КОЛЛЕКЦИЯ СЛОМАННЫХ ПЫЛЕСОСОВ
Оксана Санина
Педалируя избитую тему
Пропустил её в дверях. Она встала в ожидательной позе, руки под грудью сложила. Стоит не понимает, как выглядит.
— Ну? — хмурит брови, — ты хотел говорить.
— Да, я…
Он делает шаг.
— Ах, вот оно что, — отстраняясь почти в изумлении ладонями в плечи ему упирается. — Дима, мне тридцать восемь, что ты делаешь?
— Это всё не про здравый смысл, — с усмешкой какой-то серьёзной не отпускает. Наоборот. — Что я делаю? Я схожу по тебе с ума.
Руки его на её спине, они двигаются вверх и рукам спина нравится, она это чувствует и ждёт что дальше. Не спина, женщина. Женщину зовут Алиса.
— Волосы, запах твой, духи... — говорит у виска, — когда гульку эту глупую на затылке вертишь – на шее родинка видна… У тебя нет седых волос. Почему? Красишь?
Она морщится, он тоже, потому что её волосы щекочут ему нос.
— Нет, — она пытается оттолкнуть, но не пытается на самом деле.
— Мне двадцать девять, не вижу проблемы.
И больше они не говорят, и губы её мягкие и пахнет она чем-то сладким, а то горьким, а то не понять каким, и сложно так вот взять и описать понятными примерами, чем и как пахнет именно эта женщина.
Он не встречает сопротивления, и это правильно, это словно бы так и должно быть. По крайней мере, именно так он считает.
Сопротивление выглядело бы глупым, неуместным, диким. А главное – ненужным. Дать всему идти так, как есть, как ему надо так просто… и слова его сумасшедшие, даже если за ними ничего не стоит… но это разве возможно, чтобы не стояло ничего? Говорить подобное, не видя, не чувствуя. Это всё она не думала, нет, это как-то распространялось, расстилалось на том уровне, на котором рождаются решения. И там же к месту всплывала первобытными образами групповая терапия, на курсе которой Алиса чуть не умерла от тоски, стыда и экзистенциального ужаса, но где ярко сияло впечатление - слова одной из участниц, пожелавшей удачи и не помнила Алиса чего ещё человеку, который того действительно стоил, сказав ему в числе прочего, что он «настоящий». Вот это слово она и думала, пока смотрела и не смотрела в Димины глаза, ждала его руки, губы и всё вот это, и зрачки её расширялись. Да, именно так она считает, всегда больше, чем надо считать.
Можно добиться печального эффекта,
— Она, понимаешь, видела себя роскошной соблазнительницей, — Наташа выдохнула дым в потолок. Олеся перестала жевать.
— А он считал её просто… — Наташа изобразила сигаретой, зажатой в пальцах то, что должно было означать «ничего особенного» и лениво стряхнула пепел в блюдце.
— Мм, — Олеся представила себе живо это «ничего особенного» и ей не понравилось, и даже у чизбургера испортился вкус.
Наташа встала и также лениво проплыла к окну, шелестя юбкой о колготки.
— Дождь проклятый, и не выйдешь никуда, — она положила ладонь на стекло и провела ею вниз, получилось прямо как в кино.
Так и стояла, держа руку на стекле и всё молчала, пока Олеся шуршала упаковкой фастфуда. Полдень миновал, время отправилось дальше по мокрой дороге в ночь. Холодную или тёплую, невротически бессонную или в оглушении без снов, но одинокую для всех присутствующих, конечно.
А можно выглядеть и… неплохо.
— Какие-то проблемы?
Денис не был уверен, надо ему встать или стоит сидеть на корточках дальше, изображая невозмутимость. Он выпустил пару колец дыма, демонстративно не обращая внимания на собеседника ровно столько, чтобы, как ему казалось, держаться на равных.
— Не-ет, - спокойно протянул он, — а отчего такой вопрос?
Почти физически ощущая, как ботинок стоящего в лестничном пролёте оппонента оказывается в наиболее неудачном месте его тела он, сохраняя всё равно свою невыгодную позицию, посмотрел в глаза стоящему. Тот пожал плечами и прищурился.
