Аудио версия рассказа: https://youtu.be/93jNtWVlipw
На Autor Today: https://author.today/reader/142864
На экране смартфона приложение, отвечающее за погоду, радостно сообщает, что за окном минус двадцать три, но ощущается как минус двадцать девять. Если подойти к окну и приподнять занавеску, то можно увидеть настоящее царство Снежной Королевы. Или владения Деда Мороза — кому как нравится.
Снег шел всю ночь, заметая улицы, превратив стоящие возле домов машины в сугробы. А сейчас он стих, застав жителей врасплох. В который раз… Опять люди оказались не готовы к сугробам в феврале, равно как и в январе и декабре. Оно и понятно — люди привыкли к бесснежным зимам, когда вместо снега на землю сыплются какие-то непонятные белесые кристаллы, напоминающие замерзшие выбросы с ближайшей ТЭЦ. А сегодня вместо тонкого слоя странных осадков наконец-то выпал настоящий снег. В свете уличных фонарей он сверкает, будто кто-то взял и рассыпал мешок с блестками. И хотя Новый год давно прошел, вид за окном навевал праздничное настроение. Какое-то далекое-далекое, родом из детства. Давно забытое и очень непривычное, потому что желание отмечать хоть какие-то праздники с возрастом постепенно отпало.
Поднявшиеся ни свет ни заря одинокие фигуры соседей пытаются откопать свои дорогие авто, но замерзшая снежная корка сильнее. Те счастливцы, кому все-таки удалось откопать своего железного друга, пытаются уехать, то и дело буксуя на одном месте. А если получилось вырваться из снежного капкана, отправляются по своим делам, шурша шинами по снегу. Они едут с черепашьей скоростью, поскольку неподалеку у гигантского сугроба, где когда-то была клумба, заглох грузовик коммунальщиков. Обступившая его бригада рабочих в утепленных спецовках устроила первый за это утро массовый перекур, несмотря на то, что уже который год в СМИ и за их пределами идут активные гонения на курильщиков, и надо бы отнестись к происходящему с осуждением. Но есть одно «но».
От нахлынувших мыслей Ольгу отвлек сработавший будильник в смартфоне — второй из трех, так, на всякий случай. Она поспешила его отключить, пока его трели не разбудили мирно спящую в кресле кошку — пушистого оккупанта, вероломно отобравшего и кресло, и плед.
Компьютер включен со вчерашнего вечера. На мониторе завис синий экран обновления Windows, и кажется, будто он поселился там навечно.
Зевая, Ольга направилась в ванную, чтобы умыться, а потом — на кухню.
На столе — электронная сигарета и полупустой флакончик с жидкостью. Возле раковины притаились микроволновая печь и капсульная кофеварка с чайником.
Доходы россиян который год падают, поэтому на завтрак Ольга может себе позволить пакетик быстрорастворимой каши и кофе из неоригинальной капсулы с «Алиэкспресса», которую еще предварительно надо наполнить и заклеить, порезавшись при этом об острый край фольги.
После завтрака Ольга наполняет миску кошки новой порцией корма, меняет воду, проверяет электроприборы — выключены ли — и идет собираться на нелюбимую работу.
Недолгие сборы, дверь, скрип замка.
Подъезд погряз в стабильности, зато более-менее чисто. На лестничной площадке тихо. Кто-то из соседей уже успел свалить — то ли из страны, то ли на дачу. Кто-то сидит на самоизоляции, опасаясь новомодной смертоносной заразы. И лишь Ольга как самый незаменимый сотрудник вынуждена ездить на работу, потому что «кто, если не она?». Хотя нищенская зарплата лаборанта в НИИ того явно не стоила. Но надо было как-то кормить кошку и себя. Плюс все та же стабильность, окутавшая жизнь Ольги непроглядной пеленой, где каждый новый день похож на предыдущий, а она — не понимающий, что происходит, Билл Мюррей из «Дня сурка». На худой конец, Энди МакДауэлл, так как она, во-первых, тоже женщина, а во-вторых, ее героиня тоже не понимает, что происходит, и даже более — не догадывается. Но гендерные предрассудки стерлись и размылись, и теперь она все больше напоминает старину Билла.
Лифт сломан, и до первого этажа приходится идти пешком.
В почтовом ящике пусто. Полковнику опять никто не пишет, так как все давно перешли на соцсети и «Телеграм». Даже квартплата платится через интернет удаленно, буквально двумя касаниями.
