Стася проснулась на Ромином диване. В комнате было темно, шторы плотно задвинуты. Голова жутко болела. Ей было так плохо, что она и не сразу заметила, что полностью обнажена, а Рома, раздвинув её ноги, совершает с ней те самые, развратные действия, о которых ей с нескрываемой гордостью рассказывала Оля, и о которых ей приходилось читать в учебниках биологии…
Рома так сильно был увлечён «процессом», так сильно заворожён обнажённым телом, что даже и не сразу понял, что его жертва пробудилась. Но когда увидел, как разлипаются её глаза, как открывается её рот, обомлел. Это были секунды, когда решалось многое, в прямом смысле, решалась его жизнь. Он так сильно был уверен в том, что Стася проспит долго, что она не проснётся, что, закончив своё гнусное дело, он успеет её одеть и представить всё так, будто Стася либо задремала, либо ей стало плохо за столом, что даже и не продумал план Б. На какие-то доли секунды возникло сожаление из-за того, что он не взял с собой в комнату молоток, либо кухонный нож…
Но Стасе было так плохо, что она и не думала о сопротивлении, либо о том, чтобы закричать. Страх и непонимание всего того, что с ней происходит в данный момент, так сильно её сковали, что она и не смогла ничего предпринять – только и получалось, что безучастно смотреть на своего наполовину раздетого насильника и просто ждать, что же он с ней сделает дальше.
И Рома понял, что инициатива по-прежнему на его стороне, что он хозяин ситуации, что он не только в прямом, но и в ментальном смысле над своей жертвой:
- Если хотя бы пикнешь, придушу тебя! Мне теперь терять нечего. Всё понятно?
Стася смогла только кивнуть. Рома схватил её за волосы и стащил с дивана на пол, поставил на колени и всё так же, угрожая несуществующим охотничьим ножом, заставил сделать ему минет…. Через десять минут всё было кончено.
Стася не помнила, как смогла одеться, как он вывел её в коридор, как он даже помог ей справиться с молниями на сапогах.
- Слушай меня внимательно. Даже и не вздумай идти в милицию – тебе никто не поверит. Ты сама пошла со мной гулять, сама зашла в мой подъезд, сама поднялась ко мне в квартиру и сама пила со мной коньяк. На твоём теле нет ни одного синяка, а на мне ни одной царапины. Никто не сможет доказать, что тебя к чему-то принуждали, а молва пойдёт по району, что ты самая обыкновенная малолетняя шалава, которая отдаётся за плитку шоколада. Думаю, что ни тебе, ни уж тем более твоим родителям такая «слава» не нужна, поэтому лучше тебе держать язык за зубами и делать вид, будто бы ничего такого не произошло. Думаю, что твои куда более опытные подружки ощущали всё примерно так же…. Ты меня хорошо поняла?
- Да…
- Я буду за тобой присматривать. Так что не наделай глупостей! А теперь иди… Скоро вернётся бабушка…
* * *
Уже поздний вечер, рабочий день клонится к закату. Следователь Мерентьев заканчивает допрос Романа, молодого человека, попавшего в лапы правосудия на пороге своего двадцать девятого дня рождения. Обстоятельства его деяний поражали даже его, уже бывалого и опытного следователя – по всем, даже примерным прикидкам выходило, что его жертвами стали двадцать три девушки и женщины, которых он под самыми надуманными, а подчас и откровенно глупыми предлогами заманивал в заранее подготовленные ловушки, где и свершал самые разнообразные развратные действия.
Роман только насиловал, как он сам не раз подчёркивал, не опускался до «мокрухи», хотя признавался, что один раз был близок к тому, чтобы избавиться от жертвы, от своей самой первой жертвы:
- Кто это была? – Мерентьев привык, что Роман подробно расписывает детали своих преступлений, не упускает ни одну, даже порой незначительную деталь, поэтому следователь и на этот раз рассчитывал на полную откровенность.
- Ой, Андрей Валерьевич… так давно это было. Нам обоим было по шестнадцать.
- Неужели первая любовь?
- Да, нет…. Самая обыкновенная малолетняя проститутка. У нас с ней половина района переспала.
- Тогда не понимаю…. Если она была такой легкодоступной, то почему же убить хотел?
- Да, как вам объяснить…. Она же не за красивые глаза со всеми в постель ложилась, а за деньги…. А у меня в шестнадцать лет денег не было. Вот я на секунду и подумал…
- Понятно. А где всё это происходило?
- В квартире моей бабушки. Незадолго до Нового Года. Решил устроить самому себе праздник…
- А имя девушки помнишь?
- Андрей Валерьевич, столько лет прошло…. Да, я и не запоминал. Давалка она и есть давалка….
Конец первой части