ДОБРОЕ СЛОВО И КОШКЕ ПРИЯТНО
Я всегда думала, что эта сентенция - всего лишь намёк людям, что надо быть подобрее друг к другу. Причём здесь кошка? Кто с ней беседовал? Так, переносное значение... Аллегория... Но с годами я изменила своё мнение. И вот почему.
Родители мои в доме животных никогда не держали: тесные коммуналки, не всегда доброжелательные соседи, голодное военное время. И вдруг свалилось нежданное счастье: отец принёс щенка. Рыжего весёлого Джулика. Кто мог предположить, что бедолагу ждёт трагическая судьба: он погиб под колёсами грузовика, въезжавшего в наш огромный двор. Масштаб горя нельзя было соизмерить с возможностями наших маленьких детских сердец.
Вторая попытка произошла только через 40 лет, когда уже подрастала моя дочь. Подружки подарили нам кошечку. Милое пушистое озорное существо, которое продержалось у нас не более полусуток. Кошачья шерсть вызвала жуткую аллергию у дочери: удушье, непрекращающийся кашель. Вызов «Скорой»... Больше рисковать мы не решались.
Но вот через пятнадцать лет мы оказались в Израиле. Израильтяне, как известно, большие любители братьев своих меньших. Интерес к животным захватил и нас. Лет пять мы кочевали по городам и съёмным квартирам, а потом осели в небольшом уютном мошаве под Иерусалимом. Всего 70 дворов, но каких! Виллы утопали в цветах и фруктовых гирляндах. Народ здесь жил небедный, репатрианты из Ирака. И, конечно, в каждом доме обязательно была собака. Кошек тоже держали, но было их множество и бесхозных, как и везде в Израиле, благо, в «мусорках» еды хватало.
Однажды утром выхожу я на веранду снимаемого нами дома и вижу странную картину: на столике, где я пишу свою «нетленку» под сенью мощного орехового дерева, лежит, развалясь, этакое огромное чудище, ну, прямо жёлтый телёнок - чья-то соседская собака. Расстались с ней с боем. А следующим утром наглый пёс привёл ещё и подружку. И как это часто бывает у мужской половины человечества, «поматросил и бросил». И Неда, так мы её назвали, стала жить у нас. Дворняжка, но высокая, статная, изящная. Была она, видимо, девушкой с низкой социальной ответственностью, гуляла не знамо с кем и вскоре родила, да не где-нибудь, а на соседской вилле. Хозяин заподозрил наше коварство, рассердился и немедленно сдал Неду с её приплодом в какой-то собачий приют. Больше мы нашу красавицу не видели. Погоревали, конечно. Исчезли агрессивные собаки – появились осторожные кошки. Сколько их перебывало на нашей веранде! А одна задержалась. Она была уже тоже глубоко беременной, и мы решили оборудовать своё родильное отделение. Вынесли из квартиры старенький диванчик, положили подстилочку. Но вдруг подстилочка исчезла, а из - под двери сарайчика, соседствующего с домом, раздался слабенький писк. А потом стали высовываться в щель сначала лапки, а затем уже и мордочки. Стоило нам приблизиться к двери, всё это моментально исчезало, а постройневшая нервная мама сердито шипела на нас. И наконец эти крохотные созданьица выползли на солнышко. Какие они были маленькие, слабенькие, и такие разные! Один совершенно рыжий с белыми пятнами, и назвали мы его Рыжик. Другая – серенькая с чёрными полосками по спине, чёрными горошинками на боках и белым передничком. Хорошенькая! Имя она получила Девочка. А третий был самый несчастный и дохленький; хвостик, как верёвочка. Даже смотреть на него было страшно, хотя окрасом своим, серенький в разводах, напоминал грозного тигра. И наречён был Котиком. Мы не надеялись, что он выживет. Я даже плакала, боясь, что он умрёт. (Некстати дул хамсин, горячий ветер из пустыни, температура 35 градусов.) Отпоили. Выходили. Мама с них глаз не спускала. Как она их нежила! Холила! Лелеяла! Кормила. Умывала с утра до вечера, облизывая поочерёдно языком.
