Рейс 5. Жизнь в брежневском развитом социализме

Юрий Михайлович Орлов. Всё меняется. Наука. Калининград. Замок. Новостройки. Отпуска. Инопланетная страна. Калининградская жизнь.
Подарок судьбы. Литовские соседи. Эх, дороги! Самый весёлый барак в нашем лагере. Поселковые страсти. На развилке. Дача. Радику - нет! Не дачей единой. Дом Павлова. Что же пошло не так?

Юрий Михайлович Орлов

         Чищу снег во дворе, слышу - с улицы кричит Пётр:
         - Саня, глянь на этого чудака!
         - Это, - говорю, - не чудак. Это доцент Орлов. Проректор по научной роботе нашего института.
         - Что ж у него, научная работа такая - босиком по снегу идёт, валенки в руках несёт?
         Доцент подошёл, розовощёкий, улыбается:
         - Привет, Александр Павлович! Давай разувайся, побегай. Снежок-то какой свежий, пушистый, чистенький! Я даже поел его.
         Разулся, побегали вместе, умылись снежком. Пётр хохочет:
        - Во дают! Эт моя собака так  снегу радуется, валяется в снегу.

         О Юрии Михайловиче Орлове следует рассказать. Удивительный был человек. По образованию математик, но увлёкся психологией, защитил кандидатскую диссертацию по применению математических методов в психологических исследованиях. Он был страстно увлечён наукой и просто фонтанировал идеями в самых разных научных областях.
        У него был брат, энтомолог, изучал жуков, которые леса сжирают. Собрал большой материал, но всё не мог его систематизировать, изучить, не мог подготовить диссертацию. Юрий Михайлович вызвал его в Балашов, и я был свидетелем работы над этим материалом.
        В квартире у Орлова были от потолка до пола развешаны длинные листы книжных страниц. Юрий Михайлович ходил вдоль них с ножницами.
        - Смотри, молодой научный работник, как пишется диссертация методом рекле.
        - Что за метод? - спрашиваю.
        - Режь и клей. Вот да-дзы-бао. Справа цитаты из книг научного руководителя. Их надо хвалить. Слева - из книг его оппонентов. Их надо ругать. Это и есть кандидатская диссертация. Вот - триподендрон линеарум! А! Звучит?  Вклеиваем жука сюда.
       - Не слушай ты этого балабола, - смеялся брат. - Цитаты цитатами, а Юра и правда загнал мои материалы в его математический аппарат, и смотри ты, что получилось! Зарождение популяции, разные сценарии её развития, деградация и смерть - всё мажно просчитать. Это ж действительно сила!
       И мы принялись  то ли в шутку, то ли всерьёз обсуждать разные явления, где можно бы применить такого рода расчёты. У нас выходило, что вино, например, это моча бактерий, осадок в вине - это их трупы, а про сыр и сказать нельзя, потому что есть его не будешь. Однако после дискуссий пришли к выводу, что и в нас полно бактерий, они едят нас, мы едим их, и вообще жизнь - это круговорот жратвы в природе. После чего с аппетитом накинулись на жареного гуся с яблоками, которого приготовила жена Юрия - Люба.
        Брат успешно защитил диссертацию, его статья была принята в солидный научной журанал, получила хорошие отзывы, а расчёты оказали существенную помощь в борьбе с губителями древесины.
        Это только один пример применения многочисленных научных идей Юрия Михайловича. Но вот как бывает - самому ему было неинтересно разрабатывать собственные идеи. Он выдавал идею, радовался, что она кому-то помогла, и переключался на следующую.
         Конечно, провинциальный пединститут не давал возможности в полной мере использовать его научный потенциал. Но так уж получилось. Раньше он работал в солидном научном центре на Урале. Член партии, семья, хорошая должность, хорошая квартира. Вот в квартире-то всё и случилось.
         Насколько успешно работала его голова, настолько неумелы были у него руки. Однажды приходит он к нам, а я гвоздь забиваю, чтоб картину повесить. Вдруг он кричит в ужасе:
          - Ты что делаешь?
Я чуть со стула не упал:
          - Гвоздь, - говорю, - забиваю.
          - Да как забиваешь-то?
          - Как? Вроде нормально, прямо.
          - Вот то-то, что прямо. А должен забить криво, стенку размолотить, да ещё и по пальцу ударить. Тогда жена никогда не будет заставлять тебя гвозди забивать.

          В общем, ремонт в квартире - это ему не под силу. А его прежней жене пришло в голову квартиру освежить - ну там, покрасить, обои поменять. Знала бы она, чем затея кончится, жила бы со старыми обоями.
         Наняли они двух девчушек штукатуров. А одна из них оказалась яркой, броской красавицей. В стиле Софи Лорен. Фигурка ничуть не хуже, губки полные вырезные, глаза огромные жгучие, ресницы длинные, густые. В общем, не устоял доцент. Жена узнала. Скандал. Из партии исключили (за "аморалку"), с работы сняли. И попал он со своей молодой красавицей Любой в Балашов.

         Он, правда, не унывал. Был вообще оптимистом. Занимался йогой. Меня научил. Сначала народ сбегался смотреть, как мы на бережку Хопра на голове стоим, на обрывчике "крокодила" делаем, по снегу бегаем да в прорубь ныряем. А потом привыкли.
         Юрий Михайлович родился и вырос в сибирской деревушке, поэтому любил природу и умел ею наслаждаться. Ему нравилось бывать в нашем домике, купаться в Хопре, кататься на лодке, в лес ходить. Так мы и сдружились. Он не курил, не пил даже пива. Я последовал его примеру к удовольствию моей жены, которая даже алкогольный дух не переносила. В общем, вели мы, как теперь говорят, здоровый образ жизни. Голодовки держали. В основном неделя - десять дней, а раз в год - двухнедельные. Великая это вещь! Жалко - не всегда удаётся время выкроить.
         С упоением занимались наукой. Кружок увлечённых студентов у нас образовался, отношения были простые, дружеские. Одна студентка, Нина, даже совета у меня попросила, выходить ли ей замуж. Познакомила с парнем. Он оказался лётчиком, офицером. Бравый такой, крепкий, симпатичный. Сергей Воронин. Поговорили. Оказался не глупым. Начитанный, рассуждает здраво. Гляжу, смотрят они друг на друга влюблённо.
         - Что ж, - говорю, - совет вам да любовь.
         Не знал, конечно, что будет у этой мимолётной истории удивительное продолжение.
 
         Люба, жена Орлова, ни природой, ни йогой, ни наукой не увлекалась. Она привыкла жить в большом городе, щеголять своей сногсшибательной фигурой в красивых нарядах, ходить по концертам, веселиться на вечеринках, где мужики вокруг неё стаей увивались. В глухой провинции ей было тяжело. Страдала. Но вела себя строго, мужиков отшивала сурово. Потом родила двух детей - мальчика и девочку. Успокоилась.

         А что до меня, так я был просто счастлив, что подружился с таким необыкновенным человеком. Радовался, что понимаю его математические построения на основе теории множеств, теории вероятностей и математической статистики.
         О научной работе с Юрием Михайловичем я писал в своих книгах, не буду повторяться, хотя готов о нём рассказывать снова и снова.

Всё меняется         

         Хоть мы и глубоко закапывались в научные исследования, всё же не отрывались и от остальных аспектов жизни, где происходили существенные перемены.
       
         Поначалу насчёт Брежнева было неясно, какую линию будет проводить этот, как говорили "бровеносец в потёмках". Надеялись, что он окажется более разумным правителем, чем Хрущов. И действительно, при нём дрова, которых много наломал Хрущов, как-то поразгребли, к сожалению - не полностью.  Окрепла армия. Промышленность слегка сдвинулась в "лёгкую" сторону, кое-что поправилось в сельском хозяйстве. Магазины наполнялись продуктами и товарами, жизнь стала улучшаться, народ приободрился, приоделся.
          Оживилась культура. Искусство развивалось свободнее. Телевидение и кино совершенно преобразились, наступали годы их высшего расцвета за всё советское время. Да и не только советское. И сейчас российское кино не может даже приблизиться к тому, что было создано тогда.
         Невероятную популярность приобрели писатели и особенно поэты. Можно ли найти ещё такие примеры, когда поэзия высшей художественной пробы так наполняла духовную жизнь не только интеллигенции, но и всего народа?

        Но государственной мудростью очередной Генсек всё же наделён не был. Его главная стратегическая ошибка - углубление разрыва с Китаем. Из-за хрущовской глупости с "культом личности" Китай негодовал и требовал от Брежнева восстановить уважение к имени Сталина.
         Накал антисталинизма несколько спал, но кардинально мало что изменилось. Так и дошло до стычки на Доманском, которая  шокировала советских людей. У всех ещё в памяти было: "Дружба навек", "Сталин и Мао слушают нас", "Москва - Пекин, Москва - Пекин. Идут, идут вперёд народы".
         Для меня шок был особенно ощутимым. Я же помнил, как мы с китайцами совместные военные учения проводили, какие они были улыбчивые, тихие. А тут на тебе: военные рассказывали, что для провокации китайских солдат выстраивали на границе спиной к нам, потом они по каманде снимали штаны и выставляли голые тощие жёлтые задницы. Наши не стреляли, хохотали только. Тогда уж китайцы на нас кинулись. Хоть их и отбросили, но и наших ребят порядком полегло.

         В результате Китай отошёл от Советского Союза, чем немедленно воспользовались американцы и влезли туда капитально. Правда, Америка тоже прогадала. Китайцы сыграли на "господской" психологии американцев, которые привыкли, что на них всегда кто-то работает. Сначала рабы, потом рабы экономические. А они только доллары печатают, за которые весь мир на них ишачит. Китайцы - народ роботящий, впряглись основательно. Американцы обрадовались, что китайцы завалили их сверхдешёвыми товарами. Снова благословенные времена рабства вернулись. Только теперь американцы не из Африки рабов везли, а  перетащили в Китай все свои заводы и фирмы - пусть на них экономические рабы за смешные центы работают.
        Я впервые попал в Америку, когда это "переселение заводов" только начиналось. В магазинах ещё были в основном американские товары очень высокого качества. Но уже было видно, что и в Америке "процесс пошёл".
         Мне нужно было купить гирлянду для новогодней ёлки. Смотрю - стоит 25 долларов. Вернее, конечно - 24 доллара 99 цетнов. Это уловка такая: вроде центы не замечаются, и получается как всего 24. Психологи считают, что работает. Во всяком случае, для женщин. Они, оказывается, в таких случаях чаще скажут, что купили за 24, хотя мужчины всё же чаще округляют до 25.
         Мне, хоть с уловкой, хоть без неё, цена гирлянды была дороговата. В поисках чего подоступнее забрёл в район дешёвых магазинов, но и там 23.99. Смотрю, напротив магазинчик с ёлочными украшениями в витрине. Заглянул. Там такая же гирлянда и цена написана с ошибкой: 2.50. Хотел уж уходить, но гляжу, все цены там какие-то странные - всё копейки стоит. Может, думаю, уценёнка какая. Взял гирлянду - новенькая. Лампочки попроще. Ну и что? Спрашиваю, сколько стоит - китаец на цену показывает, головой кивает. Я просто опешил. В десять раз дешевле! Купил, понятно. И прекрасно она у меня на ёлке горела.
         Поначалу американцы брезговали покупать "китайское барахло". Но постепенно своих товаров становилось всё меньше, качество китайских улучшалось (при низких ценах), и вот теперь чего-нибудь с маркой "Сделано в США" уже и не найти.
         Обленились американцы, разжирели до безобразия. Им уже не только работать, но и двигаться тяжело. В офисах кресла на колёсиках, чтобы передвигаться не вставая. В магазинах автотележки, чтобы отовариваться сидя. В банках, в аптеках можно всё сделать, не вылезая из машины.
         Китай, став "мировой фабрикой", мощно рванул в развитии, и американцы, очнувшись от дремотной роскоши, вдруг обнаружили, что обгоняет их Китай. Трамп, осознав опасность, попытался вернуть заводы да фирмы, снова дать работу истаявшему "среднему классу". Но тут, однако, обнаружилось, что народ от вольготной жизни возвращаться в цеха не рвётся. Десятки миллионов уже живут на пособия. Ну да, острова, самолёты и яхты не купишь, но машину и квартиру по льготной программе - вполне. И чего же нам опять к станку вставать, если нас и так "неплохо кормят"?
         Вот и голоснули против Трампа. Так сказать "рабочие" голоснули - потому что работать не хотят. А буржуи - понятно почему против: у них весь бизнес в Китае, там они прибыли лопатой гребут, а переведи домой, так и на ковшик не наскребёшь.
         Только вот за всё платить приходится, даже и за беззаботную жизнь. Ветшает Америка. Сыпятся железные дороги, мосты, аэропорты, разрушаются города. Белые американцы вообще ничего не хотят делать - даже детей рожать. Чёрные рожают хорошо, но у них уже два-три поколения никогда не работали, на пособия живут, работать не умеют и не хотят. Кто будет страну поднимать? Из Латинской америки пришельцы, которым Байден широко ворота распахнул? Ой ли! Они и у себя там работать не смогли, а с чего вдруг здесь смогут?
         Один, похоже, выход - заселить Америку китайцами, а всех прочих в резервации.
 
         Повезло китайцам. Крупно повезло. Америка проиграла Китаю от дружеских объятий, а Советский Союз проиграл от недружеских раздоров. И мы-то ещё круче поплатились за хрущовскую да брежневскую дурь - вплоть до развала страны. Был бы Брежнев поумнее, так могло бы и не быть "китайского чуда", а вот "советско-китайское чудо" вполне бы могло. И в этом чуде СССР был бы коренником, а не как сейчас, когда мы стараемся попасть к Китаю хотя бы в пристяжные.
         Какая горькая, какая жгучая обида! На моих глазах, за такой короткий срок так непредставимо обошёл нас Китай. Вот ведь не так уж далеко отъехал  я в прошлое на своей машине времени и явственно вижу: весь мир потешается над этими глупыми китайцами. Как они с трещётками воробьёв гоняют и бьют их из рогаток, как в деревенских дворах плавят в глиняных печках металл, как плывут стадами в мутной Яндзы со знамёнами вслед за любимым Председателем Мао. На что такой никчемный народ способен? Да ни на что. Даже накормить полтора миллиарда голодных ртов, ясное дело, никак невозможно.
         И в голову не придёт думать, что они могут построить скоростные железные дороги, каких и в Америке-то нет. А чтобы на Луну аппарат посадить - это уж совсем нелепая фантазия. Куда там!  Этим забитым китайцам только недавно разрешили "цветную" одежду носить, вместо синей робы и резиновых тапочек.
         И никакой провидец не мог предположить, что всего через полвека не Советский Союз, а Китай станет второй сверхдержавой, да ещё и такой, которая упорно теснит Америку с первых позиций.
         
Наука
         
         В отличие от политики и экономики, в научной области изменения произошли весьма благотворные. Если не брать так называемые "общественные науки", то с действительно научных исследований, похоже,  был снят политический контроль. Вот ведь участвовали мы с Орловым в крупной международной конференции в Москве, жили в гостиннице вместе с американцами, общались с учёными разных стран. Я с Романом Якобсоном (о котором ещё Маяковский писал) встречался, беседовал. И ничего. Никто нам не запрещал, за рукав не оттягивал.

         Правда, отрыжки ещё оставались. Кагда вернулись в Балашов - местные ребята из органов оживились: дело есть. А то где там в глухомани чего накопаешь? Тут-то вон чего - с иностранцами общались, аж даже с американцами! Надо рыть! Вызвали меня, сказали - отчёт написать. Тамара говорит, да напиши ты, пусть отвяжутся. А мне всё некогда. Тогда встретил меня под вечер на улице парнишка, показал красную книжечку, с собой повёл. И надо же - Тамара случайно увидела, прошпионила. Парень завел меня в дом, скорей  всего, его же жильё. Там, за стенкой слышно, женщины разговаривают, кухней пахнет. Парень спрашивает, почему отчёт не пишу, я объясняю, и тут, как в детективном фильме, открывает дверь моя жена. Скандал разыграла, мол, куда это, к каким женщинам моего мужа увели? В общем, отчёт я нацарапал, они и правда отстали, и больше никогда и нигде подобные ребята в моей жизни не появлялись.

         Кандидатские экзамены я сдал. Но и здесь произошёл случай, в котором, как мне кажется, отразились происходящие общественные перемены. Никак не мог я сдать  идеологический экзамен. Не помню, что там было, помню только, что вредный угрюмый тип мучил меня съездами, резолюциями, решениями. Отчаялся я. Неужели из-за этого сорвётся защита диссертации? Но в разговоре с Тамариной тётей, Эдит, упомянул про такую напасть. И надо же - у Эдит оказался знакомец, какой-то большой чин как раз в политических сферах. Поплёлся я на очередную попытку сдать этот злополучный экзамен, а тот тип спросил для виду что-то простенькое и написал вожделенное "удовлетворительно". Кончалось время идеологического социализма, начиналось время всеобщего "блата".

        Для зашиты диссертации всё было готово, и с начала 1966 года я получил для этой цели оплаченный полугодовой творческий отпуск. Так государство заботилось о подготовке научных кадров. Отпуск  был очень кстати ещё и потому, что Тамара ждала ребёнка и ей тоже полагался оплаченный дородовой отпуск (Расскажите такое американским женщинам). Мы уехали в Саратов, где в марте родилась наша дочь, Мила, а в мае я защитил диссертацию. В Балашов вернулся кандидатом филологических наук, зарплата моя хорошо возросла, у Тамары был ещё и послеродовой оплаченный отпуск (ещё раз расскажите американкам), так что зажили мы вполне обеспеченной жизнью.         
         Купили электрическую швейную машинку "Тула". (Между прочим, до сих пор отлично работает. Это к вопросу о качестве советских товаров). Тамара шила одежду на всех нас. Даже сшила мне зимнее пальто! Она и вязала и вышивала. Женщины в советское время всё умели делать. Сейчас-то кто будет возиться? Всё купить можно. Да только сделанное своими руками особую цену имеет. Не денежную. Я до сих пор нашу свитер ввиде кольчуги, который мне тогда жена из грубой деревенской шерсти связала. Очень уж он тёплый.
         Лето прожили в нашем домике, катали маленькую дочь на лодке, что ей очень нравилось. Чуть заплачет - мы её сразу на лодку. Успокаивалась, смеялась. Видно, вода да качка так действуют. Она, кстати, по гороскопу рыбка.
         В педиституте сменился ректор. Новый относился ко мне хрошо, предложил комнату в новеньком студенческом общежитии. Жаль было расставаться с нашей сельской идиллией, но ведь пройдёт лето, а там - осенняя грязь, зимой с печкой да горячей водой мучения, весной зальёт. Нет уж, с маленьким ребёнком всё же надо к цивилизации поближе. В общежитии, правда, одна комната, зато отопление, горячая вода, туалет, душ. Хоть и общие. Да и работа рядом - в соседнем здании.
       
         Вот так вот получается. Казалось бы: чем плоха сельская жизнь? Поработал в охоточку в огороде на свежем воздухе. Искупался в речке. Поел с аппетитом. Силы в тебе играют, кровь бежит. Никаких тебе стрессов да депрессий. Что ещё надо?
         Так нет же! Всё рвётся человек куда-то. Всё дёргается на нервах. Мечется, мучается, с другими бодается. Ищет приключений на свою голову.
         И страны так же. Живёт себе какая-нибудь Словения-Словакия. Венгрия там или Люксамбург. Живут - хлеб жуют. И хлеб хороший и жуют хорошо. Никуда не рыпаются. Лишь бы их не трогали.
         А другим странам всё никак не сидится. Надо им чего-то. Синхрофазотрон какой-то надо. Зачем он нужен? Какой от него прок? В космос им надо, на Луну, на Марс. Чего там делать? Там и не растёт ничего. Не живётся тихо-мирно.
         Всё так. Да только вот развивают-то нашу жизнь не жвачные, а как раз те, кому спокойно не живётся.
         А если не развиваться? Вон черепаха 300 лет припеваючи плавает-ползает. Не надо ей никакой техники, ни Марса никакого.
         Можно было бы и не пускаться в такие глупые рассуждения, но вот ведь ведуться они сегодня не в сумасшедшем доме, а в самом Конгрессе США! Где всерёз обсуждают нелепые речи психически нездоровой девочки.
         Впрочем, что говорить об этой странной организации, если одна конгрессменша с подачи наших пранкеров потребовала от правительства принять меры к злобному диктатору Бармалею, который угнетает народ в африканской стране Лимпопо.

         Безусловно, у нашей техники есть множество недостатков. Но их преодоление состоит не в отказе от техники, а именно в её совершенствовании. К развитию нас принуждает горящая в нас искра разума. Мы не хотим, чтобы она угасла. А это может случиться. Рванёт какой-нибудь особо страшный вулкан, врежется в Землю громадный метеорит, астероид или комета. Вскипит океан, сварятся там черепахи, только есть этот черепаховый суп будет некому - закончится наша цивилизация. Потому и хочет человек обустроить себе запасное жильё. На Марсе или ещё где получше. А без техники никак такое невозможно.   

         Моя кандидатская диссертация мне не нравилась. Заниматься дальше структурными формулами я не видел смысла. Ну да,  какие-то формальные конструкции можно запрограммировать на компьютере. Но не это главное в языке. Главное - как подступиться с компьютером к тому, что язык выражает. Смысл того, что выражается структурными элементами языка - вот что важнее всего. Как этот смысл формализовать, чтобы это было даступно компьютеру?
        Таким вот образом свела нас судьба, что Юрий Михайлович был математиком и  психологом, а я лингвистом с некоторыми математическими познаниями. Получилось, что наши совместные научные беседы и устремления оказались в русле набиравшей тогда силу пограничной науки - психолингвистики, да ещё и с математическим аппаратом. На стыке этих трёх наук как раз и возникали идеи, положившие начало так бурно развивающейся сейчас области науки, стремящейся создать языковой искусственный интеллект.
        Конечно, тогда, в шестидесятые годы двадцатого века, не было ещё такой терминологии. Но суть от этого не меняется.
        Бросил я свои конструкции и с головой ушёл в этот новый, полуфантастический тогда научный поток.

Калининград

         Однажды показывает мне Юрий Михайлович объявление в газете о конкурсе на замещение вакантной должности на кафедре русского языка в Калининградском университете.
         - Вобще-то, - говорит, - обычно под своего кого-то объявляют. Кота в мешке никто не хочет. Но формально любой может подать документы, обязаны рассмотреть и ответить. Подавай, а что?
         "Да ну, - думаю. - Где Балашов и где Калининград. Под кого-то своего, видать, конкурс объявили". Показал жене. Похихикали. А что - подам для смеха. Отправил документы да и забыл. И тут на тебе - пришло приглашение. Мы даже растерялись: что делать-то. Заманчиво - в университет, в большой город! Да только боязно срываться, ехать невесть куда. С маленьким ребёнком.
         - Может, съездишь, - Тамара говорит, - посмотришь на месте, что и как.

         Поехал. Ну и сначала - шок. В романе я описал первую встречу с Калининградом тех лет. Вот всё точно так и было. Никаких там художественных преувеличений, никаких гипербол в моём описании нет. В центре одни развалшины, по окраинам полуразвалины,  кое-где с почти целыми домами. 
         В большом, солидном, хорошо сохранившемся здании на окраине города как раз и размещался Калининградский государственный университет. Он только что был произведён в это звание из бывшего пединститута, проходил стадию формирования, а потому остро нуждался в кадрах, но люди в чужой край и в разрушенный город не особенно стремились. А тут сразу два специалиста: я - новоиспечённый кандидат филологических наук и жена с университетским образованием. Квартиры нам сразу предоставить не могли, но обещали при первой же возможности.
         В общем, переехали мы, и не пожалели.

