Предыдущая глава:http://proza.ru/2021/06/22/1669
Гордость возмущенных хримтурсов была уязвлена оскорбительной перспективой передачи Ледяного Трона Зимы воспитаннику ненавистного Одина. Гневливый ропот в зале стремительно набирал силу, нарастая, подобно снежному кому, несущемуся в пропасть с горной вершины. Члены Совета Старейшин – умудрённые жизнью, покрытые сетью застарелых шрамов седовласые старики, словно неоперившиеся юнцы, потрясали морщинистыми кулаками, загибая узловатые пальцы в перечислении преступлений Всеотца перед народом Йотунхейма. Их хриплые голоса, словно стервятники, метались под сводами ледяного дворца, нарезая хищные круги вокруг фигуры новоявленного наследника, одиноко застывшего у подножия трона.
Гвалт стоял такой, что у Локи с непривычки заложило уши. Мысленно сквернословя, он сохранял ледяное молчание, заведя руки за спину и царственно расправив плечи, выжидательно склонив черноволосую голову в угрожающе-ироничном интересе к происходящему, устремив в толпу пытливый, расчётливый и безмерно злой взгляд, в котором притаилась жадная и мечтательная угроза. На красивом лице юноши играла неопределённая, умилённо-плотоядная улыбка, не предвещающая ничего хорошего. Со стороны казалось, что его развлекает сложившаяся ситуация. Однако, у Ангрбоды, чей взгляд неотрывно был прикован к принцу, от этой лучезарной улыбки по спине промчался целый табун мурашек.
Лафей угрюмо взирал на беснующихся соплеменников, изо всех сил стараясь подавить в себе вспышки безумия – гневные, исступлённые, старательно укрощаемые многими веками самоконтроля. Напряжение росло, словно внутри Короля скручивалась невидимая пружина, готовая развернуться в любую секунду, о чём свидетельствовали расширившиеся до размеров алой радужки зрачки и рвано пульсировавшая жилка на могучей шее. Суровое лицо правителя всё больше заострялось и мрачнело. В конце концов, едва сдерживая рвущийся наружу гнев, Лафей грохнул кулаком по подлокотнику своего трона так, что он осыпался мелкой каменной крошкой, и шум и выкрики тут же оборвались, как ураганом затушенное пламя свечи. В зале воцарилась тишина, похожая на ту, в которую бывает погружена морозная снежная ночь. Но, тем не менее, всеобщее недовольство повисло в воздухе невысказанными угрозами, сгущая и без того плотную атмосферу. Под прицелом сотен алых взглядов Король медленно заговорил, тщательно отмеривая силу своих слов.
– Я услышал достаточно. Я знаю каждого из вас. Большинство проливали свою кровь, сражаясь рядом со мной в той страшной войне, где асы кромсали нас, словно жертвенных ягнят, пока лезвия наших рук не рассыпались осколками, а дома не превратились в руины. Мы все страдали в одинаковой мере. Но что бы ни случилось, вы всегда верили и подчинялись мне беспрекословно, потому что я ваш Бог и ваш Король. И не важно, как тесно переплелись нити наших жизней – никто из вас не вправе требовать что-либо у Бога-Короля. Я могу дать или взять лишь по собственному желанию! – Лафей грозно рыкнул, подавшись вперёд, и каменный трон под ним угрожающе загудел. Стоявшие в первых рядах йотуны невольно отпрянули, с испугом втянув воздух.
Тишина ещё больше сгустилась. Даже шёпот стих.
К терпению и покорности хримтурсов приучали с пелёнок. Холодный, неприветливый мир, не имеющий своих ресурсов, должен был научить своих детей уживаться друг с другом, направляя накапливающуюся агрессию на кого угодно, только не на подобных себе – это каждый усваивал с рождения. Любая попытка бунтовать и ссориться пресекалась на корню жестоко и недвусмысленно.
Правящая королевская семья никогда не задумывалась о наличии собственного мнения у соплеменников. Был Король, Первый сын Зимы, обладающий верховной властью, и лишь ему полагалось принимать решения. Основной целью всех, без исключения, Властителей Утгарда был захват мира, более подходящего для жизни, ибо собственная скудная земля с трудом могла прокормить жителей многочисленных кланов, разбросанных по обширной территории. Вожди этих кланов – преданные Королю лорды – держали подданных на коротком поводке, поддерживая в них постоянный градус ненависти к более удачно устроившимся соседям.
Однако, долгие столетия жизни, полной лишений и тяжкого труда, в разрушенном последней войной, холодной столице Йотунхейма, привели лишь к тому, что всегда покорные своему Владыке хримтурсы начали роптать. Было среди них немало и напыщенных невежественных лордов, считавших своего Короля недостойным потомком великих предков, обвиняя его в их полуживом состоянии, настолько жалком, что их наполняло злобой даже само воспоминание о том, кем они были однажды.