Детки подросли, окрепли, и началось домашнее обучение. Настоящая школа выживания. Она часами терпеливо учила их подниматься и спускаться по ступенькам. Брать пищу из миски. Но более всего поражал её материнский инстинкт, когда детям грозила опасность. Каким-то седьмым чувством она понимала приближение собак, и дети, как горошины, слетали с дивана и прятались под ним. Потом настало время выводить их на промысел, за неимением мышей осваивать «мусорки», благо, после обильной субботней трапезы много вкусняшек отправляли туда жители посёлка. Первым овладел этим ремеслом Рыжик. Потом подключилась Девочка. И только Котик безучастно смотрел им вслед. Поэтому мы поставили его на полное домашнее довольствие. А однажды, когда Девочка вернулась вечером с охоты с чёрным носом, я ей сказала:
– Всё, хватит! Ты – девочка! А Девочка не должна вести такой образ жизни.
И она меня послушала. Теперь она гонялась в саду за птичками и обязательно приносила их, растерзанных, нам, показать, похвастать, какая она ловкая да удачливая. А Котик всё лежал на диване, грелся на солнышке и заметно обрастал жирком, отчего становился всё медлительнее и ленивее. Когда он хотел есть, он взбирался на баръерчик веранды рядом с дверью и начинал требовательно барабанить лапкой по дверной ручке: «Хозяева! Обед! Не опаздывать!». Когда я впервые увидела этот трюк, я пришла в восторг: «Ну, до чего же умны эти кошки!». Он вообще, как любой слабый ребёнок в семье, «выговаривал» себе привилегии: мог войти в открытую дверь, растянуться на полу, гулять между ножек стола и тереться о ножки стульев. Иногда мы давали ему игрушки, и он забавлялся с ними, как с мышатами. А то вдруг прятался под книжный шкаф, и изъять его оттуда было невозможно. А однажды устроил истерику: взяв в рот какой-то кусок еды, начал дико орать, и мы сообразили, что у него болят зубы. Мой зять взял отгул, не пожалел время и 50$ и отвёз его к ветеринару. Зубы вылечили, а, может, удалили, не знаю. А реноме зятя-израильтянина подскочило в моих глазах на 2 ступеньки.
Спустя какое-то время, я стала замечать, что мама-кошка как бы охладевает к своим детям: уже не сопровождает их в посёлок, первая начинает трапезу, не дожидаясь их. Уроки совсем прекратились: что их учить, уже совсем взрослые. Валяется целый день на диване. А потом вдруг совсем исчезла. Покинула своё семейство. Видимо, решила «гулять сама по себе». Следом сбежал на волю и Рыжик.
А Девочке деваться некуда – она уже на сносях. Видно, пошла в маму-гулёну, ведь по нашим меркам она ещё неокрепший подросток. И снова всё повторяется сначала: и слабенький писк, и поиски новорождённых. Заглянули в кладовку – нет. Обыскали всё вокруг – нет. А поздно вечером увидели, как кошка, озираясь, стремительно взлетает по веткам орехового дерева на крышу сарайчика. Ну, умница! Умница! Более надёжного места для родов и найти было нельзя... А потом повторяется почти без купюр уже знакомый нам ритуал родительского воспитания: терпеливо их кормит, нежно облизывает, учит ходить. Как будто это ремейк старого фильма. И кто мог предположить, что этот новый фильм оборвётся неожиданно и трагически.
Рано утром я вышла на веранду покормить котят и увидела жуткую картину: по двору металась обезумевшая Девочка с окровавленным младенцем в зубах, а на веранде рядом с диваном лежали ещё два таких же загрызенных трупа. Как это случилось? Почему она не уберегла их, такая умная заботливая мама?