          Любопытный штрих к тому, как государство управляло "производительными силами". В Советском Союзе безработицы не было. Каждый имел не только право на труд, но и обязанность работать. За "тунеядство", то есть уклонение от работы и жизнь за чужой счёт, могли даже судить. (Официально именно за это осудили Иосифа Бродского, хотя там в основе были политические мотивы).
         Специальность и место работы каждый мог выбирать сам, но понятно, что государство стремилось разумно управлять трудовыми резервами. Для этого применялись различные механизмы - как порицательные, так и поощрительные. Порицались "летуны", то есть те, кто часто самостоятельно меняет место работы, снижалась пенсия за "прерывность трудового стажа" если некто не работал больше месяца без уважительной причины. И наоборот,  на особо нужных производствах повышались зарплаты, выплачивались разного рода надбавки - "северные", "удалённые", за особую сложность или за вредность труда и т.д.
         Среди поощрительных механизмов был и такой: если не просто менял место работы, а делал это как бы с согласия государства, то получал "подъёмные". Например мы получили неплохие суммы при переезде по назначению в Балашов, и при переезде по конкурсу в Калининград, так что приехали на новое место с деньгами, что было очень кстати.
         Дело в том, что тогда в Калининградскую область старались привлечь переселенцев и потому улучшали её снабжение продуктами и товарами. По сравнению с Саратовом... Да что там "по сравнению". Никакого сравнения! Магазины просто поразили: в изобилии отличные литовские сыры, молочные продукты, колбасы, невероятное разнообразие рыбы и рыбных деликатесов; одежда и обувь из ГДР, из Польши, из Чехословакии! В Саратове такое и представить было нельзя. Вот уж где нам пригодились те "подъёмные"!

          А в тот год пышно праздновался полувековой юбилей революции, и по этому случаю зарубежные друзья навезли товаров ещё больше. Удивительно, что к этому порыву горячо присоединилась Франция. В частности в Калининграде мы с изумлением увидели в магазинах французские платья, костюмы, обувь, косметику и парфюмерию.         
         Я купил тогда себе удивительные ботинки. В коробке лежала красивая открытка, поздравлявшая на русском языке с 50-летием Великой Октябрьской Социалистической Революции, и было сообщено, что обувь изготовлена к празднику специально для морозных русских зим. Действительно, ботинки типа низких сапожек  из толстой кожи на каком-то тонком и мягком меху и на солидной подошве. Но не смотрелись тяжело, а были элегантны.

         Тогда, в 1967-ом, ещё казалось, что вот Брежнев после сумасброда Хрущова будет вести более разумную политику, и наши друзья в соцлагаре надеялись, что социализм обретёт новое дыхание, получит иной вектор развития. Жалко, что этого не произошло, а дружба уже через год дала трещину, когда Брежнев задавил "Пражскую весну".
         Вообще-то решение принимало, понятно, советское руководство, но реально давили чехов в основном немцы. Знакомые калининградские военные, кто участвовал в этой операции, рассказывали мне, что нашим войскам было приказано, чтоб никакой стрельбы. А вот гедеэровцы - те действительно кулаками там помахали. Чехи, как они и всегда, особо не сопротивлялись. Так, побузили только.
         Надо было бы тогда Брежневу сообразить, что звоночек это важный. Прислушаться бы к идее о "социализме с человеческим лицом", развить бы её. Но не хватило на это мозгов. А только на то хватило, чтобы ничего не менять, а лишь другое название придумать: "развитОй социализм" (почему-то с таким ударением).
         
         А ботинки те помню из-за необычности французского жеста, и ещё потому, что оказались они буквально несносимыми. Конечно, носил их только в холода. В Калининграде - редко, в Москве - всю зиму. Под старость старался зимой в тёплых краях пожить. Но вот в 2017 году в холодную погоду, вспомнил о них, нашёл и с изумлением осознал, что ведь как раз 100-летний юбилей той революции. А значит - этим ботинкам 50 лет! Осмотрел внимательно: да, мех несколько поистёрся, подошва хоть и подносилась, но ещё крепка, на коже кое-где трещинки, но форму, вид и даже элегантность свою не потеряли. Поразительно, но внутри название фирмы можно прочитать! Хотел я с благодарностью сообщить той фирме о фантастическом качестве её товара, но что-то в интернете не нашёл. Может, и нет уже такой фирмы.

         Я тут в своих поездках в прошлое часто натыкаюсь на вещи очень крепкие, очень высокого качества. И почему их замечаю? А потому, что сейчас-то совсем другое к вещам отношение. Сейчас считается, что вещи чаще нужно менять. Чуть попользовался - и выбрасывать. Качество не нужно. Наоборот - чем скорее вещь придёт в негодность, тем лучше - новую купим. Производители специально так делают, чтобы ничего долго не держалось. Им выгодно - побольше продадут, и покупатель рад - всё время в обновках. И действительно - не будешь же ты сейчас кроссовки пятьдесят лет носить. Мода на них всё время меняется, да и вид они теряют быстро. Так что сезон поносил - и в мусор.
        Всё бы хорошо, но вот стращают нас, что природные, ресурсы мы тратим слишком быстро, а ведь они не бесконечны! У нас эти самые ресурсы теперь не столько на пользу идут, сколько на выброс. Горы мусора растут, в океане целые острова из пластика плавают. А мы всё больше вырубаем, выкапываем, выкачиваем. А потом выбрасываем. К чему такая расточительность приведёт?

         Что ни говори, а поразившее нас тогда калининградское изобилие скрасило удручающее впечатление от разрушений. Удивило, правда то, что у города не было привычных для русских городов неприглядных (вежливо говоря) окраин. Здесь и до самых последних улиц и домов был всё тот же благоустроенный город. Дома приличные, в них водопровод, канализация, освещение. Улицы гладко замощены брусчаткой, тротуары - плиткой. На окраинах, похоже, жить даже лучше было - не так тесно, много зелени, спокойно. Целые районы вообще шикарных особняков.
         У нас же город непременно был окружён убогими  необустроенными окраинами, без нормальных дорог, без водопровода и канализации. Да что там, и в самой Москве, даже в начале ХХ1 века, только выехал за кольцевую - и пошли по сторонам жалкие, серые, вросшие в землю покосившиеся домушки, на которые стыдно и горько было смотреть. Сейчас просто смешно, что тогда городские районы типа саратовского Глебучего оврага называли "Шанхай". Сейчас-то до Шанхая ни один российский город не дотянет, не говоря уж про захудалый Нью-Йорк. 
         И вот о чём я тогда подумал. Народ в область зазывают, а он не особенно туда рвётся. Ну чего бы, казалось, не переехать сюда из грязи саратовских окраин, из балашовских хибарок? Но укоренено в народе понятие родной земли. Уж какая она ни есть, да своя! А сорвись с места в какую-то неведомую Пруссию - так ведь кто его знает: отдадут куда-нибудь эту землю, вот и кукуй потом. Я и себя поймал на мысли, что приехал сюда, как в длительную командировку, и не собираюсь же отстаться здесь навсегда.   
       
Замок
 
         В центре города казалось, что война закончилась не двадцать два года назад, а только вчера. По городу ещё ездили немецкие машины, которые раньше я видел только в кино. Визжали на поворотах узкой немецкой колеи маленькие дребезжащие трамваи,  комиссионные магазины были полны немецкой мебелью, красивой немецкой посудой, настольными, настенными и напольными часами в затейливом оформлении и всякой диковинной утварью вроде каминных щипцов.
         Впечатляли мощные руины огромного замка в самом центре на холме над рекой. Башни, крепостные стены, развороченные английскими бомбами, пробитые русскими снарядами, всё ещё сохраняли общий вид внушительного сооружения.
         Похоже, никто, ни в Калининграде, ни в Москве, не знал, что с этим старинным замком делать. Он был центральным знаком города, определял собой всю городскую архитектонику, задавал ей оригинальный тон.
         А с другой стороны - чужая культура. Восстанавливать его - с какой стати? Тогда что? Сносить?
         Создавалось впечатление, что в Москве не только с замком, но и со всей Калининградской областью не всё было решено. То собиральсь её к Литве присоединить, то, вроде бы, ГДР отдать. Но границы-то с Германией нет. Две трети Восточной Пруссии зачем-то Польше подарили. Что ж теперь - и эту треть Польше отдавать?  А верни назад Германии всю Пруссию, так Польша обидится, что подарок отнимают. Там, в Польше, уже разговоры пошли, что, мол, этот город - никакой не Кёнигсберг, а древний польский Крулевец. Да тут ещё в Западной Германии и поезд "Берлин - Кёнигсберг" в расписании сохраняли, и значки с Замком выпускали. Ишь, реваншисты!
          В общем, не было ясности. Потому и с замком никак решить не могли. Местные архитекторы, надо сказать, единодушно считали, что восстанавливать замок в прежнем виде резона нет, но и отказываться от такого великолепного архитектурного подарка было бы неразумно. В этом коплексе зданий, на этой территории можно ведь создать прекрасный культурный центр. Там хватит места и для концерного и для выставочного залов, и для филармонии, для консерватории, и много ещё чего можно придумать.
         Пока архитекторы рисовали красивые картинки, замок, да и весь центр города постепенно разрушали. В замковом дворе работала настоящая каменоломня: обрушили центральную башню, и выламывали из стен кирпич, тёсаный камень, гранитные плиты. Вокруг с улиц сдирали брусчатку. Всё это увозилось куда-то. Говорили - в Литву, в Белоруссию, в Ленинград, в Москву даже.

        И вдруг что-то там, в Москве, щелкнуло. Приехало высокое начальство. Говорили, что сам Брежнев, но точно неизвестно. Было решено: замек снести, дух "прусского милитаризма" истреблять.
         И началось! Замок окружили бульдозеры, трактора, краны с чугунными ядрами. Грохот стоял, рёв. Но крепостные сооружения выдерживали напор. Бульдозеры елозили у стен без видимого результата, чугунные ядра сбивали понемногу кирпичи с вехних кромок стен, но от громадных валунов , уложенных в башни, отлетали со звоном, высекая искры. Приехали мощные армейские тягачи. Кусок стены или валун оплетали тросами, тягач, рыча чёрным дымом, слегка разгонялся, дёргал за тросы, но только сам подпрыгивал, а камни ни с места.
         Люди толпились за забором, заглядывали в щели, обсуждали, спорили. Большинство склонялось к тому, что зря ломают. Вон как построено  крепко. Ведь семьсот лет простоял. Итак в городе путёвых зданий не осталось, а здесь много чего бы поместилось.
         Кто поначитанней, вспоминали, что для России Кёнигсбергский замок не совсем чужой. Петр Первый здесь наверняка бывал, когда в своей долгой заграничной поездке жил в гостинице напротив. Четыре года замок вообще был российским, а отец знаменитого полководца Суворова был наместником в Пруссии, и его канцелярия размещалась здесь, в этом самом замке. Так что ведь и свою историю ломаем.
         Но и другие мнения были. Чего, мол, торчит в самом центре эта развалина? Только тоску наводит. Снести да и всё. Что-то своё, новое построить. Надо сказать - такие рассуждения успокаивали. Действительно, место важное, видное. Так и просится поставить тут нечто величественное, солидное, красивое. Лучше этого мрачного замка. Конечно, наверняка построят. Свято место пусто не бывает.
         Однако вековую твердыню никак не удавалось сокрушить. Тогда выселили из немногих окрестных домов людей и стали замок взрывать. Грохотали взрывы, всё окуталось дымом и пылью, тряслась вся "королевская гора", у хилых блочных новостроек трескались стены вылетали стёкла. В конце концов крепость, выдержавшею за века множество боёв, осад и штурмов, всё же одолели. Снесли до основанья.
         Когда разровняли остатки разрушений на холме, то, пожалуй, все и сами опешили от того, что натворили: город сразу опустел, стал безликим, унылым, неинтересным.
         
         Большой ровный пустырь обнесли забором. Увидев это ограждение я сказал друзьям:
         - Помяните моё слово, - ничего тут не построят.
         - Это почему?
         - Да я точно такой забор с детства помню - доски, с набитыми из планок ромбами. И цвет тоже зелёный. И тоже в центре. В Москве. Там всё грозились построить Дворец Советов. Да так ничего и не построили. Пришлось назад взорванный Храм возвращать.
         В шутку я это, конечно, сказал. Посмеялись мы. И в голову мне тогда не могло прийти, насколько моя шутка окажется, к сожалению, правдой. Больше полувека уже прошло с тех пор, а на месте замка и сейчас пустырь. Были всякие прожекты, но оказалось, что под замком всё изрыто подземельями, ходами. Да ещё и вода стала там всё заливать, почву вокруг размывает. Нельзя на этом ненадёжном месте ничего строить. Как такая махина замка веками стояла - непонятно.
         Между прочим, у меня тогда некое подозрение возникло. Холм, на котором замок стоял был со стороны реки укреплён подпорной стеной, сложенной из крупных тёсаных гранитных блоков. В стене была красивая ниша со скульптурной группой - охотник с собакой, пьющей воду из ручья. И действительно: там бил родник с чистой холодной вкусной водой. Люди ходили с бидончиками набрать воды для питья. Понятно, что в замке, как в любой средневековой крепости, были устройства для  обеспечения водой на случай осады.
         Но после взрывов что-то, видимо, в древней системе водоснабжения было нарушено, родник в нише сначала стал мутным, потом грязным и наконец совсем пропал. Зато между плитами подпорной стенки стала сочиться вода. Ясно, что вода стала заполнять подвалы и размывать грунт холма.
         Кстати сказать, последний след Янтарной комнаты был отмечен как раз в замке. Немцы привезли сюда комнату в ящиках, которые некоторое время хранились здесь, а потом бесследно исчезли. Археологи в подземельях замка копаются, но внизу всё залито водой. Пробовали откачивать, но вода откуда-то поступает. Так что кто знает - возможно, в глубоких залитых водой подвалах те ящики и до сих пор лежат?

         После сноса замка некоторое время разрушительный зуд продолжался: снесли огромный костёл, еще что-то по мелочи. Недалеко от бывшего замка стояла ещё одна древняя знаменитость - кафедральный собор. Крыша и купол центральной башни были разрушены, но мощные стены пострадали мало. Намеревались было и его снести, но оказалось, что к стене пристроена могила Канта. Знаменитый философ, одно время был даже российским подданным. Ну как разрушать? Неудобно. Решили могилу и портик над ней восстановить, а собор пока не трогать. Удивительно, но после этого разрушения прекратились. Хоть что-то Кант в городе все же спас!

          Сейчас-то совершенно ясно, что те московские решения были безусловным варварством. Ну да что удивляться: как могли чужое пожалеть, если и своё в безумии рушили. Я живу в Москве возле Храма Хрита Спасителя, часто в нём бываю, гуляю в прекрасном парке, с моста на Храм любуюсь. Смотрю на это великолепие и понять не могу, как можно было такое чудо уничтожить! Как могла такая дикость в голову прийти, как могла рука подняться и как народ мог такое допустить?!
         Нет, что бы про Юрия Михайловича Лужкова ни говорили (думаю, в основном из-за жены-хапуги пострадал), но останется он в истории как восстановитель русской святыни. Я и котлован с зелёной лужей и бассейн никчемный на этом месте видел, однако же и сам в это не верю, забываю как дурной сон, и кажется мне, что всегда высился здесь этот бело-золотой красавец.
         Да разве только этот Храм? Сухареву башню снесли, варвары. Красные ворота. А сколько церквей поразрушили! Несчётно. Сейчас, конечно, горько сожалеем обо всём, что собственными руками уничтожили. Пытаемся вернуть , что можем. Вот Храм Христа Спасителя  возродился буквально из пепла. Может быть даже найдётся какой-нибудь разумный олигарх (чем чёрт не шутит!), который вместо дурных дворцов восстановит Сухареву башню, а другой (вот я размечтался!) Красные Ворота снова выстроит. Денег-то у народа нахапали много, пора бы и народу хоть что-то вернуть.

Новостройки

         Насчёт Калининградской области после волны разрушенией опять что-то в Москве щелкнуло. В другую сторону щелкнуло: видимо, наконец решили область никуда никому не отдавать, а начать отстраивать. Стали активнее разбирать завалы, расчищать строительные площадки. Старались восстановить какие-то более или менее уцелевшие здания.
         Я со студентами тоже расчищал место возле бывшей "Альбертины" -  знаменитого университета, одного из старейших в Европе. Английские бомбардировки университет разрушили, да ещё, к несчастью, здесь во время штурма Кёнигсберга располагался блиндаж командующего гарнизоном генерала Ляша (сейчас там музей). Поэтому территория активно обстреливалась, и от оригинальной архитектуры осталась одна разбитая коробка.
         Но нам сказали, что принято решение здание отстроить, чтобы здесь снова был университет. Идея всем нравилась, и мы работали с энтузиазмом. Действительно, коробку быстро подлатали, накрыли плоской крышей, и  среди холмов ещё неразобранных завалов заработал Калининградский государственный университет имени Канта.
         Да, простецкое строение ничем не напоминало Альбертину, но мы, преподаватели, были горды тем, что читаем лекции там, где их читал сам знаменитый философ, а студентов увлекала древняя история их "Алма Матэр", и они с воодушевлением пели старинный студенческий гимн "Гаудеамус Игитур", что тогда ещё не было принято среди советских студентов.
    
         В России после революции возникли было оригинальные архитектурные идеи. Интересные проекты предлагал Татлин, а Мельников и Шухов даже построить в Москве кое-что успели. Но, к сожалению, их новаторство заглохло, и от всей советской эпохи осталось два архитектурных направления: сталинские высотки и "хрущобы" в стиле "баракко".
         Застраивать Калининград в сталинском стиле было бы дорого и долго, а надо было побыстрее и подешевле, поэтому выбрали простейший вариант - длинные серые блочные пятиэтажки, которые народ сразу назвал "лежачими небоскрёбами". Этажей именно пять, чтоб ещё на лифтах съэкономить, потому что по тем строительным правилам лифт до пяти этажей не нужен. Кстати сказать, правила эти не в Союзе придумали: в старых нью-йоркских пятиэтажках тоже лифтов нет.
          Вот же, однако, смешно: строили тогда по всему Союзу без "архитектурных излишеств", но почему-то непременно с балконами. Для чего это позарез балконы были нужны? Кофе там пить? В России, где полгода зима, и в остальное время погоды для кофе на балконе еле на несколько дней наберётся. Ясно, что жильцы немедленно преобразовывали балконы для иных целей. Кто посообразительней да порукастей, закрывали балкон, чем придётся, устраивая дополнительную жилплощадь, а у большинств там получалась свалка: держали лыжи, велосипеды, разную домашнюю утварь, а зимой использовали как большой холодильник. Здания от этого приобретали совершенно дикий, уродливый и захламлённый вид, что и сейчас можно наблюдать во многих городах России, даже и в Москве.

         В такой новостройке получил, наконец, квартиру и я. Как все тогда, получил совершенно бесплатно. (Рассказываю американцам - слабо верят). Да, да - в профкоме поздравили, вручили ключи. И всё.
         Несмотря на неказистость здания, квартира нам показалась просто великолепной. Светлая, новенькая, чистая. На стенах обои, пол деревянный крашеный. Небольшая. По-русски "однокомнатная", по-американски - "студия".
        Но в Америке обычно "студия" - это камната без всяких других помещений, кроме ванной. Входная дверь прямо в комнату, без прихожей, в углу кухня.
        А в  моей квартире сначала прихожая с небольшим встроенным шкафом, потом двери в ванную, в комнату и в отдельную кухню. Оборудование на кухне скромное - газовая плита да мойка для посуды. Зато большое окно и место для небольшого обеденного стола. Так что можно считать, что это кухня-столовая. В Америке такая студия была бы из разряда очень хороших и дорогих.
         Конечно, дочь хоть и маленькая, но втроём всё же тесновато. Однако же повезло: рядом строители сдали ещё один дом, и мне профком поменял квартиру на двухкомнатную (по американски "односпальная"). И опять-таки такая "односпальная" в Америке считалась бы дорогой в этой категории. Тоже ведь у меня прихожая, (чуть побольше), отдельная кухня-столовая (побольше), одна комната небольшая, а вторая вполне просторная и с балконом. Красота! Да ведь ещё и, в отличие от Америки, никакого налога на недвижимость, квартплата мизерная, в неё и центральное отопление входит и холодная-горячая вода. Доплата за газ и электричество - копейки.
         Здесь мы устроились поосновательнее. Мебель моя саратовская разместилась, но её оказалось маловато. В Советском Союзе купить мебель всегда было большой проблемой. Вернее - не купить (деньги-то были), а "достать". Здесь же, в Калининграде, и этой проблемы не было: в магазинах полно добротной, красивой немецкой мебели. Но мне как-то не по душе было покупать чужое. Я уж по привычке смастерил мебель сам, но красить из-за аллергии теперь не стал, а, как тогда было модно, обжёг паяльной лампой.

         Пустыри центральной части города спешно застраивались такими же унылыми одинаковыми пятиэтажками, как наша, что просто убивало город. А как решить, что лучше? Если бы мне и ещё тысячам жителей сказали: "Вот решайте. Если центр архитектурными шедеврами застраивать, то всем вам придётся лет десять подождать квартиру, а если хотите прямо сейчас нормальное жильё получить, то тогда вот только такие серые коробки и сможем строить". Ясно, что и я и все другие уж точно бы за коробки проголосовали.
         А с другой стороны, сейчас все "хрущобы" приходится либо перестраивать, либо вообще сносить, а сталинские высотки до сих пор стоят и Москву украшают.
         В общем, все мы тогда убожество новостроек ругали, но от квартир в них не отказывались, а радовались безмерно. Вот такая диалектика!

         Наш дом был построен вплотную к Литовскому валу. Это оборонительное сооружение для защиты города с востока. Вал земляной, но внутри во всю длину тянется подземный ход с ответвлениями и бункерами. За валом речка с подпорными стенками и небольшими порогами. Вал зарос вековыми липами, по верху вала и вдоль речки замощены прогулочные дорожки, устроены красиво оформленные поляны. С одной стороны вал упирается в форт "Дер Донна" (там сейчас знаменитый музей янтаря), с другой - во въездные ворота с тремя рыцарями. В то время у рыцарей были отбиты головы, но сейчас ворота и рыцари восстановлены во всей их красе на радость горожанам и туристам.
         А прямо перед нашими окнами и балконом высился самый мощный из фортов - "Крон Принц". Тогда там был склад. Не знаю, что сейчас, но надеюсь, что нечто более подходящее, вроде гостиницы с рестораном и рыцарским шоу в просторном дворе.
         Понятно, что вид из нашей квартиры открывался великолепный. Вот тут-то и балкон оказался кстати: я там пил кофе и писал свои научные статьи.
         Глядя на стены, бастионы и башни форта, зная, что город окружён тремя оборонительными кольцами со множеством по виду неприступных крепостных сооружений, я поражался тому, как могли советские войска взять эту твердыню штурмом всего-то за четыре дня! Было понятно, и даже явно чувствовалось, каким высоким накалом горел тогда боевой дух советских солдат, совершивших этот подвиг.         
         Немцы же были деморализованы постоянными поражениями и осознанием своей вины за преступления, которые они натворили. После того, как гарнизон сдался, в городе и окрестностях оставалось ещё огромное количество войск, вооружений, боеприпасов, продовольствия. Многие укрепления почти не были разрушены, как вот "Крон Принц", например. Представляете, если бы такое было в Брестской крепости, в Аджимушкайских подземельях, в Севастополе, в Сталинграде. Там люди испытывали такие немыслимые лишения, о которых и думать-то жутко. Но сражались, держались месяцами.

