Еще раз к «проклятому» вопросу о двойных наименованиях днепровских порогов
Не зря, ох не зря тайна двойных наименований днепровских порогов остается полем жарких схваток между «норманистами» и их оппонентами! Проштудировав соответствующую литературу, я, как и многие, «очутился в сумрачном лесу» догадок и предположений. И чем далее углублялся я в этот лес, тем более сгущался сумрак и запутывалась пресловутая проблема «росских», а иногда и славянских названий, приведенных в труде Константина Багрянородного «Об управлении империей» (приблизительная датировка текста – около 950 года, поскольку царственный автор упоминает в нем «архонта Росии» «Ингора», сидящего в Киеве, и его сына «Сфендослава» - в «Немогарде»).
Надо признать, что уже сам Порфирогенет изрядно постарался затруднить дешифровку «порожнего» текста для любознательных потомков. Мало того, что в дошедших до нас двух экземплярах греческих манускриптов некоторые указанные в них славянские топонимы и гидронимы до неузнаваемости искажены. Например, Немогард греческой рукописи – это Новгород? Но почему –гард, а не -град, тем более что в упомянутом рядом Вусеграде уверенно угадывается Вышгород? Если «Немогард» – искаженное скандинавское имя Новгорода, то как общепринятый для Новгорода скандинавский топоним Хольмгард смог преобразиться в Немогард императорского манускрипта? Среди десятков высказанных на этот счет мнений внимания заслуживают версии о скандинавских Ny-mo-gard’е (Новом городе, где mo – соединительная частица) и Nevo-gard’е (Старой Ладоге – укрепленном селении на озере Нево/Ладожском озере, сиречь «Рюриковом городище»), либо о каком-то неизвестном науке городе, поскольку лингвистически Немогард вряд ли может быть вариантом Хольмгарда.
О всяких там «Милиниски» и «Телиуцы» я молчу, поскольку трудно увидеть в них Смоленск, которого около 950 года еще не было в помине (а было Гнёздово), и Любеч, который при всем моем уважении к выдвинувшим такую догадку специалистам, на «Телиуцы» совершенно не похож (похож на какой-нибудь Телевец или Теливцы, но о таких населенных пунктах летописи молчат. Хотя, возможно, имеется в виду прикарпатский Телич).
Мало того, что император иногда забывает дать «росские» названия порогов, приводит их сомнительные переводы на греческий, путает очередность их расположения вниз по реке. Он еще и дает перечень только семи из двенадцати известных с XVI века имен порогов. Впрочем, нечего на василевса пенять, попробуем всё-таки разобраться в проблеме и увидеть как лес, так и деревья, из коих он состоит.
Итак, ЭС-СУПИ, порог №1 по Багрянородному, располагающийся на пути из «Киовы» («Киава»). Здесь мы с удивлением узнаём, что если верить Багрянородному, по-росски и по-славянски название порога звучит одинаково и переводится как «Не спи». «Вода, - сообщает василевс, - низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул». Что тут сказать? Если «Эс» искажено до «Не» (или «Нэ» в общеславянском «не съпи»), то славянский вариант с точки зрения лингвистики больших сомнений не вызывает. А вот росский… Реконструкции В. Томсена ves uppi (быть бодрствующим), ne sofi, sof eigi (не спи) кажутся серьезным лингвистам натяжками и документально не зафиксированы. Зато версия о североиранском соответствии – aes spu (произносится примерно как «Эс-спу») дает антинорманистам основание считать росов потомками скорее сарматов, чем скандинавов.
Есть и еще одно, особое мнение, высказанное российским историком А.Е. Виноградовым: Эс-супи – это позднелатинское excopi (воздержись от сна!), представляющее собой форму повелительного наклонения глагола excopio во втором лице единственного числа. Грубо говоря, получается, что росы – это волохи, предки румын и молдован.
Вообще название «Не спи» кажется мне каким-то искусственным. Трудно найти на всем белом свете топонимы/гидронимы в форме императива (мне известен один - Regarde s'il pleut, в переводе "Посмотри, не идет ли дождь" - название небольшого населенного пункта где-то во Франции, получившее первое место на национальном конкурсе самых поэтичных топонимов). Как известно, седьмой днепровский порог назывался Будило (так он именуется в Книге «Большому чертежу», эпоха Ивана Грозного). Не перепутал ли информатор василевса седьмой порог с первым и не переиначил ли он славянское Будило (т.е. будильник) в славянское же «не спи» в порядке не перевода, но пояснения значения первого слова?