Похоронили их в саду под цветущей мушмулой (шесеком) и ещё добрый десяток лет не решались обзавестись новыми друзьями, пока не выцвели с годами яркие краски этой страшной картины. Но подросли внуки и самостоятельно, как это принято у израильских детей, решили проблему. Они просто подобрали на улице двух выброшенных бедуинами несчастных голодных щенков, которые через пару лет превратились в великолепных, конечно, утративших породу в чистом виде, но очень похожих на древних, как сама страна, ханаанских овчарок. Собачью эпопею я уже описала в книге «Бабушкины байки», поэтому не буду зацикливаться. Этот рассказ-то ведь не о собаках, а о кошках, так что пополним его новой любопытной историей.
40 лет я прожила, практически не расставаясь со своей дочкой. Но вот настала пора одинокой старости. В силу обстоятельств дочь была вынуждена с семьёй уехать в Арад, на Мёртвое море. А я осталась в Ашдоде. В Израиле как-то не принято докучать взрослым детям своими старческими проблемами, у них и своих проблем хватает. Государство выделило мне прекрасную однокомнатную квартиру в центре города в хостеле (гостинице), где размещаются 200 таких же пожилых людей, в основном русскоговорящих женщин. Виктория Токарева называет наш возраст самым счастливым временем жизни. Уже нет никаких обязательств; уже всё позволено: спи, сколько хочешь, ешь, что любишь; читай, что не успел в юности. Гуляй! Кайфуй! Что мы и делаем...
Но самое интересное – наблюдать за окружающим нас, хоть небольшим по масштабам, но ЖИВЫМ миром. И главные в этом мире – КОШКИ. В Израиле их тысячи, но как-то мелькнула цифра 2 млн, кто их считал... Климат тёплый, зимы практически нет, множество парков и скверов. Вот и плодятся они под ласковым средиземноморским солнышком.
Нельзя сказать, что муниципалитеты не борются с этим засильем, но, конечно, не теми методами, что предлагал Шариков из «Собачьего сердца». На-днях я наблюдала такую картину: две девушки, типа студентки-волонтёрки, поставили огромную железную клетку в нашем скверике, положили в неё чего-то пахуче-мясного и ждут, когда унюхает это пробегающая мимо кошечка. Унюхала. Подбирается осторожно. Они мне делают знак пальцем: «Не подходите! Не спугните!» Остановилась. Наблюдаю. Кошка бдительность потеряла – и всё, дверца захлопнулась...
- Куда вы её? – спрашиваю с тревогой.
- К ветеринару. На стерилизацию.
- А потом куда?
- Сюда же и вернём.
- По какому принципу вы их выбираете?
- Вы ничего не замечали? Приглядитесь внимательно. Есть кошечки, на ушке которых небольшой разрез, выемка, крошечная, не больше сантиметра. Это метка – «стерилизована». Мы забираем других...
Но как приводит Дина Рубина предсмертную записку повесившегося парикмахера - «Всех не переброишь!». Поэтому кошки плодятся исправно. И, конечно, находятся доброхоты, которые их подкармливают. У нас это Галя, маленькая, худенькая, страшненькая одинокая бездетная женщина лет 65. Одни считают её городской сумасшедшей, другие – чуть ли ни праведницей. Говорят, всё своё пособие она тратит на подопечных, ходит по рынкам, скупает мясные потрошки или рыбные обрезки и всё это варит. И каждое утро и каждый вечер выходит с двумя огромными пакетами, в которых в пластиковых баночках разложены порционные блюда. И удивительно, что кошки точно знают это время. Однажды, сидя в парке через дорогу от хостеля, где и располагается Галина основная столовая, я наблюдала такую картину: ровно без 10 минут 18.00 со всех концов парка стали подтягиваться клиенты – всех мастей, возрастов и полов. Я насчитала 13, но, наверно, были и опоздавшие, тогда они столовались в трёх Галиных филиалах.
Но и это ещё не всё. По осени Галя обычно выстраивает кошачий городок. Собирает по магазинам картонные коробки, вставляет одну в другую и лепит рядом, утепляет. (Это напомнило мне одну симпатичную улочку в Калифорнии, где так же лепились один к другому одинаковые одноэтажные деревянные разноцветные домики). Так стала наша Галя мэром кошачьего городка.