Лафей знал свою силу, но, пусть и возвышаясь над всем Йотунхеймом, он всегда оставался один. Совсем один. И сейчас Первый Сын Зимы прекрасно понимал, что лишь он стоит между своим сыном и рассерженными лордами, сгрудившимися у подножия Ледяного Трона, подобно камням, сложенным руками Первоотцов. Он буквально всей кожей ощущал, как разделяющее их пространство полнится жестокостью и мятежным духом.
Король медленно поднял голову, чувствуя, как магия ледяной стихии извивается в его груди, сгущая злые тени между алыми, словно озёра пролитой крови, глазами. В ожесточившемся взгляде притаилось понимание: если понадобится, он станет зверем столь же жестоким, как и его проклятый родитель, настоящим сыном Бельторна, его неискаженным отражением. Он не будет Королём, если не проложит для Локи путь к власти ледяным серпом собственной руки. Лафей медленно встал со своего трона, тёмной скалой нависая над собравшимися.
– Я ваш Король, – прорычал он, чувствуя, как ладони наливаются льдом, превращаясь в тяжёлые лезвия изогнутых мечей. – И я не потерплю сомнений в том, что мой сын Локи Лафейсон достоин титула Наследного Принца. Он Плоть моей плоти, Кровь моей крови, Первенец Йотунхейма. Вы хотите лишить меня сына и наследника? Собираетесь обезглавить наш мир, оставив его без Властелина? Ну, что же, первый из вас, кто попытается бросить мне вызов, познает жестокость моей десницы на своей шее. Головы дерзких станут отличным украшением ворот моего дворца!
От ощущения моментально уплотнившейся ауры вокруг Лафея по спинам присутствующих пробежал мороз. Температура вокруг резко упала. Для большинства хримтурсов это было зловещим предзнаменованием. Ощущение скрытой силы было таким, словно их сперва окунули в ледяную воду, а затем выставили на обжигающе горячий ветер. Йотунам было хорошо известно: когда их Король впадает в холодное бешенство, его гнев режет бритвенно острыми ледяными лезвиями, замораживая всё вокруг, а ярость обрушивается снежной лавиной.
В каждой паре устремлённых на него глаз Лафей видел почтение и священный трепет. Но на дне тех взглядов – тёмных, тревожных, подёрнутых благоговением – и он никогда не позволял себе быть обманутым ими – на самом их дне, под тонкой корочкой льда виднелся страх. Король ухмыльнулся. Хитрый изгиб губ не скрывал остроты зубов. Было приятно видеть поникшие в признании поражения плечи и опущенные глаза, ощущая гладкие лезвия мечей в своих руках. Хоть эту часть себя он не потерял.
Внезапно толпа всколыхнулась, и вперёд вышел командующий элитной гвардией, лорд Бертигард, легко раздвинув широкими плечами притихших хримтурсов. Могучий воин плавным, совершенно естественным движением встал на одно колено, склоняя голову, увенчанную гривой седеющих волос. Мужчина прижал к груди правую руку и произнёс низким голосом, похожим на утробное урчание горного льва:
– Мой Повелитель, склоняюсь ниц и покорно прошу тебя выслушать меня.
– Говори, – резко и хрипло прорычал Лафей. – И встань с колен – я не просил тебя о покорности. Я до смерти устал от всего этого раболепия, и не потерплю подобного от тебя.
Вождь поднялся и заговорил негромко, медленно и тщательно подбирая слова:
– Негоже проливать на хольмганге кровь родичей, особенно, если это королевская кровь, принадлежащая прямым потомкам великих Титанов.
Король слегка склонил голову в знак согласия, внимательно глядя на своего вождя.
– Однако… – Бертгард запнулся, чувствуя, как губы его превращаются в камень, под взглядом стремительно темнеющих глаз Властелина Зимы, загоревшихся столь мрачным огнём, что любой другой благоразумно замолчал бы и убрался подальше. – Однако, – твёрдо произнёс он, – вызов был произнесён, услышан и принят. И теперь никто и ничто не может нарушить святость поединка.
– Должно быть, ты повредился рассудком, Бертигард, – растянув губы, Лафей показал клыки.
Вождь почувствовал, как в горле перехватило дыхание. Он прожил долгую жизнь, не в последнюю очередь благодаря тому, что порой язык его был неподвижен, подобно замерзшим водам океана, когда другие нараспев произносили заверения в верности. Капитан королевской гвардии почитал себя счастливцем: с Королем их связывала давняя дружба, рождённая ещё в той давней войне, в которой он плечом к плечу дрался рядом со своим Властелином за цель, о которой даже не потрудился узнать, ибо долг был превыше всего. Однако своё звание и уважение Короля лорд Бертигард заслужил не благодаря удаче. Он был бесстрашным воином и дальновидным стратегом, более проницательным и умным, чем остальные лорды. Всегда вёл себя спокойно и с достоинством, сознавая грань отделяющую его от остальных, благодаря особому расположению Лафея, но не давая почувствовать собственное превосходство. Никогда не лгал и не льстил, в отличие от других придворных, и те невеликие привилегии, что Бертигард выслужил у Лафея, он тратил без сожаления.