На улице морозно. Очень морозно и свежо, поэтому Ольга напоминает укутанного во все теплое пингвина.
Машина давно сломалась и покоится в одном из сугробов, который вряд ли стоит откапывать в одиночку. На остановку тоже не имеет смысла идти, так как нужный ей автобус в обычные дни ходит раз в полчаса минимум и умудряется порой заглохнуть посреди дороги. А сегодня он вряд ли придет вообще. Остается такси — шиковать так шиковать.
Приложение в телефоне после раздумий выдает стоимость поездки в тысячу с лишним рублей, что как минимум завышено в три раза. Да и высокий спрос на такси в вымершем, промерзшем насквозь районе очевиден как никогда, хотя есть и другие районы, не правда ли?
Десять минут ожидания машины за такие деньги — очень много. Даже несмотря на то, что это какой-то полудохлый «Эконом», который внезапно превратился в «Премиум», все равно неоправданно дорого и долго. Особенно для такого нищеброда, как Ольга. Но сегодня особенный день и можно позволить лишнего. Сегодня Ольга едет писать заявление «по собственному», наплевав на деньги и маячащую где-то вдалеке мизерную пенсию, которую к тому моменту, как Ольга до нее доживет, отменят.
Ощущение свободы уже охватило душу, но расслабляться было рано.
Морозный воздух пахнет подгоревшим сыром «косичка», от души залитым коптильной жидкостью. Куда в навигаторе ни ткни — одни промзоны, подпольно сжигающие тонны мусора. Плюс пара еле уцелевших в эру капитализма заводов и ТЭЦ. С таким соседством глупо надеяться дожить до пенсии вообще.
Опять снились руины и обломки домов, покрытые толстым слоем пепла. Еще снилась какая-то старуха и ее сумасшедшая сестра, спрятавшая сокровище в склепе на кладбище. А я, как дура, весь сон искала его. В итоге все эти несметные богатства оказались пустышкой. И, судя по ощущениям, это был никакой не сон — тело болит так, будто я реально скакала по заброшенному кладбищу, как байбак.
Четыре часа сна — это мало. Но для таких вот захватывающих блокбастеров — много. Бесплатный видеосалон у тебя в голове — это здорово. С другой стороны, главный актер во всех этих историях, что одна интереснее другой, — тоже ты. И это выматывает. Каждое утро такое чувство, что прошлый день закончился бутылкой виски безо всякой закуски, хотя я давно не пью ничего крепче чая по акции из ближайшего ТЦ. Зато каждую ночь бесплатный видеосеанс с сюжетами уровня «Зеленого слоника». Спасибо, что другие действующие лица не жрут напоказ всякой гадости. Но до этого дойдет. Обязательно дойдет, я чувствую.
В просторном такси тепло. Играет радио для самых маленьких и тупых — школьников. Ольга специально выставила это радио в настройках приложения, чтобы ехать до работы и ни о чем не думать. Но назойливые мысли продолжали лезть в голову, хотя и в значительно меньшем объеме, чем раньше.
Дорога пуста. Но в приложении такси по-прежнему высокий спрос и цена уже успела вырасти до двух тысяч, поэтому Ольге еще повезло так дешево прокатиться до работы. Три пачки кошачьего корма как-никак, а могло быть семь или восемь.
Таксист задумчив и угрюм. Да и пассажирке не очень хочется с кем-то разговаривать, она отдает предпочтение доносящемуся из колонок музыкальному мусору. Для поколения 90-х это «ужас, ужас». Тем не менее хочется оставаться в тренде, несмотря на возраст, который еще не так ощущается. Но уже начинает морально давить где-то в глубине души.
До работы такси доехало быстро. Снежные заносы оказались не таким страшным препятствием. Или это просто кажется? Потом ржавые неповоротливые ворота с замерзшим датчиком на калитке. Электронный пропуск срабатывает не сразу, но, как только дверь открыта, остается самая малость — добраться по гололеду до входа, так как весь снег был заботливо расчищен рабочими до самой что ни на есть ледяной корки, покрывавшей асфальт.
Путь, который обычно занимал пару минут обычным шагом, растянулся минут на пятнадцать. Шаги маленькие, а походка, дополняемая стилем одежды, все больше и больше напоминала пингвинью. Но добраться до входа было еще полбеды. Оставалось подняться по не менее скользким ступенькам и не упасть, ничего не сломав себе при этом.
