— Ну какой из него спортсмен? - говорил начальник лагеря, тыча пальцем в общую фотографию воспитанников и выделяя на ней одного — непохожего на всех. - Вы посмотрите на него. Это же вылитый одуванчик.
Подняв голову, он обвёл взглядом присутствующих.
— Первое впечатление обманчиво, - взяла слово врач. - Он мальчик, самбист. У него очень активный интерес к противоположному полу. Говорят, есть подруга — в соседнем пионерском лагере.
— Это он к ней бегает в самоволку?
— К ней, - вступил в разговор воспитатель. - Зовут Олеся. Четырнадцать лет. Дружат всерьёз.
— Здесь военно-спортивный лагерь, - сказал начальник. - Не до шашней. Тут спортсмены живут.
— И жулики, - заметил воспитатель.
— Да, - со вздохом признал начальник. - И жулики есть. Ребята с нелёгкой судьбой. Из неблагополучных семей. Так называемые трудные подростки. Но спорт — залог их перевоспитания.
— Интересный спорт они себе выбрали, - произнёс воспитатель. - Все поголовно - футболисты. .
— Дети улицы, - подал голос замполит. - Чем живут, тому и учатся.
— Никто из них не бегает за территорию лагеря, - сказал начальник. - Чтут порядок и дисциплину. Живут заботами и чаяниями коллектива. Максимум что случается, стянут банку сгущёнки со склада да подерутся. И всё.
— Безнадёга какая, - молвила, качая головой врач.
— Что? - переспросил начальник
Врач промолчала.
— Да нет, я шефа поддерживаю, - отозвался замполит. - Футбол — командный вид спорта. Футболистами управлять можно. А этим самбистом как, что его удержит?
Врач вскинула голову. Казалось, последние слова задели её за живое.
— Он романтик, - сказала в сердцах она. - Им управляет прекрасное чувство. У него это и в уме, и в поступках. А вашими футболистами что движет? Еда, телевизор, мяч. И все лицом как на подбор — шпана.
Начальник постучал шариковой ручкой по столу.
— Дисциплина у нас в лагере одна на всех, - заявил он. - Если кто-то думает, что может нарушать её без последствий, то он ошибается. Не образумится, продолжит своё недостойное поведение, наша реакция не замедлит себя ждать. Будет наказан.
Разговор шёл в отсутствие главного героя. Сам он, Паша Смирнов, ленинградский подросток неполных пятнадцати лет, сидел в это время за общим столом в столовой со своими товарищами и уплетал утреннюю кашу. Неизвестно, кто впервые нашёл в нём черты легендарного кубинского революционера, но с тех пор, уже третий год подряд, проводя лето в военно-спортивном лагере, ему приходилось откликаться на чужое имя. Здесь, среди Вованов, Серёг и Костянов, он был Фидель. Как говорил воспитатель, общим между ними был только цвет волос. Прозвище ему дали авансом, на вырост. В надежде, что оно поможет если не стать ещё одним Фиделем, то хотя бы вырасти настоящим мужиком. Хотя, качал головой воспитатель, особых шансов не было. С такой смазливой внешностью и отсутствием значимых достижений в спорте, претендовать на какие-либо успехи не стоило.
В отличие от взрослых будущее не особо волновало Пашу. Он не строил никаких планов. Как и большинство своих сверстников жил одним днём. Бегал на свидания к знакомой девочке, участвовал в общественной жизни лагеря, тренировался. Драк избегал, а если не получалось, обезоруживал драчунов своим видом. Одинокий цветок в поле. Чуждый любого насилия.
Покончив с завтраком и выйдя из столовой, Паша направился к жилому корпусу. На полпути его нагнал воспитатель. Судя по его строгому виду, разговор предстоял не из лёгких. Замедляя шаг, Паша приготовился к самому худшему.
— Павел, - обратился старший к младшему. - Вас, самбистов, здесь раз, два и обчёлся. Пример должны подавать трудным. А ты что же? Опускаешься сам до их уровня. Расшатываешь дисциплину.
Паша вздохнул.
— Негоже тебе, мальчику из благополучной семьи, становиться трудным.
