Отец Анри всю ночь простоял на коленях с чётками в руках. Но вместо молитв с его губ срывались бессвязные звуки, а пальцы машинально перебирали бусины, потеряв им счёт. Перед его воспалённым взором стояло прекрасное лицо Мирелы. Он вспоминал её гибкий девичий стан, шелковистые волосы, пухлые губы. В ушах звучал нежный, как звон колокольчика, голос, произносящий его имя. Эти образы терзали его душу, вызывая сладострастные фантазии, и он с ужасом чувствовал, как настойчиво реагирует на них его мужское естество.
Впервые в жизни он испытывал все те эмоции, о которых стыдливо шептали ему уста прихожан в полумраке исповедальни. Впервые в жизни сердце исходило сладкой истомой, а тело изнывало от охвативших его плотских желаний. И впервые в жизни он полностью потерял контроль над своим разумом и чувствами.
Это повергало его в растерянность и отчаяние. Неведомая ему доселе, неукротимая сила любви обрушилась на неискушённую и не растерявшую себя в юношеских шалостях душу молодого священника, словно прорвавший плотину водопад, сокрушая и сминая его волю и окончательно поглощая остатки самообладания.
Дрожащими руками отец Анри вцепился в чётки, в последней попытке найти опору, спасительную соломинку, за которую можно было бы ухватиться в попытке спастись среди хаоса его рушащегося мира, но неуправляемый поток чувств, желаний, эмоций подхватил его и неумолимо повлёк за собой в гибельную пучину – к рассвету солнца он уже был страстно и безнадёжно влюблён в цыганку Мирелу.
Отец Анри вновь шёл по коридору родного аббатства. Только теперь в душе его не было ни мира, ни покоя. Сердце его снедала новорождённая страсть. Ему было тревожно. Он думал о том, как теперь предстанет перед аббатом. Заменивший ему отца аббат всегда читал его душу, как раскрытую книгу. Но отцу Анри раньше нечего было скрывать – помыслы его были чисты, словно воды лесного родника. Он никогда не обманывал аббата даже в мелочах; даже будучи ребёнком, он всегда признавался во всех своих невинных детских проказах. Отец Анри вообще не любил и не умел лгать.
Как же теперь он сможет скрыть от глаз аббата это адское пламя, пожирающее его душу? Как сможет утаить от пресвятого отца своё падение, глубину которого он ещё сам до конца не изведал? Может, следует кинуться аббату в ноги, исповедоваться и умолять о том, чтобы наложил он на него епитимью? Может, для души его ещё не потеряна надежда на спасение?...
Но отец Анри знал, что не станет этого делать. Чувство, поселившееся в его душе и причиняющее ему такую боль, стало для него вдруг дороже всех наград в мире. У него было такое ощущение, что до сих пор он будто бы и не жил вовсе; что жизнь его была бесцветной и пустой, словно он сызмальства смотрел на мир сквозь мутное стекло. Сейчас же он чувствовал себя так, точно пробудился от долгого сна и впервые совершенно по-новому, остро и ярко ощущает краски, звуки, запахи, вкусы. Обретя это биение жизни в своём сердце, он не готов был с расстаться с ним ни за что на свете. Поэтому он не станет исповедоваться и молить о прощении; он будет лгать аббату; он сделает всё, чтобы скрыть этот хрупкий драгоценный камень своей души от посторонних глаз.
– Входи, сын мой, – приветливо произнёс аббат, когда отец Анри постучал в дверь.
– Приветствую Вас, пресвятой отец! – молодой священник поцеловал аббату руку.
– Ну, дитя моё, рассказывай, как прошла твоя поездка? С чем ты пришёл к нам – с успехом или неудачей?
– Всё прошло хорошо, пресвятой отец! – смиренно склонившись, отвечал отец Анри. – Я поговорил с Мирелой, объяснил, какую опасность навлекла она на себя своими дерзкими речами, и убедил её оставить своё ремесло.
– И она тебя послушалась? – спросил аббат, недоверчиво глядя на молодого священника.
– Смею на это надеяться, пресвятой отец. Во всяком случае, она мне показалась всерьёз напуганной и дала обещание, что перестанет гадать.
Аббат задумчиво скрестил руки на груди и прошёлся по комнате.