— Люди говорят, ты музыку пишешь. Песни поёшь.
— Серьёзно? — осознав, куда сворачивает разговор, Денис поднялся. Олеся за его спиной подступила ближе.
— Не, — он метнул окурок в угол. — Ты обознался.
Преувеличенно изобразив изумление, обознавшийся вынул руки из карманов.
— Мм… То есть люди врут? Ай-я-яй… А я-то поверил. — Он кивнул Олесе, — девушка погуляй, ладно? А мы с мальчиком сейчас пойдём уличим хороших людей во лжи.
И он протянул руку к Денису, шагнув навстречу, чтобы так отечески положить ладонь на его плечо и сопроводить куда он там собирался.
Денис был левшой, но сигарету держал в правой. Позер. Резко, не сомневаясь он выбросил левый кулак в лицо человека в чёрной кожаной куртке, этого, не любившего музыку. Пронимающую до мороза по коже, до транса, до болезни, единственно существующую реальность, ради которой стоит продолжать портить воздух. Музыку. Вымещая всё своё презрение и ненависть к – вот она - тупости, серости, быдлу и грязным стенам подъезда этого и всех прочих, в которых они с Олесей проводили время, чтобы не где-то ещё одалживаться, изображая добрых друзей, Денис бил по лицу, сбивая костяшки в кровь, пока не ожидавший такого развития событий человек напротив пытался и не успевал дать отпор. Обескураженно таращась, отстранясь, растопырив пальцы он пытался схватить руку Дениса, но хватал правую, а мимо левой промахивался.
— Сука.
Кровь текла из разбитого носа, верхняя губа была почти неразличима. Олеся, всё это время сжимая кулаки позади и рядом, прижимая их к груди, переступая с ноги на ногу и в ужасе взирая на кошмарное происходящее, вдруг бросилась, схватила руку Дениса, потянула его к себе и вниз по лестнице.
— Хватит, хватит, хватит…
И они понеслись, прыгая через ступени, хватаясь за перила, только чтобы не полететь кубарем, держась друг за другом. Олеся бежала так быстро, как могла, как никогда не бегала, как и не умела бегать даже, но вдруг выучилась сейчас, чтобы не тормозить его, несущегося следом. В шоке, в кураже, на грани. А сверху неслось бессильное и злое:
— Ты конченый, всё, ****ь, сука, конченый… тебе тут не жить…
А проблема, в общем, была совсем не в музыке, как всегда, впрочем, проблема была не та, какую озвучивали. И если бы Денис своевременно узнал, что оппонентом его был оскорблённый им непосредственно некоторое время назад муж некоей особы, тут самостоятельно не прендставленной, а претензии к песням лишь лежали в контексте соответствующих навыков Дениса, ну, и к слову пришлись, быть может, он не отреагировал бы столь бурно и не вынужден был бы уехать в столицу неделю спустя навстречу своему сложному, пугающему и полному музыки будущему, тому будущему, где не нашлось, да и не искалось места восхищённой спутнице Олесе.
Что может быть удачнее, тем не менее, чем исход, в котором все участники конфликта выигрывают? И Олеся, следившая за творчеством Дениса и годы спустя, могла лелеять отредактированные воспоминания о нём реальном.
Но, в итоге, запросто окажется,
— А вот это моя коллекция сломанных пылесосов, — киваю в заставленный угол гаража, проходя мимо.
Неизменно всех радующая моя новая шутка, вот не забыть бы с кем её уже шутила, а то будет глупо, как с тем парнем, который, вопреки здравому смыслу... - тут я не могу подобрать неоскорбительных для себя слов и мыслю паузой. А «вопреки», потому что я точно знаю, какие чувства способна вызывать (тёплое воспоминание о Диме). Небось, тот предпочитает не женщин. Может, коз? В этом месте я корчу рожу, что видит мой гость, но молчит. А что он может сказать, с другой стороны. Он, максимум, примет мою мину на свой счёт, запарится, но я могу развеять его сомнения. Улыбаюсь, беру под руку, не ожидал, но не против. И даже очень не против. Перебор, кажется, напридумает ещё себе всякого. Подвожу к альпийской горке, отпускаю.
