Мамон в ознобе. Пять раз подскакивал блаженным на стремянку, , почесывая бровь. взирал на бабий синевой кураж. Какой типаж! Смотрел, как бабы озверев себя щипали разом, скорняжено, безумно до крови. От шаткого забора отойдя, выкидывали в страсть такие кренделя…ощипывали будто кобеля, закручивали щепки в бигуди. Распутницы вертели голым задом. «Гусыни» впрямь из ада, груди превратились пузыри. А мнимые от черта упыри хлестали их крапивой…боже правый!
В гнев осенив себя крестом, ругали бога, власть кормили мертвецом… и с чабрецом, иным словцом… пугали черта градом. Сверля отверстие средь туч, акцент на мат, берясь за гуж …за бабий пуп, вещали в гром раскатов. Видать сам черт подходит, сзади к бабам, и хулиганит, шарит под хвостом. А бабы черту рады.
- Горемиха , «гламурно-театрально» расплакалась. Небось припомнила отца. Раскинув планетарно щипанные руки… поверх лесов, полей, в ширь Сиверского чудного Донца… под ноги сплюнула, как бес на мертвеца… слезу пролила мать её- комедиантка… дурь силу,- славу обрела. А баба без яйца, прямой укор без чести в голове каталась по траве. Горемиха примой – балериной, разбрасывала сопли в фуэте, на дивные луга. Иные долетали до Мамонова крыльца, его лица. Горемиха рычала, теряя берега…от мути пошатнулась, блеванула, на веси, страны - полюса…- мерзко, всех кляня упала на траву, от «страсти» вереща. Петух соседский, вещий сзади, клюет её еду. Зовет курей к ограде, на пиршество в аду.
На счастье, ли, или беду? Увидеть мне дано …- Гоморры образ разом…Неужто с нами было так? Какой же я дурак, я впрямь во сне опоросился. Теперь ни-ни, антракт, в театре зритель в массе спился, иной и к бабе притулился…-зажат судьбой в кулак. На змия в сонме с дуру покусился, на времечко притих… обмяк. И я, голь дня, на сцене, грим темени безбожнику к лицу… потрепан, мысли в веник …пред господом я грешником дрищу… себя ищу. Хотя подумать…-жить я не хочу. Нитями, дурманом я опутан… /Мамон перекрестился/ Я сожалею,- видит бог. Ощупал свою шею, грудь… - а я ведь без креста! Где серебряный крест? - кому достался? Потерял? Неужто скушала свинья? Но я не виноват, что бог, не разобравшись…ткнул именно перстом в меня. А черт толкнул, дополнил…, и я уже свинья…
-------------
Квит сотрясен насыщенной «любовью». Сравнил себя. Я вроде не косой. Здоров как бык, и шапка на бекрень… а в авантюру влип…-такая канитель, что зло не сковырнуть, рукав не отвернуть…к гульфику мартышку не пришить. Укор не сотрясти… а мне позор нести. Хотя снасильничать бабенку обещал… а глазки у неё что вишня в урожай. Вкусивший плод, о большем не мечтай… его срывай, в нем много сладостного сока. Глазенки заблестели у бабенки. А здесь я маху дал. Помыться не успел, прозрел уж видно поздно…когда она трусы с меня спустила до колен. Шприц к заду приложила. Сегодня ясноcть в голову пришло, на ум вошло. Горемиха к ней утром прибежала…кума её небось все пересказала…- какой же я дурак. К Чалдону в гости, в баню напрошусь, у Файки подстригусь, в родник Надежды окунусь…, а уж потом её переспрошу. Кто в селе о ночи той гадает? И кто что знает? Она возможно мысли и прочтет? Кто высказался в мыслях наперед…догадками меня терзая, поносит припевая. Пока лишь боженька да Калмычиха знает, что почем…кто штопает-латает, а кто от мерзости болтает.
Квит в святости присел, чуток умылся. Решил к Чалдону в гости напроситься. Помыться в бане. а потом гадать. Перемахнув левады у реки, по кладочке, где бабы в три наклона стирают трусселя мужей, свои тяжелые обновы. лифчики небесного покроя…цветенья, красоты… в размере … «милый мой с любовью» лучше их не зри. Тут уж не до веселья… тяжел у бабы груз. Квит ястребом на кладочку привстал, почти взлетел… и мелкими шажками поскакал, вернее пробежал…аж досточки прогнулись. Как быстро крутится судьбы веретено… нос к носу с Пятровной у дома певчего, как айсберги столкнулись.