— Так получается. Мы только летом видеться можем. У неё родители строгие.
— Будешь бегать?
Паша промолчал.
— Хорошо, - сказал воспитатель. - Начальник принял решение. Поймают ещё раз за забором, будешь посажен под замок. Оттуда с вещами на выход. Домой. Устраивает такая перспектива?
— Нет.
— Тогда не подводи ни себя, ни меня. Включай голову.
После разговора горький осадок остался на душе. Усаживаясь на траву и кусая сухую былинку, грустными глазами уставился Паша вдаль. Кончилась вольница. В одну из ближайших встреч надо предупредить Олесю, что видеться теперь они будут реже. А то и вовсе...
Мимо, оживляя панораму, пробежала гурьба друзей. Оглядываясь, кто-то окликнул его:
— Фидель, ты с нами?
— Куда?
— Гену Суханова раскулачивать. Будем брать всё, что прячет. Конфеты, пряники, печенье.
— А где он сам?
— В посёлке с мамой. Она ему новые сладости покупает.
— Нет, я не могу, - ответил Паша, думая о своём.
Олеся. Девочка из соседнего пионерского лагеря. Она видела его таким как есть. Настоящим. Для неё он был Павлом, Павликом, Пашей. И она обещала найти ему ещё одно имя из этого ряда, которое смогло бы затмить предыдущие. И с которым не сравниться было бы никакому Фиделю.
Через некоторое время новый шум отвлёк его. Целая вереница и диких футболистов, и культурных самбистов шла в направлении домика физрука. В руках у ребят были бумажные кульки, стеклянные бутылки, банки, заполненные черникой. За каждые пол-литра ягоды физрук, словно волшебник, превращал простую футболку в фирменную. Следуя общему порыву, не мешало бы и Паше пометить адидасовским трилистником левую сторону груди. Но место было уже занято. Олесей.
Внезапно рядом кто-то дунул в трубу. Он встрепенулся. Два брата-близнеца, по совместительству музыканты, незаметно расположившись неподалёку, готовились разучивать новые сигналы на горнах.
Он свесил голову вниз.
На фоне кипящей вокруг жизни разлука с Олесей становилась всё нетерпимее. Неужели угроза наказания так страшна, что он подчинится, сдастся, забудет дорогу наружу?
Будет есть, пить, спать. Ходить в наряды на кухню. Тренироваться в спортзале по вечерам, зная, что за невысоким забором, всего в пятнадцати минут ходьбы ждёт его она.
Подняв голову, он огляделся. Никому не было дела до него. Все были заняты собой. Что случится, если он отлучится на часок?
В каптёрке он достал свой чемодан. Открыл его, вытащил белую рубашку. Чистая и свежая, она хранила тепло маминых рук. Прижав её к себе, он побежал переодеваться.
У лагерной ограды царило привычное оживление. Два знакомых малыша были на посту, играя между собой в какую-то игру.
— Пацаны, - обратился к ним Паша, - позовите Олесю из четвёртого отряда.
— А что дашь? - спросил один из малышей, самый бойкий.
— Покатаю на себе.
— До того дерева и обратно!
— Хорошо.
Он успел покатать обоих, когда появилась Олеся. На ней были шорты и футболка. Она была готова к приключениям.
После обмена приветствиями и несколькими фразами Олесино настроение вдруг переменилось.
— Паша! - сказала она, изображая обиду.
— Что?
— Я услышала, что обо мне девчонки тайком говорят.
— И что?
— Говорят, что я наглая и некрасивая.
— Завидуют.
— Правда?
— Конечно.
— А чему завидовать? Ладно, наглая и некрасивая, но я ещё и рыжая!
Он внимательно посмотрел на неё. Мальчишеская стрижка, из-под светлой с медным отливом чёлки выглядывают озорные зелёные глаза, аккуратный прямой носик и щёки усыпаны веснушками.
— Рыжие - дети солнца, - сказал он первое, что пришло на ум. - Оно их любит. И метит, чтобы не потерялись.
Она уткнулась ему в плечо.
— Скажешь тоже.
