НИКОГДА
В допросную Петров пришел не много раньше положенного и долго выбирал на какой из стульев ему сесть. Он словно Машенька из детской сказки посидел на каждом и хотя они были абсолютно одинаковыми ему показался более удобным стул для допрашиваемого. Этот факт даже не много взбудоражил его мысли, хотя он и так был на взводе с самого утра. Сегодня ему предстояло увидеть, как работает знаменитый Мелешкин. Этот уже не молодой следак был легендой московского уголовного розыска. И любой из молодых сотрудников отдал бы месячный оклад лишь бы попасть на место Петрова, но сегодня повезло ему. Сегодня его день.
Наконец определившись со стулом Петров присел и стал на память повторять основы и правила ведения допроса особо опасных преступников. Конечно он понимал, что теория теорией, а в жизни все не много по другому, а в большинстве случаев совсем все по другому. Но ему не хотелось ударить в грязь лицом перед легендой. Он даже надеялся произвести впечатление на Мелешкина и чем черт не шутит попасть в его знаменитую группу. В группу «Маршала». Они были главными спецами по работе с серийными и их даже приглашали за границу. Чаще конечно в страны бывшего соц. лагеря, но пару раз их командировали даже в Бразилию. И они с честью выполнили свою задачу, только благодаря Мелешкину и его команде был схвачен «Бразильский потрошитель».
Петров даже купил себе плащ наподобие того, в котором всегда ходит Мелешкин и даже пытался покурить, но увы пока эта привычка ему не далась. Помле неудачной попытки его начинало мутить просто при виде даже не прикуренной сигареты. Говорят в команде «Маршала» курят все, а кто не курил тот не прижился. Поэтому пачку «Gitanes» Петров припас в кармане, вдруг у Мелешкина кончатся свои.
Дверь широко раскрылась и в допросную широко шагая вошел Мелешкин. Он быстро окинул взглядом молодого сотрудника и зацепившись взглядом за нелепый плащ процедил сквозь зубы: Идиот. Юноша попытался быстро подняться со стула, но зацепился пуговицей за острый край металлической столешницы и замер в нелепой позе пытаясь спасти обновку от повреждения. Как же Мелешкину надоели эти юные дарования, к нему на каждом деле присылали штук по пять. И каждый из этих недоумков умудрялся напялить плащ, где они их вообще покупают?
Старый следак зло одернул полу своего поношенного плаща и зыркнув на новичка кинул на свободный стул папку с документами. Юноша не сразу понял намек и некоторое время стоял и непонимающе моргал на Мелешкина. Тогда старому полицейскому пришлось помахать рукой словно прогоняя муху и только тогда молодой уступил свой стул. Мелешкин плюхнулся на нагретое место и словно забыл про своего коллегу, который не мог ни как устроиться у стены путаясь в полах злополучного плаща.
Как же мне осточертел этот плащ, - подумал Мелешкин. Он бы с удовольствием давно его выкинул, но он еще не терял надежды вернуть себе старое прозвище. Когда-то по телевизору шел сериал «Коломбо», он был очень популярен и тогда к Мелешкину приклеилась одноименная кличка. Сначала он был против, а потом ему понравилось. Он купил похожий плащ и иногда даже прихрамывал, как киногерой заграничного шедевра. Вечерами он пытался повторять манеру общения киношного детектива и у него даже не плохо получалось. Но потом случилась оказия с глазом, на даче соседский пацан неудачно выстрелил из игрушечного пистолета. Конечно большого урона пластмассовая пулька не нанесла, но повязку на глазу пришлось поносить довольно долго. Вот тогда и умер Коломбо, а на свет появился Кутузов. Мелешкин жутко не любил новое прозвище и чем больше он старался откреститься от него тем сильнее оно прилипало. Даже его группу стали называть маршальской. А на каждый день полиции шутники дарили ему все новые и новые повязки на давно выздоровевший глаз.
У него плащ-то покруче будет, - подумал Петров рассматривая старые пятна: Наверное от крови.