Кстати, дошедшее до нас название первого порога – Кодацкий (Старо-Кайдацкий). В XVII веке поляки построили здесь крепость Кодак (этимология слова - тюркская) – топоним, давший имя порогу в Новое время.
Порог № 2, по-росски - УЛВОРСИ, по-славянски - ОСТРОВУНИПРАХ. Перевод Порфирогенета – «порог острова» - буквален. Видимо, речь идет о современных СУРСКОМ и ЛОХАНСКОМ порогах. Сразу отметим, что славянское имя сомнений не вызывает и скорее всего звучало в X веке как «Островный праг/порог» (многие днепровские пороги представляли собой цепь островков и каменных россыпей). Странно одно: информатор василевса приводит «краткогласный» «чешско-моравский» (Ostrovni prah), но не болгарский вариант восточнославянского слова «порог» («праг» - с твердым «г»), причем «г» (h) фрикативное характерно для фонетики языка как мораван, чехов и словаков, так и восточнославянских предков украинцев и белорусов.
Больше трудностей вызывает интерпретация росского УЛВОРСИ. Норманисты толкуют его как Holmfors (островной водопад, стремнина). Действительно, в Исландии есть два топонима (Forsa, Forsvoellr) с формантом –fors; их значения - «порожистая река» и «долина водопадов». Однако переход –ul в holm выглядит натяжкой. В этой связи одни исследователи пытаются доказать, что в рукописи дается греческая форма «ул-ворос» (смерть, пожирающая путников), другие совокупляют североиранские «ул» и «вара», получая «место, окруженное волнами»; третьи объединяют балтские uola и varza в «теснину, окруженную скалами»; четвертые… Четвертые возвращают нас к романизированному населению Подунавья и Заднестровья (волохам): Улворси, дескать, происходит от латинского fulvor sil (красножелтая охра, сурик), поскольку в районах, граничащих с Сурским порогом, встречаются залежи красно-киноварного минерала (сурика), на что, в частности, указывают тутошние днепровские притоки Сухая и Мокрая Суры.
В общем, все росские версии хороши, но до конца не убеждают, хотя скандинавская лично мне кажется чуть лучшей. Правда, «лучшее – враг хорошего».
Переходим к Порогу № 3, по-росски – названия нет (василевс почему-то забыл привести его), по-славянски – ГЕЛАНДРИ, а «современное» название – ЗВОНЕЦ (-кий). Само слово «звонец» означает в ряде славянских языков что-то вроде «колокол», «колокольчик» и скорее подходит к порогу Будило. По мнению Порфирогенета, Геландри переводится как «Шум (порога)». Большинство исследователей считают, что Константин здесь всё перепутал. В самом деле, Геландри звучит как-то не по-славянски, а скорее на скандинавский лад, и, по версии норманистов, выводится из реконструированного *Goellandri (шумный). Авторитетный датский лингвист В. Томсен доказывал, что старонорвежские слова gellandi, или gjallandi означают «издающий эхо», «звучащий». Однако даже он не смог объяснить выпадение r после d.
Сторонники северо-иранского происхождения росов настаивают на сочетании «гэлэс-двар» (буквально «голос двери») – предположение, вызывающее у меня улыбку.
Другое предположение заключается в том, что император почему-то приводит греческий неологизм вместо «истинного» имени порога. Еще с древнегреческих времен в языке эллинов существовал глагол «гелао» (смеяться, хохотать), и Порфирогенет, преобразовав этот древний глагол, придал порогу зловещее наименование «хохочущий». Отечественные же спецы, ссылаясь на найденные ими у В. Даля слова «галда» (шум) и «галдань» (крикуны), выдумали словечко «*галандарь» (шумовик), но на этом не успокоились и предположили, что Геландри есть искаженное «Гудило» (их логика: если есть Будило, то почему не быть Гудилу?). Итог: все версии нехороши (или по-своему хороши), но скандинавская выглядит, так сказать, наименее плохой, хотя Багрянородный именно ее исключает.