Несмотря на то, что она спрятала лицо, он почувствовал одобрение тому, что он сказал. Ей понравилось.
По пути на пляж он взял её за руку. Хотел было поговорить о деле, про то, что в отношении их двоих хотели учудить взрослые, но Олеся не дала ему такой возможности. Обрадованная неожиданной встречей она щебетала о чём-то своём без умолку.
Слушая её, он вдруг вспомнил об её обещании.
— Погоди, - остановился он. - Ты обещала найти мне ещё одно имя. Нашла?
— Нашла.
— Какое?
— Не скажу.
— Павел, Павлик, Паша. Это максимум, что можно придумать. Больше нет ничего.
— Есть.
— Скажи.
— Потом.
— Не нашла, значит, - махнул рукой он, теряя интерес к разговору.
Олеся многозначительно промолчала.
Прошло десять минут, двадцать... Минул час. Они гуляли. Чем дольше ходишь, тем ближе перспектива того, что Олесины губы окажутся вблизи его. Усталость — лучший друг в освоении поцелуев. Жаль, Олеся не самбистка. Не знает, какая приятная истома разливается по телу после двух часов тренировки. Здесь одних поцелуев уже мало. Грезятся жаркие объятия. Которые смыкаются один раз. И на всю оставшуюся жизнь…
Она что-то спросила. Он не расслышал, вопросительно уставившись на неё.
— Хочу пепси-колу, - повторила она. - Она продаётся в продуктовом. Деньги у меня есть. Пошли?
На главной улице посёлка навстречу им попался Гена Суханов. С безмятежным видом, идя рядом с мамой, он уплетал зефир. Встречаясь взглядом с Пашей, сделал вид, что незнаком. Озадаченным Паша несколько раз оглянулся ему вслед. У товарища был праздник. Он был всецело поглощён им. Других объяснений не было.
В магазине была небольшая очередь. Отстояв её, они купили бутылку газировки. Радости Олеси не было предела. Исполнилось её желание. Ухватив девочку за руку, он повёл её навстречу исполнению своего.
Оживлённые улицы остались позади. Территория постепенно обезлюдела. Они попали на какую-то заброшенную стройку.
Повинуясь общему желанию, остановились, обнялись и коснулись друг друга губами.
— Оба-на! - раздался чей-то насмешливый голос. - Гляди-ка, девчонки целуются.
Олеся и Паша встрепенулись. Растерянно озираясь, увидели, как, вылезая изо всех щелей, их окружает местная разношёрстная ребятня.
Бежать было поздно.
Несколько секунд и круг замкнулся.
Пара оказалась в центре — под прицелом нескольких десятков пар глаз.
— Продолжайте. Что остановились?
— Фиг тебе, - еле слышно, с трудом приходя в себя, выдавил Паша.
— Что? Не слышу. Стесняешься что-ли? Если стесняешься, уступи место. Я рыжую поцелую.
Смех сотряс стройку.
А когда он начал стихать, из осаждённого центра прозвучало громкое и чёткое Пашино:
— Попробуй.
Подскочил шкет, ниже Паши головы на две.
— Задираешься что-ли? - спросил он, напирая.
Пытаясь остановить его, Паша ткнул растопыренной пятернёй перед собой. Шкет упал. Ребятня загудела.
Начало конфликту было положено.
Драки было не миновать.
Было два часа дня. Время послеобеденного отдыха. Тишь и благодать царили в лагере. Мама Гены Суханова и он сам сбились с ног, ища кого-нибудь из взрослых, пока не наткнулись на лежащего в гамаке обнажённого по пояс мускулистого воспитателя футболистов по фамилии Воевода.
— Помогите! - обратилась к нему женщина. - Чрезвычайное происшествие. В посёлке вашего мальчика избивают.
— Кого? - приподнял бровь Воевода.
— Фиделя, - подал голос Гена.
Воевода сладко потянулся.
— Не знаю такого.
Мама Гены топнула ногой.
— Он там не один. С девочкой. Сначала его изобьют. Потом — её.
Приподнявшись, Воевода выглянул из гамака наружу.
— Ужасы рассказываете, мамочка. Очевидцы есть?