– Я честно служу своему Королю, – начал вождь, чувствуя, насколько остры его собственные зубы, – и, если Король пожелает, я безропотно и без сожаления отдам всё, что у меня есть, и даже саму жизнь. И поэтому я, Бертигард Сиверсон, прошу у тебя, Владыка, и у твоего сына Локи Лафейсона соизволения драться от его имени на хольмганге, дабы не менять установленный нашими предками порядок ритуалов и традиций.
Взгляды всех присутствующих устремились к командующему, который заведомо обрекал себя на смерть: ведь каким бы ни был исход боя, простой лорд не может пролить кровь члена королевской семьи. А зная бешеный нрав племянника Лафея, ни у кого не оставалось сомнений в том, что он не оставит в живых гордого лорда, посмевшего бросить вызов самому принцу.
– Отец!
Голос Локи взлетел под своды дворца звоном тысячи сосулек. Лафей вздрогнул, и ему показалось, что ничего прекраснее он не слышал в своей жизни. Радость озарила его суровое лицо подобно первым лучам восходящей Дневной Звезды. С высоты трона ему была хорошо видна фигура сына, застывшая словно тонкое, сверкающее лезвие, отточенное лучшими точильным камнями. Царевич впервые назвал его отцом. Охватившее Короля волнение было столь неистово, что он едва мог дышать.
– Есть вещи, более важные, чем кровь, будь это даже ценимая превыше всего королевская кровь, – голос принца был твёрдым, словно неподатливый лёд. – Для мужчины нет худшего оскорбления, чем отказаться от тропы собственной силы лишь потому, что по ней опасно идти. Я буду сражаться на хольмганге, как того требуют ваши древние законы. Полагаю, что, как вызванная сторона, я имею право на выбор оружия?
По залу прокатился одобрительный гул сотен голосов.
– В таком случае, – продолжил принц, вспоминая парные клинки, брошенные Ангрбодой в её бездонную сумку, – я выбираю меч.
Губы лорда Бертигарда тронула незаметная улыбка. Он молча поклонился и отступил назад скользящим движением, которое с самого начала поразило Локи – стремительным и плавным одновременно.
Лафей отвернулся, попытавшись незаметно то ли вдохнуть, то ли выдохнуть. Сглотнул. Локи никогда не простит, если сейчас, на глазах у стольких йотунов, он разрушит надетую им маску спокойной стойкости. Он должен просто поверить в своего сына – немалая вещь для отца, сидящего на королевском троне.
– Хорошо, – наконец, произнёс Лафей, собирая решимость под сердцем. – Поединок состоится на центральной площади Утгарда. Завтра в полдень эта распря должна быть прекращена.
* * *
Вечером того же дня Локи сидел в кресле в комнате, принадлежавшей его матери, вытянув ноги к жарко натопленному камину. В помещении было тепло, несмотря на высокие потолки и лютый мороз за окном. Нагретый воздух волнами катился от потрескивающего пламени. Принц задумчиво смотрел в пустоту перед собой, и золотые искры отражались в чёрных зрачках. Пятна света выхватывали из темноты нахмуренные брови, тонкий нос, высокие, жёсткие скулы, покрытые выпуклыми узорами, которые чуть светились в отблесках пламени. Острый подбородок упирался в переплетённые пальцы. Он наслаждался теплом, исходящим от огня, скорее по привычке, чем по необходимости. В облике йотуна холод был ему нипочём.
На широкой кровати в скромных заплечных ножнах лежал, одолженный у Ангрбоды, один из её парных клинков, бывших всегда предметом невольного восхищения и зависти принца: серебристое, отполированное до зеркального блеска, обоюдоострое лезвие, сужающееся к острию, из украшений – редкостной красоты насечка на эфесе да руны, чернением нанесённые на лезвие для усиления скорости и смертоносности удара. Никакого золота и драгоценных камней – только элегантная простота. Рядом с мечом небрежной кучей валялось праздничное облачение. Драгоценные нити, выпутанные из с трудом расплетённых кос, блестящей горкой покоились на каминной полке. Сейчас на Локи вновь были надеты шёлковая рубаха и кожаные штаны с широким ремнём.
Юноша вздохнул, выпрямляя спину, потягиваясь, провёл ладонями по непослушной чёрной копне едва заметно вьющихся волос, собирая их в толстый хвост, а затем медленно поднялся, подошёл к окну и, приблизив лицо к заледеневшему стеклу, подышал на созданный морозом узор, бездумно наблюдая, как растекается тончайший инистый рисунок. Рука непроизвольно потянулась к растаявшей красоте, размазывая остатки ледяной живописи, медленно сжалась в кулак... От болезненно-резкого удара стекло хрустнуло, расползаясь тончайшей узорной паутиной и молниями трещин. Принц болезненно поморщился, уставившись на своё отражение — в расколотом стекле лицо его казалось раздробленным, словно иссеченным, изувеченным шрамами.