– Что же, сын мой, позволь поздравить тебя! – сказал он, ласково глядя на отца Анри. – Я не зря не сомневался в тебе! Ты прекрасно справился с моим поручением. Думаю, что епископ останется чрезвычайно доволен и в скором времени захочет сам выразить тебе свою признательность.
– Благодарю Вас, пресвятой отец! Это будет великая честь для меня! – священник вновь склонился в глубоком поклоне.
Аббат протянул ему руку, прощаясь, и спросил как бы невзначай:
– А что ты скажешь о Миреле? Правдивы ли слухи о её невероятной красоте?
Ни один мускул не дрогнул на лице отца Анри. Он спокойно выдержал взгляд аббата, пытающегося проникнуть в глубину его души, и ответил:
– Правдивы, пресвятой отец. Девушка столь же красива, сколь и наивна. Она ещё совсем дитя. Да убережёт её Господь от соблазнов и опасностей, которые столь часто губят людей, наделённых подобной красотой!
Он благочестиво поднял глаза кверху и, склонившись, поцеловал руку аббата.
Аббат воздел руки и произнёс:
– Аминь!
Когда отец Анри вышел, затворив за собой дверь, аббат обернулся к портьере, закрывающей вход в молельную комнату. Портьера шелохнулась, и из-за неё вышел невысокий полноватый мужчина в лиловой сутане с лиловой же круглой шапочкой на голове.
– Всё ли Вы слышали, монсеньор? – с поклоном обратился к нему аббат.
– Да, сын мой, – епископ подошёл к окну, в задумчивости глядя на удаляющуюся быстрым шагом фигуру отца Анри.
– Вы довольны исходом дела, монсеньор?
– Доверяешь ли ты словам этого молодого человека?
– Я знаю его с детства, монсеньор! Он не умеет лгать. Я уверен, что он сказал правду: девушка напугана, она больше не станет вести еретических речей.
– Возможно… Но всю ли правду сказал нам отец Анри?
– Думаю да, монсеньор, я бы заметил, что он что-то утаивает.
Епископ в сомнении покачал головой:
– Мы отправили неискушённого юношу на встречу с женщиной, которую половина королевского двора желала бы видеть в числе своих фавориток, и она не произвела на него никакого впечатления? Что с ним не так? Может, он имеет противоестественные склонности? Вы говорили, что в доме его живёт мальчик?...
Аббат испуганно замахал руками:
– Нет, что Вы, что Вы, монсеньор! Мишель не более чем слуга! Анри вырос на моих глазах, и я уверяю Вас, что за ним не водится подобного греха! За ним вообще не водится никаких грехов… Я не встречал ещё столь невинного и добродетельного юноши, а ведь в моём аббатстве немало благочестивых людей. Он честен и чист, и все его помыслы обращены исключительно к служению Господу! Видимо, его вера столь крепка, а добродетель столь нерушима, что женские чары не имеют власти над его сердцем.
– Что же, благословен Господь, если это так. В таком случае, он может ещё раз послужить нам. Если он так стоек перед женской красотой и доказал нам свою преданность, то именно ему мы поручим тайно привезти Мирелу в мою резиденцию.
Аббат удивлённо посмотрел на епископа:
– Но, монсеньор, я думал, что проблема решена, ведь девушка обещала оставить гадания.
– Я не могу рисковать делом, чрезвычайно важным для церкви, полагаясь на обещания юной девицы.
– Но для чего же тогда мы отправляли к ней отца Анри?
– Признаться, сын мой, я рассчитывал на несколько иной результат его знакомства с цыганкой, но теперь думаю, что всё складывается как нельзя лучше. Незачем поднимать шум с арестами и казнями. Нужно всё решить тайно и тихо. Мы поручим отцу Анри увезти девушку из табора. Она его знает, она ему доверится. А потом, когда девушка … исчезнет, то искать будут его. Мы же к её исчезновению будем непричастны.
– Но как же отец Анри? – воскликнул аббат, – он-то будет знать, куда отвёз Мирелу, и кто поручил ему её похитить! Как же заставить замолчать его?
Епископ посмотрел на аббата таким красноречивым взглядом, что он сразу понял, что это значит для отца Анри. Сердце его болезненно сжалось. На лице отобразилась страдальческая гримаса.
