Фёдор, двадцати семилетний холостяк, проживавший с бабушкой старушкой, обратился к фельдшеру поселкового медпункта с жалобой на боли в правой нижней части начавшего припухать живота. Фельдшер поставила предварительный диагноз аппендицит, и уложила на одну из двух коек стационара, предназначенного для ожидания приезда «скорой», которая, если не было прямой угрозы для жизни, забирала больных в районную больницу поздно вечером, а иногда и ночью.
На другой койке, отгороженной ширмой, вторые сутки умирал одинокий неизлечимо больной девяностолетний старик Кондратий, к большой радости бригады «скорой» отказавшийся ехать в больницу. После обезболивающей инъекции он оживлялся, даже вполне связно и внятно мог говорить. Но через какое-то время он затихал и засыпал, издавая болезненный булькающий храп. Силы покидали его, и по всему было видно, что до утра он не доживёт.
Фёдор и Кондратий знали друг друга. Фёдор слышал, что Кондратий до войны работал в посёлке кладовщиком на мясоконсервном заводе. В сорок втором, когда немцы начали летнее наступление, завод успели эвакуировать, а Кондратия, имевшего до того бронь, призвали в армию. Ехать никуда не пришлось, его часть приняла бой в нескольких километрах от посёлка. Всего один бой, в ходе которого была разбита и рассеяна. В бою Кондратия взрывом отбросило в воронку, где он в беспамятстве пролежал до вечера. Там немцы с собаками и взяли его в плен. А вот о плене своём Кондратий никому никогда не рассказывал.
Старую мельницу в трёх километрах от посёлка обнесли колючей проволокой, там пленных и держали. Через месяц всех выживших построили, и немецкий офицер через переводчика объявил, что Севастополь, Ленинград, Москва и Сталинград взяты, остатки Красной армии бегут за Урал и скоро войне конец. Всех местных отпустят домой, если они согласятся работать на новую власть. Бедственное положение и немецкая пропаганда сделали своё дело. В числе согласившихся, был и Кондратий. Остальных военнопленных пешим строем увели до ближайшей железнодорожной станции.
«Добровольцев» переодели в немецкую полевую форму без погон. Узнав, что Кондратий знаком с работой кладовщика, его оставили при мельнице, где немцы собирались устроить какой-то склад. Территорию вокруг мельницы расширили, обнесли заборами из колючей проволоки, поставили вышки с охраной. В помещениях мельницы организовали мастерские: швейную, обувную, прачечную и склад. И скоро сюда потянулись машины с вещами в чемоданах, сумках, узлах, а то и вовсе россыпью. Первичный осмотр на предмет выявления спрятанных в вещах ювелирных украшений, денег и антиквариата производили немолодой немец в форме и две немки. Затем все вещи, пригодные к дальнейшему использованию, сортировались и шли на санитарную обработку и мелкий ремонт.
Недалеко от них был пересыльный лагерь. Там людей сортировали. Молодых и крепких отправляли на работу в Германию, остальных в лагеря, но, видимо, часть людей убивали, т.к. золотые коронки и мосты, иногда с человеческими зубами, в довольно большом количестве поступали на склад, куда немцы привезли большой сейф, ключи от которого хранились у обер -лейтенанта с протезом левой руки, считавшегося здесь главным.
Кондратия немец часто звал помочь ему складывать ценности в сейф, и он видел, сколько ювелирных украшений, посуды из серебра, золотых коронок, часов, денег и др. ценностей ежедневно складывается в сейф. Вывозили ценности нерегулярно, иногда раз в два месяца, т.к. приезжали за ними на броневике в сопровождении БМП с пехотой и мотоциклистов с пулемётами в коляске.
В первых числах марта стал слышен гул приближающегося фронта. Красная армия стремительно наступала. В одно утро обер-лейтенант построил весь персонал «мельницы», включая караул, и на крытом грузовике отправил куда-то, якобы на срочные восстановительные работы. Оставил только Кондратия, велел ему принести с кухни большой наплечный термос, в котором носили питьевую воду. В одном из окон Кондратий увидел на опустевшей территории мотоцикл с коляской и двух немцев с автоматами, стоявших рядом с двумя бензиновыми канистрами.
В принесённый термос обер-лейтенант стал перекладывать из уже открытого сейфа ценности, их набралось на пол термоса, последний вывоз был в январе. Опустошив сейф, офицер приказал Кондратию завинтить бобышки на крышке, одеть термос на спину и идти во двор. Офицер вытащил из кобуры пистолет и стал следовать сзади. Кондратий понял, что ему места на мотоцикле нет, и, как только он донесёт этот тяжелый термос, немец его расстреляет.
В коридоре, не доходя до выхода на улицу, у стены в полу был проём, в котором бетонные ступеньки вели в подвал. Ограждала проём стеночка в полкирпича высотой всего около полуметра. По ровнявшись с проёмом, Кондратий плечами сделал полуоборот назад и обратился к обер –лейтенанту. Офицер по инерции сделал ещё шаг и оказался вплотную за Кондратием, ожидая услышать вопрос. Но Кондратий резко дёрнулся спиной, тяжелый термос ударил немца в плечо, и он не имея возможности затормозиться левой рукой, стал терять равновесие и, цепляясь ногами за низкое ограждение, полетел в проём вниз головой. Выстрела не последовало.