         Удивительно, что на развалинах Кёнигсберга снимали разные фильмы о войне, но нет художественного фильма о штурме самого Кёнигсберга. А ведь это образец высочайшего военного мастерства и боевой отваги армии, которая смогла стремительно сокрушить самый мощно укреплённый город того времени, считавшийся абсолютно неприступным,  Какая ещё армия мира может гордиться такой победой?
         Ко всему этому в драматургическом плане - какой накал борьбы добра и зла! Какая сшибка трагедии и триумфа! Какие переплетения событий и судеб!
         Ведь только представить себе, как холёная, лощёная, самоуверенная армия двинулась из этого гордого своей мощью города летом 41-го года на завоевание "дикой" страны, как победно маршировала она, уже через четыре месяца подойдя к Москве и готовясь к параду на Красной площади, как гордились немецкие женщины  своими бравыми вояками, которые слали им с фронта фотографии рядом с повешенными "дикарями и дикарками".
         И вдруг эти отважные "белокурые бестии" дрожат в развалинах своих "неприступных" крепостей, на них неудержимо катится лавина грозной армии, которую они считали разгромленной и уничтоженной, а немецкие женщины набрасываются на своих солдат, вырывают у них из рук оружие и принуждают их сдаваться!
         А фактура! Все эти замки, крепости, форты. Ведь и декораций никаких не надо.
         Уж не знаю, что ещё нужно нашим кинематографистам. Почему они, имея перед глазами такой материал, уступают наш экран придуманным американским историям про рядового Брайена и прочие несуществующие победы.

       
Отпуска

         Зимы в России, как известно, суровы. Зимой народ в основном на работе да по домам сидит. А лето было временем отпусков. Они были  большие и обязательно каждый год. Минимум месяц, в основном полтора, а у школьных и вузовских преподавателей целых два. Ещё и ухитрялись добавить праздники да некие "отгулы", бюллетени оформляли, так что считай всё короткое русское лето весь народ по всей стране в отпусках мотался. Кстати, специально для американцев поясняю - все отпуска полностью оплачивались зарплатой, плюс обычно всякие надбавки, доплаты, премиальные пристёгивались.
         Мы, разумеется, тоже всей семьёй летом путешествовали.  Моя мать вышла на пенсию и приехала к нам. Свою абдулинскую квартиру она просто оставила со всей обстановкой. Продавать квартиры было нельзя, хотя шустрые люди ухитрялись в таких случаях проворачивать делишки. Например, прописывали кого-то в квартире под видом родственников и получали за это хорошие деньги. Но моя мама на жульнические махинации способна не была.
        С её приездом наша жизнь совсем наладилась. Она занималась с любимой внучкой, готовила классно, пекла пироги и торты. С Тамарой жили дружно, вместе шили наряды. Тамара смогла пойти работать в университет на кафедру литературы.
         Моя мать была "Заслуженным учителем", а поскольку всегда работала в железнодорожных учебных заведениях, то соответсвенно получила и звание "Заслуженный железнодорожник", что сохраняло за ней пожизненную привилегию - один раз в год бесплатный железнодорожный билет в любую точку Союза. Таким правом грех было не пользоваться. Мама была в отличной физической форме, легка на подъём, и потому ездила с внучкой в дальние путешествия - аж до Красной поляны добрались.
         Если лето холодное (всё же Прибалтика), то всей семьёй отправлялись погреться в Одессу, в Крым, в Сочи. Но не в дома отдыха. Нам больше нравилось "дикарями", в палатках.
         Одесса и Крым в то времена никак не связывались с Украиной. Хоть административно и входили в состав Украинской ССР, но многие этого даже и не знали. Украинский язык там не звучал, каких-то особенностей не замечалось. Одесса есть Одесса, Крым есть Крым. Причём здесь Украина?
         В Крыму мы всей семьёй бывали не раз. На корабле из Одессы в Крым плавали. В море купались, загорали на прекрасных песчаных пляжах. А какие персики там ели! В Америке таких не попробуешь. Я там по горам лазил. Однажды забрёл в татарское селение в горах и поразился, как было похоже на Якупово возле моего Абдулино - те же высокие глухие стены из камня и глины, та же пустынная пыльная улица. Перебежит через неё закутанная татарка, юрк за другую стену, и всё. В общем, полно в Крыму всякого народу толклось, особенно летом. И украинцы среди всех никак не отличались.
         Да и в самой, так сказать, "материковой" Украине не было ощущения, некой другой страны. В Киеве и украинского говора-то не услышишь. Разве что на вокзале, где дикторша продублирует объявление на украинском, сообщая, что "пиизд спизнився". Ну, посмеётся народ.
         Мне кажется, что и сейчас украинцы осознают, что их претензии на Крым (да и на Одессу) нелепы. Украинские военные Крым не защищали, а многие и на русскую строну перешли. Просто американцы никак смириться не могут, что ушёл у них из-под носа такой плацдарм. Да и вообще кусок лакомый. Им его ещё Ленин щедро отломил. Они там уже земель понакупали. Даже сам Рузвельт, говорят. Сталин потом как мог изворачивался, хоть на него и американцы давили, и свои подзуживали. Даже жена Молотова отметилась, за что и получила. Всё же Хозяин удержал Крым в руках.
         Но документики припрятаны. Чуть будет возможность, будьте уверены - предъявят. У меня случай был в Америке - старик сосед показал акции его предков ещё с царских времён на какое-то преприятие в Крыму и просил узнать, действуют ли они сейчас в России. Я сказал, что наверняка нет. Он на меня даже обиделся.

Инопланетная страна

         Однажды мы поехали к моему двоюродному брату Мише на Кавказ. Казалось бы - просто повидаться с родственниками, ничего необычного. И думать не могли, что останется это путешествие ярким воспоминанием на всю жизнь.
         Городок назывался Прохладный, но я думаю, что такое название придумал некий шутник. Во всяком случае в то лето там стояла страшная жара. Я переносил её легко. Даже увязался к археологам на раскопки древнего города Джулат. Под палящим солнцем, копаемся в зное и в пыли. Когда уж невмоготу, сбегаем вниз к Тереку, окунёмся в ледяную воду - и всё в порядке.
         Матери понравилось изобилие овощей и фруктов, чего в Калининграде было мало. Дочь подружилась с местными детишками и целые дни проводила с ними.
         Но Тамара страдала от жары и пыталась спасаться тем, что заворачивалась в мокрые простыни и лежала где-нибудь в тени. В каком-то туристическом журнале она увидела картинку с черноморскими пляжами. Ей понравилась красивое название городка на побережьи - Очамчира, и она предложила поехать туда. Мне тоже поднадоело на одном месте, а тут ещё Славик, сын Миши, парнишка лет шестнадцати, тоже на море захотел. Я - говорит - никогда моря не видел.
         Стали смотреть, как туда добраться. Получалось сложно. А вот до Терскола на автобусе,  там через перевал, и в Грузии уже прямая дорога. Славик сказал, что в школе они ходили в туристические походы по горам - ничего сложного. Так и порешили. Туристическое снаряжение - палатка, спальные мешки, примусик - это в наших путешествиях всегда было. Правда с обувью мы на такой поход не рассчитывали. У нас со Славиком еще всё же ботинки, а у Тамары легкие кеды. Но, думаем, ладно. Не на Эльбрус же лезть, всего лишь на перевал.
         Терскол тогда был маленьким горным селением, но всё же имелся магазин, базарчик небольшой, а главное - канатная дорога в горы. Мы там налюбовались на горные красоты, пополнили запас продуктов, в лесу вырезали крепкие посохи, на базарчике купили отличные свитера, шерстяные шарфы и джурабы - толстые цветные вязаные носки. Ну, - решили, - теперь нам никакой снежный перевал не страшен!
         На канатке поднялись высоко, к последнему туристическому приюту - это домик такой. Там уже и лесов нет, одни каменные осыпи.
         Дело к вечеру, стали располагаться в том домике на ночлег. И вдруг вваливается в домик целая группа туристов. Человек двадцать. С ними проводник-инструктор. Вот имя запомнилось - Тенгиз. Расспрашивает нас - кто, куда идём, зачем?  Посмотрел на наш странный вид:
         - Понятно, - вздохнул, - "дикари". Через перевалы ходили?
         - Я, - Славик говорит бодро, - в турпоходы по горам ходил.
         - А через перевалы?
Мы замялись. Тенгиз покачал головой:
         - Ну вы рисковые ребята. Донгуз-Орун - серьёзный перевал. Снежник. Как вы там собираетесь идти без снаряжения? И её тащите, - он показал на Тамару. - Она в этих кроссовках пойдёт? По ледникам? Там не кроссовки, там трикони нужны. Альпенштоки нужны, а не эти ваши палки.
         Меня, по правде сказат, проняло. Вот я болван, думаю. Я старше, опытнее, а не мог сообразить, что это, действительно глупая и опасная затея. Надо возвращаться. И так вон высоко в горы забрались. Хватит экзотоки!
         Однако тут Тамара вскинулась:
         - А что это вы про меня так? Что я - немощная какая? У вас вон в группе совсем пацаны да девчонки. Что я - слабее них?
         Тенгиз опешил:
         - Да они же туристы. У них опыт, у них снаряжение.
         - Ну и ладно, - не сдавалась Тамара. - Вот и ведите своих туристов. А мы сами пойдём.
         На ночлег как-то устроились. Мужская часть в спальниках наруже, прекрасный пол - в домике.
         Утром я предложил вернуться, но Тамара и Славик - ни в какую.
         Туристы пошли организованно, цепочкой, а мы за ними, стараясь не отставать. Оказалось, что вполне можем идти в их темпе.
         На привале перед снежником отдохнули, поели со зверским горным аппетитом, и уверенности у нас прибавилось. Мне показалось, что Тенгизу понравилось наше упорство. Но как опытный альпинист он понимал, к чему нас может это самое упорство привести. Он подсел к нам:
         - Ну что? Пойдёте дальше?
Мы бодро:
         - Конечно! Уже столько прошли.
         - Ладно, - говорит. - Только вот что: после перевала нам на запад, а вам, в Очамчиру - на восток. Но пешком вы туда не дойдёте. Это по карте близко, а по горам далеко. В горах вы без проводника заблудитесь, это уж вы мне поверьте. Если хотите, я могу предложить вам такой маршрут: мы проведём вас через перевал, а там я вас отправлю в Сванетию. Я сам сван. Скажу своим друзьям, они вас примут, помогут. Оттуда вертолёт летает в Сухуми. Там и Очамчира рядом. Правда, ничего там особенного нет - железная дорога чуть не по пляжу, угольные причалы. А вот Сухуми, - он заулыбался, - красота! Вам понравится. Согласны?
         Мы не знали, что такое Сванетия, но он так расписывал эту необычную страну, что мы и про Очамчиру забыли.
         - Согласны, - киваем, - согласны.
         - Отважные вы ребята, - расплылся он. - Но вам повезло - в это лето здесь теплее. Граница снежника вон как высоко. И снегу мало. Так что пройдём!
         Он взял Тамару под свою опеку, нас поставил в общую цепочку с туристами, кторые явно не были этому рады. Но они - студенты, а мы с Тамарой - университетские преподаватели, что обязывало их относиться к нам с уважением. Да и авторитет Тенгиза был для них непререкаем.
         Мы двинулись по снежнику, и здесь я понял все опасения Тенгиза. Наша обувь и палки скользили по ледяным откосам, мы карабкались, как могли. Тамару практически на себе тащил Тенгиз. В довершение ко всему неожиданно налетел сильный ветер, началась пурга. Ноги из снежных заносов не вытащить. У туристов плотные ветровки с капюшоном, а нашу одежонку метель пробивала насквозь, даже свитера не помогали. Снег сыпал так,  что не было видно друг друга. Спасала только общая длинная связка. Наша цепочка еле ползла длинной гусеницей, а Тенгиз кричал сквозь свист ветра:
         - Живее! Не стоять! Занесёт!
         Дышать было нечем, все выбивались из сил, но вдруг метель скатилась ниже, открылось чистое небо, засверкало солнце, и мы с изумлением увидели, что перед нами, сколько видит глаз, в сине-зелёной дымке уходит вниз прекрасная долина. Мы на перевале!
         Кричали "Ура"!, орали, смеялись. Рухнули на снег. Тенгиз всех поздравил, сказал, что держались хорошо и что в общем молодцы, и что такой заряд пурги на самом сложном подъёме - для нас настоящее альпинистское крещение.
         Спускались веселее. Тенгиз взял Тамару крест-накрест за руки и на пятках, как на лыжах понёсся вниз. Здесь лысые кроссовки Тамары оказались преимуществом - пара, виляя, как на слаломе, в момент оказалась на нижней границе снежника. Мы тоже, как могли, скользили по крутому склону. Снежник внизу как обрезало, и сразу начались зелёные луга, все в цветах.
         Поразительно, как резко различаются северные и южные склоны гор: на северной стороне - туманы, метели, серые каменные осыпи, на южной - жаркое солнце, буйство трав, кустов, лесов.
        Мы остановились на лесной дороге. Пока ели и отдыхали, на дороге показался грузовик с полным кузовом камней. Тенгиз его остановил, поговорил с водителем, показывая на нас. Грузовик уехал, а Тенгиз сказал:
        - Всё. Дальше вам с нами не по пути. Вы отсюда поедете в Сванетию. Сидите здесь, никуда не уходите. Тут вниз руду из шахт возят. А наверх скоро пойдет машина порожняком. Она вас заберёт.
         
         Крупно нам повезло, что нас взял под свою опеку Тенгиз. Ведь если бы он не включил нас в группу, не поставил бы в общую цепочку, в ту метель на перевале всё для нас могло бы кончиться совсем плохо. Он это знал. Но казалось бы, какое ему дело до нас, дурных упрямцев. Но он альпинист да ещё и сван. Такие люди никого в беде не бросают, и кому нужна помощь, помогут непременно.
         
         Мы огорчённо распрощались. Тамара даже расплакалась, обнимая и целуя Тенгиза. Он засмущался и увёл группу вниз. Время шло к вечеру. Нам стало тревожно: сидим тут в лесу на глухой дороге, куда идти - не знаем, ждём неизвестно чего. Хотели уж идти по дороге вниз, как заурчал мотор и показался грузовик. Водитель крикнул:
         - Это про вас Тенгиз сказал?
         Мы обрадовались, загомонили:
         - Про нас, про нас!
         - Садитесь.
         Тамару посадил в кабинку, мы мигом запрыгнули в кузов. Он показал рукой:
         - Вот тут сидите, к левому борту, - и добавил, смеясь, - вниз лучше не смотрите.
         Предупреждал он не зря. Машина шла по узкой дороге так, что слева чуть не царапала бортом по скалам, а справа крутой обрыв резко уходил вниз, где как с самолёта еле различалась внизу долина. Из-за очередного крутого поворота вдруг появился встречный грузовик с камнями. Разъехаться на этом узком карнизе было явно невозможно, но наша машина чуть отвернула так, что казалось - правые колёса уже висят над обрывом, а встречная, наклонившись боком, протиснулась по скале (ох, свалятся на нас камни!), и машины разминулись, на миллиметры не задев друг друга. Водители ещё и успели весело перекинуться парой фраз. Я был просто потрясён их ювелирным мастерством.
         Движение наше было странным. В общем-то по горизонтали мы никуда не двигались, перемещаясь по крутым серпантинам сначала вверх, потом вниз, но всё время над одними и теми же местами внизу.

         Много лет спустя я вспомнил эту дорогу, когда мой зать лихо крутил баранку в швейцарских горах и поглядывал на меня, не вцепляюсь ли я в страхе в подлокотники. Да, серпантин был крут, но ведь асфальт и высокий каменный бордюр со стороны пропасти. Так что мне после той сванской поездки это были семечки!

         В долину спустились уже в темноте. Водитель объяснил что-то подошедшим мужчинам на своём языке, мы поняли только имя Тенгиз. Нас повели, показали, где поставит палатку, принесли необыкновенно вкусное, душистое, тающее во рту мясо, лепёшки, какое-то питьё вроде простокваши. Наевшись, мы замертво рухнули спать.
         Проснулись рано свежими, бодрыми. Вылезли из палатки и просто онмели от зрелища, казалось бы, совершенно не земного. Будто очутились на другой планете. Перед нами расстилалось большое пространство, покрытое травой настолько зелёной, что она даже отсвечивала синевой. Низина со всех сторон была окружена такими крутыми горами, что они казались высокими тёмными стенами. Раздвоенная вершина самой высокой горы светилась чистым розовым цветом, а сама гора поднималась прямо от низины, без предгорий, и выглядела как плоский вертикальный треугольник колоссальной высоты. (Потом мы узнали, что эта "рогатая" гора называется Ушба). По нижней тёмной плоскости горы  змеились белые потоки водопадов. Движения воды издалека не было видно, и казалось, что это сверкающие полосы льда.
         Усиливали инопланетный вид странные сооружения, разбросанные по долине. Это были высокие четырёугольные крепостные башни, сложенные из дикого камня. От ближайшей к нам башни побежало в лес у подножия гор непонятное животное - то ли кабан, то ли обросшая длинной щетиной свинья. За ней семенили вроде как поросята, но полосатые и с длинными рыльцами.

        Да, Сванетия - страна необычная. Здесь необычно всё - и природа, и животный мир, и жилища, и люди. Они живут в этих древних башнях с бойницами и с дверями на двухметровой высоте, куда надо забираться по лестнице. Они разводят полудиких свиней, которые сами утром убегают на кормёжку в лес, а вечером возвращаются на начлег. Они готовят мясо с дикими травами по своим особым рецептам. Они гонят, уж не знаю из чего, чачу жуткого запаха и вкуса, уверяя, что она жуткая только когда пьёшь первые двадцать лет, а потом - нормально.
         Сваны - народ небольшой. Такое ощущение, что они все знают друг друга, а потому живут как бы единым справедливым честным обществом. Обмани, укради, не сдержи слово - и это сразу будет известно всем. Такой человек потеряет уважение и станет изгоем.
         Вот он где - этот самый социализм. Очень даже развитой.
         Хотя Сваны отгорожены  высокими горами, они не отрезаны от остального мира. Напротив, активно с ним связаны, благодаря своим профессиям. Они смеются:
         - Мы все лётчики. Мы же с детства по горам лазаем, а с наших гор вид - как с самолёта. Вот и привыкли.
         Действительно их основные профессии - лётчики, инструктора-альпинисты, ну и водители на этих немыслимых серпантинах.
         Альпинисты - люди весьма уважаемые. Национальный герой сванов - Михаил Хургиани, легендарный альпинист. На сванских застольях принято первый тост всегда поднимать за него.

         Этой удивительной страной мы были просто очарованы, но нам ведь надо было в Очамчиру лететь. Однако буквально нам на голову с гор свалилась туристическая группа московских студентов, которой командовал Сан Саныч. Ему тут устроили торжественную встречу - накрыли одеялами большую поляну, наставили всяких яств: зажареное на вертеле седло горного козла, запечёная на углях форель, сыры и брынза на лепёшках, вываренные в сиропе дикие груши, заливной тёрн, душистый и терпкий лесной мёд... В общем, столько всего, что наверняка я что-то ещё и упустил. Ну и чача, которую надо пить двадцать лет, чтобы суметь хоть как-то проглотить.
         Оказалось, что Сан Саныч - человек здесь знаменитый. Он написал книжку "Внизу Сванетия", чем завоевал глубокое уважение сванов. К тому же и в Москве помогает им по разным их надобностям. В лучах его славы мы тоже приняли участие в пиршестве и удостоились чести считаться друзьями сванов, что вскоре нам очень помогло.

         На вертолёте мы летели не над горами, а петляя между гор так низко, что казалось - заденем за верхушки деревьев. Виды открывались - дух захватывающие: горные водопады, цветущие альпийские луга, стены скал, по которым разбегались от вертолёта горные козлы, и наконец развернувшееся до синего горизонта море.
        В Очамчиру добрались, но Тенгиз оказался прав - ничего особенного. Всё же накупались всласть, особенно Славик, который просто из воды не вылезал. Страсть к морю осталась у него на всю жизнь - он весь мир "обплавал" рефмехаником на торговых кораблях, а на пенсии осел опять-таки у моря, в Калининграде. Кстати, его сын, о котором я уже упоминал, Евгений Вячеславович Журавлёв, известен в Калининграде (и не только) как поэт и писатель. Печатается, побеждает в конкурсах.

         Славика отправили домой поездом, а сами к себе в Калининград уже не успевали на поезде к началу учебного года, только на самолёте лететь. Тут аукнулась нам наша беспечность - билетов достать было совершенно невозможно. Понятно: всем же хотелось побыть на море до последной возможности, а первого сентября детям в школу, вот все и бросились за билетами.
         В отчаянии я метался по аэропорту и вдруг увидел того летчика с вертолёта. Я к нему. Он сказал подождать, ушёл, потом вернулся и говорит даже несколько торжественно:
        - Ты наш друг. Мы поможем.
        Я благодарил и бормотал, что мне невозможно опоздать в университет. Он посмотрел удивлённо:
        - Мы поможем. Я же сказал. Завтра в девять утра сиди здесь, за этим столиком. Никуда не уходи.
        На другое утро мы с Тамарой сидели, где сказано, но никто к нам не подходил. Я, призаться, подумал: "Сидим здесь, ждём неизвестно чего. Кто будет про нас помнить? Выговор на работе обеспечен. Это точно!" Мы уже надежду потеряли, собрались ехать на железнодорожный вокзал, как вдруг подходит мужчина в лётной форме:
         - Идите со мной.
        Повёл нас по лётному полю к самолёту и посадил в пилотскую кабину на раскладные брезентовые стульчики. Так и летели до Москвы. Мы были счастливы, а оба пилота нас ещё и развлекали, рассказывая и показывая вниз, где летим.
         Да, безусловно, и они и мы нарушили правила. Но я тогда понял, что значит слово свана - не может он его нарушить. Не знаю, как сейчас. Теперь в Сванетии туристы со всего мира толкутся. Там теперь и дороги, и машины, и башни ночью красиво подсвечены. Времена меняются, меняются люди. Но тогда было так.
               
            
 Калиниградская жизнь       
       
         Когда выпадает жаркое, сухое лето (что в Калининграде, поверьте, бывает), то и на Балтике отдых великолепен. На побережье ходил местный дизель-поезд, и мы часто ездили на море, в основном в Светлогорск - чудесный курортный городок. От войны он совершенно не пострадал, и его старались содержать в порядке.
         Однажды стоим всей семьёй на платформе, ждём поезда. Смотрю, какой-то бравый офицер в лётной форме в нашу сторону уставился. Тамара всегда в толпе выделялась, мужчины часто на неё заглядывались. Я подумал, что и здесь такой случай. А офицер вдруг подошёл и спрашивает:
         - Извините, вы Александр Павлович?
         - Да, - говорю, - в чём дело?
         А он:
        - Я Сергей. Помните, в Балашове вы наш брак с Ниной одобрили?
        Тут я его вспомнил. Заулыбались. Он спросил, куда мы едем.
        - В Светлогорск, - отвечаю, - на море.
        А он смеётся:
        - Да какое там море. Поехали к нам, в Донское. Вот у нас море, у нас пляжи. Нина будет рада.
         Поехали мы и не пожалели. Удивительно: недалеко большой город, рядом забитый людьми пляж, взбаламученное море, а здесь - лес до самого обрыва, между высокими песчаными утёсами лощины в кустах и цветах, внизу под обрывом заросли синей осоки, дальше огромные безлюдные пляжи, кое-где в море валуны в рост человека, обросшие яркими зелёнами водорослями, вода чистая, прозрачная, по пляжу чайки важно ходят, а в море между валунами лебеди плавают. Ну не чудо ли!

