В юности личная свобода воспринимается необычайно восторженно, и впервые оторвавшись от родителей, мы упиваемся самостоятельными поездками и впечатлениями. И первое наше знакомство с дарами и красотами великой Матери Природы раздвигает границы нашего молодого упрямого и неопытного ума. Бунтарская юность заполняет нас непримиримым максимализмом и критичностью, и мы стараемся отпочковаться от общего человеческого древа мудрости, чтобы прийти к нему же вновь только в зрелом возрасте.
Мы растём и понимаем, что наше узкое пространство не замыкается в уже известном нам окружающем и, в итоге осознаём нашу глубинную одинокость в необъятном и неизвестном космосе. Став умудренными, в глубине души мы догадываемся, что эта вселенская громадность прекрасно и мудро устроена. И вероятно, она с удовольствием откроет нам все свои секреты, если мы готовы принять эти величины в себя, безропотно открывшись и доверившись Высшему.
Вспомнилось моё первое близкое знакомство в давней и наивной юности с горами. Мы с подругой отдыхали на молодёжном курорте под Туапсе и записались на экскурсию с ночёвкой в высокогорном лагере. Горное ущелье нашего санатория казалось мне не очень горным, изученным и не взаправдашним. Душа моя жаждала более ярких эмоций и чего–то величественного, учитывая, что это была моя первая самостоятельная поездка без родителей.
Несколько курортных корпусов имели крутые спуски к морю, с белыми красивыми лестницами, ведущими к побережью. Некрупные дубы и кустарники, растущие вокруг в изобилии, стали привычными за несколько дней и уже не удивляли. А уж, аккуратно разбитые клумбы с цветами и вовсе не давали ощущения, что я нахожусь в неизведанных мною горах. Ведь всю свою девятнадцатилетнюю жизнь я протаптывала дорожки исключительно по равнинной местности. Ну, может ещё по пригоркам.
Мне хотелось настоящих "диких гор", мечталось увидеть их высокие заснеженные пики, маленькие горные поселения и быстрые горные речушки, о которых я читала и которые видела в фильмах. И, все эти желанные прелести были нам обещаны на завтра. Утром нашу немногочисленную группу таких же, как и я искателей приключений, везли по серпантинной Кавказско–военной дороге на автобусе. Мы ехали не очень долго, а для меня это время показалось почти вечностью, от подступившего страха высоты и головокружения на крутых и узких извилинах горной дороги.
Глядя, в окно автобуса можно было бы восторгаться вершинами высоких гор вокруг, но сил на это пока не было. Нас привезли в полупустой туристический лагерь для скалолазов. Здесь стоял всего лишь десяток простых и вытянутых в длину одноэтажных домов. Наконец–то, двери автобуса раскрылись и мы ступили на твёрдую устойчивую землю. А когда я отдышалась, наконец–то глаза мои по праву восхитились представшими горными пейзажами, окружавшими нашу спортивную базу. В горах темнело быстро и созерцание моё пришлось отложить на утро.
Мы ужинали шашлыками, шутками и комплиментами наших завтрашних провожатых, двух симпатичных и весёлых дагестанских парней. Над нашей юностью и весёлостью подсмеивалось потрясающее бархатно–чёрное звёздное небо, сияющее огромными, необычайно яркими звёздами. Самым ранним утром, пока остальные только приводили себя в порядок, я уже выскочила на крыльцо, желая увидеть предрассветные горы первой. Сойдя с порога и озябнув от прохладного хрустального воздуха нашей небольшой горной долины, я замерла в восторге и только смогла завороженно произнести – «Ооооо!»
Слова мои замёрзли и разбились вдребезги прямо у ног. Всё было только зрение, восторг, проникновение и слияние. Белёсо–молочные чуть влажные облака зацепились за высокие серебристые вершины гор, словно невесомая вата за колкие зелёные иголки на новогодней ёлке. Казалось, они слегка подрагивали в лёгком вибрирующем утреннем воздухе, сомневаясь двинуться ли им дальше в путь или понаблюдать ещё за моей застывшей в умилении фигурой.