Порог № 4, по-росски АЙФОР (Aeifor), по-славянски НЕАСИТ, дошедшее до нас название - НЕЯСЫТЕЦ, позднее – НЕНАСЫТЕЦ. Прежде всего, обращает на себя внимание сходство древнеславянского и «современного» названий. «Ненасытец» пытались интерпретировать как «ненасытно поглощающий» путников. Константин Багрянородный называет этот порог «огромным» и «страшным», т.е. наиболее опасным для переправляющихся через него путешественников. Отметим попутно, что вплоть до новейшего времени самым страшным из днепровских порогов считали Лоханский (у Константина это часть порога № 2, «Островного», с перепадом воды более четырех с половиной метров). Как же трактует василевс эти Айфор и Неасит? Прямо об этом он не пишет, но дает понять, что называется четвертый порог так потому, что там «гнездятся пеликаны».
Местные краеведы в один голос утверждали и по сей день утверждают, что пеликанов на порогах «отродяся не бывало», хотя, по мнению одного специалиста, если не пеликаны, то цапли в качестве «редкой птицы» залетают в эти места. В обоих экземплярах греческого манускрипта «Об управлении империей» и их переводах на латынь действительно упоминаются pelicanes. Российские исследователи резонно заметили, что Неасит и Неясытец ведут к древнерусскому «неiасить», откуда рукой подать до современной неясыти – птице из мудрого семейства совиных. Дескать, речь идет о сказочной птице, не способной никак насытиться. Однако вредные краеведы ответственно заявили по этому поводу, что на Украине водится только один представитель неясытей, а именно «неясыть серая» и гнездится эта серость исключительно в дуплах деревьев. Стало быть, на порогах ей делать ну абсолютно нечего.
Тогда неугомонные исследователи стали копаться в древних книгах и случайно обнаружили в Вульгате словцо pellicano – птица, которую правоверным иудеям запрещалось так сказать кушать. Обратившись к переводу Священного писания на церковнославянский язык, они нашли в Книге Иова (15:23), Второзаконии (14:11-18), Книге Левита (11:14) и даже Псалме 101:7 искомое соответствие - неiасить. Заглянув в Церковнославянский Лексикон (датируется XIV-XV веками), ученые удивились: «неясытью» тогда называли не только пеликана, но и коршуна, ястреба, ворона, а также филина и прочих сов.
Собственно, в то время неясыть было собирательным понятием, означавшим «всё птицеобразное, что не годится употреблять в пищу». Так значит, на пороге № 5 гнездились хищные птицы? Читаю у спецов-орнитологов: коршуны «обживают в основном лесистую местность, обычно селясь возле водоемов…, ловят лягушек…, могут питаться живой рыбой…». В общем, с натяжкой можно принять Неасит за место гнездования коршунов\ С другой стороны, более приемлемой кандидатурой на должность неясыти кажутся вороны (ястребы и совы – лесные жители - отпадают), тем более что в районе днепровских порогов была «Воронова забора», довольно внушительная россыпь валунов.
Так, а что нам предложат поклонники норманнской теории? Сначала они выдвинули древненорвежское Eyfari/Aefari (постоянно, вечно движущийся), но потом отбросили эту версию. После долгих и бесплодных поисков им посчастливилось наткнуться на древнешведское диалектное словоcочетание Ey Fors (островной порог). Не объяснив выпадение конечного -s, они и на этом не остановились. Обследовав остров Готланд и материковые области Швеции, местные археологи открыли два камня с руническими надписями. На готландском камне можно разобрать сообщение о том, что некие Халбьерн, Хродсвил, Эйстейн и Эймунд «добрались вплоть до Айфора (Aifur)». На камне материковом вырезан датируемый XI веком фрагмент «… кто посетил Айфорс…(Aeifors)». Всё бы хорошо, но есть какая-то странность в посланиях древних скандинавов. Цель коммерческих и военных странствий росов – добраться из «варяг в греки» (если не в Царьград, то хотя бы на курорты южного берега Крыма). Зачем же писать «дошли до порога Айфор», коли это лишь один из пунктов на долгом пути к цели?