         У Ворониных был сын, Саша, ровесник нашей дочери, малыши играли вместе, мы подружились семьями, а на море только туда и ездили.
        Удивительные случаи иногда происходят. Лет двадцать с тех пор прошло. Мы жили уже в Москве и как-то пошли на выставку в Третьяковку. И там подошёл к нам молодой человек, поздоровался и огорошил:
        - Я Саша Воронин. Вы меня не помните?
         Ну как было узнать в молодом стройном красавце того мальчонку, которому у десяти лет не было, когда мы из Калининграда уехали? Да, дети растут и меняются быстро, а взрослые долго остаются такими же, вот он нас и узнал. Оказалось, что он проездом в Москве и вот между поездами пошёл на выставку. Бывает же так: во многомиллионном городе он случайно встретил нас - единственно знакомых ему людей! Жалко, дочери с нами не было - ей бы тоже интересно на него посмотреть.

         Со своими ужгородскими друзьями мы связи не теряли, всё время переписывались, но не виделись с тех пор. Как-то звонят в дверь. Открываю - и чуть не упал: стоят Фруци и Борис.
        Оказалось, что тогда Фруци удалось купить машину, и понятно - ударил в голову ветер путешествий. Оба они тогда ещё не были женаты: воля вольная, машина есть, катись, куда хочешь. Правда, машина - это смело сказано. Был это "Запорожец" (в народе "Жопорожец", потому что выглядел - что спереди, что сзади). Довольно нелепая жестянка, в которую при первом взгляде человек поместиться не мог.

         В 1989 году я впервые попал в Америку. В зале Центрального вокзала Нью-Йорка обратил внимание на небольшую веселящуюся толпу. Подошёл и обомлел: предметом веселья оказался  "Запорожец". В те времена американцы ездили на своих больших, просторных лимузинах, такая карликовая машина действительно выглядела там комично, и была выставлена на обозрение, чтобы показать дремучую техническую отсталость Советов.
         Между прочим, с тех пор автомобили основательно уменьшились в размерах, в моду вошли минимашины, и тот осмеянный "Запорожец" выглядел бы сегодня, пожалуй, вполне себе ничего.
        Кстати сказать, в современных миниавто помещаются только двое, а мы в том "лимузине" вчетвером покатались по всей Прибалтике. И не беда, что  Фруци, метр восемьдесят росту, вел машину с коленками до ушей, а руль крутил между коленками, зато Тамара в силу своей миниатюрности располагалась довольно вольготно.
        В красивом Каунасе наслаждались картинами в музее Чурлёниса, в Риге были потрясены органным концертом в Домском соборе, в Таллине вдоволь побродили по Старому городу. Какие молодцы эстонцы, что не порушили там ничего!
         Вот зачем в Москве надо было ломать крепостные стены на теперешнем бульварном кольце? Зачем было Китай-город рушить? Ведь сколько тяжкого труда вложено, чтобы эти грандиозные сооружения построить! А сколько ещё труда, чтобы снести! Как сейчас всё это украшало бы Москву! И что за зуд такой что у царей, что у цариц, что у генсеков - всё ломать-крушить?
         
         Путешествие наше было незабываемым. Не обошлось и без курьёзов. На обратном пути остановились как-то у небольшой тихой и чистой речушки, накупались и обнаружили, что там полно раков. Надрали, наварили, попировали. И уже Литву почти миновали, как вдруг в рулевом управлении что-то стало хрустеть. То тихо хрустит, то вдруг громко, с каким-то даже треском. Перепугались, а что делать? Тогда, в конце шестидесятых, никаких автосервисов не существовало. Пытались сами понять, в чём дело, но не получилось.
         У меня в Калининграде были знакомые умельцы, решили мы кое-как дотянуть до них. Парни действительно оказались рукастые, что-то там раскрутили и вытащили здоровенного рака. Как он в багажнике оказался - непонятно. Багажник у "Запорожца" спереди, там же и колонка рулевого управления проходит, вот он и залез под кожух у колонки, да там и шебуршился, клешнями царапал, хвостом стучал.
         В Калининграде нашим рузьям тоже было, что посмотреть. Лазали по крепостям, по фортам, по развалинам. На разбитых стенах одной громадины увидели с одной стороны входной арки каменную театральную маску (комическую), а с другой стороны арки в куче битого кирпича заметили похожую плиту, разгребли, перевернули - точно: вторая маска, трагическая. В полной сохранности. Фруци загорелся:
         - Увезу! Здесь всё равно пропадёт.
         - Да как ты, - говорю, - увезёшь? Её вон втроём еле ворочаем. Она ж твоего конька-горбунка раздавит.
         - Но вы ж с Тамарой не раздавили. А маска не больше весит, чем вы вдвоём.
         Действительно, увёз. Хотя, когда маску грузили, машина аж крякнула и осела на нос.
 

Подарок судьбы
         
         Университетская жизнь захватила нас, закружила. И работа и друзья - всё нам нравилось, всё радовало.  А я получил вдруг подарок, о котором и мечтать не мог: у солидного рыбацкого предприятия оказался отличный вычислительный центр, где ЭВМ не была особенно загружена, и мне разрешалось там работать. Ни я, ни университет за это не платили. Как такое объяснить в Америке, да и у нас сегодня - не знаю.
         Быстро образовалась молодёжная компания программистов, которые с интересом мне помогали, активно участвуя в разработке почти фантастической тогда идеи языкового искусственного интеллекта. Тоже не за деньги. Опять-таки не знаю, как объяснить в наше меркантильное время.
         Сложная и обширная область языкового искусственного интеллекта стала активно разрабатываться лишь в самые последние годы. Поэтому надо пояснить, что это отнюдь не конструирование так называемых "языков программирования", нет. Конечная цель - научить компьютер (тогда ещё говорили ЭВМ) имитировать владение живым русским языком, т. е. как бы понимать человеческую речь и общаться с человеком на его нормальном языке.
         Разумеется, моя работа охватывала не всю эту проблематику, я тогда начал исследовать лишь один её аспект - скрытую значимость звукобуквенной канвы речи. Работа меня воодушевляла, и я сам поражался тому, что машина (тогда это была целая комната шкафов) проникала даже в такие подсознательные глубины содержания стихов и текстов, которые и человек-то не полностью осознаёт. И это, заметьте, в конце шестидесятых годов, более полувека назад, когда в Америке над подобными задачами ещё и не задумывались.

         В те времена государство всячески стимулировало развитие науки. Постоянно проводились научные конференции разного уровня от местных до центральных и международных. Я как-то и сам удивился, подсчитав, что за год ездил на конференции 11 раз. Поездки полностью оплачивались, по результатам конференций бесплатно издавались сборники тезисов и статей. За книги и статьи в центральных издательствах авторам выплачивался приличный гонорар.
         Понятно, что учёные - они тоже люди, и ничто человеческое им отрицать не нужно. Я и не отрицаю. Да, не только сухари науки грызли, но и вполне себе сочная пища перепадала, даже (в рамках приличий) с возлияниями. Дело в том, что  было принято после конференции устривать банкет. Принимающая организация выделяла на это деньги, ну и сами понемногу сбрасывались. Пировали, веселились, танцевали.
          Но не из-за банкетов стремились поехать на конференции. Нужно было показать результаты своих работ, посмотреть, что сделано другими. Научный материал отбирался строго, попасть на конференцию было престижно и участие в научных дискуссиях действительно было важным.
         Когда я впервые попал на научную конференцию в Америке, мой американский коллега, который бывал на конференциях в Союзе, предупредил меня:
         - Ты не вздумай кого-то критиковать. Это тебе не Москва. Ты изложи свои материалы и всё. Никаких обсуждений, оценок, критики.
         - Да что же это за научный разговор? - удивляюсь.
         - Ну вот у нас так.
         Уж не знаю. У нас-то самым интересным всегда было обсуждение докладов. Здесь пробовались "на зуб" твои идеи, ты мог увидеть их слабые стороны, отстаивать сильные. Это ведь и продвигало, развивало твои исследования. Если твой доклад не вызвал обсуждения, значит он никому не интересен, а горячая дискуссия, спор, критика окрыляли, добавляли стимулов к дальнейшей работе.

         Мощной поддержкой науки были так называемые "хоздоговорные работы", вроде современных "грантов". Моей проблематикой заинтересовался Валерий Иванович Галунов, работавший в крупном ленинградском научно-производственном объединении "Дальсвязь". Он руководил там отделом, занимавшимся комьютерным анализом и синтезом речи. Хоздоговор с такой крупной организацией важен, престижен, а работа захватывающе интересна. Ну и  и денежна тоже. Щедрое фининсирование позволяло закупать необходимое оборудование и доплачивать сотрудникам до половины их основного должностного оклада.

         Те, кто "в теме", могут сказать, что хоздоговоры и гранты - раздолье для научных шарлатанов и прямых мошенников. Шарлатаны ухитряются описывать предлагаемые проекты так, чтобы было внушительно, но непонятно. Намеренно сложная терминология, солидные ссылки, обещание неясных, но важных результатов. Ну а мошенники просто вступают в сговор с нужными людьми, а потом делят между собой выделенные деньги.
         Да, это так. И не только у нас, а во всей мировой науке. Не знаю, к какой категории отнести жизнерадостного американского профессора, который разжирел так, что не мог самостоятельно передвигаться и ездил на инвалидской коляске. Он совсем плохо знал русский язык, не читал лекций, не вёл занятий со студентами. Но был очень важной персоной, потому что "писал гранты", приносящие кафедре (и ему, понятно) хорошие деньги. Когда я случайно увидел, что он делает, то просто оторопел: он переписывал стадартные правила русской грамматики, иллюстрируя их (часто невпопад) примерами из русских дореволюционных текстов.

          Однако же вот что возьмите в расчёт. Ведь настоящее научное исследование - это непеременно что-то новое, т.е. никому доселе неизвестное. Ну и как за лесом терминов, таблиц да графиков увидеть, есть ли там это самое никому неизвестное? Даже и сам исследователь не знает, что покажет эксперимент, и зачастую не совсем ясно представляет, куда приведёт его с таким трудом пробиваемый путь.
         Получается, что наука - это как добыча золота. Сколько грязной воды утечёт с лотка, сколько мелких камушков, сколько песка! Но осядут на дне золотые крупинки, а иногда, хоть и редко, даже и самородок попадётся. Тогда окупится весь труд, вся грязь, весь пустой песок.
         Во всём мире много сил и денег тратится на науку. И часто впустую. Но то новое, что всё же удаётся открыть - оно и движет нашу цивилизацию.

         Научная работа моя шла успешно. У меня набрался большой материал, в Ленинградском университете опубликовали мою монографию "Фонетическое значение". Она стала основой докторской диссертации, которую я защитил в родном Саратовском университете.
         Защита прошла нормально, однако смущала как бы заковыка: мне не было ещё и сорока  - возраст несколько вызывающий для доктора филологических наук. Физика, а особенно математика - другое дело. Там молодёжь приветствовалась и продвигалась. А филология тогда (как и сейчас) полноценной наукой не считалась. Ну что там можно нового открыть в этих существительных, глаголах да второстепенных членах предложения? А требования к диссертациям были строгие. Вот и не разбрасывались высокими научными степенями для филологов.
         Да ещё и диссертация странная - вычисления, формулы, ЭВМ, факторный анализ... Непохоже на филологию.
         Видимо, по этой причине меня вызвали в Москву в Институт русского языка Академии наук СССР, где я должен был сделать доклад по своей диссертации. Волновался разумеется, переживал. Подготовил все свои материалы, таблицы, машинные распечатки. Всё доложил, на вопросы ответил, отнеслись, вроде, благосклонно. Эффектнее бы всё на машине продемонстрировать, но  (представьте себе!) не было в академическом (!) институте ЭВМ. Считалось, что филологам она не нужна. 
         Получил решение, что диссертация апробацию прошла и направлена в ВАК. Но что-то всё нет утверждения. Совсем я приуныл. А в это время Тамара работала над кандидатской диссертацией и сказала, что ей нужно съездить в Москву к научному руководителю. Но в действительности поехала она прямо в ВАК и там познакомилась аж с самой главной секретаршей, со всемогущей Аделиной. Они подружились и потом мы часто общались семьями. Могущество Аделины базировалось на том, что она контролировала очередь представления диссертаций на утверждение. Она проверила, что там с моей диссертицией и обнаружила, что моя очередь на утверждение давно прошла, но диссертация представлена не была. Что такое? Куда она делась? Оказалось - что-то там перепутали, куда-то не туда на полках поставили. Тут же исправили, и я наконец получил официальное утверждение и диплом.
         Судьба, которая, как известно, любит мотать нас вверх-вниз по горкам, поспешила реабилитироваться за проволочку с докторской степенью: звание профессора я получил почти сразу.
         Стал заведовать кафедрой, при кафедре открылась аспирантура, организовал лабораторию семантики, начал публиковаться сборник "Вопросы семантики", куда поступали статьи со всего Союза. По заданию "Дальсвязи" в лаборатории анализировалась речь человека в экстремальных ситуациях - разговоры с космонавтами на орбите, с подводниками при глубоком погружении. Мы работали над компьютерными программами по автоматической оптимизации диалогов в подобных ситуациях, т.е. по включению в диалоги элементов языкового искусственного интеллекта. Напомню, что велась такая работа в семидесятых годах прошлого века.

Калининград и литовские соседи.

         Калининград был тогда богатым городом, что обоспечивалось в основном рыбаками. Огромный великолепный рыболовный флот промышлял по всем морям и океанам, моряки уходили в дальние рейсы, хорошо зарабатывали, а потом получали деньги "кучкой", что составляло крупные суммы. Я ещё китобоев застал, так те вообще были королями среди рыбаков. После длительного и успешного рейса получали по нескольку тысяч, что было тогда (при средних зарплатах в 150 рублей) целым состоянием. Естественно, эффект Фильки Шкворня срабатывал: считалось особым шиком, когда китобой, получив свою "кучку" заказывал два такси - в одном ехал сам, а второе везло за ним его фуражку.
         Впрочем, за королевами тоже пажи шлейфы носили. Та же спесь - показать своё богатство, покуражиться над слугами. Между прочим, Филька Шкворень выглядит, пожалуй, поблагороднее: портянки красного бархата никто за ним не нёс, он их сам по грязи волочил.
 
         Рыболовным судам разрешалось заходить в некоторые зарубежные порты, где моряки могли отовариваться в магазинах, поэтому их жёны и дети щеголяли в иностранных нарядах.
         Денежное довольствие военных тоже было неплохим, потому что среди моряком и лётчиков были обычными командировки "на севера", где и стаж шёл "год за два" и приплаты солидные.
         
         После защиты на меня, как на профессора, посыпались разные материальные блага, так что и моя семья стала отнюдь не бедной. Да, в семидесятые годы статус доктора наук, профессора был ещё очень высок. Не так, как при Сталине - тогда профессора считались вообще небожителями - но всё же. А в Калининграде профессоров было раз два и обчёлся.
         Я получил разрешение на покупку машины-возвращенки, о которой уже писал. Поразительно! Страна, запускавшая мощными ракетами спутники, космические корабли, доставившая на Луну автомат-луноход, страна, производившая десятками тысяч лучшие в мире танки, отличные самолёты, эта страна не могла наделать в достатке хотя бы простейших легковых автомобилей.
         В результате личный автомобиль стал одной из основ зависти советского человека к западному образу жизни. Ведь в Союзе  "простому" человеку купить новую машину было почти невозможно, и даже на "бэушную" требовалась обкомовская разнарядка.

         Анекдот тогда ходил:
         Американца спрашивают, сколько у него машин
         - У меня машина на работу ездить, у жены детей в школу возить, ну и ей по магазинам, а если путешествовать куда, по стране или за границу, в Мексику, в Канаду, так у меня есть машина побольше для всей семьи.
         Спрашивают у поляка, сколько у него машин.
         - Одна. Везде на ней. И у себя и за границу.
         Спрашивают русского.
         - А зачем мне машина? Я на работу на метро, жена - на троллейбусе, дети в школу на трамвае. А если за границу, так я на танке поеду.
 
         Но мне повезло, счастлив был, конечно, хоть "возвращенку" получить. С машиной-то жизнь пошла совсем другая. Теперешние водители, затурканные пробками, ценами на бензин и суровой дорожной полицией, даже представить себе не смогут той свободы и воли, которые обретал  тогда редкий счастливчик-автовладелец. Даже в городе никаких тебе пробок, а уж за городом вообще часто один на дороге. Ограничений нет - езжай, как хочешь. Правда, особо-то всё равно не разгонишься: и машины не были такими скоростными, и главное - дорога лихачить не даст. На шестидесяти ещё ничего, а чуть побольше - на ямах да кочках трясёт, бьёт, кидает. Зато бензин такие копейки стоил, что я даже не помню, сколько. В общем - катайся, наслаждайся.

          Конечно, объездили всё в области и в Литву постоянно. В Паневежис игру Баниониса в театре посмотреть. Ну и по магазинам, которые были несравненно богаче, чем даже калининградские.
         Литва тогда преображалось на глазах. Когда впервые по ней поколесил, то встречал много убогих домов под гонтовыми и даже камышовыми крышами. Но с каждым годом всё разительно менялось, и вот - города и городки ухожены, никаких убогих окраин, везде двухэтажные дома из белого кирпича под красной черепицей, под домом гараж, вокруг не грядки, как раньше, а газоны, цветы, беседки.  Картинка! Таких городков и в Америке ещё поискать.
         Дороги асфальтированы, аккуратны. А участок Вильнюс - Каунас был тогда единственной во всём Союзе дорогой европейского класса: без встречного движения, две полосы туда, две обратно, без перекрёстков и переходов. Да ещё и на разделительной полосе цветы!

         Еду из Калининграда в Литву и думаю: как же так - климат тот же самый, земля такая же, море такое же, а только переехал границу, и сразу попал в другой мир. Дороги лучше, дома и сравнивать нельзя, магазины тоже. Почему так? Они работают, а мы пьянствуем?
         Но вот у них на дорогах много машин. Они их сами делают? Ага! Русские заводы им машины делают. Но у русских одна машина на несколько тысяч человек, а у них гараж под каждым домом. Игналинскую атомную они что-ли построили? Они её только угробить сумели. Ну а выпить, так они, по моим ресторанным наблюдениям и дружеским вечеринкам, тоже могут. Сейчас-то социологи говорят, что литовцы по выпивке русских уже сильно обогнали.
         Не в этом дело, а в том, что русские в общий пирог вкладывали гораздо больше, чем "братские" республики, а куски пирога этим республикам нарезались куда как жирнее, чем русским. И вот  смотрели литовцы-эстонцы на русские деревни захудалые, на русские города обшарпанные, на те же, смех сказать, "дачи" российские убогие и думали: "Зачем нам с этой нищетой вместе жить? Ещё корми их колбасой, сметаной да сырами. Одни-то богаче заживём".   
 
         Жизнь людей в РСФСР была самой бедной, самой захудалой в Союзе, хотя, как только теперь открылось, в распределении валового продукта страны республикам доставалось гораздо больше, чем России. Выходит - от себя русские отрывали, чтоб "братским республикам" жизнь получше устроить. Мол, тогда они будут благодарны, и Союз наш укрепится. Думаю, что это была фундаментальная ошибка советского руководства.

         На южной границе США на какие только хитрости не идут латиноамериканцы, чтобы в богатую страну попасть. А если бы Северная Америка жила хуже, чем Южная, ломились бы туда люди? Ясное дело - нет. Наоборот, в Никарагуа янки побежали бы. Потому-то и не допустят янки, чтобы латины жили лучше, чем они. Будут янки оттуда всё сосать-тащить, себе жизнь устраивать да всем рассказывать, что живут они лучше всех не потому, что за зелёные фантики всех обгрёбывают, а потому что они работяги и у них демократия, а все прочие лентяи и у них тирания.
         
         Вот откуда такая злоба у литовцев к Союзу, к русским? Казалось бы - чем им плохо жилось?  Ведь среди прибалтов они были самыми бедными, самыми отсталыми, а в Союзе разбогатели, цивилизовались и стали процветающей республикой. Чего им не хватало? Куда они сломя голову шарахнулись? А шарахнулись они от нищих русских.
         Правда, неизвестно ещё, куда попали: в Союзе-то они были витриной, в Европе стали чуланом.

 
Эх, дороги!

         Даже самый ленивый русофоб всё равно хоть несколько раз но уж непременно вспомнит две русские беды, про которые сказал классик - дураки и дороги. Классик скаламбурить хотел, но каламбур получился, прямо скажем, не очень удачным по форме. А по содержанию классик для красного словца совсем уж зря дураков приплёл.
         Дурак Ломоносовым не станет. Ни Суворовым, ни Ушаковым, ни Ктузовым дураку не быть.
         Дурак "Слово о полку Игореве" не напишет. Не напишет ни "Войну и мир", ни "Преступление и наказание", ни "Кому на Руси жить хорошо", ни "Тихий Дон" и много, много чего другого ну никак не напишет.
         Дурак периодической системы элементов не построит, электрическую лампочку не изобретёт, ни вертолёта, ни телевизора не придумает. Танк Т-34, например, или, скажем "Катюшу" дурак сделать не сможет. Это точно доказано.
         А уж про космос и говорить нечего - дуракам там места нет.
         Так что дал тут классик маху. Обмишурился.

        Но про дороги - это верно. Это русская беда. Меня машина, понятно, заставила обратить внимание на дороги. В области они ещё немецкие остались. Машину водить я учился на "берлинке". Это отрезок бывшего автобана на Берлин. Довольно широкое бетонное полотно уложено ровно, крепко. Никто здесь не ездит, потому что идёт дорога только до взорванного моста у границы с Польшей. Я думаю, что в то время во всём Союзе нигде такой дороги не было.
         В самом Калининграде дороги были совершенно удивительны - везде, и даже на окраинах выложены ровной брусчаткой. Не булыжником, а именно гладким пилёным камнем. В центре города камень был уложен так, что машина шла по нему ровнее, чем по асфальту. Полотно дороги было как монолит, между отшлифованными камнями никаких щелей - нож не просунешь. Как такое возможно сделать - непостижимо. Правда, это требовало и особого внимания: во время дождя казалось, что едешь по гладкому льду.
         Такие дороги не требовали ремонта. Сколько времени они служили неизвестно, но не было на них ни проседаний, ни бугров. За исключением, разумеется тех мест, куда попали бомбы и снаряды во время войны. Такие места сразу были видны - наши дорожники не могли уложить камни так же ровно, как было.
         За пределами города многие дороги были асфальтированы, но и старых немецких оставалось ещё много. В Донском, например, до сих пор сохранилась "каменка". Вокруг асфальтовые дороги постоянно ремонтируют и всё равно они все в колобинах и выбоинах, а эта наверняка уж больше века служит, а всё такая же ровная и крепкая. Только там, где наши дорожники выворачивали камни, чтоб какие-нибудь коммуникации проложить, приходится газ сбавлять: назад-то камни кое-как покидают, да и ладно.