— Есть! - крикнула женщина. - Вот он. Мой сын.
— А почему он не вступился за них?
— Гена не драчун. Он оказался там случайно. По малой нужде.
— Ясно. И обмочился.
Мама отшатнулась, словно от незримого удара. Смерила воспитателя презрительным взглядом. Ухватила сына за руку и вся вне себя от возмущения поспешила прочь.
Воевода качнулся в гамаке раз-другой. Затем выпрыгнул наружу. Прошёлся, разминаясь. Снял с бельевой верёвки тельняшку и, одеваясь, гаркнул:
— Турки!
— A! - откликнулось эхо.
— Я иду в посёлок. Кто со мной?
Тишина длилась несколько мгновений. Пока, взрывая её, воздух не сотряс многоголосый крик:
— Я-я-я!!!
...Впервые в жизни Паша переживал величайшее потрясение. Кулачным боем рушились былые устои. Обнажалось его мужское начало. Он становился самим собой. Словно в подтверждение этого среди шума драки до ушей донёсся крик Олеси:
— Что стоишь? Защищайся!
Не было и боли. Шок отключал болевые центры. Кто-то, неведомый и бесстрастный, выглядывая наружу из него, встречал летящие в голову удары. И это было ещё одно удивительное и неожиданное открытие, стоящее того, чтобы попытаться собраться с духом и дать отпор.
Борьба проигрывает боксу на дистанции. Чем расстояние длиннее, тем уязвимее позиция. Всё меняет ближний контакт. Тает здесь сила боксёра, растёт — борца. Движимый рефлексами самбо Паша увернулся от одного удара, поднырнул под другой и, сближаясь, сошёлся с соперником вплотную.
… Он очнулся, лёжа на спине. Увидел Олесю. Она сидела, склонившись над ним. Глаза её были полны слёз.
— Живой? - встрепенулась она.
— Да, - сказал он, с трудом ворочая языком.
— Не пугай меня больше. Я зову тебя, зову, а ты молчишь, не откликаешься. Откликайся!
— Хорошо, - пообещал он.
Повёл глазами по сторонам.
— А где они?
— Я их прогнала. Облила пепси-колой, а бутылку бросила вдогонку.
— Жалко пепси-колу…
— Ага.
Она бросила на него испытующий взгляд.
— Хотел знать имя?
— Да.
— Ну так слушай. Ты не Павел, не Павлик, и не Паша.
— А кто?
Она утёрла слёзы. И, улыбаясь, вымолвила:
— Павличек...
Они отправились в дорогу, как только к нему вернулась способность к передвижению. В обнимку добрались до лагеря. Направляясь в медпункт, встретили врача. Охая, она усадила Пашу на скамейку, сбегала за медикаментами и занялась своим привычным делом.
Вскоре к месту оказания скорой помощи подтянулся руководящий актив.
Зрелище было не из будничных.
Малолетний раненый герой, девочка его сердца, дама в летах, словно фея в белом, врачующая раны. Все приметы классической любовной драмы были налицо.
— Сынок! - обратился к Паше начальник лагеря, чувствуя настоятельную потребность высказаться. - Это кто тебя так разукрасил?
— Шпана местная, - ответила вместо Паши Олеся. - Хотели взять числом да просчитались. Паша приёмы знает. И я была рядом.
Внимая, начальник затаил дыхание.
— Похоже, этот мальчик нам не зубам, - донёсся до ушей тихий голос замполита. - У него двойной иммунитет. Раны да эта юная рыжая бестия...
Начальник хотел было что-то ответить, но увидел бегущего навстречу воспитателя.
— Участковый из посёлка звонил! - приближаясь, закричал он.
— Что ему надо?
— Ругается. Наш Воевода с воспитанниками бегает по улицам, гоняет местную молодёжь, ищет Фиделя.
Чувство собственного бессилия вынудило начальника искать опору. Усевшись на ближайшую скамейку, он откинулся на спинку и поднял глаза в небо. Анархия брала верх над порядком. Какого-же недалёкого ума были люди, назвавшие однажды мальчишку Фиделем…