Мелешкин посмотрел на кривопошитый китайский плащ молодого следователя и решил, что сегодня точно выкинет свой и останется Кутузовым. Кутузов тоже не плохо.
Наконец в допросную завели подследственного. Внешность у него была колоритная. Два метра роста и не меньше полтора центнера веса. Длинная седая борода заплетенная в косичку закрывала лицо почти под самые глаза. Глубоко посаженные глаза стального цвета, которые кололись въедливым взглядом словно электрическим разрядом заставляя мурашки бегать по коже.
- Робин Гуд собственной персоной! - Мелешкин приподнялся со стула и изобразил легкий поклон. После этого он взял папку в руки и стал выкладывать на стол сшитые вместе листы бумаги, при этом он так посмотрел на молодого коллегу, что тот понял стул освободили не для него.
Подследственный ухмыльнулся и извиняясь взглядом за то, что не может так же привстать сказал: Господин Кутузов собственной персоной!
Мелешкин постарался сохранить лицо невозмутимым, но все же гримаса неудовольствия мелькнула на его безразличном лице, чем очень порадовала подследственного.
Старый полицейский это понял и настроение совсем испортилось, он решил закурить, но пачка сигарет куда-то запропастилась. Петров понял это его шанс, не зря он обегал полгорода в поисках «Gitanes».Он ловко выхватил пачку и даже умудрился открыть ее с неким налетом элегантности. Кистевым движением заставил откинуться крышку твердой пачки и наполовину выброситься из обшего строя пару сигарет.
- Где же вы находите эту дрянь?! - Мелешкин зло отмахнулся от пачки: Найду того идиота, кто распространяет слух, что я курю эту французскую фигню придушу своими руками!
- Кутузов курил трубку!, - посмеиваясь выкрикнул подследственный!
- А Робин Гуд убыл идиотом!, - зло ответил Мелешкин.
- Алексей Александрович, ну что вы в самом деле… Я же не со зла, - примирительно сказал здоровяк в наручниках: Коломбо вообще сигары курил.
- Сигары дорого, - буркнул себе под нос Мелешкин и с брезгливым видом кончиками пальцев вытянул одну сигарету из пачки.
- Да, что вы в самом деле, Алексей Александрович, будет Вам травиться. Сейчас все организуем!, - подследственный набрал полные легкие воздуха, чтобы громогласно позвать конвой, но Мелешкин одернул его взмахом руки.
- Прекращай паясничать! - сказал старый следователь и затянулся.
- Вы же знаете я могу вам и сигару достать и коньяку и все что захотите, дайте только срок.
- Знаю я, все про тебя знаю. Борисов Николай Денисович по кличке Робин Гуд. Знаю главное, твой приговор расстрел. Я тебе это обещаю.
- Ну положим мораторий у нас никто не отменял, дорогой ты наш Кутузов. Да и за что меня стрелять? За ублюдков этих?
Мелешкин молча затушил бычок об ножку стола и выбросил его в угол комнаты.
- Как твоя фамилия?, - Мелешкин так резко ткнул пальцем в сторону заскучавшего Петрова, что тот аж вздрогнул от неожиданности.
- Петров, лейтенант Петров.
- Что ты знаешь о нашем визави, Петров?
- Борисов Николай, семьдесят второго года рождения. Офицер запаса, служил в горячих точках. Есть награды. Кличка - Робин Гуд. Известны семь эпизодов грабежа с убийством, доказаны на данный момент три.
- А почему Робин Гуд?
- По мнению самого подследственного, потому что он раздает награбленное неимущим. Но данный факт не доказан. Как правило все награбленное он оставлял себе или делил с подельниками. Если конечно их не убивал после дела.
- Я никаких подельников не убивал!
- Цыц!, - рявкнул Мелешкин и добавил: продолжай Петров.
- В народе прозван Робин Гудом, за то что все его жертвы либо связанны с криминалом, либо крупные коррупционеры, либо олигархи.