         Вот думаю: что же это за феномен такой - русские дороги? Говорят - вон у нас расстояния какие, попробуй тут везде хорошие дороги построить. Ладно, давайте Сибирь не брать. Но в европейской части у нас расстояния вполне сопоставимы с Америкой. Почему же здесь дорог нет? Ещё говорят - у нас морозища сильные, лёд дороги рвёт. Опять же южнее Москвы взять, так тут зимы как в Финляндии, как в Канаде, скажем. А там дороги нормальные.
         Нет, тут всё же, полагаю, нечто психологическое. В Росссии считается, что дороги - это что-то не особенно важное, второстепенное. Опять же пример из Донского. Я об этом курьёзе в своём романе писал, но повторю из-за яркости аргумента. Один мужик, в общем не совсем тупой какой-нибудь, бывший подполковник, пристроил ко второму этажу своей дачи высокое крыльцо, для чего выломал из дороги немецкие пилёные камни. Ведь сам же по этой дороге ездит, но ему представляется, что вот такие ценные камни, а в землю зарыты, крыльцо-то вон какое крепкое да красивое.
         Почему такое отношение к дорогам в русском сознании сложилось? Выскажу закидонскую идею: может быть, с тех пор, когда на санях да телегах ездили. Ведь в России шесть-семь месяцев снег лежал, а тогда дороги не нужны - на санях езжай, куда хочешь. Летом дожди редко, на телеге-то по суху нормально. Ну там пару месяцев осенью да весной распутица, дак ничего, дома пересидим.
         Сейчас, похоже, за основные дороги взялись. Сами не знаем, как хорошую дорогу построить, иностранцев приглашаем. Но им трудно наше отношение к дорогам понять. Показательный случай. Финский инженер руководил дорожными работами в России. При нём песок для подушки дорожного полотна мыли. А без него так сыпали. Он хоть и объяснял, что в песке глина, она от влаги раскисает, в морозы замерзает, потом трескается. Но нашим это казалось чудачеством - вот придумал ерунду! Понятно - где песок был с глиной, поплыла дорога.

         В Европе, в Америке к дорогам относятся исключительно серьёзно, любовно даже. Во Флориде дороги отличные, но вот незадача - на солнце выгорают, становятся почти белыми, разметка не совсем чётко выглядит. Так мода пошла - спецальную чёрную пасту на асфальт наносят. Белая и жёлтая разметка нарядно смотрится. А ночью катафоты особенно ярко выделяются.
        Нам пока не до моды, не до красоты. Хоть более или менее проезжих дорог поскорее настроить. И тут дело не только в строительстве. Нужно вырабатывать в общественном сознании серьёзное отношение к дорогам, что должно делать государство.

         Мой знакомец в Америке решил дом себе построить. Отличный участок нашёл, совсем не дорого. Обрадовался. Стал оформлять разрешение, а ему говорят:
         - Сперва постройте к участку дорогу.
         Он им:
         - Да у меня внедорожник, я там спокойно проеду.
         Они на него смотрят с удивлением:
         - Вы что не в курсе? Надо построить дорогу с твёрдым покрытием, инспектор её примет, тогда и получите разрешение на постройку дома.
         Почесал мужик затылок, посчитал - дорога ему обходится чуть ли не дороже дома. Пришлось участок поближе к дорогам найти. Там всё конечно дороже. Стал искать, кто ещё хочет в этих местах строиться. Нашёл двоих. Втроём смогли построить дорогу к своим участкам. Ну а на дом пришлось ужаться. Поскромнее получилось. Вот так.

         А как у нас? Сейчас деньги у россиян появились. Не у всех, понятно. Но кто пошустрей, сумели как-то нагрести. Возле "посёлка городского типа Донское" на Балтийском побережье целый дачный город вырос. Там таких дворцов новые богатеи понастроили! Один, кроме того, что огромное диковинное строение забабахал, ещё и Эйфелеву башню на участке соорудил. Другой из огромных валунов да брёвен в два охвата великанский дом размахал. И во все другие так называемые "дачи" денег немерено вбухано. А дорог нет. Ухабы, канавы, разбитые колеи, грязное месиво. Из-за этого безумные дворцы выглядят нелепо и убого.
         Могло ли государство такое же правило, как в Америке, ввести? Понятно, что в советские времена не могло - у людей не было столько денег, чтобы самим дороги строить. Но уж сейчас-то видно, что денег у этих строителей дворцов не просто много, а так много, что они не знают, куда их потратить. Вот и помогло бы государство вложить деньги поумнее. Постройте, господа, у себя в городке нормальные дороги, а потом  хоть Эйфелевы, хоть Пизанские башни возводите. А если из-за дорог на башни не хватит, так ведь поместья ваши не так глупо выглядеть будут и среди красивых дорог солидее и приличнее окажутся.

         Этот пример показывает, что не только наши граждане, но и правители наши не считают дороги достойными первостепенного внимания. То и дело читаешь в новостях, что скорая помощь не смогла проехать к больному в деревню - в грязи застряла.
         Ну да, основные магистрали постепенно приводят в порядок. В Калининграде построили неплохую дорогу на побережье. Встречное движение разделено, развязки, разметка, вся магистраль прекрасно освещена. А другие дороги? Что ещё от немцев осталось, то и есть. Вот в том же Донском - в центре пару дорог подлатали, а  на окраинах только теперь (в 2021 году!) на немецкие  вконец добитые дороги  асфальт положили. Но на одну улицу, Железнодорожную, асфальта не хватило. Значит опять: дожди зальют, надевай резиновые сапоги - грязь по колено месить. А машины с этой улицы будут грязь на колёсах таскать на асфальт.

         Попал я как-то (ещё в восьмидесятых годах прошлого века) в Западную Германию, возле Кёльна. Там даже если дом на отшибе стоит, к нему всё равно асфальтовая дорога подведена. Даже в полях - я глазам не поверил: среди делянок дороги асфальтовые. Почему же мы так с дорогами до сих пор позоримся? Нефти-то у нас - залейся. И в Германию гоним. Небось, в том асфальте немецком наша нефть и есть.

         Так он и живёт, этот неказистый каламбур классика: мол, дураки - вот и не можете нормальных дорог построить. Да чушь всё это! Конечно можем. А доказательство тому - наши отличные железные дороги. С той же Америкой сравнить, так там железные дороги - это позор. Как их подземка грязная заплёванная по сравнению с нашем красавцем метро. (Тоже дороги, между прочим. Так кто в подземке дураки?)

         В Палм Биче железная дорога идёт прямо по центру города. Однопутка, не электрифицирована, тянет состав допотопный дизель. Понятно, что в городе множество переездов, разумеется со шлагбаумами, со светофорами мигающими. Так нет - перед каждым переездом на дизеле звонил бронзовый колокол и ревела корабельная сирена. Хорошо ещё, что не скачет впереди всадник с сигнальным рожком, как у них ещё в начале двадцатого века было.
         Бесконечный рёв гудка, стук колёс на стыках рельс - всё это сильно досаждало жителям, особенно ночью. Но они терпели. Безопасность мол! Я загадку им задавал: в какой стране перед переездом поднимается часть дороги, как подъёмный мост, создавая полную гарантию безопасности безо всяких колоколов, сирен и гудков. Обычно отвечали - в Германии. Нет, говорю, в России. В Калининградской области. Кто знает, что это бывшая Пруссия (таких немного), понимающе кивают - от немцев осталось? Ничего подобного, говорю, раньше не было, русские сделали. Подозреваю, что не верят. А так и есть. В Америке о таком и не слыхивали. Так где умные?
         На счастье Президентом стал Трамп. Шум от железной дороги доставал и до его резиденции, до Мар-а-Лаго. Своей высшей властью он запретил, наконец, колокола и сирены, а рельсы приказал уложить бесшовные и на два пути. (Вот какое достижение в ХХ1 веке!) Уложили. А когда наступила жара, зазмеилась дорога. Это умные делали? Или дураки, которые не знают про расширение тел при нагревании? Опять умникам всё пришлось перекладывать. Вот таков уровень железнодорожного хозяйства в передовой Америке.
 
         Правда, люди там в поездах ездят мало, только если на небольшие расстояния. Ехать далеко в американских вагонах не каждый выдержит. Комфорт наших дальних поездов им и не снился.
         Из Калининграда ходил в Москву поезд "Янтарь". Там была пара вагонов  СВ ("спецвагон") - двухместное шикарно отделанное купе: литая бронза, мягкие диваны, красивое мягкое кресло и даже душевая кабинка, правда, одна на два купе. Когда ехал в Москву с женой, всегда брал СВ. Нам больше нравилось, чем на самолёте. Вокзал в городе, в аэропорт ехать не надо. Утречком сели в поезд, там чайку попили, в окно посмотрели - города по пути красивые - книжечку почитали, отлично выспались, душ приняли и чистенькие, свеженькие следующим утром прямо в центре Москвы, на Белорусском вокзале.
         А когда один ехал, то брал обычное купе на четырёх пассажиров или даже просто плацкартный вагон - тоже всё удобно, а главное - там всегда весело, живо, непременно попадутся интересные попутчики, поговорить можно.
         А сейчас российские поезда ещё более комфортабельны и быстры, так что люди с удовольствием на них ездят. Выходит, что такие дороги строят совсем не дураки.
         Автомобиль в России наконец-то стал не роскошью, а средством передвижения, и миллионы автомобилистов, я полагаю, изменят небрежное отношение к дорогам, заставят уважать их и даже любить.    
          
   
Самый весёлый барак в нашем лагере

         После "Пражской весны", где Брежнев повёл себя гораздо мягче, чем Хрущов в Венгрии, в соцлагере установилось некоторое спокойствие. Болгария даже в Советский Союз запросилась. Хорошо, что не взяли, а то бы сейчас они в оккупации нас обвинили. Чуть ведь "Алёшу" не снесли, злыдни. Хорошо, что их женщины умнее тупых мужиков оказались - отстояли памятник. Однако же так и норовят "братушки" нагадить России. Гадят, правда, как это ни смешно, на свою голову. Это ж надо - им предложили газопровод подвести и сделать у них южноевропейский хаб, на чём они имели бы постоянный нехилый доход, а Америка цыкнула, и они отказались. Теперь вот ноют: "И нам бы газу". Что ж, Россия - добрая душа - отведёт, пожалуй, трубку от "Турецкого потока".

         У Калининградской области основная граница - с Польшей, потому и связи развились довольно тесные. А уж нам - филологам - как говорится, сам Бог велел: языки-то близкородственные.  Мы ввели на факультете преподавание польского языка. Тамара неплохо им владела, а тут и ещё с поляками подправила и стала вести этот курс. Студенты учили язык с удовольствием, особенно, когда мы наладили обмены студенческими группами.

         Однажды я повёз студенческую группу в Польшу. Побывали в Варшаве, в Кракове. Везде нас встречали радушно, устраивали студенческие вечера - в этом деле поляки знают толк: танцевали, пели русские и польские песни, веселились до упаду. Расставались с объятиями, с поцелуями.
         Сейчас в это трудно поверить, но тогда мы не чувствовали никакой враждебности к нам со стороны поляков, а уж в молодёжной среде - особенно. Наоборот, студенты действительно общались свободно. по-дружески. Девчонки шушукались, хихикали, обменивались какими-то тряпочками. Польки выглядели моднее, современнее, и наши студентки приглядывались к их одежде, к макияжу. Парни обменивались значками и виниловыми пластинками с музыкальными записями.
         И представить было нельзя, что вскоре вспыхнет ярая вражда между нашими народами, а уж в молодёжной среде - особенно.

        На обратном пути наша группа остановилась в гостинице в Белостоке, и тут пронеслась ошеломляющая новость: здесь наша сборная по хоккею! Оказались они там случайно - что-то там у них с рейсами не связалось, когда они возвращались в Москву с Олимпиады, где опять взяли золото.
         Все мы с бурными переживаниями смотрели по телевидению тот, как потом его назвали, "инфарктный матч", когда чехи всю игру вели в счёте, и только не последних минутах сначала Якушев сравнял счёт, а потом Харламов забросил победную шайбу. И вот они, наши герои-хоккеисты, золотые олимпийские чемпионы, вот они перед нами, дотронуться можно, руку пожать, а девочкам и обняться! Кто мог о таком мечтать?!
         Наши ребята немедленно организовали вечеринку, хоккеисты вежливо пришли, но было видно, что они просто выжаты, устали смертельно. Раздали автографы, поулыбались, вино пить не стали и ушли спать. Знаменитые на весь мир парни держались дружелюбно, не задавались, а Третьяк просто всех очаровал. Говорят, что бывает у человека добрая аура. Так вот у Владислава Третьяка она точно есть.
         Никто из поляков на вечеринку и глаз не показал, что понятно - на той Олимпиаде польская команда потерпела от наших позорное поражение, просто разгром. Ай-яй-яй, уж не пожалели поляков, а могли бы по-братски.

         Наши связи с польскими филологами развивались. Польские коллеги приезжали к нам на конференции, я часто наведывался к ним, некоторое время работал в Варшаве. Польская филология, скажем так - не блистала, и польские коллеги с интересом знакомились с нашими научными идеями. Беседовали мы свободно, доверительно и, понятно, не только на сугубо научные темы.
        Польша - страна очень религиозная. Среди всех моих многочисленных польских знакомых я ни разу не встретил атеиста. Напротив, они всегда старались как-то приобщить к религии меня. Видя, что церковные обряды меня не увлекают, они познакомили меня со священником модной молодёжной церкви. Костёл был выстроен в модерном стиле с абстрактными витражами, а ксёндз оказался молодым весёлым парнем, который дал мне прослушать несколько современных церковных мелодий и модерную оперу "Иисус Христос - суперзвезда". Я поинтересовался, не может ли это показаться святотатством для истово верующих, на что он с улыбкой ответил, что истово верующие в молодёжный костёл не ходят.
         Я спросил его, как же он решился на обет безбрачия, и он мне объяснил, что всю энергию отдаёт служению Богу. Не знаю, на знаю. Не поверил я ему.
         Но вот что сильным отчуждающим моментом в отношениях поляков к советским людям было советское безбожие - это очевидно. Мы для них в этом плане казались людьми неполноценными, ущербными, а они для нас - тёмными, отсталыми. Они не могли принять объединения с безбожниками, и когда Римским Папой стал польский священник, то польские коллеги прозрачно намекали мне, что, мол, всё - социализму в Польше конец.
         Не могу судить, в какой мере Папа влиял на дальнейшие события, но что это влияние было - несомненно.
         Вообще говоря, одна из главных ошибок коммунистов - борьба с религией. Они, понятно, исходили из добрых побуждений - просветить людей, воспитать в них научный способ мышления. Но слаб человек, нужна ему высшая опора и защита. Как говорили в войну: "Атеизм - до первой серьёзной бомбёжки". (Сейчас эту сентенцию продолжают так: "Социализм - до первой серьёзной собственности, феминизм - до первого серьёзного мужа").

         Если бы коммунисты были поумней, то не издевались бы над религией показательно - не гнобили бы священников, не взрывали бы церкви, не делали бы верующим мелких пакостей.
         Однажды мы гостили в Риге у известного там художника Никитина. (Кстати, он подарил мне большую великолепную старинную гравюру с изображением средневековой Риги. Я вот и сейчас на неё любуюсь). Так вот, сидим мы с ним, хорошо сидим, беседуем. Вдруг вваливается в мастерскую развесёлая компания его латышских друзей. Шампанским стреляют, кричат: "Петушка вернули! Пошли скорей!"
         Я никак не соображу, какого-такого петушка? Пошли на площадь перед Домским собором, а там радостная толпа - люди обнимаются, поздравляют друг друга. Оказывается, на шпилях рижских соборов всегда были не кресты, а петушки. (Они и на той гравюре изображены). Так вот какой-то советский умник приказал их спилить - это, мол, символ то ли религии, то ли национализма. Долгие годы стояли соборы с пустыми шпилями, и наконец хватило у начальства ума вернуть петушка на Домский собор, где он веками красовался.
         Зачем было так глупо дразнить людей? Я тогда подумал, что трещины таких обид могут ведь и развалить как бы монолит "дружбы народов".

         Да и у себя такие же глупости с религией творили. В Москве возле Арбатской площади старинная церковь стоит. Сама скромная, белая, но на её голубых куполах удивительной красоты кружевные кресты сияли. Спили их коммунисты. Осиротела церковка, сникла.
         Сейчас власть с религией помирилась. Церкви верующим вернули, кресты вновь поставили. И коммунисты пытаются подольститься к религии, ходят в церкви, молятся. Не понимают, что смешно они выглядят. Коммунистическая идеология враждебна религии в самой своей основе, да и кто же забудет взорванные, ограбленные и разрушенные коммунистами церкви, кто простит им убитых и замученных священников?
         И если уж на то пошло, коммунист безусловно должен быть атеистом. Что здесь плохого, что предосудительного? Да, борьбой с церковью коммунисты сильно себя запачкали. Но ведь и церковные одежды отнюдь не стерильны. Религиозные войны столько крови пролили! Да и сейчас проливают. Религиозные догмы, религиозный фанатизм столько принесли жестокостей, столько людей погубили! Да и сейчас губят.
         Так что любая идеология становится зверской, когда доводится до фанатизма - хоть религиозная, хоть коммунистическая.
         В России установились, кажется, времена взаимной терпимости. Церковь вероотступников больше не колесует, не четвертует, не сжигает живьём, коммунисты тоже священников с колоколен не сбрасывают. Веруешь в Бога - веруй, веруешь в науку - веруй. Насильно никого в свою веру не загоняй. Что лучше, что хуже - не суди.
         Разве всегда верующий лучше атеиста? И среди тех, и среди других много достойных людей и много негодяев. Советское общество было атеистическим, и что - оно было хуже, чем верующая фашистская Германия? Никак нет.
        Так почему же надо стесняться атеизма? Полагаю, наоборот - стесняться надо того, что раньше ты был коммунистом, заседал, выступал, призывал, вёл антирелигиозную пропаганду, а теперь в церкви молишься, поклоны бьёшь и поглядываешь искоса, все ли видят твоё усердие.
        Это в основном руководители так перестроились. Раньше они атеистами руководили, а теперь хотят верующими командовать. К тому же есть и дополнительные удобства для "верующего" руководителя. Как Пашинян - сдуру ввязался в войну, позорно её проиграл, а народу объяснил всё тем, что "Бог от армян отвернулся". К нему, мол, и все претензии, с меня, мол, взятки гладки. Но ведь атеисты сказали бы, что не бог куда-то там отвернулся, а сам Пашинян отвернулся от единственной спасительницы и защитницы армян - от России, за что и получил.
         Вот и в Польше так же. Когда правительство в полном составе загрузилось в самолёт, пивком там баловались, а потом при нулевой видимости приказали лётчикам садиться, то понятно - грохнулись. А Лех Валенса растолковал: "Это нам Бог пальцем погрозил".
          Лафа - всё можно на Всевышнего сваливать, он стерпит.   

         Однако, если польская религиозность казалась советским людям отсталостью, то в светских областях жизни дело обстояло иначе. Хоть и говорили тогда: "Курица не птица, Польша не заграница", всё же она для советских людей таковой и была за недоступностью заграницы иной. Представьте себе: в Варшаве даже стриптиз был!
        Я не удержался, не устоял перед соблазном - пошёл поглазеть. Стриптиз-шоу проходило в подвале подаренной Польше сталинской высотки. По летнему времени одет я был легко, а в подвале оказалось жутко холодно. Билет стоил дорого, и я надеялся, что нальют чего-нибудь согревающего.
         На сцене порхали две бабочки с довольно выраженными формами. Надетыми на руки крылышками они то закрывались, то открывались, и между взмахами с них время от времени исчезало что-нибудь из одежды. Близился момент исчезновения наиболее пикантных деталей их туалета, но тут как раз на столик поставили очень красивую и очень маленькую рюмочку с какими-то печеньками. Я отвлёкся, а когда снова уставился на сцену, бабочки захлопнули крылышки и больше уже не раскрывались, танцуя и улыбаясь насмешливо. Мне показалось, что мне они улыбались особенно ехидно, поскольку пропустил я тот момент, ради которого стриптиз и происходит. Пришлось это расценить, как наказание за отступничество от советской морали.

         Анекдот тех времён на эту тему.
         Приходит мужик с работы, жена спрашивает:
         - Ты чего так поздно?
         - Да наш парторг из Польши приехал, про стриптиз рассказывал.
         - Ой, подумаешь - стриптиз. Да я тебе его хоть щас устрою.
         - Гы-гы. Ну давай.
         Зажгла свечи, включила музыку, налила ему рюмку и стала перед ним
         крутиться-раздеваться. Он посмотрел, рюмку хлопнул и говорит:
         - Правильно наш парторг сказал - отвратительное зрелище.
 
         Да, от польской эстрадной музыки, от польских журналов мод веяло чем-то заграничным, западным. Эдита Пьеха специально пела с польским акцентом, "Кабачок тринадцать стульев" изображал на советском телевидении польскую жизнь и был чрезвычайно популярен. Сам Брежнев старался не пропустить ни одного выпуска.
         Надо сказать, что и высокая польская культура - музыка, литература, кино - достигли тогда очень значительного уровня. Только навскидку: Станислав Лем, Кшиштоф Пендерецкий, Анджей Вайда - мировые имена! Где это всё теперь? Вот так и получается: польская культура расцветает, когда входит в сферу влияния России, и гаснет, когда пытается вариться в самой себе.

         Но что касается повеселиться, то поляки при всех властях и режимах умели это отлично. Одних танцев для всего мира сколько придумали - Краковяк, Полонез, Мазурка... Недаром Польшу назвали самым весёлым бараком в нашем лагере. 
 
         Кстати, замечу в скобках, что у коммунистов почему-то с названиями всегда получалась нелепица. Вот "соцлагерь". Кто сообразил такое придумать? Ведь ясно же, что в советском народном сознании лагерь ассоциировался отнюдь не с пионерским. Или название партии коммунистов. В неуклюжем ВКП(б) с нелепыми скобочками хотя бы других явных расшифровок не просматривалось, а вот уж совершенно непостижимо, как додумались до КПСС. Ведь в 1952 году ещё была жива в памяти война, живы были её участники, для которых это однозначно звучало как "командный пункт СС". Понятно, что в народе так оно и пошло.
        В своих научных работах я касался коллективного языкового подсознания народа. Уверен, что оно существует, имееет большую определяющую и прогностическую силу, когда слова, разные названия, наименования предсказывают судьбу предметов и явлений, такими словами названных. Молодые учёные, советую вам - обратите внимание на это новое важное и перспективное поле науки на стыке филологии, истории и психологии. 