Еще пару дней назад Локи даже предположить не мог, что найдётся сила, достаточная, чтобы переломить его упрямое отрицание собственной йотунской сущности, а теперь, обнаружив эту силу, раздражался, ужасаясь возможным последствиям. Он ещё так и не решил, чего ему хочется больше: вернуться в Асгард или остаться в Йотунхейме, ибо первое рушило его планы, второе – сердце.
Внезапный деликатный стук вывел принца из состояния мрачной задумчивости. Шумно выдохнув, он порывисто пересёк комнату и распахнул двери – на пороге стоял Лафей.
– Позволишь войти?
Принц безмолвно шагнул в сторону, освобождая дорогу, а потом, повернувшись, прошёл вглубь комнаты и занял прежнее место в кресле, рассеянно глядя на пляшущий в камине огонь.
Пройдя вслед за Локи, ничуть не заботясь о королевском достоинстве, Лафей уселся прямо на пол напротив сына, поджав длинные ноги и привалившись спиной к стене, предусмотрительно отодвинувшись подальше от пышущего жаром камина. Пляшущие язычки пламени вызолотили левое плечо и часть седеющих волос, заплетённых в сотни тонких косичек, лежащих на спине Короля.
Какое-то время комната полнилась тишиной, изредка прерываемой потрескиванием пламени, танцующего на свежих поленьях.
– Надо позвать мальчишку, пусть приберётся здесь, – прервал тягостное молчание Король, оглядываясь на беспорядочно разбросанные вещи. Заметив треснутое стекло, добавил осторожно. – Ты мог избежать этого поединка. Никто не отважился бы перечить мне.
– Я не стану прятаться за твою спину или за спину твоего благородного вождя Сиверсона, – раздражённо бросил Локи, поворачивая к отцу узкое высокомерное лицо. – Полагаю, будущий правитель должен быть готов к тому, чтобы выполнять грязную работу своими руками. Я сам завоюю уважение народа Утгарда. И довольно об этом. Лучше расскажи о Бюллейсте. Как я понимаю, он мой родственник? Чего мне ждать от него?
– Да, ты прав, Бюллейст – мой племянник и твой двоюродный брат. Он – один из лучших воинов Йотунхейма и главный претендент на трон. – Лафей сделал многозначительную паузу и продолжил, – вернее, был, до твоего появления.
Локи прищурился с азартным интересом, приготовившись слушать.
– Ему ничего не стоит раскидать пару десятков вооруженных противников. Он великолепный боец, убивший в стычках больше сотни воинов-асов, быстрый и сильный, как леопард, и такой же опасный. Не стоит ждать от него благородства в бою - миролюбием и милосердием он не отличается и любой возможности изрубить кого-нибудь в куски радуется, как празднику. Бюллейст очень хитёр и будет использовать все возможные уловки, вероломные приёмы, чтобы только добраться до тебя. С ним нужно быть крайне внимательным и осторожным, ему нельзя верить. – Лафей окинул взглядом фигуру сына, незаметно подавив невольный вздох: несмотря на то, что под тонким шёлком рубашки были чётко видны натренированные мышцы, Локи совершенно не походил на воина. Никакой грубости или резкости ни в движениях, ни в чертах. Было очень сложно представить его, сражающимся с похожим на огромного медведя Бюллейстом. – К тому же, он гораздо тяжелее и мощнее тебя. Жестокий, злобный, коварный, без капли морали – такой же, каким был и его дед.
– Ну, это, скорее, недостаток, чем преимущество, – принц изящным движением откинул прядь волос, лезущую ему в глаза. – Злость – плохой помощник. А в коварстве и хитрости я могу потягаться с любым из твоих воинов, привыкших брать силой, демонстрируя свою мощь. Может мой новоявленный братец и великий воин, но я и сам могу неплохо постоять за себя. Для этого требуется хладнокровие, а не ярость берсерка. Я думаю, твой племянник будет удивлен: у меня для него тоже имеется парочка сюрпризов.
Лафей, не отрываясь, смотрел на Локи – непослушные волосы вновь упали ему на лицо, чёрными прядями расчерчивая аквамариновую кожу. Воистину, его сын был удивительным созданием, сочетавшим в себе качества характера, несовместимые по своей сущности: холод в глазах и яркое пламя в душе; презрительная, высокомерная усмешка, и легкая улыбка; неконтролируемая ярость и безграничное, издевательски-вальяжное спокойствие.