Как говорится, экономика должна быть экономной. Вот и экономят на элементарном песке, не говоря уж об отравляющих все и вся реагентах.
На проходной тихо. Остается преодолеть турникет, вежливо поздоровавшись с охранником, засевшим в небольшой будке с окошком, и дальше — вперед к центральной лестнице.
На лифтах тоже экономят, поэтому они отключены всегда.
Вынужденный фитнес по лестнице до третьего этажа выводит в длинный коридор. У входа стоит огромный кулер с водой. Рядом же — еле работающий аппарат по выдаче кофе, чей купюроприемник всегда переполнен, а монеты автомат любил пожирать в огромных количествах без всякого кофе взамен.
Напротив стоял обесточенный аппарат с едой, но пробовать что-нибудь из него Ольга не стала бы, хоть он и не был заперт.
Где-то в конце лабиринта из коридоров располагался еще один автомат. На этот раз исправный, но в нем никогда не было еды. Однако поедать деньги автомат любил не меньше своего сломанного собрата, не брезгуя пластиковыми картами, и безо всякой отдачи.
До кабинета идти три-четыре минуты, преодолевая то один прямой длинный коридор, то второй, то третий, в конце которого и находится искомая дверь, также запертая на кодовый механический замок и дополнительно на ключ для большей безопасности, ибо безопасность — наше все.
В кабинете никого.
На полу возле переполненной урны лежит смятая коробка из-под пиццы. В душном помещении пахнет прокисшей едой и дешевым кетчупом. На столе бардак. Системный блок натужно гудит, а на мониторе горит синий экран с зависшим обновлением Windows.
В кабинете полутьма. Большое окно плотно скрыто за жалюзи, поэтому приходится довольствоваться слабым светом настольной лампы. В углу, возле двери, ведущей в техническое помещение, на небольшом столике притаились старая кофеварка, чайник и хорошо запрятанная микроволновая печь.
Банка с кофе пуста, поэтому вновь придется идти одалживать его в столовую или пользоваться общей кофеваркой, которую явно не промывали со времен распада Советского Союза. В пачке чая затерялся одинокий пакетик. В небольшом платяном шкафу помимо одежды спрятаны спальный мешок и пара десятков пакетов с лапшой быстрого приготовления . Чуть дальше вдоль стены расположился шкаф с разными склянками и химическими реагентами, на одной из стеклянных створок которого канцелярским скотчем прилеплен кусок маркерной доски. Наверху у самого края шкафа стоит оранжевого цвета радио, как минимум передававшее о смерти Брежнева. На самом деле оно должно работать круглосуточно, но из-за постоянного, мешающего работать бормотания звук был выкручен в ноль, а регулятор громкости для надежности залеплен все тем же канцелярским скотчем.
В шкафу со склянками бардак, хотя в прошлую смену я наводила там идеальный порядок. И, наверное, за это стоит поблагодарить своего коллегу — лаборанта на полставки — башкира по имени Юра, которого из-за излишней пафосности за глаза называли «Амурским Тигром». Потому что редкий.
Это рослый долговязый дядька с массивными усами в стиле Халка Хогана, всегда одетый только в черное а-ля поздняя версия Виктора Цоя и позиционирующий себя как квасной патриот-капээсэшник. Но, глядя на всю замызганную патриотическую полосатую ленту, привязанную к его рюкзаку, начинают закрадываться сомнения. А когда он припер на работу убитую гитару Трембита, возвращаясь с очередной попойки непризнанных бардов с репертуаром семидесятилетней давности, сомнения отпали окончательно.
Весь тот воскресный день, кстати, он провалялся на расстеленном спальном мешке, потому что «не справился», а я была вынуждена пожертвовать своим выходным и работать вместо него, чтобы этого идиота не выгнали ко всем чертям.
И сколько бы я ни говорила ему оставлять после себя идеальную чистоту и порядок, после каждой его смены приходилось делать генеральную уборку, потому что на уборщицах тоже экономили. Да и начальству он нравился, поэтому те предпочитали смотреть на недостатки своего подчиненного сквозь пальцы.
Меня же начальство недолюбливало, поэтому приходилось отдуваться за каждую пылинку не только здесь, но и на складах с химическими реактивами, которые приходилось время от времени посещать, а то мало ли что? Поэтому к концу каждого дня от всех этих хождений по коридорам да кабинетам на фитнес-браслете наматывалось более десяти тысяч шагов.