         Но вернёмся в весёлый барак. Однажды после конференции польские коллеги выдали нам тулупы, посадили в сани и повезли в зимний лес. Там среди огромных елей на поляне горел костёр и жарились на вертеле куски мяса. Оказалось - дикий кабан. Проголодавшись на морозе, накинулись на еду, запивая горячим глинтвейном, который разливался тут же из шипящего устройства типа самовара.
         Потом пошли в большой бревенчатый дом. Там большой зал, оформленный в народном польском стиле - затейливая изразцовая печь, дощатые столы и лавки, вышитые скатерти и салфетки, деревянная посуда, столовые приборы с ручками из оленьих рогов, на стенах охотничьи трофеи - голова медведя, кабана с загнутыми клыками, сохатого с раскинутыми тяжёлыми рогами.
         Из разговоров выяснилось, что это частный ресторан. Семейный бизнес, которому уже больше ста лет.
         - Эти ели вокруг ещё мой прадед сажал, - объяснял хозяин.
         Зашёл разговор о социализме и частной собственности. Соглашались, что социализм обеспечивает более справедливое распределение результатов общественного труда, но давит слишком уж сильно, много чего ограничивает, запрещает.
         - Наш ресторан многие самые разные власти пережил, - говорил хозяин. - Никто нас не трогал. А вот если будет социализм, как у вас, - он кивнул на меня, - так ведь отберут, закроют. Зачем? Кому мой ресторан мешает? Вот вы приехали отдохнуть, поесть-попить вкусно. Я стараюсь, чтоб вам было приятно, весело. Разве плохо? Зачем же у вас такое запрещено? Вот почему мы вас и боимся, не хотим, чтоб как у вас.
         - Но ведь социализм много чего хорошего для людей делает, - старался я объяснить. Безработицы нет, жильё, учёба, медицина - всё бесплатно. Отпуска большие оплаченные. А у вас вот крестьяне - частники, так я видел, как они на лошадях пашут, за плугом идут. У нас давно про это забыли.
         - Ага, - усмехнулся один из поляков, - вы на тракторах, а хлеб в Канаде покупаете, а наш крестьянин нас кормит. И вот как ещё получается - о человеке, вроде, заботятся, но этот человек не может сказать, то, что он думает, не может читать, что хочет, не может кино смотреть, какое ему нравится. Не может и мечтать поехать мир посмотреть. Это тоже такая забота о нём?
        - В некотором смысле - да, - засмеялся другой. - Ведь человеку всё разреши, так он начнёт нести всякую чушь, будет смотреть порнуху, поедет туда, где наркотики да проститутки. Нет уж, пусть лучше дома сидит - целее будет.
         Все засмеялись, а хозяин ресторана сказал:
         - Птичке в клетке и зёрнышек насыпят, и водички нальют и жёрдочка есть покачаться на качелях, ястреб её там не поймает, а открой дверцу - улетит.
         Поговорили, посмеялись, поели всего вкусного из дичины, выпили тоже неплохо. Красивая девушка, дочь хозяина, спрашивает:
         - Паны хотели бы ещё чего?
         Один подвыпивший пан хохотнул:
         - Разве только девиц.
         Девушка сморщила носик:
         - Извините, но в нашем меню такого блюда нет.


Поселковые страсти

         Советский Союз в те годы прочно занимал место второй супердержавы мира, наступая на пятки Америке, а кое в чём даже её и обгоняя. Последствия тяжелейшего (как теперь оказалось - смертельного) удара, который нанёс по Союзу Хрущов, как-то, вроде, слабели, жизнь улучшалась.
         Постепенно решалась проблема жилья, наполнялись товарами магазины. В народе стали популярными дачи. В массовом порядке людям выделялось шесть соток земли. Бесплатно выделялось! Ни копейки человек не платил. Получал участок земли и всё. В Америке можно в это поверить? Правда, продавать землю или скупать другие участки не разрешалось. На своём участке люди строили так называемве "дачи", а землю использовали под огороды, с которых основательно кормились.
         Интеллигенцию к таким "огородным" дачам не очень тянуло (да ну её - ещё в земле возиться!). Я тоже не собирался участок получать. Но Сергей Воронин, человек хоть и военный, но более практичным оказался.
         - Если, - говорит, - тебе в Донском так нравится, так и закрепись здесь основательнее, возьми участок, построй дачку да и отдыхай на здоровье.
         Тамара загорелась:
         - Действительно. Чем так на пляж мотаться - час туда, час обратно. Какой же это отдых?
         А что, думаю. Я же знаю, как дом построить, в армии, в том ВЛЗО, полную практику прошёл. Машина есть - стройматериал добывать да возить.
          Мне, как профессору была поблажка - разрешено не в дачном кооперативе участок взять, а самому найти, где понравится. И дачу построить не для огорода, а для "научной работы и отдыха".
         Вокруг Донского были тогда большие непаханные поля, я бродил там, искал место получше. Одна пожилая женщина говорит:
         - Чего ж ты там, на отшибе-то ищешь? Ты б сюда, к посёлку поближе.
         - Да вот, - говорю, - вот здесь место хорошее, тихое, в улице, хоть и на последней в посёлке. Тут и дорога, электричество, водопровод -  провести близко. Только не знаю, что здесь - бурьяном всё заросло.
         - Эт я тут картошку садила, когда семья большая была. Щас одна живу, так мне столько не надо.
         - Ну так, может, я здесь построюсь?
         - Дак чего ж? Стройся, коли начальники разрешат.

         Донское было тогда закрытым посёлком из-за располагавшихся здесь воинских частей, так что там дачные участки не выделялись. Но мне в порядке исключения разрешили. Сергей Воронин был тогда членом Поселкового Совета, он поспособствовал. Так появилась в Донском первая дача. Сейчас, когда Донское - это в основном именно дачи, в это трудно поверить.
         Посёлок был (во что тоже трудно сейчас поверить) просто образцовым - чистый, ухоженный, немецкие дома содержались в полном порядке, дороги тоже, бордюры покрашены, вдоль них цветочки-ноготочки посажены. И всё это благодаря легендарному начальнику - Белану. Я о нём в своем романе написал, нисколько не преувеличив.

         Начал я свою стройку и погрузился в поселковую жизнь, которая поначалу казалась медлительной, спокойной, сонной даже, но потом оказалось, что там кипели такие страсти - хоть роман пиши.
         Моим соседом был Андрей - молодой парень, работавший в местной столярке. Влюбился он, а девушка на него ноль внимания. Как-то при очередном объяснении залез он на вышку возле пилорамы и кричит ей:
         - Не пойдёшь за меня - прыгаю!
         Она засмеялась, пошла было, а он и прыгнул. Остался жив, но ногу сильно переломал, хромым остался. И что вы думаете - вышла она за него замуж!
        Родилась у них дочь, выросла красавицей. Кажется, Любой звали. Родители её рано умерли (выпивали крепко), а она вышла замуж за моряка-рыбака, Витю. Пара была - загляденье. Он бравый, крепкий, она стройная, тоненькая, волосы длинные золотистые, глаза огромные голубые. Ну, картинка, да и только! У них родились очаровательные детишки - мальчик и девочка. Беленькие, розовощёкие бутузики.
         Виктор ходил в долгие рыбацкие рейсы, зарабатывал неплохо, жили они в достатке. Вроде всё у них было - дом от родителей достался, большой сад, где яблони, вишни, сливы, кусты смородины, крыжовника, малины. Ещё и поле большое для огорода.
         Одним словом - сельская идиллия. Да только перекосило вскоре её - идиллию эту. Виктор, разумеется, выпивал. Но не критично. Алкоголиком не был. С другой стороны беда пришла - стала пить Люба. Уйдёт муж в рейс, а она в запой. Дом запущен, дети грязные, голодные по посёлку бегают. Муж вернётся - как-то держится, но всё равно жизнь разлажена.
        Сад-огород у них зарос, задичал. Я говорю:
         - Витёк, ты бы хоть бурьян скосил. Оттуда ко мне всякая гадость лезет - слизни замучали, мыши, крысы, змеи даже. Гляди - волки заведуться.
         А он мне:
         - Да ну её. Хочешь, забирай вот эту полосу, переноси забор да и вычищай там всё. Ну, поставишь бутылку, чтоб договор закрепить.
        Не знаю, - думаю, - мне ж шесть соток выделяли, а забор переставлю - так и все десять получится. Ладно, скажут что - назад перенесу.
         Да, вот так тогда было - никто и внимания не обратил. А уж потом, во время приватизации, участок оформили по факту, так что теперь закон соблюдён. Сейчас-то это был бы самозахват, земля сейчас больших денег стоит - собственность!

         А у Вити дела всё хуже шли. Стала жена и при нём напиваться. Однажды избил он её крепко. Но ничего не помогало. А тут ещё пришёл из армии сосед, Андрей. Рукастый парень, работящий. Когда муж в рейсе, приглашала Люба соседа, если надо чего в доме поправить, подремонтировать. Стали пить вместе, а потом и спуталась она с ним. Муж пришёл с рейса, узнал. Скандалы были страшные, с драками. Кончилось тем, что убил Виктор свою красавицу.
         Его, понятно, в тюрьму, детей в детдом. Андрей буянить стал, бегал в белой горячке по посёлку, дрался. Во время драки его родной брат зарубил парня топором.
         Ау, Шекспир!

         Да, в то спокойное, благополучное в общем-то время пьяная волна страшно захлестнула Россию. Работой людей особо не утруждали, свободного времени было много, забот мало. Лечили бесплатно, учили бесплатно, квартиры бесплатно, земля бесплатно. Денег много, товаров мало. Куда тратить? Вот и пили все. Пили руководители всех рангов, пила научная и (естественно) творческая интеллигенция, крепко пил рабочий класс и ещё крепче крестьянство. Пили коммунисты, комсомольцы и беспартийные - в этом народ был един. А уж военные! Им ещё сам Нарком велел.

         Дом Вити и Любы закрыли на замок и он долго стоял в сохранности. Но после перестройки в него забрались бомжи, устоили там притон, но всё ещё дом был крепок. Удивительно, что простоял он безо всякого ухода лет тридцать, но наконец после очередной шумной попойки его лихих обитателей, сгорел в 2019 году.
         На отличный участок зарились многие, но оказывается есть какой-то закон ещё с советских времён, который соблюдается и сейчас. Земля записана за Виктором и его детьми, продавать её нельзя.
         Поразительно! Принадлежащие народу заводы, земли, шахты, корабли, танки и самолёты можно продавать шустрым ловчилам, безо всякого закона. Миллиарды народных денег растащены неизвестно кем и неизвестро куда. И вдруг среди всеобщего хаоса, раздрая и произвола непонятным образом соблюдаются какие-то крошечные островки закона.
         Недавно в банке мне сказали:
         - Наша система показывает, что у вас имеется старый счёт, который вы давно не использовали. Стали проверять - действительно, какая-то старая сберкнижка, про которую я давно забыл. Выплатили мне тыщи три. Надо же!

На развилке

         С той "дачной лихородкой" обнаружились странности в заботе Советского государства о человеке. Вот дали людям бесплатно землю. Забота? Безусловно. Но чтобы что-то на этой земле делать, нужны инструменты, нужны материалы. А ничего этого нет. В магазинах ничего не купишь. Простых гвоздей "достать" - проблема. Не говоря уж о шурупах. Стройматериала взять негде. Инструменты, если по магазинам побегать, можно набрать, но только простейшие - топор, пила, молоток да отвёртка. Ручная дрель - это уже высокая технология!
         Да если и подвернётся достать "по блату" что-то из материала, то как его на участок привезёшь, как сам до участка доберёшься? Машин-то у людей не было.
        Ну да, народ изворотлив. До участка своего как-нибудь доберётся. Где на электричке, где на автобусе, где на велосипеде, а где и пешочком... Материала кой-какого как-нибудь нашарит. На стройках да на складах за бутылку. Кому повезло - так на своём родном заводе чем-то разживётся, что где плохо лежит. А строители - само собой: всегда можно для своей дачки чего-то налево увести.
        Да только всё равно это крохи. Поэтому дачи в то время представляли собой совсем не то, что сейчас так называют. Это были не дома, а сарайчики, будки, слепленные из того, что удалось отыскать - обрезки досок, листы ржавой жести, обломки кирпичей. Вот и обернулась забота тем, что всю Россию покрыли тогда, как короста, такие архитектурные шедевры.

        Ладно, скажем так, что не всё же сразу - вот дали землю, потом постепенно и другие проблемы решат. Но неужели нельзя было государству о простейших вещах озаботится? Я вот достану какой-то щит деревянный - разбираю его на доски, гвозди вытаскиваю и выпрямляю. И другие дачники так колотились. Неужели так сложно было гвоздей наделать? Неужели при наших крупнейших в мире лесах нельзя было досок-балок вдоволь напилить? Русскому дачнику в то время покажи сборный "финский домик", так он бы рот разинул на такое великолепие. А ведь домиков таких простеньких настроить - это ж не спутник запустить, не лучших в мире танков тысячи наделать.
         Наклепали бы поменьше танков, самолётов да пушек - оно бы и людям что-то перепало. Нет, говорят, как же - обороноспособность страны, безопасность! Ну и как - помогли эти армады танков да самолётов, когда Советский Союз распался? Не помогли. Наоборот - Грузия да Украина теми самыми танками да самолётами с нами и воевали. А вот если бы дали русским людям обустроить быт получше, если бы жили они не хуже, чем разные прочие шведы, да хотя бы чуть получше, чем литовцы с эстонцами, так глядишь - ничего бы и не распалось.
       
         Меня совсем не увлекало строить убогую дачу-будку, которые, как грибы-поганки стали расти по всей области. Но у меня было преимущество перед большинством бедолаг дачников - личная машина, что было тогда большой редкостью. Я мог ездить в поисках материалов по всей области, которая и в "дачном вопросе"  была особой - много чего просто валялось вокруг.
         На заброшенных немецких хуторах можно было кирпича наломать, черепицы набрать, вдоль дорог часто видел груды валунов, бурьяном заросших. Это поля распахивали, а камни в сторону сгребали. Море тоже помогало - штормы выбрасывали просолённые стволы деревьев, доски, балки. В общем, решил - наскребу материала, чтобы не хибарку сляпать, а построить настоящий дом.

         Пишу об этом не только из хвастовства, хотя и это, признаюсь есть. Ведь приятно самому построить дом, приятно насадить сад, самому обустроить хоть небольшой участок земли, сделать его удобным, красивым. Это так.
         Но в основном пишу, чтобы показать становление "развитОго" социализма, или, как называли чехи, "социализма с человеческим лицом", который стал вырастать в недрах "общежитейского" или, как ещё говорили, "казарменного" социализма.
         Оказалось, что люди хотят жить не в коммуналках, а в своей квартире, ездить не в набитом трамвае, а в своей машине, отдыхать не в общем доме отдыха, а на своей даче. Был ли это отход от общественной морали к частнособственнической? Была ли это та развилка, которая потом привела страну от социализма к капитализму? И можно ли было тогда найти третий путь? Не знаю. Но что был это важнейший, возможно поворотный момент в истории Союза - несомненно. Вот и хочу показать тот момент изнутри, как его участник.

Дача

         Строить дом я взялся с удовольствием. Моя профессорская работа была в основном сидячей - к лекциям готовиться, научную работу вести, статьи писать, книги. Так что на свежем морском воздухе камни поворочаю, топором помашу, с пилой до пота. Потом на море сбегаю, в студёной Балтике поплещусь - благодать!

         Правила для дачников конечно были, но в любых законах и правилах всегда можно найти лазейки. Дача не должна быть больше, чем пять на пять метров. Но эркер не считался, вот я и запланировал большой выступ на три окна. Второй этаж не разрешался, но мансарда этажом не считалась. Решил я сделать ломаную крышу, а под ней две комнаты, да ещё и над эркером лоджию закрытую.
         Строительных компаний тогда не было, всё, что мог, старался делать сам. Да и не тяготил меня физический труд. Это даже в порядке отдыха. Ведь не постоянно, а лишь в свободное время - выходные дни да в отпуск.
         Фундамент вырыл и залил поглубже, наверх вывел цоколь из дикого камня. Стал искать, из чего стены делать. И тут повезло - на местной железной дороге немецкие шпалы меняли. Я посмотрел - сверху они как коркой потресканной покрыты, а срежешь корку, там древесина чистая, крепкая, как кость и розоватая даже. Стал узнавать, нельзя ли их купить, но никто не знает, как продать, какую цену назначить. Наконец, в одной конторе нашли возможность всё оформить и за сущие копейки навезли мне гору шпал. Забирай, говорят, побольше. Нам их всё равно убирать куда-то надо.
         Ворочаю я шпалы, идёт мимо сосед. Здоровущий , крепкий такой мужик. Я его не очень и знал. Так, здороваемся, парой слов перекинемся - на одной улице живём. Он подходит:
         - Это ты один-то долго возиться будешь. А тебе главное - пока погода стоит, стены вывести и крышей накрыть. А не будет крыши - дожди зальют, и пропала вся твоя тяжёлая работа. Давай-ка берись за тот конец, вдвоём мы их враз накидаем.
         Ясное дело, вдвоём  веселее пошло. Поработали основательно, я спрашиваю:
         - Сколько я тебе должен?
         - Нисколько, - говорит. - Я ж тебе по-соседски помог.
         - Ладно, - киваю, - понятно. Бутылка за мной.
         А он рукой машет:
         - Не-е-е, не пью я её, заразу.
         Я и глаза вытаращил:
         - Да как же? - говорю. - Ты ж вон как вкалывал. Чем же я отплачу?
         - Я ж и говорю: дом - дело важное. Вот у нас в деревне как было? Парень женился - надо ставить дом. Он всё приготовит, потом вся деревня собирается и враз стены подняли, крышу поставили, букетик цветов на конёк привязали - всё, дом стоит. И никто никому за это не платил - дело общее.

         Да, и такие соседи у меня тоже были, а не только пьяницы. Один мой знакомый не пил даже пива, в любое время года утром выливал на себя ведро холодной воды, ходил на руках, стоял на голове. В посёлке считали его чокнутым. Он смеялся:
         - Они считают меня ненормальным. А смех в том, что как раз они-то и есть ненормальные - пьют, курят, жрут всякую гадость. Потому и мрут, когда бы ещё жить да жить.
         Действительно, встретил я его недавно. Ему уже за семьдесят, а он всё такой же крепкий, розовощёкий. И пятидесяти не дашь.
         Люди везде разные. И в Донском в основном  народ был доброжелательным. Помогали друг другу.  Надо сказать, что мне, как сейчас говорят, "по жизни", многие люди бескорыстно помогали. Я тоже старался так поступать, но до сих пор чувствую себя должником.
 
         Кстати сказать, отзывчивые люди есть везде. Недавно в Америке купили мы что-то из мебели в большом ящике, который я на магазинной тележке до машины довёз, а в багажник никак загрузить не могу. Пошёл в магазин за помощью, а жена с ящиком возле багажника стоит. Так пока я ходил, трое американцев жене помощь предлагали. Среди них даже одна женщина. "Ты, - говорит, - не смотри, что я не большая, я сильная". И уже за ящик берётся. Но тут магазинные рабочие подошли.

         На стройке своей я не особо убивался. Только с крышей, понятно, спешил. Самому крышу быстро поставить - дело не простое. Но вместо строительных компаний работали тогда "шабашники". Мастеровой люд собирался и в свободное от основной работы время нанимался сделать ремонт, починить что-то, на даче поработать.
         Они мне живо шиферную крышу поставили. Я-то хотел сначала черепичную - очень красиво смотрится. Даже черепицы по развалинам набрал. Но оказалось, что для меня эта задача неподъёмна. Там и стропила нужны мощные и дощатая крыша, и по ней обрешётка крепкая. Да ещё и черепицу прибивать, проволокой скручивать. Морока! И всё равно при сильных балтийских ветрах может черепицу выломать. Шифер и легче, и удобнее и надёжнее.
         Но вот беда - выглядит некрасиво, уныло выглядит. А ведь шифер был тогда в Союзе основным кровельным материалом, из-за чего дома казались серыми, грязными, убогими. Удивительно, почему не выпускался цветной шифер. Всего дела-то - красителя в раствор добавить. Ведь совсем другой вид был бы у советских городов, городков, посёлков и деревень, то есть - у страны.
         Я просто смотреть не мог на свою жуткую крышу и решил её покрасить. Вот, думаю, на товарных вагонах такая крепкая краска - ни дожди, ни метели, ничего её не смывает. Дай и я попробую. Достал у железнодорожников красного сурика и охры, смешал и покрасил крышу. Совсем другое дело! Да ещё и круглую коньковую черепицу на конёк положил, черепицей крылечко покрыл и кое-где по стенам черепичные карнизы сделал. От дождей да снега в краске на крыше где-то больше красного выступило, а где-то больше жёлтого, кое-где тёмные стоки прошли, и стала смотреться моя крыша очень похоже на черепичную. А краска так въелась в шифер, что оказалась несмываемой.

         Если бы то, что я сейчас написал, прочитал американец, он бы в ужас пришёл и ко мне побоялся бы приближаться. Ведь в Америке асбест и свинец - страшные убийцы. Множество лабораторий по всей Америке выискивают этих злодеев в строительных материалах, и если хоть малые их следы найдут - всё: материал уничтожить! А ведь в шифере асбест, в сурике свинец. Как я до сих пор жив, американским врачам не понять.
         В Америке раньше тоже в домах и квартирах свинцовыми красками красили. И асбест был тогда в ходу. А посмотрите на стариков, которые в тех домах и квартирах жили. Хотя бы вот на шуструю Пелоси посмотрите, на Сандерса, на Баффета. Одной бабуле, бывшей советнице Рейгана, девяносто лет, а она ещё в России собралась поработать, чтобы американцам показать, какие русские хорошие. Да и бодрых столетников в Америке много. Что-то не убили их ни асбест, ни свинец.
         Но теперь в Америке при продаже квартиры или дома хозяин обязан предоставить справку от специальной лаборатории о том, что в строении нигде не содержится асбест и свинец. Между прочим, сурик и охра разводились на натуральной олифе. А вот улучшат ли здоровье американцев современные полностью химические краски, неизвестно.
         Не знаю, так ли уж страшны шифер да сурик, или это конкуренты воюют, а лаборатории себе хлеб с маслом добывают. Во всяком случае, не думаю, что безобиднее та химия, которой всё в Америке, включая пищу, завалено.
          
        Дом потихоньку обустраивался. Шпалы я обтянул сеткой и оштукатурил. Надо было думать об отоплении. В разбитых немецких домах подсмотрел, как устроены кафельные печи и камины. Решил у себя сделать так же. В Донском никто из печников не знал, как  сложить камин. Взялся сам. Хорошо, что тогда продавалось много книг по строительству: "Как построить сельский дом", "Штукатурные работы", "Печные работы" и другие. По таким руководствам сложил и печку и камин. Набрал в развалинах израсцов, облицевал камин - получилось нарядно.
        Ещё и повезло найти необычное украшение на каминную полку. Как-то шли с женой по старому, ещё немецкому мосту возле здания бывшей биржи. На мосту кованые перила с узорами, столбы тоже с украшениями. Но устарел, понятно, мост, и его как раз разбирали - срезали перила и столбы. Верхушки столбов были украшены коваными коронами. Все их автогеном порезали, одна осталась и на этот последний столб уже поднимался рабочий с горелкой. Вдруг Тамара бросилась к рабочему:
         - Подождите, - говорит.
         Рабочий повернулся:
         - Что такое?
         - Вы не можете нам эту корону снять?
         - Не-е-е, не снимешь её, только резать.
         - Погодите. У вас дети есть?
        Рабочий опешил, я тоже не понял, что это она вдруг. Тут подошёл их начальник, видимо:
         - В чём дело?
         - Мы, - объясняет Тамара, - готовим детский спектакль, и нам как раз нужна такая вот корона. Пусть он её не губит.
         - Слышь, Василий, - махнул рукой начальник, - она там вроде на штырях. Ты штыри снизу аккуратно подрежь, может она и снимется.
         Тот чисто срезал корону со столба, подержал рукавицами, чтоб остыла, и отдал мне.
         - Гляди, - говорит, - тяжёлая. Ручная ковка, видать.
        Корона обгорела (ничего себе, думаю, ведь это следы боёв сорок пятого!), на ней проступили остатки разной краски, но металл не проржавел, крепкий ещё.
        Поставили мы её на каминную полку, шикарно там смотрелась.
 
