I.
От наступающего 2020 года Юля ждала только хорошего. Ещё и потому, что в один из последних дней декабря случилось событие, которое она для себя определила как предзнаменование. Её репортаж с новогодней ярмарки (всего-навсего третий самостоятельный репортаж) получил множество восторженных откликов. Пересматривая его на сайте региональной новостной программы, читала всё новые и новые записи: «Спасибо за праздничное настроение!», «Этот репортаж — настоящий подарок», «Сколько позитива!». Были комплименты и лично ей: называли «красоткой», «лапочкой», «обаяшкой». Пошловато немного, но как же приятно.
Репортаж снимали в солнечный день. На белом снегу ёлочный базар, яркие торговые палатки, украшенные гирляндами, улыбающиеся продавщицы в кокошниках, радостные покупатели, весёлые, румяные детишки. И Юля в красном пуховичке; голубой, под цвет глаз, шарф, светлые локоны развевает ветер, сияющая улыбка освещает всё вокруг…
Ссылку на репортаж разместила на своей странице ВКонтакте. Из однокурсников позвонил только Стас Горбунов, разобрал весь репортаж, похвалил, проговорили минут сорок, если не больше, и так приятно и тепло было на душе после разговора. Стас из соседней области, его родители работают на телевидении, так что он, как и Юля, закончив университет, стал корреспондентом региональной новостной программы. На телевидение с их курса больше никто не попал. В то, что Юле предложили работать на канале сразу после защиты диплома, однокурсники не верили: считали, что пристроил свёкор, потому что он врач и у него везде связи. Ну да, свёкор пульмонолог в областной больнице, просто врач, не главный, не зав, не зам. И на телевидении у него никаких знакомых нет. Только доказывать это Юля считала бессмысленным.
Двадцать девятого из Калининграда прилетела лучшая подруга — одноклассница Света. С дочкой Ксюшей и без мужа: муж военный и отгулы или отпуск за свой счёт ему не полагаются. Света, критически осмотрев Юлю, рукой нарисовала животик и спросила: «Нет?» Юля покачала головой.
— И сколько вы уже не предохраняетесь? Год? (Такие вопросы лучшей подруге разрешались).
— Почти.
Света нахмурилась. Юля понимала, что надо бы сходить в женскую консультацию, анализы сдать, может, и подлечиться. Но всякий раз, узнав, что не беременна, облегчённо вздыхала. Конечно, десятимесячная Светина дочка — чудо чудесное. Но хотелось закрепиться на канале, доказать и себе, и другим, что способна на многое. Ей всего-то двадцать три. Мужу, правда, тридцать. Но не сорок же! Будут у них ещё дети. Но пусть всё-таки попозже.
Вскоре после новогодних праздников заговорили о каком-то новом вирусе гриппа, обнаруженном в китайском городе Ухань. На работе Юля слышала и совсем удивительную версию: будто в Ухане есть секретная лаборатория, где не только изучают существующие вирусы, но и разрабатывают бактериологическое оружие, вот в этой-то лаборатории и упустили вирус. В феврале уже говорили о тысячах больных в Китае, многие умирали. Потом новым вирусом стали заболевать в других странах. Юля не очень верила услышанному в редакции и решила расспросить свёкра. Однако тот оказался немногословен: вирус новый, неизученный, надо быть настороже, потому что заболевшие есть уже в Москве.
Где-то через неделю муж вернулся домой с большой картонной коробкой, в которой оказались медицинские маски. «Сколько же их там? Пятьсот штук?» — со смехом спросила Юля. Игорь повертел коробку, разглядел наклейку и ответил, что тысяча. «На всю оставшуюся жизнь?» — Юля продолжала смеяться. Муж её веселья не поддержал. Раздеваясь, рассказывал, что с уханьским гриппом всё совсем серьёзно: протекает тяжело, лекарств от него нет, смертность растёт. Маски по старой цене рубль пятьдесят за штуку свекровь взяла в своей аптеке и на себя, и на Игоря с Юлей, и на Юлиных родителей — всего пять коробок, пять тысяч штук. На оптовую базу маски пришли уже по более высокой цене, и аптеки будут продавать их по семь рублей и дороже.