Глядя в сияющие, словно раскалённая магма, глаза наследника, он вдруг понял, что, если покажет ему хотя бы каплю того страха, что бродил по его телу, Локи откажется его принять. Он будет рассержен и оскорблён.
Великан решительно встряхнулся, окончательно изгоняя тоску из сердца.
– Тогда, может, поужинаем вместе, сынок? – в чуть заметно дрогнувшем голосе послышалась ранее несвойственная ему теплота.
– Давно пора. Я голоден, как стая волков, – буркнул Локи, неловко отводя взгляд от горевших потаённой надеждой глаз отца.
Лафей обрадованно громко хлопнул в ладоши, и в комнату тут же вошёл улыбающийся Старли, словно всё это время ждал за дверью. От огромного подноса, который он держал на вытянутых руках, распространялся потрясающий аромат зажаренного на углях мяса. Накрыв на стол, юноша хотел было уйти, но принц жестом остановил его и повернулся к отцу.
– Ты позволишь пригласить Старли разделить с нами эту трапезу?
– Ладно, – до странности покорно согласился Король, махнув рукой мальчишке, не решавшемся поднять взгляд на своего Властелина, – пусть составит нам компанию, раз тебе так уж заблажило есть за одним столом со слугами. Я и так разбаловал его сверх меры. – Напускная холодность в голосе Лафея шла вразрез с тёплым огоньком, зажёгшимся в алых глазах.
Остаток вечера прошёл в непринуждённой атмосфере, во многом благодаря юному Старли, который беспрестанно болтал о какой-то ерунде, и в душе отца и сына установилось кратковременное и абсолютно бездумное спокойствие.
* * *
Над Утгардом эхом разнёсся низкий, словно поднявшийся из глубин векового льда, удар била в большой медный колокол, установленный на центральной площади и возвещавший о сборе Дома Высокой Зимы. Практически всё взрослое население собралось к полудню у кромки каменного кольца, опоясывающего небольшую, круглую турнирную площадку диаметром не более десяти альнов*, посыпанную свежим белоснежным кварцевым песком, напоминающим замерзший лёд. Обычно здесь ради забавы и победы сражалась и боролась молодежь, но сегодня сюда предстояло выйти двум принцам, чтобы на хольмганге отстоять своё право на ледяной Трон.
Владыка Утгарда, восседал в обычном кресле с высокой спинкой и массивными подлокотниками, установленном на специально сооруженном постаменте, у подножия которого находились трибуны, предназначенные для знати. В первых рядах сидела Ангрбода, в полном отчаянии, до крови закусив нижнюю губу и мысленно взывая ко всем богам и даже демонам, чтобы те помогли Локи одержать победу. Позади колдуньи расположился лорд Бертигард, всё внимание которого было приковано не к арене, а к сидящей впереди деве. Рядом с отцом сидел Старли, которому впервые разрешили присутствовать на хольмганге, и в глазах его светился неподдельный интерес к происходящему, а ещё – тревога.
Лафей наблюдал за подготовкой к поединку с терпением, которому научила его жизнь, основанная на ритуалах и непререкаемых традициях, что издревле связывали друг с другом всех хримтурсов, хотя именно сейчас он бы с удовольствием разорвал все эти нити.
Первым, тяжело шагая сквозь расступившуюся перед ним толпу, в круг вышел Бюллейст, воздвигнувшись здоровенной, двух с половиной метровой машиной смерти. Его мускулистое туловище, казалось, вот-вот порвёт прочные кожаные шнурки, скрепляющие пластины доспеха, на голове красовался железный шлем с полумаской, из-под которой поблескивали острые, проницательные, наполненные ненавистью глаза цвета венозной крови.
Несколько минут Бюллейст стоял один, поддерживаемый одобрительными криками своих товарищей, поигрывая чудовищных размеров тяжёлым мечом, который странным образом сочетал в себе сталь и лёд.
Но вот толпа снова распалась, образуя узкий проход, и на площадь, высоко и гордо неся голову, вышел Локи. У Лафея заныло под сердцем: на сыне не было никакой брони, торс его был обнажён, ноги босы, длинные волосы убраны в тугой узел на макушке. Из-за плеча выглядывала рукоять двуручного меча. Когда он вступил в круг, по толпе невольно пронёсся вздох разочарования, послышались пренебрежительные выкрики – настолько хрупким и беззащитным казался сын Лафея перед огромным, как скала Бюллейстом, который сейчас скалил острые зубы, глядя на царевича с другой стороны круга.