– Я знаю, сын мой, как Вы привязаны к этому юноше, но на кону сейчас стоит дело церкви, а не наши личные склонности. Мне тоже бесконечно жаль столь подающего надежды и преданного церкви молодого человека, но поверьте, что иного выхода нет. После того, как он поговорил с Мирелой, мы не можем до конца ему доверять. Мы не знаем, что она могла ему рассказать. Посему повелеваю Вам завтра призвать к себе отца Анри и отправить его за Мирелой.
– Слушаюсь, монсеньор! – аббат склонился перед епископом и коснулся губами крупного перстня на его безымянном пальце.
Выйдя от аббата на следующее утро, отец Анри быстрым шагом, не желая терять ни минуты времени, отправился домой. Здесь он собрал все свои сбережения, переоделся в мирскую одежду, велел Мишелю подготовить лошадь для путешествия и, накинув на себя толстый дорожный плащ, отправился в город.
Он направлялся в квартал Ле-Сантье, в один из так называемых «дворов чудес», где можно было недорого и не вызывая лишних вопросов приобрести лошадь. Выбрав неприметную, но крепкую и послушную гнедую кобылу, он заплатил задаток шельмоватому продавцу и договорился с ним, что заберёт лошадь во второй половине дня.
Он не хотел приводить её домой, чтобы у Мишеля не возникло никаких подозрений. Чем меньше людей будет догадываться о его планах, тем больше времени им с Мирелой удастся выиграть, прежде чем за ними кинется погоня. Пока у них есть фора, по крайне мере, до сегодняшнего вечера.
Когда аббат велел ему отвезти Мирелу в резиденцию епископа, отец Анри сразу понял, что прозвучал её приговор: во дворце её, несомненно, ожидала удавка или яд.
Он принял решение в тот же миг. Молодой священник не мог допустить, чтобы не виновная ни в каком преступлении девушка пострадала. Впрочем, он был уверен, что попытался бы её спасти, даже если бы она была повинна во всех смертных грехах.
Не на секунду не задумываясь, он решился пожертвовать ради спасения Мирелы всем: своим приходом, своим будущим, если понадобится, своей жизнью. В его сердце не мелькнуло ни тени сомнения. Не колеблясь и не оглядываясь, он решительно оставил за спиной своё прошлое во имя туманного и неведомого будущего.
Вернувшись домой, он сел верхом на свою Диаманду, затем забрал во «дворе чудес» гнедую кобылу и направился в цыганский табор у восточных ворот.
На этот раз он не стал оставлять лошадей, а привязал их у входа в синий со звёздами шатёр. Так как ничто сегодня не выдавало в нём священника – он был одет в длинный серый плащ с капюшоном, почти закрывающим лицо – то цыгане почти не обратили на него никакого внимания. К Миреле частенько приходили посетители, одетые подобным образом, желающие скрыть свой внешний вид.
Войдя в шатёр, он не обнаружил там никого. А вдруг Мирела уже попросила помощи у герцога, и он успел увезти её из табора? Сердце отца Анри болезненно сжалось от мысли, что, возможно, он больше никогда её не увидит. Но он решил убедиться в правдивости своего предположения.
Выйдя из шатра, он остановил проходившую мимо пожилую цыганку:
– Мир Вам, матушка, не знаете ли Вы, где я могу найти Мирелу?
– Мирела сегодня не принимает посетителей, – ответила женщина.
Отец Анри облегчённо вздохнул: значит, она ещё здесь! И, к тому же, послушалась его совета о прекращении гаданий.
– Я к ней по очень важному делу от моей госпожи, – солгал молодой священник.
Женщина показала на небольшой шатёр:
– Там. Мирела живёт там.
– Благодарю Вас, матушка, – поклонился отец Анри и направился к жилищу Мирелы.
Войдя в её шатёр, он увидел, что девушка сидит на расстеленном на полу ковре и рассматривает какой-то медальон. Лицо её было печально.
При виде её у отца Анри перехватило дыхание. Сердце бешено забилось. В жизни она была ещё прекраснее, чем в его грёзах. Не в силах вымолвить ни слова, он судорожно кашлянул.
Мирела вскрикнула и вскочила на ноги, увидев незнакомца в своём шатре. Видя, что она готовится призвать соплеменников на помощь, священник быстрым движением скинул с головы капюшон и поднял руки в примирительном жесте:
– Мирела, прошу тебя, тише! Это я, отец Анри!
Девушка его узнала, и испуг на её лице сменился удивлением.