Сегодня же, вопреки обыкновению, не будет ни генеральных уборок, ни хождений по кабинетам — я увольняюсь окончательно и бесповоротно. И, чтобы окончательно сжечь мосты, накануне пришлось позвонить своей начальнице Валентине Павловне Ложкиной и закатить скандал, плавно переросший в истерику.
Конечно, по-своему Валентина была милым и замечательным человеком, но всю ее милость и замечательность портили менталитет прапорщика и полная неспособность думать своим умом. Хотя на ее должности это нормально. И если посмотреть куда-нибудь на ступень выше по иерархии, то там вообще настоящая банка с ядовитыми пауками, чья жизненная установка — выжить любой ценой в этом гадюшнике. А руководитель департамента — вообще перекормленная жаба, отдаленно напоминающая Джаббу Хатта из «Звездных войн». Но в целом у нас сплоченный женский коллектив с редкими вкраплениями мужчин. И то кого ни возьми — либо пафосный идиот, либо токсичная личность с непомерно раздутым чувством собственной важности.
Увы, времена поменялись к лучшему, и в наш оплот науки и технологий стали поступать деньги. И народ, отродясь таких денег не видевший, на глазах начал превращаться в клубок змей, занятых отвоеванием себе любимым места под солнцем. Пришло развитие, а вместе с ним было вытащено наружу все самое низменное и гадкое в людях.
Как утверждали старожилы, в девяностых было лучше. Раньше в НИИ, например, было много комнат, где вообще никто не работал, и за это даже умудрялись платить. С перебоями, конечно, но куда без этого? Время-то было «лихое». И о нем до сих пор напоминают далеко не новые столы и стулья в кабинете электриков и другого обслуживающего персонала, чаще чернорабочего. Как и монструозные металлические шкафы с архивными документами, что до сих пор до ужаса пугают молодых секретарш.
Но были и хорошие моменты. В некоторых кабинетах имелись настоящие компьютеры! И даже такая непозволительная роскошь, как Интернет. Правда, использовали электронно-вычислительные машины вместо печатных машинок. И почта была отнюдь не электронная, а скорее голубиная, так как криминалитет уже успел прорваться к власти, и телеграф был практически уничтожен по заветам революции. Поэтому НИИ в те времена славился не своими научными достижениями, а застольями и теплой, я бы сказала, «ламповой» домашней обстановкой и доброжелательностью.
Иногда, разбирая очередной архив в одном из подшефных мне кабинетов, из дряхлых пыльных папок вываливались фотографии с запечатленными на них попойками тех лет. Ничего необычного: толпа улыбающихся пенсионеров в компании одинокой потрепанной бабы с грустными глазами, а на столе — бутылка паленого армянского коньяка и две чекушки на огромную толпу. В общем, жили небогато, но очень весело.
Неожиданно раздался звонок.
На том конце провода заспанный голос электрика:
— Там это, в подвале сработала пожарная сигнализация. Мы с пожарным сходили, но ничего не нашли.
— И? При чем тут я?
— Как при чем? Вы же дежурный! Вы должны сходить и проверить.
— С чего это? Это моя зона ответственности? Вроде как нет, а значит, гори этот гадюшник синим пламенем. Будет моя зона ответственности — welcome!
— А вы что, новый приказ не читали?
— Нет.
— Плохо.
— А когда он вышел?
— Буквально вчера. Так что подвал теперь тоже ваш.
— Хорошо, я схожу, если так надо. Но я вообще-то сегодня увольняюсь и пойду туда исключительно ради вас.
— Увольняйтесь сколько хотите. Тем более что нас скоро тоже. Но вы должны подтвердить, что ничего нет.
— Ладно, ладно. Все мы в одной лодке. Схожу я в ваш подвал.
— Спасибо.
Короткие гудки.
Ольга не любила ходить в подвал. Начиная с первого рабочего дня, когда пришлось туда пойти в компании пафосного башкира на обзорную экскурсию. И то осмотрели они его не весь, а лишь частично, не дойдя даже до легендарного бомбоубежища. По одним слухам, сейчас вместо бомбоубежища там находится сауна, где руководство проводит наиболее важные переговоры с бухлом и проститутками. По другим — там находится обычная свалка с разнообразным хламом, который жалко выбросить, ибо казенное имущество и вообще.
Тяжело вздохнув, Ольга сбрасывает одежду прямо на кресло и, даже не переобувшись, выходит из кабинета, не забыв предварительно забрать увесистую связку ключей из нижнего ящика стола.