Локи ослепительно улыбнулся собравшимся, отвесив шутовской поклон, прошёлся вдоль площадки, словно большой кот, мягко и вкрадчиво ступая босыми ногами, внимательно рассматривая противника и его вооружение. Громадный меч йотуна вызывал возгласы восторга окружающих и завистливые вздохи воинов. Его рукоять была богато украшена золотом и драгоценными камнями, изогнутое лезвие, покрытое сложной рунной вязью, заточено с лицевой стороны, а тыльная сторона утолщена – для повышения прочности. Вес такого оружия равномерно распределялся по всей длине. Однако, глядя на него, Локи скептически усмехнулся – таким мечом, в основном, можно было наносить лишь рубящие удары. В ближнем бою он был бесполезен. Сам принц предпочитал колющее оружие. Его клинок был обоюдоострым, более тяжёлым возле рукояти, что позволяло хорошо управлять им одной рукой и, подобно нападающей змее, наносить противнику быстрые и точные удары между сочленениями брони. Доспех Бюллейста был изготовлен из редчайшего «небесного» металла, который, время от времени находили в упавших метеоритах, посылаемых, как считали йотуны, ушедшими Предками, великими Титанами, и стоил, вероятно, баснословно дорого. Пластины кольчуги сплошь покрывали странные, совсем не асгардские руны, но Локи, уже научившийся неплохо разбираться в древних йотунских письменах, понял, что доспех заговорён так, чтобы его хозяин не чувствовал боли, усталости и страха и мог использовать максимум своих сил.
Наблюдения принца прервал зычный голос распорядителя хольмганга, перекрывший гул собравшейся толпы:
– Слушайте, жители Утгарда! Сын Повелителя Зимы, Локи Лафейсон вызван на поединок своим двоюродным братом, Бюллейстом Ульфхеднарсоном. Принц Локи принял этот вызов, дабы прекратить распрю за право наследования Ледяного Трона Утгарда. Поединок состоится сейчас и здесь, на соборной площади Утгарда. По решению вызванной стороны поединщики будут драться на мечах. Оружие, сломанное во время поединка, может быть заменено на новое. Выход за пределы турнирного круга приравнивается к поражению. Бой будет продолжаться до тех пор, пока один из участников не будет тяжело ранен или признает свое поражение. Если кто-то из поединщиков будет убит случайно или же намеренно, другой не понесёт наказания за причинённую смерть, ибо таково решение суда Предков. После начала поединка никто не может вмешаться в него под страхом смерти.
После этих слов над площадью повисла мёртвая тишина, и в этой тишине голос распорядителя прозвучал ещё более мощно:
– Бюллейст Ульфхеднарсон, ты подтверждаешь свой вызов Локи Лафейсону или желаешь взять его обратно?
– Да, я подтверждаю свой вызов! Нет, я не желаю взять его назад! – рыкнул йотун, прокручивая в ручищах меч.
И снова над площадью раздался голос:
— Локи, Лафейсон, ты подтверждаешь своё решение принять вызов Бюллейста Ульфхеднарсона? Ты не желаешь отклонить вызов в соответствии с нашими законами и обычаями?
– Да, я принимаю вызов, – спокойно произнёс принц. – Нет, я не желаю отклонить вызов.
Затем снова раздался голос распорядителя:
– Поскольку поединщики не желают примирения, схватка начнётся с первым ударом била!
Толпа на трибунах затихла в предвкушении невиданного зрелища. Старый йотун, служивший распорядителем на хольмганге, протянул руку, ухватился за било и, размахнувшись, ударил в колокол. Над площадью поплыл густой медный звук.
– Сражайтесь! – провозгласил старик. – И да помогут вам Духи Предков.
Отточенным движением Локи забросил руку за спину и вынул из заплечных ножен серебристое оружие. Клинок вышел из чехла с легким свистящим звуком, и в то же мгновение Бюллейст кинулся на принца, как безумный, чтобы смять его мощью своих ударов.
Мгновение, и великан, размахнувшись, нанёс противнику рубящий удар – сбоку, от плеча, с проворотом всего корпуса. У юноши не было ни времени, ни шанса, чтобы уклониться или парировать его. Зрители ахнули, а Ангрбода, едва сдержав крик ужаса, вскочила со своего места, чтобы увидеть, как тяжёлый меч хримтурса прошёл сквозь иллюзорную копию Локи, с хрустом вонзившись в песок.
Бюллейст едва удержался на ногах, не успев даже понять, почему его меч рассёк пустоту. А в следующий момент ощутил удар в спину и, услышав, как восторженно взвыли зрители, с бешенством понял, что Локи нанёс его плашмя, словно прихлопнул назойливого комара.
– Жульничаешь, асгардский недопёсок! – Развернувшись, прошипел Бюллейст, хищно оскалившись и презрительно сплёвывая принцу под ноги. – Небось, у вас в Асгарде не знают, что такое честная драка!
– Хочешь уравнять шансы – сними вот это, – спокойно ответил Локи и сделал неуловимое движение кистью с зажатым в ней клинком, молниеносно разрезая остриём кожаные шнурки, скрепляющие латные доспехи турса. Металлические пластины со звоном посыпались на площадку. – Негоже знаменитому воину сражаться в заговорённой броне против соперника, не имеющего защитного снаряжения.