– Зачем Вы здесь снова? – спросила она и, словно оправдываясь, быстро произнесла, – я поступила так, как Вы мне велели, и не принимаю более посетителей; но к герцогу обратиться не успела: он уехал из табора на несколько дней…
– Мирела, у нас совсем нет времени! – перебил её отец Анри, – ты должна уехать немедленно! Собирайся скорее, я увезу тебя!
– Что?... Что случилось? – воскликнула цыганка, побледнев.
– Я всё объясню по дороге, – нетерпеливо проговорил священник, – а сейчас ты должна мне довериться, твоя жизнь в опасности! Клянусь – я спасу тебя!
Он быстрым шагом подошёл к Миреле, схватил её за руки и умоляюще произнёс:
– Мирела, прошу тебя – доверься мне! Ты мне веришь? Веришь?
Она посмотрела в его тёмные глаза, полные такого искреннего беспокойства и мольбы, что вмиг поверила ему. Мирела кивнула.
– Хорошо! – отец Анри отпустил её руки, – нам нельзя терять более ни минуты! Ещё несколько часов, и за нами непременно отправят погоню! Возьми с собой только самое ценное и оденься во что-нибудь незаметное и удобное для долгого путешествия. Если кто-нибудь спросит, куда ты едешь, скажи, что некая влиятельная госпожа, которая не может сама приехать по причине слабого здоровья, хочет вопросить о своём будущем и послала за тобой своего слугу. Поспеши, Мирела! Я буду ждать тебя у твоего рабочего шатра.
Через несколько минут Мирела в чёрном плаще и с небольшим узелком в руках торопливо подошла к отцу Анри.
– Я готова, – слегка запыхавшись, сказала она.
– Ты умеешь ездить в мужском седле? – спросил священник, отвязывая лошадей.
– Конечно! Я умею ездить даже без седла, – невзирая на тревогу, Мирела улыбнулась, – я научилась ездить верхом раньше, чем ходить.
С этими словами она легко и грациозно запрыгнула на спину гнедой кобылы. Отец Анри, в свою очередь, сел на Диаманду, и они бок о бок поскакали, покидая табор.
– На ближайшем же постоялом дворе, где мы остановимся на ночлег, постараемся найти для тебя мужское платье, – сказал отец Анри, обращаясь к Миреле, – но боюсь, что это будет нескоро. Нам нужно уехать как можно дальше. Надеюсь, ты не очень быстро устанешь?
Мирела покачала головой:
– Не беспокойтесь, святой отец, я не неженка, я могу ехать верхом очень долго.
– Хорошо, – удовлетворённо произнёс отец Анри, – тогда остановимся, когда устанут лошади. Не будем их сильно загонять. Мне бы не хотелось расставаться с Диамандой.
Он нежно погладил по гриве свою серую кобылу.
– Куда же мы направляемся, святой отец? – спросила девушка.
– Далеко, Мирела, очень далеко. Мы едем на родину моей матери – в Трансильванию!
Аббат напрасно прождал вестей от отца Анри до самого вечера. Он уже давно должен был отвезти Мирелу в резиденцию епископа и вернуться к аббату с докладом. Но молодой священник не появлялся.
Тогда аббат отправил монаха к нему домой. Монах вернулся с вестью, что отец Анри до сих пор не возвращался. Аббат похолодел. Первой его мыслью было, что епископ решил избавиться от Мирелы и Анри разом. А в душе аббата всё же теплилась надежда, что он сумеет умолить епископа пощадить священника.
Аббат засобирался – он решил поехать во дворец епископа немедля. Возможно, ещё не поздно, возможно, он ещё успеет спасти отца Анри.
Приехав в резиденцию епископа, аббат торопливо направился в большой зал перед покоями Его Преосвященства, где его учтиво попросили подождать, и просидел около получаса, изнывая от тревоги за судьбу отца Анри.
Наконец, ему объявили, что епископ ожидает его. Войдя в небольшую, богато украшенную комнату, аббат с глубоким поклоном поцеловал протянутую ему руку.
– Что привело Вас сюда в столь поздний час, сын мой? – спросил епископ.
– Монсеньор, я хотел узнать, почему отец Анри не пришёл ко мне сегодня с докладом. Может Вы его … задержали в своём дворце, дав ему какое-либо срочное поручение?