         Постепенно в Калининграде перестали истреблять "дух прусского милитаризма". Отстроили Кафедральный собор, там теперь прекрасный органный зал. Восстановили оставшиеся немецкие постройки. Стало ясно, что социалистический город построить не удалось,  и всё новое строительство пошло в "среднеевропейском стиле". Усилился интерес к истории края. Мы с женой решили, что теперь уж корону не разрежут, и отдали её в местный музей. Кстати, музей этот из тех развалин отстроен, откуда Фруци маску увёз.
         А корона та ещё и тем интересна, что украшала мост, входивший в знаменитую задачу Эйлера о кёнигсберских мостах. Хоть во времена Эйлера мост был деревянным, железным он стал позже, для сути задачи это неважно. Кстати, наглядный материал, для рассуждений о науке. Казалось бы - гуляет учёный по мостам и думает о какой-то чепухе: как пройти все мосты, но ни по одному из них не проходить дважды. Детская забава, да и всё. Однако же, на основе тех прогулок выросла важная и сложная математическая теория графов. Выходит, что когда творческий человек просто гуляет, это ещё не значит, что он не работает.

        Корона была самой интересной находкой, но и кроме неё много чего я набрал для дачи по развалинам - кованые решётки, кронштейн для лампы, ручку для входной двери, разные мелкие украшения.
        В поисках стройматериалов по всей Прибалтике ездил. В Эстонии жалел, что у меня "Москвич", а не грузовик - столько там было всего в строительных магазинах! Там накупил медных и латунных листов и много чего на даче ими отделал - камин, порожки, подоконники.
         Поскольку рядом проходили и водопровод, и канализация (ещё немецкие), и электричество, то у меня в даче получились, как сейчас говорят "все удобства". Даже горячая вода. В Литве обнаружил в хозмаге электрический водонагреватель. Сделан, кстати, в России. Но вот в российским Калининграде его не купить, а в Литве - пожалуйста. Опять к вопросу, кто кого оккупировал и кто кого обдирал. Между прочим, до сих пор этот аппарат безотказно работает. Это опять к вопросу о качестве советских товаров.
         Разрешение на подключение к электосети я оформил, но вот подключать-то меня никто не торопился. Вспомнил я тогда свою военную службу связистом, достал в воинской части когти, залез на столб и подключился сам. Думал, что будут неприятности, но ничего, обошлось. Живо поставили мне счётчик и всё - плати и пользуйся.
         Так что сделал я и туалет, и душ, и настольную электоплиту поставил. Для дачи тех лет это было неслыханным комфортом.

         Участок всей семьёй обустраивали - насажали деревьев, кустов. В моём романе есть сцена, как одну ёлочку у меня на Новый год спилили, а другую Мороз спас. Это действительное событие. Сейчас та спасённая ель - огромное дерево, самое высокое в Донском. Да и все деревья выросли - пирамидальные тополя, каштаны, липы, сосны, берёзы. Одну сосну бурей сломало, так она причудливыми изгибами изросла - тоже в мой роман попала. А про берёзу, грозой разбитую,  стихотворение написал  Кому интересно:  стихи.ру Александр Журавлев 1.
         Разных декоративных растений насажали. Форзиция ранней весной вся жёлтыми цветами покрыта. Жимолость. Её северной орхидеей называют. Экзотическими цветами цветёт, а потом рубиновыми ягодами покрывается. Японская айва с яркими красными цветами. Старались побольше вечнозелёного насадить - можжевельник, самшит, магония.
         Развели и фруктовый сад - яблони, сливы, вишня, малина, смородина. Один знакомый уезжал из Донского - притащил мне два улья. Я перепугался:
         - Ты что, - говорю, - я же не знаю, как с ним обращаться. Ещё пчёлы закусают.
         - Ничего, - смеётся, - они умные, своих не кусают. Вот тебе все причандалы, вот тебе книжка. Всё освоишь.
         И действительно освоил. Были у нас и мёд, и пыльца, и перга, и прополис, и даже маточное молочко. Как много всего полезного для здоровья производят маленькие трудяги-пчёлы!
         
         Посреди участка вырыл я небольшой бассейнчик. Поплавать не получится, но окунуться - вполне. Землю из бассейна, строительный мусор от дома, валуны оставшиеся сгрёб в горку. Жена там цветочки развела. Рядом с горкой и бассейном посадили пышный можжевеловый куст. Я его стриг, он высоким красивым деревом вырос. Лужайку вокруг косил. Тогда о газонокосилках и не слышали, научился орудовать косой.
          Намашешься по росе косою, сядешь потом на балкончике книжку писать - идеи сами в голове всплывают, только записывай.

Радику - нет!

         Я старался, как мог, здоровый образ жизни вести, хоть и не всегда получалось. Но что поделаешь - бывало, прихватит всё же какая-то болячка. Понимаю, что о болезнях читать неинтересно, да и мне писать о них не очень-то приятно. Но тем, кто всё же сподобится прочитать, обещаю ценный премиальный совет.
         К тому же, в теперешнее ковидное время организация здравоохранения в разных странах активно сравнивается, чтобы понять - где хуже, где лучше. В те отдалённые уже времена такого вопроса не было: советские люди были убеждены, что наша медицина никудышняя, а вот западная - недосягаемо высока.
         Что ж, поделюсь личным опытом.
         Как-то радикулит меня прихватил. То ли на травке весенней, на земле сыроватой полежал, то ли на стройке своей валун тяжёлый поднял, а только согнуло меня, скособочило. И горчичники мне ставили, и крапивой стегали, и пчёл на спину сажали - ничего не помогало, уже еле ходил. Пришлось ложиться в больницу.
         Да, конечно, мне и здесь была профессорская привилегия - отдельная палата. Но и только. Остальное - всё как для всех.  Другие палаты, хоть и на несколько человек, но всё же комнаты с дверью и с окнами.

         Когда побывал в американских госпиталях (повезло - не со своими болячками), то был поражён, что это коридор, а по бокам ниши без окон, занавешенные плотными шторами.
         И даже в таких условиях пребывание в американском госпитале стоит десятки тысяч долларов. Страховка оплачивает, но не всё, так что попасть туда - не приведи святые. (За страховку, кстати, тоже немалые деньги каждый месяц платить надо). А уж без страховки лучше просто помереть на ступеньках того госпиталя да и всё. Возможно, что ваше лечение некая благотворительная организация оплатит, или спонсор какой сердобольный. Такое бывает. Но это если повезёт.
         Можно и отдельную палату получить, даже с окном, можно и с сиделкой, можно и с ресторанным питанием. Всё можно. Но всё за дополнительные тысячи.
         Сейчас появилось больше социальных программ - мигрантам, бозработным, неимущим лечение либо бесплатно, либо с большой скидкой. Но всё равно американская медицина остаётся невероятно дорогой.

         Меня же в той калининградской больнице на ноги поставили, и я ни копейки ни за что не заплатил. Ни за отдельную палату, ни за врачей, ни за процедуры, ни за аппаратуру, ни за лекарства - ни за что! Поверит в это американец?
         Вот кардинальное отличие социалистической медицины от капиталистической: между советским доктором и пациентом не стояли деньги.
         Понятно, что если доход доктора зависит только от пациента, то этому доктору выгодно, чтобы пациентов было больше, и чтобы болели они как можно дольше. Вылечить больного - не в интересах доктора. А вот пугать его болезнями, назначать сложные и дорогие обследования и процедуры, сажать его на дорогие и постоянные лекарства - это врачу (кстати, от слова "врать" произошло) выгодно. А поскольку конкуренция среди врачей велика, то хочешь не хочешь, а крутись, эскулап, вот так, иначе на что жить-то будешь?
         Советский доктор получал свою зарплату и от пациентов никак не зависел. Ну благодарный исцелившийся подарит коробку конфет, если врач - женщина, или бутылку коньяка, если мужчина. Вот и всё.
         Однако это не значило, что доктор мог относиться к пациенту с безразличием. Да, разные люди были среди медперсонала, но существовала система поощрений, премий, продвиженией по служебной лестнице. Это работало.
         И вообще советская система здравоохранения было вполне эффективной. Проводились массовые обследования населения, прививки. Да что там - врачи и медсёстры на дом приходили! Всё совершенно бесплатно. А приболеешь (или кажется, что приболел) так сиди, болезный, дома, лечись, а тебе по бюллетеню вся твоя зарплата сохраняется. Ох, народ этим пользовался!
 
         Что до моего радикулита, так врачи мне сказали, что, мол, старайся позвоночник не нагружать, а то этот Радик невоспитанный без приглашения и без предупреждения может опять явиться.
         Как в воду глядели: явился-таки. Там явился, где никак бы не надо. Ехал я в Москве по кольцевой, вдруг хрясь в спине! Боль страшная, еле баранку удержал. На педали надо нажимать, а я ногами двинуть не могу. Виляю, как пьяный. Вокруг плотный поток машин, гудят мне. Ох, думаю, как бы не устроить тут катавасию. Кое как к бровке прибился, и тут на счастье пост ГАИ. Сержант ко мне бежит:
         - Почему так едете? Аварийную ситуацию создаёте! Ваши права!
         Протянул права и профессорское удостоверение для поддержки. Он присвистнул:
         - Ого! Первый раз профессора останавливаю. Так что у вас случилось?
         - Радикулит, - говорю, - прихватил. Двинуться не могу.
         Он помягчел:
         - А-а, плохо дело. Куда вам ехать-то?
         - Теперь уж не знаю, куда. То ли домой, то ли в больницу.
         - Так ведь не доедете.
         Точно, думаю, не доеду никуда. Что делать? Скорую вызывать? А куда машину? И Венгрия тогда уж точно накрылась.
         Сержат, видно, тоже думал, что со мной делать. И рассуждал:
         - Радик - дело такое. Наш профессиональный враг. Его врачи долго лечат. Мы своими силами. Сразу.
         - Это как?
         - Ну такое не для вас.
         - А всё же? Мне сейчас болеть никак нельзя. Мне на работу в Венгрию ехать. Пригласили. А не поеду - второго раза не будет.
         - Да это понятно.
         - Дак какое у вас лечение?
         - Наше-то лечение сразу действует. Испытано.
         - Может правда, поможете? Я заплачу.
         Он посмотрел строго:
         - А вот про это не надо. Мы вас лечить не имеем права. Если только сами хотите. И без всяких денег.
         - Ладно. Ну помогите, прошу вас.
         Он помолчал, потом говорит:
         - На пассажирское место передвинуться можете? У меня как раз смена кончилась, поедем, попробуем.
         
         Привёз он меня, чуть не на себе затащил в какое-то помещение, объяснил всё своим друзьям. Они сперва отказывались:
         - Не-е, для нас оно сойдёт, а для профессора неизвестно.
         - А что, - говорю, - Радик научные звания различает?
         - Не в том дело, - смеются, - а только мы ж не доктора. Кто знает, как получится.
         - Что, может быть хуже?
         - Да куда уж вам хуже-то? Всего скрючило.
         - Тогда давайте ваше лечение.
         - Ну, смотрите. На ваш страх и риск.
         - Так точно, - говорю. - Я готов.

         Положили они меня на стол для пинг-понга, под мышки надели широкую брезентовую петлю, ноги привязали к лебёдке, которой машины из грязи вытаскивают и стали меня потихоньку растягивать.
         - Если будет больно, - говорят, - крикните.
         Только они это проговорили, как в крестце у меня хрустнуло, боль такая, что искры из глаз посыпались, я заорал, а они даже перепугались. Потом видят, лежу спокойно. Ноги мои вверх, вбок двигают, сгибают. Я молчу.
         - Всё, - говорят, - вставайте, товарищ профессор. Можете ехать.
         Осторожно спускаю со стола ноги - не больно. Встаю со страхом - не больно. Чудеса. Они хохочут. А я, понятно, чуть не в пляс:
         - Вот спасибо! Чем же мне вас отблагодарить?
         - За лечение спасибо не говорят. Привезёте нам из Венгрии что-нибудь.
         - А что вам будет интересно?
         - Да вот, - сказал сержант, который меня привёз, - тут моему товарищу привезли из Польши головку такую на переключение скоростей, ну набалдашник такой, на рычаг накручивается. Прозрачный, а внутри картинка с красоткой. Может, и в Венгрии есть?
         Привёз я несколько таких набалдашников с красотками в разных позах. Им понравилось.   
         
         Лечения этого странного надолго хватило. И всё же опять меня прихватило. И снова в самый неподходящий момент. На этот раз пригласили в Америку поработать на летних курсах русского языка. В Америку! Тогда это было просто фантастикой. И вот на тебе - радикулит. И такой, что пластом лежу. На счастье у моего коллеги по работе, бывшего полковника, были связи в знаменитой военной клинике возле Нового Арбата, на той же улице, где резиденция американского посла. Кажется, клиника эта и сейчас существует.
         Доктор в той клинике тоже "силовыми" методами меня лечил - и по спине лупил, и на растяжках вытягивал, и на колесе, на шарах каких-то катал. Поставил на ноги. Я рассказал ему, как меня гаишники лечили. Он говорит:
         - Правильно делали. Только вот важного момента они, видно, не знают. Я вам о нём скажу, а вы им передайте - век вас благодарить будут.
         И вот, наконец, тот ценный совет, который я обещал терпеливым читателям. Бонус, как сейчас модно говорить. Не я этот совет вам даю, а тот военврач. Он сказал мне так:
         - Если бы вы после той растяжки регулярно висели на турнике, то больше никогда бы о радикулите не вспомнили. Так что сейчас исправляйте ошибку: устройте дома что-то вроде турника, чтобы висеть, не касаясь пола, и не поджимая ноги. Висите как можно чаще. Вот идёте мимо - раз, и повисели хоть полминутки. Позвоничник у вас будет растягиваться, и межпозвоночные диски будут укрепляться. А в Америке такого лечения не признают. Там посадят на обезболивающие, а когда диски совсем сотрутся, то операция.

         Вспомнил я его слова, когда у моего соседа здесь в Америке разыгрался радикулит. Врачи его действительно держали на обезболивающих, а тут уж согнуло его основательно. Я его уговаривал висеть, но врачи сказали, что это ерунда. Кончилось, понятно, операцией.
         Да, радикулит у американских мужчин - болезнь чуть ли не всеобщая. Во-первых, они очень много времени проводят за рулём, а это - любой врач скажет - бьёт по позвоночнику что твой отбойный молоток. Во-вторых, сейчас модно, чтоб пузо посильнее выпирало: вроде как с пузом мужик солиднее, внушительнее. Ну и немалый дополнительный вес на позвоночник давит. А в-третьих, радикулитчик для американского доктора - просто ценный подарок: это больной многолетний, постоянный, с почти неизбежной перспективой дорогущей операции. Будет он стараться радикулитчика поскорее вылечить? Вопрос риторический.
         Все три обстоятельства сейчас и русских мужиков накрыли. Так что дорогие соотечественники, следуйте совету мудрого военврача - висите. Не будет радикулита, а если уже клюнул, то исчезнет навсегда. О врачах не беспокойтесь - они где-нибудь ещё возместят.
         У прекрасных дам позвоночник более выгнут, поэтому пружинит лучше. К ним Радик меньше пристаёт. Но повисеть им тоже не лишне - стройнее будут.
         
               
Не дачей единой
 
         Дача для нашей семьи была скорее удовольствием, чем жизненной необходимостью, поэтому стройка шла долго. Собственно, сколько она у нас была, столько мы её и строили. Всей семьёй. Наши матери - моя и Тамарина иногда приезжала - готовили, балуя нас всякими кулинарными изысками. Жена - дизайнер и помощник. Оформлением занималась, вместе стены тканями обтягивали. Чудеса - ткани было легче достать, чем обои. Дочь, когда подросла тоже помогала. С матерью в дизайне, в оформлении, а мне тоже - что-то подать, подержать, отмерить.
         И вот удивительно: дочь как-то незаметным образом впитала дизайнерские и строительные премудрости настолько, что когда у неё появилась своя семья и свои квартиры, она сама с интересом и удовольствием их оформляла, выполняя собственноручно довольно сложные работы. Даже офисы своей фирмы оформляет сама, хотя могла, конечно, нанять специалистов. Но вот нравится ей сделать всё самой. А посмотреть на неё - стройная, красивая, одевается стильно - никогда не подумаешь, что она не только с отвёрткой, но и с дрелью управляться может.   

         Дача, понятно, была лишь дополнением к жизни, где главное, конечно, работа. Там были основные цели и интересы. В научной работе всё складывалось удачно. Постепенно я выстраивал систему первоначального языкового искусственного интеллекта, и уже видны были его общие очертания.
         Познакомился со многими интересными учёными - с Лидией Васильевной Бондарко и Людмилой Алексеевной Вербицкой из Ленинградского университета, с основателем советской психолингвистики Алексеем Алексеевичем Леонтьевым, и многими другими. Вместе участвовали в разных конференциях, обменивались публикациями, я ездил в Ленинград и в Москву, они приезжали в Калининград. Отношения были и научными и дружескими.
         Потом все стали известными, знаменитыми. А тогда молодые все мы были, шустрые. Людмила Вербицкая с Лидой Бондарко однажды прикатили к нам из Ленинграда на машине. Людмила была лихим водителем, и мы большой компанией на двух машинах колесили по области и по Прибалтике.

         Вот удивительно: при никудышних дорогах, при полном отсутствии дорожной инфраструктуры, при недоразвитом автосервисе ездили тогда на машинах (у кого они были) много. Мы однажды даже до Ужгорода добрались. Эх, лучше бы мы туда не ездили. Город произвёл удручающее впечатление. С крыш во многих местах содрана черепица и положен убогий серый шифер. Каменный цветок на площади перед концертным залом закатан в асфальт. Асфальтированы и многие цветные тротуары. Дома пооблезли. Убит был город. Какая уж там "Прага"! Тяжко было на всё это смотреть. Ну да, конечно, с друзьями встретились. Но и у них настроение было нерадостное.

         Ну а к нам на дачу много друзей приезжало - шашлыки, уха, рыбка жареная. И море, конечно. В те времена ездить на море, загорать да купаться было совсем не так широко принято, как сейчас. Ещё в курортных городках - в Светлогорске и Зеленоградске - народ на пляжах был, особенно в выходные дни. А чуть в сторону - совсем на море пусто. Мы часто голые купались - ведь ни души кругом.
         А вдоль прибоя волна намывала валик из мелкого янтаря. На километры полоска тянулась. Сейчас-то ни малой крошки не найти - всё сразу подбирают. В украшениях используют, целые картины из мелкого янтаря делают. Дорого сейчас янтарь стоит. И воруют его, и сажают из-за него.
        А тогда не очень ценили. Ну если кусок побольше, так подберут, а мелочь - кому она нужна? Иногда после шторма и большие куски выбрасывало. Я их много набрал, научился обрабатывать, шлифовать, полировать. Жене украшения делал, если кому подарки дарить - у меня всегда готово. Немало обнаружилось камней с включениями: комарик залип или мушка какая. Самые красивые до сих пор храню.

         Культурная жизнь в Калининграде шла очень активно. В городе был знаменит студенческий театр под руководством Альберта Михайлова. Талантливый человек. На его оригинальные и очень остроумные представления люди со всей области стремились попасть.
         Работал Клуб учёных. Его душой был профессор Михаил Михайлович Ермолаев. Тот самый Миша из фильма "Красная палатка". Эрудированный, умный и рассказчик великолепный.
         В городе было отстроено отличное театральное здание. Правда, местная труппа была слабой, а столичные театры почему-то гастролями не баловали, а если и приезжали то чаще всего каким-нибудь третьим составом. Так что публика ходила в театр в основном для того, чтобы дамы могли продемострировать свои наряды. В те времена в театры в джинсах да куртках не ходили, старались одеться красиво и прилично.
         А вот концертная жизнь просто кипела. Эстрадники, поэты, барды Прибалтику, и Калининград в том числе, обожали. Тут и Юрмала недалеко, а тогда она была настоящей столицей советской эстрады, и звёздные артисты захватывали в своих турне так же и российскую прибалтику. Теперь, когда без России та Юрмала окончательно захирела, кое-что от её бывшей славы переместилось в калининградский Светлогорск, в недавно построенный совершенно великолепный модерный концертный зал. Беда только в том, что звёзд советского уровня сейчас ни в России, ни тем более в Прибалтике и близко нет.
         Ни я, ни Тамара эстрадой особо не увлекались, но некоторые события тех дальних лет пропустить конечно не могли.
 
         Невероятным событием было выступление Андрея Вознесенского. Он читал свои стихи в самом большом до отказа набитом концертном зале. Я в то время как раз анализировал на компьютере его стихотворения и очень хотел показать ему результаты работы. Но это у меня не получилось: его прямо из-за кулис подхватила большая молодёжная компания и утащила куда-то.
         Несколько лет спустя мне всё же удалось с ним встретиться. В русской газете в Нью-Йорке прочитал объявление о его выступлении в ООН. Да разве ж туда попадёшь, - думаю. Небось и не пропустят и народу набежит. Пошёл всё же наугад. На всякий случай прихватил свою книжку, где его стахи анализировались. На проходной показал полицейским водительские права, объявление в газете, объяснил, что иду на выступление русского поэта. Поразительно: пропустили без вопросов. Какие были беспечные времена! Сейчас и сам не верю.
         Пошёл к зданию и вижу - стоит у входа Андрей Вознесенский. Один. Я даже оробел: мой кумир ещё со студенческих лет, звезда поэзии номер один в Союзе, знаменитость, поэт, собиравший на чтение стихов многотысячные стадионы, кого я видел только на экране телевизора или из зрительного зала на сцене - вот он, Андрей Андреевич Вознесенский. Красивый, стройный, элегантный. И никого рядом!
         Бросился к нему, боясь, что придут и помешают мне хоть слово сказать. Но никто не шёл. Я представился, мы успели немного поговорить, но появилась какая-то девица и повела нас за собой. Андрей Андреевич был сосредоточен. Ещё бы: выступление в ООН! Небось, огромный зал, толпа народу.
         Девица привела нас в небольшую комнатку без окон. Посредине длинный стол, за которым сидят (я посчитал) одиннадцать человек. Вознесенский как-то сник, сел в кресло в торце стола и, как мне показалось, не знал, что делать дальше. Читать стихи, на что он наверняка настраивался, было ему в застольной ситуации, похоже, непривычно. Постепенно начался камерный разговор, и Андрей Андреевич без особого воодушевления рассказал о том разносе, который когда-то устроил ему Хрущов. Мне запомнилось, что Хрущова он описал так:
         - Думаю, что Хрущова кто-то тогда подзавёл. Он ведь был хитроват, не особенно умён и очень импульсивен. А на таких людей легко воздействовать.
         Под конец попросили поэта почитать что-нибудь из его новых стихов. Он стал читать, но странное дело: вот так вблизи не было того волшебства, которое всегда исходило от его поэзии в больших аудиториях. Он это почувствовал и свернул встречу. Я пытался с ним поговорить, но он извинился и сказал, что очень спешит. Только книжку свою успел я ему отдать.