Бюллейст издал злобный рык и резко дёрнул остатки своих великолепных доспехов, обнажая мускулистый торс, сплошь покрытый рубцами так, что было не разобрать, где родовые линии, а где боевые шрамы. Кольчуга полетела через всю арену прямо на трибуны, вслед за ней отправился и шлем с полумаской, что вызвало среди зрителей восторженный вой и драку.
– По правилам хольмганга, максимальное время без контакта – триста ударов сердца, – громко предупредил соперников распорядитель. – Или вам обоим будет засчитано поражение.
Сражение возобновилось. Бюллейст стал более осторожным: он вдруг понял, что противник ему попался далеко не простой, а воином хримтурс и вправду был отменным, поэтому постарался унять свою прыть и действовать по правилам мечевого боя.
Какое-то время противники прощупывали взаимную оборону. Пригнувшись по кошачьи, глядя друг другу в глаза, они ходили кругами, разделённые расстоянием вытянутой руки, уворачиваясь от точных выпадов, внимательно отслеживая движения друг друга. Бюллейст только наблюдал, как принц сражается.
Локи скользил по утоптанной площадке босыми ногами, мягко переступая по песку, и его длинный узкий меч, крепко сжимаемый цепкими ладонями, тонко посвистывал, отражая удары противника. Серебристая сталь молнией сверкала в его руках, перелетая то вправо, то влево.
Владение мечом в равной степени обеими руками – вот что изумило Лафея, который с замиранием сердца, неотрывно следил за поединком. Несмотря на страшное напряжение, Лафей невольно залюбовался сыном, отмечая чёткость и завершённость каждого движения – гибкий, подвижный, он был похож на воду: его тело словно переливалось из одной формы в другую.
Внезапно Бюллейст перешёл в атаку, бросившись на принца. Локи чуть не пропустил удар, успев уклониться в последнее мгновение, когда расплывчатая дуга из стали свистнула у него над головой, обдав волной ветерка и чуть не отрубив юноше ухо. Великан, издевательски осклабившись, закружился вокруг Локи, разя его со всех сторон, перемещаясь по площадке с немыслимой быстротой. Мечи слились в сплошные всполохи холодного металла. Бюллейст наступал неустанно, остервенело. Тяжеленный двуручник казался цельной, живой частью хозяина, и порхал в ручищах йотуна, словно пёрышко. Он был подобен глыбе льда, обрушивающейся на врага, снежной лавине, урагану, но принц превосходил его в скорости реакции, гибкости и гораздо меньших габаритах, что позволяло двигаться по арене так, будто он танцевал какой-то замысловатый танец. Это видели все собравшиеся, и великаны азартно орали, подбадривая поединщиков, и уже было непонятно, кого из соперников больше.
Бюллейст вновь атаковал, покрывая оружие ещё одним слоем льда, что делало его ещё тяжелее и смертоноснее. Локи нырнул вниз, уходя от атаки, в свою очередь выбросив вперёд руку с мечом. Острое жало клинка вжикнуло в непосредственной близости от шеи йотуна, и принц на мгновение перехватил взгляд совершенно бешеных, алых, полных ненависти глаз. Великан издал звериный рёв, поймал атакующую сталь мечом, попытался выбить оружие из рук противника, но Локи не позволил застать себя врасплох: отпрыгнул в сторону, эффектным разворотом ушёл от стремительно падающего наискось клинка, и, нырнув под убийственный удар, совершил кувырок, оказавшись позади Бюллейста.
Проворство принца заставило великана окончательно потерять голову. Взревев, как разъярённый бык, он безрассудно бросился в атаку с одним стремлением: загнать в угол и убить. Однако, к несчастью турса, это стремление было слишком сильным. Он хотел смерти наследника больше, чем это было нужно. Со звериным рыком йотун обрушил на противника дюжину ударов, не желая соблюдать установленную правилами очерёдность ударов, не желая соблюдать вообще никаких правил. Бюллейст рубил сверху тяжёлым мечом невероятно быстро и тут же отскакивал в сторону, чтобы не попасть под встречный выпад.
Локи успешно парировал удары, но каждый раз с трудом удерживался на ногах. Об ответном нападении он, казалось, просто забыл. Казалось, принц теряет силы. На его лице проступили следы неподдельной усталости. Один из выпадов Бюллейста достиг цели, оставив длинный кровоточащий порез поперек груди принца. Многочисленные сторонники турса яростно закричали, подзадоривая сражающихся. В адрес Локи полетели насмешки и оскорбления. Но в следующий момент ситуация резко изменилась, и крики стихли, как только зрителям стала понятна хитрость асгардца.
Дав двоюродному брату измотать себя, Локи внезапно перешёл в наступление. Его блестящий клинок мелькал с такой скоростью, что казалось, что у него не один, а два клинка. Бюллейст снова замахнулся сверху. Принц парировал удар снизу, упав на одно колено. Удар пришёлся в нижнюю часть меча йотуна. Гарда переломилась, и массивный клинок со свистом отлетел в сторону.