- Геро-о-й, - протянул Мелешкин и жестом потребовал новую сигарету.
- Санитар леса я. Вам же нельзя, вы же только простых граждан ловите- сажаете, а настоящие преступники ваши хозяева! А вам псам, на хозяина и полаять нельзя!
- Санитар , говоришь…, - Мелешкин закурил: Это ты складно, это даже как-то патриотично. Вон Петров даже потек. Еще пару минут и в твои ряды вступит, Робин Гудовские. Вступишь Петров?
- Никак нет, товарищ полковник, - Петров даже не много обиделся, хотя в душе конечно симпатизировал преступнику.
- Какой он тебе полковник, Петров?! - здоровяк засмеялся в голос: Он же фельд-маршал!
- А какое кредо у товарища из Шервудского леса, Петров?
- Борисов никогда не трогает детей. Раньше считалось, что и женщин, но последняя жертва женщина. Бизнес-вумен из Подольска.
- Та еще тварь была. Все ей мало было, все хапала…
- Ну и что думаешь Петров, доказанных эпизодов не хватит на расстрельную статью?
Петров немного стушевался, помолчал, но все же сказал: «Не думаю, товарищ полковник. Он очень популярен в народе и больше двадцатки ему не дадут, а то и еще меньше. Да и мораторий…
- Как же вы все достали с этим мораторием! Отменят его! Рано или поздно…
В затянувшейся паузе выдох облегчения подследственного прозвучал словно гром среди ясного неба. «Все таки боится», - подумал Петров.
Мелешкин задумчиво постучал кончиками пальцев по металлической столешнице и сказал: Наверное ты прав Петров. Все так и было бы, если бы не одно но. Убийство детей… Этого, товарищ Робин Гуд тебе не простят. Это вышка, товарищ Борисов.
- Ты чего мелишь, Коломбо не доделанный?! Я в жизни ребенка пальцем не тронул!
- Уверен?
- Да пошел ты! Никогда!!!
Мелешкин посмотрел на ничего не понимающего Петрова. Тот конечно же проштудировал материалы дела от корки до корки. В каждом эпизоде были дети. Что примечательно это были девочки в возрасте от трех до девяти лет. В одном случае были близняшки, в другом двоюродные сестры. И все они остались живы. У них не было даже царапины.
- Подскажи мне, надежда отечественного сыска, за что был уволен товарищ Борисов из вооруженных сил?
Вот этого в материалах дела точно не было, но благо память вытолкнула на поверхность сознания Петрова отрывок из телевизионных новостей, где рассказывалось о Робин Гуде. Он уволился из армии по собственному желанию, хотя его очень долго уговаривали остаться. Он был героем….
- Он сам. Ну уволился сам…
- Телевизор поменьше смотри, Петров, умнее будешь. А товарищ Борисов не посвятит юношу за что его уволили?
- Много чести, - ответил подследственный.
- Ну тогда я сам. Так вот, Петров, нашего героического товарища Борисова уволили за одну неприятность. За сущий пустяк, да если говорить на чистоту, то его и правда могли оставить на службе. Замять так сказать, если бы не одно но.
В комнате повисла тишина. Подследственный уже не был таким беззаботным. Он сверлил не добрым взглядом Мелешкина и натягивал цепочку наручников словно пытаясь ее порвать.
- Я продолжу?, - спросил у Борисова старый следователь и не дождавшись ответа сказал: На последнем задании после зачистки лагеря боевиков товарищ Борисов нашел в одной из землянок маленькую девочку. И ни с того ни с сего всадил в нее полный магазин своей штурмовой винтовки. Потом пристегнул новый магазин и расстрелял растерзанное тело еще раз. Ты спросишь меня зачем? А, Петров?
- Зачем?, - не совсем еще поверив в услышанное спросил Петров.