- Пятровна, ты меня без слёзно испужала. Как сперма вся бела. Иль ночь была темна, а ты пьяна- глуха, рваную подушку рылом своим мяла? Чего молчишь? Таращишь на меня свои хрустальные глазенки. Ответь! - ты хоть жива? Иль мумия стоит из льда передо мной…а не бабенка с жаркою…?
-Небось сляпой. Седую не признал. Вчера была черна, сегодня вздумал сатана ко мне явится, я поседела враз. И нечем здесь гордиться. В душе событий спица, а колит как,- семь бед на перечет.
-Случилось что? иль помер кто?
-Сон милый я видала. От сюда будет сказ…начну сначала.
- Рассказывай, и не томи намеком. Я раньше срока к дому не вернусь, а истины дождусь.
-А Было так! Я ноне не в гостях, при доме, вся в харчах по хрену тосковала…на переломе подвыпила чуток. На травку улеглась, неведомо, когда меня сморило, в тенечке и уснула как кобыла. Вчерась ведь жарко было. И вижу сон. И он во сне в фаворе
-Кто?
- Сам бог ко мне явился, я пред ним. Весь в белом и ко мне лицом стоит… а я-то гола. Обнажена, Марфутку всю видать. Не дать, не взять я будто бы гондола… хочу пред ним летать. Я думала, как все, что бог в кремле…ан нет! Он руку подает, и просит пояснить. Зачем я дал тебе влагалище? - чтоб род свой возродить. А ты живешь краев не зная, меня не признавая.
Я в обморок упала, все тело розой ободрала… вот те нате… и тут же разрыдалась возле хаты. Мой в том есть грех…шепчу, себя не слышу. А он спросил негромко, в разы тише… но понятно: - мне стыдно, я же без креста.
- Ты с Петром говорит знакома?
-Да говорю! Петру и Хведору тем летом отдалась, и зареклась… от тошноты чуть меня не разорвало. А о тебе ему о том… не рассказала.
-А бог на нашего царька похож?
-Он из семи рогож, а челка сзади. Как простынь бел, ко мне лицом. А царь наш в глянец переспелый, недалеко…взирает на него. Стоит расставив ноги, в орлиный профиль…- смотрит вдаль. Руку господь ему не подает. Небось его боится. Какая у царя силища… впрямь руку оторвет. А я пред богом на колени встала, прощения прошу, прости,-млада была, абортами сама и поперхнулась. А он мне говорит, спокойно- тихо: «Женщина привстань, какие у тебя грехи? погрешности и только. Ты лучше на соседа посмотри… он истинный натурщик Джотто». И пальцем тычет, на север, на Москву. Видимо вложил в мои уста слова иного смысла. А я как испужалась… мне мало жить осталась. Бездумно стала заступаться за царя. Москву оборонять от «дикаря». И видимо, я зря губищи раскатала. И мне, по первой и досталось. Я грешница распелась: - Мол он наш… истинный заступник…Моисей! Неровен час, как двадцать лет он нас в пустыню загоняет… чтоб возродил страну страх божий нагоняет. А я его люблю. За что? - сама не знаю. Он шут такой, такие прибаутки бает, что не терпеж, как будто бы рожаешь. А бог мне говорит: -дыхни! Ты баба дура, иль с белены пьяна, безмерно яду нализалась. По виду не стара… а в детстве оказалась. Вот тебе по разуму пример… «У каждого здесь свой абонемент расхожий, на момент. У Поли Горемихи детишки есть?»
- Семеро! / гляди и имя ****ёйки знает. /
-Отец Григорий помер? -мне ответь.
-Помер. - вот те крест. Для пущей важности перекрестилась троекратно. Прочла молитву…за упокой. А он твердит и голосом на душу напирает.
- А царь ваш здесь при чем? мне говорит. Какая здесь его заслуга, коль все само растет. И даже если нет в селе дождя и плуга, растение и человек растет. А с ним и государство. Кровушку правитель вашу пьет. Без помощи отца иные дети, недожили до венца, иные от злобы переродились. Царь что их вырастил? От болезней уберег? Маску с уздой повесил поперек… помог надеть? … от сюда и удел…, а с масками разбойники живут, и палачи- убийцы. Немного странно говорит: - посеял я свободное зерно… а вижу, что? -безумцев и ярмо… и с богом пререканье. Вздохнул он глубоко, и вижу от чего ввысь медленно ввинтился. И на прощанье меня благословил, и слово молвил: -Царь не в Москве. Царь в голове. Отсюда и проблемы.
-А дальше что?
-Что-что? Сам черт в меня вцепился. И начал бунтовать, эрзац меж ног искать. А царь с чертушей стали обнимался. Меня до края оттеснили, толкнули и полетела я. В глубины бытия на острие кремля, от страха тело омертвело. Очнулась, белая как лунь,- лицом крива. Неужто баба от страха посивела? - в себя пришла, увидела себя… и в раз помолодела.