— Ну а это гордость, гордость, — почти флиртую, жду похвал, получаю. Гость произносит комплименты, я поправляю, мол, они должны быть адресованы мужу… Наблюдая каменеющую мину добавляю - бывшему… Затеяли старую как мир игру всё же. Говорим одно, думаем другое, следим, приглядываемся, ждём и боимся разочарования.
Да нет, всё хорошо. Всё со мной нормально. Я в порядке. В полном порядке.
— Алиса, — он вернулся с бокалом шампанского и сел на краю кровати, я поднялась тоже. — Я хотел с тобой поговорить о твоей коллеге.
Протягивает шампанское.
— Так, — я делаю глоток, — слушаю.
Гладит простыню на моём колене.
— Понимаешь, я бы хотел, чтобы ты... ну, порекомендовала меня ей, Лене. А то я все никак не могу к ней подступиться… — и он заглядывает мне в глаза и что-то типа робеет.
Да нет вопросов. Конечно. Какие проблемы.
Улыбаюсь и пью.
Что все кривлянья зря.
— Ну ничего себе, вот это встреча, — Лена разводит руками восторженно задрав плечи и сияя белозубой улыбкой на гладком кукольном лице.
— Ты о чём? — Наташа бросает визитку на кофейный стол, не глянув в нее. Тянет к себе пепельницу.
— Как о чём? В смысле? — Лена подалась вперёд, — ну, такой человек твой одноклассник, блин, серьёзный человек…
Наташа, устало затянувшись, тонкой струйкой выпускает дым.
— Лена, я видела этого человека впервые в жизни, — её затылок на холодной стене.
Повисла пауза, в которой, если прислушаться, можно было бы услышать, как хлопают Ленины накладные ресницы.
— В смысле?.. Как это? Но… Но он же узнал тебя!
Наташа закрывает глаза.
— У него не было выбора.
Наташа улыбается очевидно какому-то невидимому плуту, с которым вместе она разыграла чуть раньше премилую сцену в духе комедии положений.
— Как-то так… - вздыхает она.
— Наташа, — тихо, почти шёпотом, подчёркнуто отчётливо говорит Лена, — Наташа, я поверила тебе. Он поверил тебе. Ты убедила этого человека, которого никогда не видела, что он сидел с тобой за одной партой.
Пока Лена говорит, её глаза распахиваются всё шире, а брови ползут и ползут вверх.
— Мне повезло угадать, — тоже тихо комментирует Наташа, не открывая глаз.
Пять минут назад она хохотала, как сумасшедшая, изображая такую бурную радость от встречи с «одноклассником», что, вкупе с её этими тёмными, как подвал, глазами и манерой поджимать пухлые губы, или заводить за ухо непослушные волосы, и прочими всеми этими почти необъяснимыми штуками, не могло не привести к закономерному итогу, в котором рыхлый, потливый, низкорослый человек в дорогом костюме, начавший уже лысеть, округлив глаза за толстыми линзами очков, позволял хватать себя за руки и вспоминал, ох, вспоминал девочку с косичками в белых лентах, на которую не имел смелости смотреть, лишь замирая, когда голова её склонялась к его тетрадке, откуда она списывала пример. Какой пример он совсем не помнил, да и какие такие примеры можно было списывать в начальной школе…
Наташин телефон звонит.
— Я… вот решил сразу созвониться, — даже Лене, сидящей через стол, было слышно, как он сопит в трубку, подбирая слова, — ну, мало ли, затеряется визитка…
Или нет?
Лёня идёт кушать,
Кушать и пить компот.
И маму он будет слушать,
А не наоборот.
И смех на кухне - переливчатый заразительный детский хохот из стульчика для кормления, заляпанного кашей. Лёня любит, когда мамины слова звучат так странно, созвучно.
Он благодарный слушатель.
Мама Алиса, скажи ещё.