- А хрен его знает, Петров, убил и все. И все бы было хорошо, списали ее в боевые потери, террористка же. Ну и что всего три года девочке. Это мелочи. Но вот только после медицинского обследования выяснилось, что всеми предполагаемый нервный срыв у доблестного офицера отсутствовал. Он убил ребенка при трезвом уме и светлой памяти. Военный психиатр написал докладную записку и все, попросили товарища Борисова со службы. Все так говорю, Николай Денисович?
- Ну и к чему ты клонишь, Кутузов? Сам же сказал все списали. Это война, а на войне, как на войне, - сказал подследственный и смачно сплюнул на пол.
- И к чему я клоню по твоему, Петров?
Петров нервно передернул плечами в знак не понимания. Ему было и интересно и не много жутко одновременно.
- А вот к чему, Робин Гуд, хренов. Брызнула фляга у отставного офицера. Твоя фляга. Не знаю, что тому стало причиной, увольнение или муки свести за ту девчушку. Но факт есть факт, фляга брызнула раз и навсегда. И что мы имеем, борца с несправедливостью? Народного героя? Супермена по подмосковному? Нет. Мы имеем, Петров, одиннадцать трупов. Одиннадцать людей умерщвленных различными способами от топора до снайперской винтовки. Одиннадцать врагов народного класса, получивших по заслугам от нашего мстителя. И еще не много, Петров. Девять девочек от трех до девяти лет, расстрелянных в упор. Из штурмовой винтовки спецназа. Девять девочек и в каждой по два магазина свинца. В упор, Петров. Все в цель, он же профессионал. Стрелять же умеешь, Робин Гуд?!
Подследственный вскочил со стула и попытался кинуться на следователя. Но пристежная система не позволила ему этого. Хотя даже Мелешкина взяло сомнение выдержит ли металл звериный порыв подследственного. Борисов сел на место и заорал во весь голос: Что ты гонишь, сука! Я никогда!!! Я после того раза, больше никогда не тронул ни одного ребенка! Я не стрелял, они все живые! Они все живые! Все!!!
Мелешкин не торопясь достал из папки стопку цветных фотографий, он посмотрел некоторые, перемешал их словно колоду карт и резким движением кинул их в лицо подследственному. Пока фотографии летели Петров успел увидеть на каждом снимке кровь, много крови.
- То что ты, урод, думаешь, что никогда не убивал девочек не значит, что это так на самом деле. Ты просто больной ублюдок! Ты бешеная собака, которая не понимает, что творит. Ты душегуб и на твоей совести куча трупов, а сверху десять девочек. Десять невинных девочек. Десять душ безвинных. Если в тебе есть хоть что-то человеческое. Если для тебя слово офицера не пустой звук ты подпишешь признание. Я думаю ты, Борисов, подпишешь. А я буду отправлять тебе эти фото каждый день. На завтрак, чтобы пищеварительный тракт в течении дня работал на отлично.
Борисова уводили из допросной под руки. Мелешкин его просто сломал. За какие-то полчаса из бравого разбойника получилась размазня. Довольный собой старый следователь собрал бумаги в папку, выкурил еще одну из Петровских сигарет и сказал: А сигары надо попробовать, вдруг поможет. После чего встал и анправился на выход. У самой двери его окликнул Петров: Товарищ половник, но ведь все девочки живы. Он никого не убивал.
- Он убил одиннадцать человек, Петров. Одиннадцать взрослых и одну трехлетнюю девочку. Ты сам сказал, Петров, что он получит меньше двадцатки, что его любят. А теперь он подпишет признание и я протащу его на расстрельную статью чего бы мне это не стоило. А скорее всего он вскроется сам, либо ему помогут и это справедливо. Я никогда не допущу, чтобы преступник избежал заслуженного наказания. Никогда не будет так, что мой подследственный отделается легко. Все получат по заслугам, Петров. Все!
Мелешкин ушел, а Петров еще некоторое время сидел на освободившемся стуле. Он думал о двух вещах: что никогда не станет таким, как Мелешкин и что никогда не надо говорить никогда.