Свёкор строго-настрого приказал надевать маски в общественном транспорте и в магазинах и носить маску не более двух часов, потом выбрасывать и надевать новую. Через несколько дней позвонил: заболевшие есть уже и в нашем городе. Запретил ездить в лифтах, прикасаться к перилам. Игорь принёс коробку с пузырьками салицилового спирта: свёкор и свекровь передали, что спиртом надо протирать не только руки, но и упаковки продуктов, купленных в магазине, нефасованных продуктов, тех, которые нарезают и взвешивают продавцы, не брать. К удивлению Юли, муж скрупулёзно следовал всем советам своих родителей.
В середине марта зазвучало новое слово — «локдаун». Маму — бухгалтера Облгаза — перевели на удалённую работу, сестрёнка-десятиклассница тоже должна была учиться удалённо, но особой учёбы не наблюдалось: на школьном сайте выкладывались задания, через несколько дней ответы к этим заданиям — и это вся учёба. Папа и муж Юли работают на металлургическом комбинате, там — непрерывный цикл и никакого локдауна. Юля тоже каждое утро спешит на работу: в маске, с запасом масок и пузырьком спирта в сумке, с санитайзером в кармане. Маски теперь продавались в каждом киоске и в каждом магазине, стоили сто пятьдесят рублей за пять штук.
Свёкор рассказал, что больные диабетом очень тяжело переносят инфекцию, многие умирают. У бабушки Кати, маминой мамы, диабет, поэтому она перестала выходить из дома, и все, кроме мамы, перестали ходить к ней. Чтобы не заразиться и не заразить бабушку, мама не ездила теперь в общественном транспорте: пешком четыре остановки до бабушки и четыре обратно, пешком магазины и аптеки. Юля старалась поменьше думать об эпидемии, но множество ограничений, выходные без кафе, концертов и гостей раздражали.
Муж по вечерам заглядывал на региональный сайт «Неткоронавирус», где каждый день обновлялись сведения о заражённых, раз в несколько дней сообщалось, что кто-то умер: указывалось мужчина это или женщина, сколько лет, какие были хронические заболевания — умирали пожилые. Как-то вечером Игорь прочитал вслух коротенькую заметку: заразилась и вскоре умерла лаборантка Зареченской районной больницы, она делала анализы на коронавирус. Погоревали с мужем, пожалели незнакомую шестидесятилетнюю женщину, её семью.
А утром в редакции узнала, что женщина из Зареченска — тётя оператора Костика, двоюродная сестра его матери. Когда тётя заболела, родители хотели поехать проведать, оказалось нельзя: младший сын заразился от неё, болеет, правда, не тяжело. На похороны тоже никому приезжать не разрешили. Костик рассказывал, что его мать плачет второй день не переставая: не проститься с близким человеком, не бросить горсть земли на его гроб— этого она не может принять. Костик принёс в редакцию большой пакет конфет, помянуть «новопреставленную рабу Божию Наталью». На глазах некоторых женщин, бравших конфеты, Юля видела слёзы.
Грустная и задумчивая, она возвращалась с работы. В маске, резиновых перчатках поднималась к себе на четвёртый этаж, когда путь преградил сосед Толян — бывший одноклассник мужа.
— С чего это ты так нарядилась? — хохоча во всё горло, Толян указывал на маску. — Там же ничего нет! Это всё пропаганда!
Юле не хотелось останавливаться и разговаривать с соседом (как Игорь вообще может общаться с таким идиотом?), она только тихо сказала:
— От ковида умирают.
— Это редкие случаи, — не унимался придурошный сосед, — а вообще всё — сплошная пропаганда!
Юля оттолкнула его и пошла вверх. Толян за её спиной продолжал орать про кремлёвскую пропаганду и противогазы, в которые скоро заставят наряжаться людей.