Есть и такие норманисты, которые обратились к нидерландск-фризским диалектам, в коих обнаружили существительное oievar (произносится «уэфар» и значит «аист») – вот вам и «место гнездовий аистов». Только росы здесь вдруг превращаются во фризов.
Для комплекта приведем еще версии «североиранцев» и «балтов». Первые выводят Айфор из осетинских «айк» (яйцо – в гнезде) и «фарс» (бок, ребро) и получают «порог гнездовий». Курьезно, на мой взгляд. Вторые предлагают литовское «айтварас» (воздушный змей), т.е. в представлении древних росо-балтов на пороге гнездились существа, напоминавшие летающих драконов. Не менее курьезное предположение.
Промежуточный итог: скандинавская версия названия росского порога, при всех ее слабостях, предпочтительнее.
Следующий порог - № 5 - именуется по-росски ВАРУФОРОС, по-славянски - ВУЛНИПРАХ, «по-современному», ВОЛЬНЫЙ (или, возможно, ВОЛНЕГ/ВОВНИГ). Василевс в данном случае дает пояснение «ибо он образует большую заводь» (где широко и вольно).
Итак, перевода Порфирогенет не предлагает, а лишь поясняет читателю насчет заводи. Впрочем, славянское название нам вполне понятно без перевода: ясное дело, это скорее всего Вольный порог (а что, если Порог волн?), который, правда, располагался не там, где его размещает василевс. Речь идет об имени, переданном в манускриптах с небольшим искажением, но сохранившемся в веках.
А что же с росским наменованием? Бросается в глаза греческое звучание слова Варуфорос. Если сложить греческое «вару» (сильно, крепко, громко, тяжело) с «форос» (взнос, несущий), получится «сильно/громко несущий». Звучит, на мой взгляд, неубедительно, да и зачем подменять росское слово греческим?
Здесь уместно сослаться на предложенную А.Е. Виноградовым латинскую этимологию Варуфороса, – vara fores (гнутые ворота/двери) – приводящую нас к Кривой заборе, располагавшейся выше порога Волнег. Дело в том, что славянские слова vlna, «волна», «вовна» первоначально означали «нечто изгибающееся», а уже потом «волну воды» и даже «шерсть». Таким образом, Варуфорос, отталкиваясь от названия Волнег, можно толковать как «извилистое русло».
Что касается норманистов, то и они отталкиваются от интерпретации Вулнипраха как «порога волн» и сообщают нам, что baru – форма родительного падежа существительного bara (волна), а fors – водопад, речной порог. Вот и получаем barufors – «волны порог». Допустим, это так, но какие в заводи волны? Тогда это никакая не заводь, а чуть ли не «простор большой волны». Справедливости ради заметим, что перед Волнегом Днепр действительно раздавался вширь.
Обратимся к «иранистам» и «балтам». Они в своем репертуаре: берем осетинское «вару» (широкий) и, соединив с «фарс» (ребро) или «фарин» (крыло), получаем «варуфарс» (широкий порог, или порог птиц). Нравится? Мне не очень. Тогда обратимся к литовским varnas (ворон) и varas (жердь), проигнорируем славянские «вольный» и «волна» и получим всё ту же Воронью забору. Убеждает? Не слишком.
Так что же в сухом остатке? За неимением лучшего приходится смириться с тем, что росское название порога ближе к скандинавской версии.
Переходим к порогу № 6, росское название которого ЛЕАНТИ, славянское - ВЕРУТЗИ (ВЕРУЧИ), а дошедшее до наших дней – ВОЛНЕГ (укр. ВОВНИГ) вместе с БУДИЛОМ (эти два порога представляли по сути одну гряду островков и каменистых россыпей); в то же время в рукописях Константина Багрянородного встречается и название ЛОАНДИ, которое ассоциируется с ЛОХАНСКИМ порогом
Константин Багрянородный уверяет, что оба названия означают «кипение воды». В отношении славянского Верутзи/Веручи с ним можно согласиться. Все исследователи в один голос указывают на украинское причастие «вируючий» (бурлящий, кипящий).
