равно было некуда.
- Она позвонила мне!
Полусвесившись с подоконника, несостоявшийся смертник был почти невидим в тени густо-зелёного клёна, только ясно издалека бледнела улыбка. Не дожидаясь реакции смотревшей на него с расстояния пятнадцати метров женщины, парень убрался почти так же поспешно, как и в первый раз.
Людмила брела к дому по инерции, не глядя перед собой. Захлёстывающий коктейль эмоций распирал, не давал отдышаться. Ей вспомнилась притча про морские звёзды.
«Может, меня ради этого и создали?» Прохожих не было, да и если бы были, ей-то незачем скрывать мелкую зубодробильную дрожь, потоки слёз на шее и подбородке. «Надо жить. Надо жить. И почаще ходить пешком!»