Вдали проглядывали бесконечные ряды заснеженных пиков, словно огромные древние белобородые старцы, собравшиеся на общий совет исполинских мудрых старейшин. Первые солнечные лучи легко и игриво позолотили прохладный воздух, горные вершины и пейзаж казался сошедшим с полотен Рериха, с его нереальными светящимися красками.
Это не было просто красиво, это было пленительно и мощно, величаво и царственно, а для самих гор – обыденно и естественно, им было всего лишь какие–то короткие миллионы лет. Это была их естественная соразмеренная и сияющая сила, та застывшая вселенская мудрость Вечного, запечатлённая в совершенной форме и которой они щедро делились с миром и людьми. Они просто были и сияли, потому что не могли не быть и не сиять!
Да, это определённо было выше моих призрачных иллюзий о настоящих горах. И да, слова песни Высоцкого были верны: «Лучше гор, могут быть только горы, на которых ещё не бывал». Если сравнить мои самые сильные впечатления за ближайшие два дня этой поездки от гор и моря, то горы чуть перетянули бы чащу весов на себя. Возможно потому, что казались они более осязаемыми неприступными и тянули за собой вверх в небо, к свету и солнцу, к вечному и не познанному. Они казались более загадочными и молчаливо хранили величайшую вселенскую тайну, с ними не соприкоснёшься так близко, как с морем. Сколько бы не поднимался, всё равно они выше.
После неуёмного восторга от созерцания ближайших гор, я не смогла даже завтракать, вид еды был почти отвратителен. И ни какие уговоры подруги и провожатых на меня не действовали. Я была переполнена увиденным и ничего больше добавить в себя уже не могла, подкрепилась только чистой и холодной родниковой водой. Пока этого было достаточно, а живительная энергия пространства пропитала меня насквозь.
Собравшись вместе, мы двинулись вверх к казавшемуся далеким горному перевалу и шагали по извилистой дороге, но идти пешком по ней было не так страшно, как на автобусе. Пейзажи постоянно сменялись, то буйной зелёной растительностью, то мелкими стелющимися кустарниками, то звонко и бойко журчащими внизу горными речушками.
К одной из них мы спустились, чтобы отдохнуть и проверить слова проводников – насколько холодная в них вода. Я с опаской опустила руки в речушку и показалось невероятным, как быстро бегущая по серым и коричневым валунам вода могла нести в себе множественные мелкие и колкие иголочки льда, но это было так, она вся была пронизана ими. И ещё более изумляло, что воздух уже раскалился и был горяч и сух, а вода в противовес ему была щетинистой и холодной.
Привал окончился и снова подъём вверх, теперь уже по узким тропинкам. Часа через два по крутой стёжке, петляющей среди кустарников, мы вышли на небольшое открытое пространство и замерли как вкопанные. Отсюда начинался узкий острый и длинный горный хребет. Он петлял тонкой бархатной лентой и соединял виднеющиеся впереди горы между собой.
С левой теневой стороны от нас хребет был весь в снегу, а справой, которой доставалось больше солнца, радостно зеленел, покрытой лимонно–салатовым мхом и мелкими низкими растеньицами на нём. Издали они казались зелёными запятыми на необъятном листе желтеющего горного бархата. Здесь, на высоте, солнце нещадно опаляло наши лица и полураздетые от жары тела, и потому нам всем спонтанно захотелось потрогать снег руками. Да, он был настоящий, холодный и немного влажный. Мы как возбужденные дети, резво и со смехом принялись лепить снежки и бросаться ими во всех подряд без разбора. Разреженный воздух будоражил наши ум и лёгкие, зато усталые ноги благодарно нежились, чувствуя снежную прохладу внизу.
Дальше идти пришлось не спеша и осторожно, чтобы не скатиться вниз по крутизне склона. А вокруг снова были горы и горы, их голубоватая бесконечность радовала взгляд и восхищала душу. Далеко внизу, на соседних склонах, виднелись редкие и маленькие горные аулы с тонкими белёсыми ниточками протоптанных тропинок, а над нами сияло ослепительное ярко–голубое и невероятно чистое небо. От величия и мощи гор не было желания говорить и обмениваться впечатлениями, а только вбирать и впитывать эти щедрые пленительные природные красоты.