Пятровна за щеку Квита ущипнула. Смородина чуть раньше отошла, а я, как видишь переспела. Бери скорей меня пока не улетела. Шучу, в кусте смородины темно. а здесь светло. В нужде нет счастья и покоя. На миг, коль подождешь за кустиком присяду. От истины запор… от лжи пердеж, галдёж и скоростной понос… а вишенка в саду поспела. Ты милый погоди. Отдам должок, который вчерась я съела. И подтяну трусы, мне все осточертело, резинка с мыслью въелась в бабье тело.
Не прошло и десяти секунд, диссонанс первой и пятой октавы чуть не поверг любителя ночных похождений в шок.
-Надо же! - иного Квит вымолвить не мог. Поморщив лоб, скосив лицо в гримасе … пустил и петуха в защиту равноправий,
вот те нате. Нащупал мысль, она в загашнике спокойно тлела. Коль баба хочет, я ей помогу, и квит.
Беспечно почесав свой пуп, принялся за мотню. А бабу жалко. рано поседела.
Пятровна созерцая небо, средь густоты листвы искала ягодку смородины в чернь ночи черноты. Раздвинув ветви…и тут же обомлела. в кусте осиное гнезд… и здесь она прозрела. А осы меда не дают, они кусают –тело жрут... как депутаты злобствуя живут. Не обольщайся, все от них бегут.
Закончив дело, нашла увядший лопушок, чуть-чуть приподнялась и думскими глазищами на мир смотрела. Кинулась отмахиваясь прочь. А злобь со всех сторон на бабу налетела. жужжит и кровушки остаток пьет. Как хорошо: трусы надеть успела. Оса блатных, своих не признает. От этого Россия и страдает – водку пьет, семь бед на перечет …- свободу поминает. А пьяного пущай кусают, жрут, - жалость не присуща дуракам. Законы душу отравляют … а это я, о чем? Припоминаю: Квит меня. ведь ждет.
Лом не перешибёшь. Поправила и отряхнув подол … скороговорку съела. «Вот такие пироги,- мужик с бабою враги!» Как припомню бабий бунт, сказ о Квите, в грудях зуд. Грудь ищите, ум мой жмите… ума не приложу, как говорила девка…- чья рожа не пойму.» Как баржа на реке, причалила кормой у мудей Квита. Сама в себе,- А ты свинье неровня. Сегодня жду тебя к себе… в большое стойло.
Квит рот открыл, слюна течет, какой веселенький народ… с припевками в придачу. В аду идет веселье на копейку сдачу. Квит ущипнул Пятровну за мясистый зад. Прости, но я не виноват. Всему виной Калмычки зелье.
-Я верю, ты не виноват. Всему виной любви обрат… ошпарен ты, и видимо любовью. К Николе свинушку надо заколоть. Поможешь?
-Помогу.
-А то, как подумаю, когда опоросится… свинушки все в тебя. Бог видит: я слаба, так тянет под тебя… поверь, слаба на уговоры.
- Дура дурой, а помнит уговор. Час на уговор и два на …все прочее не в теме.
-Чего дрожишь? Небось в заде застрял подарок Коли, шкворень. Ты мил мне ухо поднеси, шепну на ушко. «Не ищи того, кто выгнал из тебя шального беса.»
-А ты о чем?
-Я о своем. У мерина все явное в лице, а ум в яйце, мне подсоби, мне не до бога и царя я часть Адамово ребра.
-А мне бы отыскать горбатого «царя». Который вилы в зад воткнул и ядом новостей в лицо плеснул. Рябым я стал, теперь мне не отмыться. Повесил бы горбуна за ребро. Ты не пужайся, просто я шуткую.
Пятровна перестала его слушать. Крутнув перед Квитом на прощанье булками, направилась в свой двор. при этом складно, вычурно запела.
Не суди, что царь наш мнется.
а суди того, кто гнется
на семь пядей крест кладет
под себя свободой срет
Бабы нет. ищи у стога
Нет слезы, проси у бога
Разум надо обновить
чтобы бабе угодить /
Квит недослушал, ошалев метнулся по селу, по пыльной колее у дома скорость сбавил… Чалдон как знал, ждал Квита у ворот. Вот вам и поворот, событие цедить здесь надо чрез сито. Дыра забита. ночь проведу в тепле…и чарка не допита. У Пятровны она всегда в посуде на столе. Как повезет , все баба мне расскажет. и пальцем ткнет не в небо , прямо в цель.
продолжение