– Хм… – епископ сомкнул пальцы и задумчиво прошёлся взад и вперёд, – значит, юноша не вернулся к Вам сегодня, дорогой аббат?
В голосе епископа прозвучала усмешка.
– Нет, монсеньор, – ответил аббат, настороженно наблюдая за епископом.
– Видите ли, сын мой, я не видел отца Анри в своём дворце, а ведь, насколько я помню наш с Вами уговор, он должен был привезти сюда цыганку.
– Не видели?? – изумился аббат, – но я сегодня утром отправил его за Мирелой! Он уже давно должен был привезти её к Вам, монсеньор!
– Тем не менее, этого не случилось, - холодным тоном произнёс епископ.
Аббат испуганно смотрел на Его Преосвященство. Неужели он решил избавиться от отца Анри втайне даже от него, аббата? Вероятно, молодой священник привёз Мирелу, и, возможно, их обоих уже сейчас нет в живых!
Аббат горестно покачал головой:
– Может, что-то случилось в таборе? Может, за Мирелу заступились её соплеменники или герцог? Может, отца Анри схватили цыгане?
Видя, что аббат терзается неизвестностью, епископ решил больше не мучить его:
– Уверяю Вас, сын мой, юноша жив и здоров и сейчас находится, вероятно, на расстоянии многих лье от Парижа.
Аббат непонимающе воззрился на епископа.
Тот вздохнул:
– После нашего разговора я приставил к отцу Анри своего шпиона. Он мне доложил, что выйдя от Вас сегодня утром, молодой человек направился во «двор чудес» и купил там гнедую лошадь. Затем поехал в цыганский табор. Оттуда выехали два всадника, одним из которых был отец Анри, а другим, по утверждению моего человека, – женщина. Оба они поскакали галопом, стремительно удаляясь от Парижа.
– Вы хотите сказать … – глаза аббата округлились. – Не может быть! – вскричал он, – Анри не мог так поступить! Я хорошо его знаю! Он просто не мог …
– Любовь заставляет молодых людей совершать и не такие безрассудства. Это страшная и разрушительная стихия, сын мой! В нашем возрасте и положении этого, хвала Господу, уже не понять.
У аббата подкосились колени. Дрожащей рукой он смахнул со лба выступивший пот. Он не мог поверить в подобное предательство молодого священника, которого растил чуть ли не с младенческих лет. Не мог поверить в вероломство и неблагодарность юноши, ставшего для него сыном, которого у него не было.
Предать своего духовного отца; отказаться от сана, о котором он мечтал с детских лет; отринуть свою добродетель; лгать, изворачиваться, возможно, даже прелюбодействовать… И во имя чего?! Бросить всё к ногам юной девушки, которую он знал от силы два дня! Как такое возможно?! Видно, она и вправду ведьма и гореть ей на костре! Аббат почувствовал, как в груди его занимается гнев.
– Вы уже отправили за ними погоню, монсеньор? – нетерпеливо спросил он.
– Нет, – спокойно ответил епископ.
– Но почему?! – поражённо воскликнул аббат.
– А зачем? Эммм … устранение… двух людей, один из которых священник, могло не остаться незамеченным. Возможно, что даже в моём дворце есть глаза и уши, подкупленные моими недоброжелателями. Могли пойти нежелательные слухи. А так… Я позабочусь о том, чтобы всем скоро стало известно, что прелюбодей-священник, поправший данные им обеты, спутался с цыганкой, и они бежали в неизвестном направлении. Девушка сирота, ни отца, ни братьев у неё нет. В таборе видели, что она ушла с юношей по своей воле, без принуждения. Цыгане уважают свободный выбор женщины. Соплеменники не станут её искать. Я признаться, предполагал нечто подобное… – епископ удовлетворённо потёр ладони.
– И поэтому Вы отправили к ней Анри, монсеньор? – упавшим голосом спросил аббат.
Епископ кивнул.
– Но почему его? Мне бы никогда не пришло в голову, что он способен на подобный поступок. Ведь он всегда был столь добродетельным, столь крепким в вере…
– Именно поэтому, сын мой. Лишь добродетельная и чистая душа способна полюбить так глубоко и беззаветно, чтобы, не колеблясь, отринуть все блага во имя своей любви. Я уверен, что он будет оберегать девушку, как зеницу ока, и спрячет её в такой глуши, что никто и никогда больше не услышит о цыганке Миреле и священнике Анри.