С Леанти, однако, не всё так просто. Сторонники скандинавского происхождения росов откопали в древнешведском языке диалектные словечки hlaejandi, leiande, leande (все со значением «смеющийся»; дался им этот хохот!). Знатоки греческого приводят глагол «леайно» (гладить, полировать), и леанти, по их мнению, это порог, полирующий то ли камни, то ли днища лодок. «Иранисты» оперируют осетинским словом «лейун» (бежать, литься), а «балты» - литовским liejanti (льющийся, пенящийся). Наконец, «романисты» кивают на латинский герундий levandi, образующийся от глагола levo (поднимать, вытаскивать). Они уверяют, что выпадение корневого «v» характерно для средневековых балкано-романских диалектов, и, следовательно, Леанти – это «место вытаскивания лодок на сушу». Именно в связи с шестым порогом Порфирогенет сообщает, что лодки здесь «поднимают из воды и передвигают по суше».
Ну что ж, в данном конкретном случае большего внимания, как мне представляется, заслуживает балтско-иранская версия, хотя и она слабовата.
Наконец, порог № 7, завершающий в перечне днепровских порогов, приведенном Константином Багрянородным. По-росски он зовется СТРУКУН (в другой рукописи - СТРУВУН), по-славянски – НАПРЕЗИ, по Книге «Большому чертежу» – ЛЫЧНА, позднее ЛИЧНОЙ, еще позднее – ЛИШНИЙ, и/или ТАВОЛЖАН.
Ныне остров Таволжаный, где археологи нашли древнегреческую амфору; А.Е. Виноградов выводит название острова из латыни (tavol - гладкий), ссылаясь при этом на слова украинского краеведа и историка Д.И. Яворницкого «остров Таволжанский – прекрасная равнина». По легендам, на Таволжане был еще один, ныне затопленный, островок по прозвищу Змеев с деревянным идолом Перуна; там, дескать, зимовал Святослав Игоревич, которого там же и порешили печенеги. Кстати, в былине о Садко мечут «жребий таволжаный». Отметим, что Вольный порог назывался также Гадючим, поскольку рядом с ним на суше располагалась Гадючья балка; возможно, еще в дославянское время где-то здесь находились капища змеепоклонников. Укажем в заключение, что скифы считали своей родоначальницей змееногую богиню Апи.
Однако, каюсь, я сильно отвлекся. Порфирогенет уверяет нас, что как по-росски, так и по-славянски Струкун и Напрези означают «Малый порог». Верится в это, однако, с трудом (длина порога составляла 974 метра) и, кажется, здесь василевс благодаря своему информатору что-то здорово напутал, ибо росское название своими формантами –стр и –ун смахивает на славянское, в то время как славянское вообще ни на что не похоже.
Поборники норманизма, однако, живо отыскали в шведских диалектах словечко struckum со значением «укороченный». Этого им показалось мало, и в дополнение они предложили пару существительных strok (ср. род) – stryk (мужск. род), означающих в переводе «узкая стремнина». Беда в том, что конечного форманта -un в скандинавских языках нет и никогда не было.
Зато он (суффикс -ун) был и есть в славянских языках: бегун, болтун, бурун, валун, ворчун, говорун, колдун, молчун, скакун, Перун, пестун… впрочем, хватит русских слов. Поищем подобное в украинской мове и найдем брехуна (брехун - человек с выбитым зубом), бредуна (бредун - то ли маленький бредень, то ли болтун), ковтуна (ковтун - глотатель), шпыгуна (шпыгун - шпион), даже стрыбуна (прыгуна?)… и удовлетворимся. В чешском языке есть hezoun (красавчик), в польском koltun - наш «колтyн» (в волосах). У южных славян суффикс –ун ныне не в чести, зато еще с VI века в историю вошли славянин Сварун (командир в воинстве Юстиниана) и Славун, вождь племени севериев. В Болгарии встречаются топонимы Радунь и Тихунь (типа Торунь у западных и Корсунь у восточных славян), а в болгарских диалектах - существительные «калвун» (клюв) и «медун», он же «сладун, благун, горун, пискун» (все - медведь).
Дотошные искатели обнаружили у В. Даля глагол «струкать» (стучать) и предположили, что Струкун – вовсе никакой не «малый», а Стучащий порог. Если же взять другую рукопись «Об управлении империей», то Струвун, по их мнению, означает «Струящийся», и, значит, россы – те же славяне (один продвинутый автор даже считает, что росы у Константина Багрянородного – это славяне днепровские, а славяне – ильменские словене, будущие новгородцы).