        Ещё одно событие взбудоражило Калининград - выступление Владимира Высоцкого. Ажиотаж был огромный. Билетов не достать, в зал не прорваться. Мои знакомые военные, не стесняясь в выражениях, поносили своих командиров, запретивших им посещать концерт. Областное начальство решило подстраховаться и объявило о собрании общественности для обсуждения каких-то там итогов. О Высоцком ни слова. Я, как представитель общественности, билет получил и даже выступал с каким-то докладом. И только после официальной части было, как бы между прочим, выступление Высоцкого.
 
         Раньше, в одной из поездок в Москву, мне посчастливилось с помощью друзей попасть на спектакль в недоступную Таганку, а после спектакля друзья пригласили в небльшой ресторанчик при театре, где я увидел Высоцкого вблизи. Он вышел из какой-то боковой дверцы, сел за столик в темноватом углу. Было видно, что он весь выложился на спектакле, устал и не настроен разговаривать. Кто-то сказал что-то хвалебное, но он буркнул:
         - Да ладно. Что я вам - примадонна что ли.
Поел он вяло, ничего алкогольного не пил и ушёл довольно быстро. Я и разглядеть его как следует не успел.

         И вот вижу Высоцкого в ярких лучах прожекторов. Невысокий, коренастый, крепкий. Стоит на сцене, как на палубе корабля и похож скорее не на артиста, а на моряка-китобоя.
         Разными были эти два самых талантливых поэта послевоенного Союза.
         Вознесенский на выступлениях священнодействовал, своей пэзией действительно возносил замерший зал к духовным высотам. На него надо было смотреть снизу вверх, если даже сидишь в самом верхнем ряду стадиона.
         Высоцкий удивительным образом превращал большой зал в дружескую компанию, пел как будто именно тебе и про тебя, смотрел глаза в глаза.
         Хотя в том каланинградском зале публика была отфильтрована, всё же затесались и не особо благонадёжные. Кто-то из таких крикнул: "Вачу!" Высоцкий отшутился, вроде того, что, мол, вы тут про это лучше меня знаете. Зал смеялся, все, зная тогдашние порядки, понимали, что петь он может только "разрешённые" песни.
         Конечно жаль, что нельзя было услышать вживую его "Вачу", "Тот, кторый не стрелял", "Иноходец", "Всё не так" и другие его шедевры, которые по хриплым нелегальным магнитофонным записям знала наизусть вся страна, включая тех, кому знать эту "антисоветчину" запрещалось. К таким тогда относился, например, офицер Комитета госбезопасности Путин, который, тем не менее, песни эти знал, поскольку он сейчас кое-что из Высоцкого удачно цитирует.
         Но всё равно на том концерте бесценным подарком было задушевное обаяние Высоцкого, его естественное художественное мастерство, с которым он исполнял любые свои песни.
         К великому сожалению, это было чуть ли не последнее его выступление. Вскоре его постигла нелепая горькая смерть.
         

Дом Павлова
 
         В Калининграде архитекторы пытались, похоже, хоть немного оживить унылый "хрущобский" стиль. В самом центре на улице Зарайской (народ, понятно, сразу вставил ещё одну букву "с") построили большой дом "улучшенной планировки". Хоть и те же панели, но всё же не навесные балконы, а глубокие лоджии, и по стенам бетонные решётки для украшения. Даже лифты были. Строение считалось настолько особенным, что в нём на первом этаже открыли "Дом счастья", где устраивались свадьбы. Правда, при взгляде на зашмыганную улицу и на невзрачную бетонную коробку ассоциации со счастьем как-то не возникало.
         В таком доме получил квартиру и я. Но этому предшествовали некие бурные события.
         Моим нижним соседом в прежней квартире на Литовском валу был отпетый алкоголик. В пьяном виде буянил, дрался. Однажды он постучал ко мне, объяснил заплетающимся языком, что потерял ключ и просит спуститься в свою квартиру через мой балкон. Я сдуру разрешил, помогал ему спуститься, страховал на верёвке, чтоб спьяну не свалился с пятого этажа.
         Потом оказалось, что его жена домой не пускала. И когда он опять пришёл ко мне с такой просьбой, я его не пустил. Тогда он явился с топором, устроил дебош. Пришлось вызывать милицию. Кончилось тем, что его отправили в каталажку, а мне дали квартиру в новом доме.
         Хоть и улица была действительно с двумя "с", хоть и дом был сер и угрюм, квартира оказалась просто роскошной. Четыре больших светлых комнаты, три лоджии, одна из которых вдоль всей квартиры - хоть на велосипеде катайся. В те времена самые большие стандартные квартиры были трёхкомнатными, и то редко кому такие доставались. А тут - четыре! Теперь вся наша семья разместилась здесь вольготно, а у меня даже появился кабинет!
         Однако же вот советский квартирный менталитет - на четыре комнаты всего один туалет. Для советских людей, ещё не вышедших из коммуналок, где один туалет был на десяток семей, туалет на одну квартиру был чуть ли не роскошью. И нас тоже нисколько не удивил единственный туалет. А что? Ванна, душ, туалет - всё отлично. Ведь и в голову тогда никому не могло прийти, что при каждой спальне должна быть ванная комната. Меня до сих пор охватывает стыд, когда я вспоминаю, как в Москве попал однажды в гости к партийному работнику высокого ранга, и он, хвастаясь новой квартирой, сказал, что в ней два туалета. И я - профессор, не совсем уж дикий человек - глупо ляпнул: "А зачем два?"

         Одна из лоджий нашей квартиры выходила на пустырь, где когда-то стоял замок. Там вскоре начались какие-то масштабные работы - забивали сваи, везли стройматериалы. Не совсем на месте замка, несколько в стороне, ближе к нашему дому. Я забеспокоился - неужели, думаю, очередную "хрущобу" возведут у меня перед окнами? Но день за днём стало вырисовываться нечто необычное: на сваях поднимались какие-то кубы, их них строились двойные башни с выступами и проёмами. Возникало модерное, впечатляющее сооружение. Какой будет вид из моей квартиры - радовался я. Вот озеро и рядом эти башни. Великолепно!
          Но бодро начавшаяся стройка стала буксовать. Надолго затихали работы, потом что-то стали переделывать и вскоре всё совсем заглохло. Пошли слухи, что проседают сваи, что трещины появились, что вроде лили туда бетон и жидкое стекло, но ничего не помогает.
          Знакомый архитектор уверял, что всё там нормально, просто денег Москва не даёт, а своими силами не потянуть. Он сказал, что первоначальный проект был выше и с интересным решением верхней части, а также вокруг пранировались ещё стороения, чтобы получился ансамбль. По его описаниям выходило что-то вроде архитектуры в новой столице Бразилии.
         - Почему Бразилия? - спрашиваю
         - Так свою архитектурную школу прихлопнули. Откуда возьмутся идеи? Вот и шакалим по миру, обезьянничаем. Но даже на приличное подражание денег не дали, вот и получился обрубок на пустыре.
         Поразительно, как глупы были московские решения. Разве ж дело здесь в деньгах? В масштабах страны это копейки. Здесь вопрос престижа страны. Это что же получается - разрушить смогли, а построить не можем? И не только наглядный козырь в руки западной пропаганде, но главное-то - своим строителям социализма какой нехороший урок.
         Ну ладно, - думал я, глядя из окна, - пусть хоть этого недоделка достроят. И вокруг, может, облагородили бы как-то. Всё лучше, чем пустырь с бурьяном.
         Нет, где там! Уже и сами кубы бурьяном стали зарастать. Так и торчал перед моими окнами тот угрюмый недострой все годы, пока я жил в Калининграде. Несчастное сооружение наводило тоску и  утягивало в мистику: опять на этом месте огромные развалины, за которыми в моей памяти явственно проступали взрывы старинных башен Замка.

         Потом я каждый год приезжал на свою дачу и каждый раз заставал это строительное недоразумение в заброшенности. Обросло оно слухами и домыслами. В перестроечные годы в области вообще ничего не строили, и она постепенно приходила во всё больший упадок. Говорили, что Горбачёв хочет отдать область Германии, только вот поляки перепугались: это ведь опять будет проблема Данцигского коридора, из-за которой немцы Польшу раскатали. А Польше отдавать оно как-то не то. Одно дело - немцам да американцам лизнуть. За это и нобелевку дадут и портрет подретушированный в "Тайме". А поляки что? Портрет в журнале "Урода"? Нет, Раиса не согласится.
         В лихие девяностые недострой кому-то продали. Областные чиновники со сделки круглую сумму прикарманили. Посадили кого-то. Потом вроде как некий иностранец коробку купил. Её даже остеклили, но был шторм с крупным градом - повыбивало окна. Опять сделка распалась.
         Последний раз я был в Калининграде летом 2019 года. Так и стояло это горемычное строение незаконченным, как некий символ так и недоразвитого социализма. Здание опять остеклили, что-то там строители возились, но сдать объект так и не смогли. Нород назвал его "Дом Павлова". Туристам так и говорят. Они спрашивают:
         - Почему Дом Павлова?
         - Да как же: "Умрём, но не сдадим".
 Какой обидный контраст славы и позора!


Что же пошло не так?

         Сейчас ностальгирующие по Советскому Союзу вспоминают в основном эти пятнадцать лет - с середины шестидесятых по конец семидесятых годов.
          Задним числом придумали, что мол это был "застой". Да помилуйте - какой такой застой, когда экономика страны росла быстрее, чем сейчас, и СССР был второй супердержавой мира?! Страна лидировала в атомной энергетике, на равных с Америкой шла в космических исследованиях, в военно-промышленном комплексе.
         Устройство общества было безусловно более справедливым, чем капитализм. Не было очень богатых и очень бедных. Хотя и "уравниловки" тоже не было: при всех искажениях и отклонениях всё же в целом кто больше и лучше работал, тот и благ больше получал.
         Духовно и морально советское общество было чище, выше, чем капиталистические, которые, как сейчас видим, доходят до низменностей, опускающих человека назад к животному. Советская интеллигенция не потакала низменным интересам толпы, а действительно старалась вести людей к духовным и культурным высотам.
         При всех национальных шероховатостях, всё же полторы сотни разных народов вполне согласно и мирно уживались в одном государстве, и даже на его закате в большинстве своём проголосовали за сохранение Союза.
          В стране было в целом спокойно. Конечно, как в любой стране и при любом строе, были и хулиганы, и преступники, и убийцы. Но даже и близко не в тех масштабах, как это началось в "лихие девяностые", или как сейчас в Америке. Не слышно было о каких-то там террористах или о разбойных бандах. Никто не боялся гулять ночью, никто не боялся, что кто-то надругается над детьми.
         Да, контроль над обществом был довольно жёстким. Я написал "довольно жёстким" не об идеологическом контроле. Там-то, в идеологии тот контоль во все годы советский власти был свирепо жестоким.  И хоть при Брежневе "посадок" было немного, зато их заменили "психушки". По-прежнему выли глушилки, по прежнему не допускалось отклонений от "линии партии", хотя и сама эта линия явно потеряла направление, так что становилось непонятно, что является отклонением, а что нет.
         С идеологическим нажимом в Союзе всегда был сильный перехлёст, как вот с Лениным, когда партия, чтобы идейно подстегнуть народ, решила грандиозно отметить столетие со дня рождения Ленина и праздновать не один день, а весь Юбилейный Год. Ретивые идеологи перестарались так, что людям просто тошно стало ото всей той юбилейной свистопляски. Спасались, как всегда, анекдотами.

         Студент-заочник сдаёт экзамен по истории партии, преподаватель говорит:
         - Да, вы всё правильно ответили о роли партии, что особенно важно в этот славный год. Ведь какой год-то у нас, а?!
         Студент :
         - 1970-тый.
         - Да, но какой он, год-то этот?
         - Ну-у -у... не високосный.
         Преподаватель вытаращился не него:
         - Вы откуда приехали?
         - Из Хацепетовки.
         Преподаватель бросает на стол ручку:
         - Эх, там бы этот год прожить!

         В анекдотах появились: мочалка "по Ленинским местам", трёхспальная кровать "Ленин с нами" и много чего ещё.

         Перегибали с идеологией, перегибали, но вот  бытовой, дисциплинарный контроль за поведением советских людей был, я думаю, разумнее. Строжайшим образом контролировалось боевое оружие. Даже за финский нож можно было схватить срок, а уж о пистолете никто и помыслить не смел. Разве это плохо? Посмотрите, что сейчас творится в Америке. Не в Южной, там-то понятно. В Северной. Ведь война идёт. У всех стволы, даже автоматы и пулемёты. Палят друг в друга беспрестанно. Убивают ученики в школах, грабители в магазинах, бандиты на улице. Каждый день десятки, а часто и сотни убитых.
         У нас сейчас тоже демократия, права человека и всё такое. Явился казанский недоумок в школу с оружием и перестрелял своих одноклассников. Такое и в кошмарном сне советскому человеку не могло присниться. Ничего похожего в Советским Союзе просто быть не могло. Вот и думайте, что лучше - строгий госконтроль или неограниченные права человека.
         Быт советских людей контролировался милицией. Драки, даже бытовые ссоры, хулиганство, проституция - всё решительно и эффективно пресекалось.
         Милицейский контроль проникал даже туда, где его, вроде бы, никак не ожидаешь. Я однажды сам в этом убедился.
         Как-то приехал в Москву к друзьям, а они переезжали на новую квартиру. В старой оставалось много барахла, которое они не хотели брать с собой. Ненужным оказалось и старинное кресло. Резной дуб, львы на подлокотниках и на спинках. Обивка, правда, рваная. Пружины выпирают. Но видно, что вещь антикварная.
         - Вы что, - говорю, - такое бросать.
         - Да куда мы, - отвечают, - такую рухлядь. Да и здоровенное оно. В новой квартире столько места займёт. Вот хочешь - забирай.
         У меня в то время уже та четырехкомнатная квартира была в Калининграде. Самый раз такое бы кресло туда! Я живо: такси - вокзал, и багажом отправил. Возвращаюсь к друзьям, а они:
         - Вот в чулане ещё от такого же кресла палки нашли.
         Смотрю - львы резные, ножки точёные, части спинки. Красивая работа! Ну не выбрасывать же. Думаю - увезу, смастерю чсто-нибудь из них. Связал всё довольно компактно. На Белорусском вокзале пошёл в ресторан перекусить, а свёрток положил в ячейку камеры хранения. В ресторане немного подзадержался, уже мой поезд стоит. Я бегом в камеру хранения, набрал код, открываю ячейку, а там свёрток мой раскручен, все детали так валяются. Ужас! Скрутить не успею, поезд отправляется! Бегу по платформе, поезд тронулся, проводница мне площадку опустила, забросил я свою ношу в тамбур, запрыгнул сам, что-то упало. Смотрю - все четыре льва на месте.
         Я потом из этих частей по дизайну Тамары красивый диванчик соорудил. И кресло и диван до сих пор на даче стоят.
         Вот так - и код есть, а милиционар всё равно влез, проверил. Думаю, вид мой показался стажу порядка  подозрительным. Я тогда бороду отрастил. Мать мне сшила клетчатый пиджак из пледа-шотландки. С разными нашивками, застёжками, вид модерный. И в джинсах был. Для Прибалтики нормально, а для Москвы того времени - вызывающе, пожалуй.
          Согласен - это вмешательство в частную жизнь. Грубое вмешательство. Коварное даже. Ведь сам установил код, так что как бы гарантировано, что только у тебя доступ. А тут - здрассьте! Кому понравится? А с другой стороны - в девяностые, когда никакого контроля ни за чем не стало, в этих самых ячейках и наркоту, и наворованное, и даже взрывчатку и оружие прятали. Это что - лучше?
         Любое сообщество людей, а тем более государство имеет и контрольный и принудительный аппарат. Разница лишь в масштабах. А совсем без этого нельзя. Большевики вот решили, что можно. Полицию разогнали. Мол, они буржуйские сатрапы, а раз буржуев больше нет, то и полиция не нужна. Ну и понятно, что началось. Пришлось опять репрессивный аппарат создавать. Только, чтоб не показать, что так глупо лажанулись, назвали не полицией, а милицией. И контрольные органы тоже пришлось вернуть. Вот и установился порядок: ЦэКа цыкает, ЧеКа чикает.
         Смешно, что теперь снова у нас полиция. Оно и понятно: буржуи вернулись, надо и их охрану вернуть.
          Кстати сказать, Америка на те же революционные грабли наступила. В некоторых демократических штатах полицию отменили. Эффект понятен: свобода разбоя полная. Мода пошла - едут лихие ребята в машине и палят вокруг из автомата. "Кто не спрятался - я не виноват". Их и ловить некому - полиции-то нет. Преступность так разгулялась, что и тех, кто полицию отменял, грабят. Придётся, обязательно придётся полицию возвращать. Наверно назовут только по-другому. Может, милицией?
         Как ни обидно это признавать, а не можем мы, люди, сами по себе спокойно жить. Принуждать нас к этому надо.
         Так что был советский контроль, был. Однако и жизнь людей была спокойнее.
 
         Во всём остальном быт народа хоть и медленно, но всё же улучшался, становился стабильным, в основном обеспеченным. Люди получали квартиры, строили дачи. Итальянцы построили нам автозавод, где стали выпускать простенькие "Фиаты" под названием "Жигули". Росло число автовладельцев. Появился даже кое-какой автосервис. Активно развивалось городское строительство.
 
         Были у страны и другие времена больших достижений и благополучной жизни: несколько предвоенных лет, послевоенное десятилетие. Но брежневские времена всё же были высшим достижением советского социализма и в индустриальном развитии страны и в жизни народа.
         Казалось: вот так постепенно будет всё лучше, у всех будет достаток, будут машины, построят дороги, красивые дома. Все будут образованы, здоровы.
         Да, в коммунизм никто не верил. Веры в него и никогда-то не было. Ещё Маяковский писал:
 
                В коммунизм из книжки верят средне -
                Мало ли что можно в книжке намолоть.

         А уж после глупых обещаний Хрущова какой уж там коммунизм. Разве что в анекдотах он остался:
 
         Приехал в Москву Никсон. Брежнев, Косыгин и Никсон сообразили на троих, сидят выпивают. Брежнев что-то загрустил. Никсон спрашивает:
         - Ты чего, Лёня?
         - БАМ вот никак не построим.
         - Да ладно, давай мы тебе БАМ построим.
Брежнев смотрит на Косыгина, тот кивает. Брежнев рад:
         - Вот спасибо ! Давай за это выпьем.
Выпили. Брежнев опять голову опустил. Никсон ему:
         - Лёнь, ну что опять?
         - Да никак коммунизм построить не можем.
А Никсон:
         - Во делов-то. Давай мы тебе этот коммунизм построим.
Брежнев смотрит на Косыгина, тот головой мотает - нет. Брежнев вздохнул:
         - Нет, Ричард, мы уж как-нибудь сами.
Когда разошлись, Брежнев спрашивает Косыгина:
         - Ты чего же отказался? Пусть бы построили.
А тот:
         - Ага. Вдруг и правда построят. Где ж мы на всех всего наберём? По потребностям-то.

        Но идеи социализма были живы. Если бы тогда, в середине семидесятых, советскому народу сказали "Давайте поменяем социализм на капитализм" подавляющее большинство народа наотрез бы отказалось. Богатство ещё не стало целью жизни людей. Напротив, стяжательство порицалось. И если какой-то ловкач сумел нагрести себе слишком много, то скрывал это. Потому что всегда могли спросить "Где взял?" А просвещённые Марксом знали, что взять он мог только из карманов других людей. Так что народ в массе своей не хотел менять справедливый строй на жульнический .
         Те, которые потом действительно такую замену произвели, никогда не говорили, что возвращают капитализм. Да что там - даже и сейчас явный капитализм в России таковым не называют. Стесняются.
         Поразительно, что и в самой Америке, которая была для наших перестройщиков образцом, широко разрастаются идеи социализма, а капитализм осуждается чуть ли не так же, как он осуждался в Советском Союзе.
         Спору нет - идеи социализма привлекательны. Но сейчас в Америке они преломляются неким странным образом. Людей привлекает то, что всё будет бесплатно - жильё, медицина, отдых, а за образование ещё и тебе доплатят. Ни о чём не надо беспокоиться - обо всём заботится государство. Живи, наслаждайся. Кто ж от такого откажется?
         Но есть сомнение в том, что ратующие за социализм знают его основной постулат:
                От каждого - по способностям, каждому - по труду.

         Иначе говоря, в идеале люди в социалистическом обществе производительно трудятся, а всё произведённое распределяется разумно и справедливо между всеми согласно трудовому вкладу каждого.
         Только вот в Америку ломятся караваны из нищих стран не для того, чтобы по способностям работать, а для того, чтобы получать пособия. Всеми правдами, а в основном неправдами, прорвавшиеся через границу, над границей и под границей, худые и голодные, они через некоторое время разжираются до нечеловеческих размеров. Идёт в супермаркете такой мигрант за тележкой, которая бесплатно на продуктовые карточки нагружена так, что его за тележкой не видно. Жителю развитого социализма такая тележка и присниться не могла, поскольку товаров, в ней нагруженных, он и не знал никогда. Квартира мигранту бесплатно, медицина бесплатно, детей его в школу бесплатно. А на денежные пособия тот мигрант ещё и выпивки себе прикупит, а чаще - наркотиков. Ну и оружие конечно.
         Вы скажете - да это ж прямо-таки коммунизм. Нет, это не коммунизм, это ещё лучше. Ведь при коммунизме преполагалось, что каждому по потребностям, но от каждого по способностям. То есть, работать при коммунизме всё равно надо. А мигранту не надо.
         Теперь и прочий народ в Америке сообразил: чего же это я вкалываю, когда можно всё просто так получать. И вот уже сорок миллионов американцев на пособия живут. Один журналист попал в городок возле Детройта и завистливую статью написал. В городке этом раньше все работали в автомобильной промышленности. Но теперь та промышленность убита, а весь городок, полностью, живёт на пособия. Как же там люди счастливы! Они широко отмечают праздники, устраивают пышные свадьбы, каждый вечер собираются в местном клубе, где танцуют и поют. Вот это жизнь!
         Есть, однако, вопрос - кто же всё это счастье оплачивает? Работающие американцы начинают возмущаться: это ж мы, тяжело работая, своими налогами всех этих бездельников кормим.
         Зря возмущаются. Не помню, кто, чуть ли не Трамп, на это ответил, что, мол, налоги ваши нам не очень-то и нужны, могли бы мы их вообще не брать, и так у нас денег сколько хотим, столько и будет. Откуда же? Известно, откуда. Печатай себе зелёные бумажки, а весь глупый мир за них завалит нас всем, чем только пожелаем.
         Получается, что того мигранта из какого-нибудь Гранддураса или Ганделупы содержит его же нищая страна из которой Америка за бумажки всё выгребает. Да и прочему "золотому миллиарду" весь остальной мир своим трудом безбедную жизнь обеспечивает.
         Понятно, что людям безразлично, откуда американское государство всё берёт, лишь бы жилось хорошо. Но в других государствах стали потихоньку понимать, как их дурят. Китайцы поняли, русские вспоминают, что недавно понимали. Советский Союз от этого лохотрона увернулся, пытался построить социализм "в отдельно взятой стране". И удивительно, что долгое время удавалось.

         Почему же яркие идеи социализма в Союзе погасли? Почему тот светлый путь привёл к распаду? Как это произошло?
         Съездим в следующий рейс. Приглядимся повнимательнее к последнему десятилетию первого в мире социалистического государства - возможно что-то прояснится.