Усталость и аппетит всё–таки накрыли нас и наконец–то был объявлен привал. Только присев на тёплый камень на опушке, окружённой густой зеленью кустарников, и распрямив свои гудящие ноги, я осознала насколько устала. Казалось, что мой проснувшийся зверский аппетит сейчас разорвёт меня на части. Утром нам выдали с собой сухой паёк и теперь я поглощала без разбора всё, что попадалось мне под руку со скоростью света – и мясную тушенку с грубым чёрным хлебом, и печенье с соком, да ещё с удовольствием захрустывала всё это сочным звонким яблоком.
Поедая свои «деликатесы» я с интересом наблюдала за самой собой. Во мне было словно две части. Одна живая тёплая и материальная, которая требовала заботы и утоления всего жизненно необходимого для её существования. Сейчас, отдохнув и напитавшись, она довольно и умиротворённо успокоилась, будто расслабленно потянулась в удовлетворении, получив желанное продуктовое и вкусное топливо.
А второй части, более лёгкой невесомой и эфемерной, которая начиналась от уровня глаз и устремлялась выше, расплываясь в воздухе, нужно было совсем другое - созерцать, вдохновляться, восторгаться, творить, запечатлевать, вбирать, пропускать сквозь себя эмоции, чувства и делиться, возвращать назад уже налюбованное, осмысленное, прожитое и понятое.
Наконец, с обедом и наблюдениями были покончено. На месте усидеть мне было невозможно, хотелось поиследовать ближайшую местность самостоятельно. И пока остальные отдыхали, я решила пройтись по окрестности. Среди кустарников было несколько тропинок, я выбрала ту, что пошире и зашагала вперёд. Было за полдень и зной так накалил воздух, что тот казался похожим на жидкое расплавленное стекло.
Прохладная тень редких невысоких деревьев и кустарников помогала чувствовать себя более комфортно, но лицо моё определённо обгорело и казалось горячим и обветренным. Минут через пятнадцать я снова вышла к нашему горному хребту, но с другой стороны. Теперь рядом никого не было, а только звенящая тишина и умиротворение вокруг. Я опустилась на траву и застыла взглядом на узкой горной границе.
Обе части горы были прекрасны, одна снежной холодной и графичной чистотой, другая приятной глазу зелёной жизнью. Одна ослепляла и восхищала правильностью и чёткостью линий, а другая манила округлой наполненностью форм великого живого сотворчества. "Всё как в жизни" – подумалось мне. Есть то, что надо чётко выполнять, те обязательные взрослые правила, чтобы двигаться вперёд.
И есть та часть личной абстрактной свободы, что позволяет отдохнуть без видимого внешнего движения, а потом творить мечту в восторге созидания, или пролить нежность чувств на ближнего, или восторгаться красотой мироздания. И всё это есть то самое живое топливо, что постоянно движет нас и открывает новые вершины в познании себя и мира.
Наличие и уважительное сосуществование этих двух обязательных сторон жизни, и их взаимное проникновение в нас, словно этот хребет, и есть та линия баланса, что должна незримо и мягко присутствовать в сознании. Это и есть тот камертон, что не даёт скатиться в ту или другую сторону, в холодность и расчётливость или в запутанный клубок излишних эмоций.
Глазам моим захотелось обтекаемой нежности и я перевела взгляд на мягкую траву рядом с собой, и тут же подумала– "померещелось!" Передо мной, ближе к кустам и нагретой земле, распушились зелёными резными листиками кустики лесной земляники. Красные поблёскивающие бусины ягод слегка подрагивали на лёгком ветерке. Возможно ли это, в нескольких метрах впереди был снег, а здесь, напротив него настоящая красная земляника!
Удивление и радость были такими глубокими, словно в восторженном детстве. Такой сюрприз я посчитала щедрым и заслуженным подарком себе, смакуя тёплую земляничную мякоть. Столько щедрости разлито вокруг и это всё для меня! Да, это были невероятные яркие впечатления и те самые настоящие, волшебные, самые горные горы!