Было бы необъективно, однако, обойтись без версий скифо-сарматского и балтского происхождения росов. Первые погружаются в Авесту, реконструируют оттуда *str (пространство) и * kun (малый), в результате чего получают «пространство малое». Другие первые погружаются в осетинский язык и реконструируют из него *sturkon («небольшой», по их мнению), что еще более гипотетично, чем авестийская догадка, и выглядит натяжкой. Вторые находят в словаре литовского языка слова strukas (короткий; кстати, в чешском языке есть прилагательное strucny, – произносится «стручны» - означающее «краткий/короткий») и kunas (камень, глыба). Таким образом, в «балтославянском варианте» получаем «короткий камень». Это предположение, по моему мнению, тоже выглядит не вполне убедительным, однако сохраняет оттенок «малости», навязываемый нам Порфирогенетом и его бестолковым информатором.
Наконец, у «романистов» Струкун ассоциируется с латинским существительным среднего рода structum (нагроможденное).
Перейдем к Напрези. Название мало похоже на славянское. Пытались интерпретировать его как «На(д)пражье», поясняя, что для купцов, следующих с заморским (византийским) товаром из устья Днепра вверх по течению, этот порог будет первым (?). Даже если принять такое странное объяснение (последний порог в перечне василевса вдруг стал первым), то, возможно, для путников, движущихся вверх по реке, было бы логичнее окрестить порог Предпражьем или Подпражьем.
Еще одно предположение основано на болгарском слове «бързей» (речной порог). В этом случае сочетание «на бръзей» (на порог) отдаленно напоминает Напрези. Можно, конечно, вспомнить и чешское слово «nabrezi» (произносится «набржежи»), среди значений которого попадается «насыпь» - в XVIII веке при углублении каналов для проводки судов через днепровские пороги по близкому берегу реки воздвигались насыпи из поднятых со дна камней. Есть мнение, что Напрези связано с глаголом «напружить». По В. Далю, «напружить» значит «навалить, поднять, запрудить». В Словаре югославянского языка можно найти глаголы «наперити», «наприяти» с тем же смыслом. Наконец, существовало когда-то древнерусское существительное «напрудь» (запруда). Отсюда и выводят Напражье (Напружье?), преобразившееся у Багрянородного в Напрези.
Можно далее предположить, что Напрези – это «не пръзъ», т.е. «не слишком» (большой порог). Можно, наконец, изъять из церковнославянского языка слово «брегъ» (по значению не только «берег», но и «крутизна, обрыв, пропасть») и написать «на брезе», но тогда уж проще взять украинское «на порози» (на пороге). Все эти конструкции по звучанию относительно похожи на Напрези, однако годятся скорее для наименования местных шинков, чем днепровского порога.
Что касается «современного» названия (Лычна, Личной, Лишний), то этимологи выводят его либо из украинского глагола «лишати» (оставить), т.е. «оставшийся последним», либо из украинского же диалектного «личний» (в переводе – «аккуратно сделанный»), либо из латыни (licentis - вольный), либо, наконец, из церковнославянского «личенъ» (пригожий). Кстати, латинская этимология днепровских порогов не кажется чересчур экзотичной. На порогах соседствовали острова Дубовый и Кверко. А ведь quercus – по-латыни «дуб».
Краткое резюме: противоречивость и запутанность текста манускриптов не позволяет определить, на каком языке говорили, судя по названиям порога, загадочные росы.
Ну что ж, а теперь пришла пора перейти от итогов предварительных к итогам окончательным. Итак, что мы имеем?
Славянские названия, приведенные Константином Багрянородным, нас не очень волнуют, поскольку более или менее очевидны и подтверждают представления историков об активном использовании восточными славянами пути «из варяг в греки».
Из семи росских названий порогов одно пропущено, одно скорее североиранское (сарматское или романское), три (Улворси, Айфор, Варуфорос) – с большой натяжкой скандинавские (северо-германские), одно – то ли скандинавское, то ли балтское, и последнее – не ясно. Итак, «большинством голосов» (три против двух при одном воздержавшемся и одном не участвовавшем в голосовании) первенство отдается скандинавским корням росских наименований.
Дело, однако, в том, что «мнение большинства не есть критерий истины».