И снова поход из одного коридора в другой мимо конференц-зала в сторону противоположного крыла здания, навечно погрязшего в ремонте. Там, среди строительного мусора, рассыпанной побелки и банок с кондовой дурно пахнущей краской, которой обычно рабочие красят ограды у клумб, среди валяющихся труб, источающих едкий аромат промышленного пропиленгликоля, и разбросанных бухт с витой парой за одним из поворотов притаилась неприметная дверь, ведущая в подвал. Вернее, на его первый ярус, где расположились электрики и разнорабочие, чтобы лишний раз не мозолить глаза «белым воротничкам» и прочему офисному планктону, оккупировавшему весь первый этаж.
Потом блуждания по просторным коридорам, пропахшим сыростью и духом былых времен, по сравнению с которыми какой-нибудь Silent Hill покажется детской страшилкой. А госпиталь «Алкемилла» просто нервно курит в стороне по сравнению с советскими катакомбами, где страх и ужас, в отличие от компьютерных игр, были вполне реальными. Они буквально впитались в серые стены еще со времен постройки здания. Массивные железные двери, покрытые все той же серой краской, напоминают вход в тюремную камеру. Забитые досками с той стороны решетчатые окошки на уровне глаз выглядят жутко, как и мысли о том, куда может привести та или иная дверь. И что вообще там запрятано, вдали от людских глаз.
Затхлый запах библиотеки встречает на лестнице, ведущей еще ниже, на второй ярус подвала. На растрескавшейся темно-коричневой плитке разных оттенков валяются дохлые тараканы. То и дело взгляд цепляется за квадратные выбоины, где на раскрошенном цементе покоятся раздавленные окурки.
Под лестницей стоит современного вида ведро с шапкой-пепельницей. А сзади на стене висит знак «Курить запрещено». В пепельницу воткнуты покрывшиеся вековой пылью обугленные фильтры, а чернеющий проем для мусора подернулся паутиной.
За хлипкой белой дверью все такие же серые стены. Только от творящегося вокруг запустения выглядят они еще мрачнее и неприветливее.
Разломанные стулья и столы стоят вдоль одной из стен. Несгораемый сейф печально раззявил перекошенный рот, болтающийся на одной петле. Пара сломанных кулеров для воды без бочек, также покрытые вековым слоем пыли.
Тускло светят лампы, временами чуть помигивая. Воздух сперт и пахнет плесенью.
Кажется, что время повернулось вспять. Оно застыло вместе со стрелками на часах, висящих недалеко от входа. И такое чувство, что Советский Союз только начал распадаться, замирая где-то в шаге от новой эпохи. Она еле-еле виднеется сквозь помутневшую пластиковую крышку, закрывая циферблат, будто щитом.
Пожелтевшие книги свалены в кучу. Справочники секретаря первичной партийной организации валяются вперемешку с трудами Ленина и устаревшей технической литературой про ЭВМ.
Сами же ЭВМ валяются дальше. Разбитые и раскуроченные системники 386-х разбросаны по полу. Обломки материнских плат прикрывают разбитые экраны ЭЛТ-мониторов. А серийные номера, написанные нестираемой белой краской на треснутом пластике, напоминают даты жизни и смерти.
Даже вполне целые и невредимые банкоматы из девяностых тоже здесь. Промаркированные названиями давно несуществующих банков и набитые вышедшими из оборота деньгами, они стоят никому не нужные, как чемодан без ручки: вроде бы и хранить нет смысла, но и выбросить жалко.
Приоткрытая дверь, ведущая туалет». Зеркало, сломанный диспенсер без мыла, расколотая в самом центре монолитная раковина. Обшарпанная узкая кабинка из ДСП без двери, с пожелтевшим унитазом. В нем плещется чья-то давно забродившая моча с плавающими в ней окурками. На стенке прибит держатель с пустой втулкой от туалетной бумаги и пустой, давно просроченный освежитель воздуха.
Глядя на отражение в зеркале, хочется достать откуда-нибудь острый складной нож с ярко-салатовой рукояткой и острым лезвием. А потом перерезать себе горло, залив пол ярко-алой кровью, мучительно и тяжело агонизируя напоследок, перемазав себя с головы до ног еще теплой кровью. Но ведь кому-то придется все это убирать. И мне искренне жаль тех уборщиц, на которых и так изрядно экономят…
Назад в коридор — и путь продолжается дальше, в сторону машинного отделения. И дальше в очередной коридор, длинный, прямой и мрачный, как и все остальные.