Кондратий побежал на кухню, только там, на окне была распахивающаяся решетка, закрываемая на висячий замок, ключ от которого всегда висел на гвоздике, на стене рядом с оконным проёмом. Секунд через тридцать он уже бежал прочь от здания мельницы. Мотоциклисты, находившиеся на противоположной стороне, видеть его не могли. Тяжелый термос, который в первые секунды он хотел бросить, вдруг стал казаться для него пропуском открывавшим путь возвращения в Красную армию.
* * *
Фёдор не спал, его боль успокоилась. Кондратию сестричка сделала укол, и он попросил подвинуть ширму. Теперь он видел лицо Федора, лежащего в нескольких шагах от него. С тех пор, как Фёдор стал чёрным копателем и приобрёл металлоискатель, их с Кондратием отношения испортились. Кондратий злился на Фёдора и в его лице на всех копателей за ямы и рытвины, которые они оставляют после себя, выкопанный и брошенный металлолом, особенно злило лазание копателей по заброшенным домам и деревням, когда они бьют там стёкла, ломают полы, раскурочивают чердаки, оставленную мебель, печи.
Но вместе с тем Кондратий несколько раз подсказывал Фёдору интересные для раскопок места, знакомые ему ещё с детства, и тот там действительно что-то находил. Покряхтев и справившись у Фёдора , какая болячка привела его сюда, он начал издалека о том, что в плену трудился у немцев в конторе, где драгоценности хранились вёдрами:
- Я, Фёдор, доживаю последние деньки, мне уже ничего не нужно. Но тогда, в плену, при отступлении немцев удалось мне убить одного фрица и завладеть армейским термосом на половину наполненным драгметаллами. Спрятал я его, зарыл, то есть, и пошел каяться комиссарам и чекистам. Думал, верну стране ценности, чтобы эскадрилью самолётов построили. Пришел, а они меня под арест, и били, били. Хорошо они свидетеля нашли, что я у немцев тоже в четырёх стенах сидел, даже оружия не имел, работал только на них. Когда меня в изменники записали, подумал, скажут, это я столько людей убил, и ценности у них забрал. Не стал говорить про свой клад.
А меня под трибунал, 25 лет лагерей дали за измену Родине. Потом один деятель мне сказал, что я мог попроситься в штрафбат. А мне тогда жалко стало, убьют, а сокровища мои останутся. От звонка до звонка на северах. Переписывался с одной женщиной из под Саратова, муж её ещё в сорок первом погиб, а как я вышел, к ней приехал. Двадцать восемь лет прожили, детей не было, не молодые мы уж были, а потом она померла. Опять тянуть меня стало моё золото, вернулся, хотя нет здесь у меня никого.
Приехал, устроился у одного фермера сараи с сеном стеречь, здесь же и жил в каморке. Откапывать золото своё побоялся, я бы этот термос уже и поднять не смог. А по, чуть-чуть брать, так или кто бы выследил меня, или случайно увидел, а то и копать стали по свежим следам раскопок, да и на продаже враз попался бы. Всё ждал чего-то.
От мельницы только фундамент остался, и всё вокруг от шоссе до речки лесом заросло с густым подлеском, я даже то место найти не смог. Если только с металлоискателем походить. Это в шагах триста по прямой, от восточной стены мельницы, в том месте, где третье окно было, если от севера считать.
Ты мне только раз в год в церкви свечку ставь и батюшке поминальную молитву по мне и моей Аннушке заказывай. Не скупись, там на миллион откопаешь. Только, как откопаешь…
В этот момент Кондратий закашлялся, чувствовалось, волнуется. Кашель перерос в хрип, потом в тихий свист, а дальше Кондратий затих…
* * *
Фёдор быстро шел на поправку. И вот он уже на месте, указанном Кондратием, отмерены шаги от стены мельницы, но не точно, много раз приходилось обходить стволы деревьев и непролазные кусты. Через несколько часов поисков и десяток выкорчеванных кустов и деревьев металлоискатель выдал мощный сигнал.
Ещё минут пятнадцать работы лопатой, и термос уже оголился от земли больше чем наполовину. Можно попробовать за ручку на крышке вытянуть термос из ямы. Несколько попыток с раскачиванием термоса из стороны в сторону, и термос немного подался вверх. Но в этот момент Фёдор услышал характерный щелчок, так срабатывает пружина минного взрывателя. Только сейчас молниеносно до него дошли последние недосказанные слова Кондратия: «Только, как откопаешь…»
Совершив несколько пируэтов в воздухе, тело Фёдора упало на мягкий склон образовавшейся воронки. Рук и ног он не чувствовал, их не было. А с неба вместе с частичками земли продолжали со звоном падать золотые кольца и коронки.
* * *
В это мгновение Фёдор в белоснежной палате хирургического отделения районной больницы окончательно проснулся от действия наркоза, видимо, от большой дозы которого рук и ног он действительно ещё не чувствовал. По какой причине Фёдору операцию аппендицита делали под общим наркозом, сказать не могу. Когда к нему подошла сестричка он ещё заплетающимся языком произнёс:
- Вызовите ко мне следователя полиции, я хочу сделать важное признание.
Букулты август 2021г.
Владмир Пантелеев.