Но есть у нашей благотворительницы один существенный изъян: животных она любит больше, чем людей, особенно малолетних. Не дай Б-г, во время кормления подойдёт какой-нибудь хлопчик и захочет погладить котёнка, какой тут начнётся ор, и даже ненормативная лексика полетит в воздух. Многих это возмущает, но находятся и защитники: дескать, это от усталости и одиночества, а вообще-то Галя человек культурный, начитанный. Не знаю. Не знаю. Но последнее вполне допускаю, судя по тем историко-литературным именам, которые она даёт своим питомцам: Матильда, Жозефина, Изабелла. «Это мои дети», - говорит она.
И есть только одна кошечка, которую Галя гнобит. Эта кошечка не ходит стаей. Не притрагивается к Галиной пище. Не ищет укрытия в Галиных коробках, а предпочитает приходить спать на диванчике на нашей веранде, потому что кто-то уже заботливо постелил ей там постельку. Это наша общая любимица, красавица и умница. Её окрас будто придумал художник, живописно перемешав рыжий, коричневый и белый цвет. Хвостик чёрный. Глаза зелёные и редкое обаяние взгляда. Известно, что эффектная женщина ведёт себя совсем не так, как дурнушка. Она как бы всегда раскрыта вашему чувству: «Любите меня!» Так и наша кошечка. И мы, правда, все её очень любим. И балуем бесконечно. Все норовят принести ей какой-либо лакомый кусочек: сосиску, колбаску, котлетку, зачем ей Галина похлёбка... Смело запрыгивает к любой бабушке на колени, знает, не прогонят, погладят и приласкают. И отвечает взаимностью: сядет рядом, погреет какой-нибудь бабушке радикулитный бок; другую переведёт через дорогу в соседний парк.
Почему она меня выбрала в свои фавориты – большая загадка. Колбаску я ей не ношу – сама не употребляю такую пищу. На руки не беру - после операции глаза боюсь внести инфекцию. Но каждый раз, как только я появляюсь в вестибюле, она уже ждёт меня за дверью, как она это учуивает через стекло – не знаю. Идёт со мной в парк и вдруг, не доходя, стремительно проскальзывает через прутья декоративного забора. А уже через минуту радостно встречает меня у входа.
Три месяца я не выходила из дома: война с арабами, аномальная жара да ещё этот проклятый ковид. Думаю, ну, всё, забыла меня подружка... А она уже трётся о мои брюки. Смотрит с любовью. И вот теперь разгадка: как только она садится у моих ног, я начинаю расточать ей комплименты, всё, что придёт в голову:
- Ах, ты наша умница! Наша красавица! Ты лучшая кошечка Израиля и всего Средиземноморья! Ты чемпионка Ашдода по любви к тебе бабушек! Ты самое симпатичное существо на свете!
И так далее... И она радостно, не переставая, виляет своим чёрным изящным хвостом, может, это у них такая своеобразная форма аплодисментов. И докажите теперь, что кошка не понимает человеческое слово, не слышит интонацию. Понимает и слышит, и даже очень. «Доброе слово и кошке приятно!». В этом я убедилась лично.
Одно меня удивляет: почему у этих умных животных такая короткая генетическая память? Там, в мошаве, кошка-мама заботливая и ответственная вначале, сбежала от своих детишек, как только они подросли. И ни разу не вернулась, чтобы узнать, как они...
В нашем парке, где столуются Галины подопечные, я не раз наблюдала в их толпе двух-трёх почти клонов нашей кошечки: тот же рост, та же стать, тот же ажурный рисунок на спине в сочетании жёлтых, коричневых, чёрных и белых пятен. Кто они ей – братья? сёстры? А, может, там ее мама? Ну почему тогда они не подойдут друг к другу, не похлопают лапкой по спинке, не потрутся мордочками? Ведь с другими сородичами они весьма игривы. Может, на все это знают ответ ученые, а вот для меня это загадка.