Великан быстро отскочил к краю арены и вытянул в сторону правую руку. Ему тут же вложили в ладонь новый клинок. Не задумываясь ни секунды, он метнул меч в противника, словно копье. Локи в последний момент прогнулся в пояснице назад, пропуская над собой летящую смерть, упал на колени и, проехавшись спиной по песку, как по льду, вновь оказался позади ошалевшего Бюллейста. Схватив меч двумя руками, не вставая, лёжа, он ударил великана плашмя по ногам сзади, из-за чего тому пришлось упасть на колени. В следующее мгновение Локи оттолкнулся спиной, мигом оказался на ногах и приставил острое, как бритва, лезвие к горлу противника.
– Дёрнешься – умрёшь, – услышал великан над головой несколько охрипший и до ужаса спокойный голос юноши.
Над площадью повисла тишина. Присутствующие словно онемели.
Локи поднял голову и посмотрел на отца. Он ждал его решения. Теперь только от Короля зависело, будет ли жить мятежный племянник.
Лафей смотрел на своего сына, опустошённый. Никакие слова не могли выразить то, что было сейчас у него на сердце, всегда закованном в стальные, промёрзшие тиски. Радость, гордость, ярость, невыразимое облегчение и любовь – всё сплелось в его груди в тесный клубок, мешающий вздохнуть. Локи преодолел самые смелые границы отцовских ожиданий, превзойдя то, на что рассчитывал сам Король, чего боялся и на что надеялся.
Дом Высокой Зимы, великолепный и жестокий, не раз проливал кровь своих родичей ради могущества и процветания. Глядя на залитое потом, напряжённое, искажённое тщетно скрываемой ненавистью лицо своего племянника, Лафей понимал, что оставлять в живых Бюллейста нельзя: он был угрозой его сыну. Король скормил бы волкам и собственных братьев, подари это ему столь желанное спокойствие за его жизнь. Но сейчас, глядя на обращённые к нему в напряжённом ожидании лица йотунов, он понимал, что балансирует на остром, тонком лезвии. Стоит измениться направлению ветра, и толпа обрушится на Локи. Пролитая кровь Первого Дома будет ничем в сравнении с их жестокостью.
Взяв себя в руки, Первый сын Зимы поднялся во весь свой огромный рост, спокойный и неподвижный, как заледеневший прилив, бесстрастно глядя сверху вниз на принцев, и в бесстрастности той он был подобен острым, ледяным вершинам заснеженных гор Утгарда. В красно-кальциевом взгляде Короля притаилось горькое понимание: чтобы стать большим, чем ты есть, нужно карабкаться вверх, отбросив страх падения, не думая о цене. Назло предстоящей расплате. Преодолевая страстное желание произнести слова «смерть побеждённому», Лафей обратился к собравшимся:
– Проигравшему поединок – смерть, – в голосе Короля звенели лёд и стужа. Толпа ахнула, поражённая такой жестокостью по отношению к кровному родственнику. – Но сегодня я проявлю милосердие к побеждённому. Сын мой, всё в твоей воле! – Лафей не боялся, что Локи примет неправильное решение, ибо в отличие от его коварного племянника он не был безрассудно рычащим зверем, не способным думать дальше клинка в собственной руке.
И Локи оправдал его надежды. Бросив меч в заплечные ножны, он громко, чтобы всем было слышно, обратился к Бюллейсту:
– Ты хороший боец! Но сегодня Предки были на моей стороне. Они дарят тебе жизнь. Встань, ты свободен!
Йотун, уже прощавшийся с жизнью, тяжело поднялся на ноги, неохотно поклонился сопернику и понуро поплёлся к своим товарищам, встретившим его радостными возгласами.
Лафей спустился с помоста и подойдя к одиноко стоящему на арене принцу, у всех на глазах сжал сына в объятиях. Локи обхватил отца подобно тому, как волна разбивается о камень.
– Ничего я не боюсь так сильно, как потерять тебя, – прошептал великан, прижимаясь щекой к влажным, растрепавшимся волосам принца, глубоко вдыхая их запах. – Ничего.
Нечто непереносимое заполнило его лёгкие.
Как немного нужно, чтобы тронуть сердце Короля Йотунхейма. Оказывается, совсем-совсем немного.
Глубокие голоса сотен йотунов сотрясли воздух, и гром победы заполнил всё вокруг. Локи опустил голову, собирая отвагу под сердцем. Мир вокруг казался новым и странным, будто он только что увидел его истинное лицо.
Следующая глава: http://proza.ru/2021/10/09/1752
ПОЯСНЕНИЯ АВТОРА:
* Альн – традиционная скандинавская единица расстояния, равная примерно 60 см.