Холодные липкие стены будто стекают на пол. Но это только кажется.
Откуда-то доносятся шипящие обрывки фраз, искаженные поврежденным динамиком. Они разносятся эхом по коридору, вселяя трепетный ужас.
Пол шатается от легкой качки, заставляя стены дрожать.
Уши заложило, а в голове поселился назойливый звон.
За еще одной массивной дверью находится заброшенная электрощитовая. И никаких пожарных сигнализаций. Только мертвый ядерный реактор.
Сапоги по щиколотку погружены в липкую желтоватую жижу, которая становится все глубже. И ближе к еще одной лестнице ноги уже по колено в этой загустевшей воде.
Еще один прямой, как линия, коридор.
Стены перемазаны чем-то бурым. Из-под серой краски наружу выпирает ржавчина, а над заколоченными с обратной стороны решетками нарисованы порядковые номера.
Трубы венами вылезают из стен. Еще немного, и они загудят, пульсируя. А из щелей повалит густой огненный пар, но это только кажется.
Пол затоплен. Заболоченная вода пахнет гнилью. Кривые решетки образуют проход в новый коридор — длинный и прямой.
Стены покрыты мхом. Кое-где из трещин торчат светящиеся Psilocybe cubensis, хорошо поддающиеся искусственному разведению и сохраняющие психоактивность в тепличных условиях. По мнению некоторых психиатров, эти вещества вызывают психомиметический синдром, сходный с проявлениями шизофрении. Первые симптомы появляются через 15-20 минут после…
Под подошвами чавкает зеленоватая жижа, покрывшая толстым слоем раздробленную плитку.
Мелькают тени, очертаниями напоминая давно умерших родственников и друзей. Вместо лиц натянуты вырезанные из старых черно-белых фотографий гримасы. И если присмотреться получше, то можно увидеть перекошенные непропорциональные тела, нарисованные углем чей-то дрожащей рукой.
На потолке мигают оранжевым светом проблесковые маячки. Вдалеке слышна сработавшая пожарная сигнализация. Из дренажной системы пожаротушения льется вода.
Ледяная корка покрыла остатки бетонных стен, а пол стал скользким, но надо идти вперед. Указатель с надписью «Бомбоубежище» вмерз в лед.
Вход в бомбоубежище представляет собой огромную черную дыру.
По полу разбросаны кости и обрывки истлевшей одежды.
Воздух свежий и морозный, но с каждым вдохом он сковывает легкие все сильнее. Вьюжит. Ветер воет, напоминая пожарную сигнализацию. Покрытые инеем цепи свисают, позвякивая.
Сугробы намело, а под ними угадываются силуэты скорчившихся в позе эмбриона трупов. А в центре убежища расположилось висящее на цепях тело, чем-то напоминающее пингвина, в котором несложно угадать саму себя, но сильно окоченевшую. И немного мертвую.
Я продолжаю свой путь, все дальше и дальше уходя в глубь бомбоубежища. И чем дольше я иду, тем более нестерпимым становится холод. Сугробы по размеру напоминают автомобили. Метет вьюга. А из земли исполинами вырастают обломки зданий одной из внезапно исчезнувших цивилизаций.
Зима становится все злее и дышать становится совсем невозможно. Зачем я туда иду? Для чего? Чтобы доказать, что я лучший на свете работник и не надо меня увольнять? Хотя я же сама решила уволиться. И мне должно было быть все равно, что с этим научно-исследовательским институтом произойдет. Зачем? И почему? Или за годы работы я все-таки научилась подавать правильные рефлексы? Не знаю…
Город вымер. В прямом смысле вымер. Ни одной живой души в округе, только развалины и вьюга.
Идти сил нет, поэтому я ползу на четвереньках вперед, не видя цели. Губы примерзли друг к другу, а глаза превратились в блестящие кристаллики льда. Из носа капает кровь, кристаллизуясь на лету. Рот тоже наполнен кровью, густой и вязкой, чуть кисловатой, напоминающей чем-то вишневое мороженое.
И вот я уже просто лежу, превращаясь в сугроб. В голове ни одной мысли, а мир вокруг постепенно превращается в истлевшую фотографию, что уже начала рассыпаться на пиксели и сгорать в иллюзорном огне из снежинок. Сознание спутанное. Непонятно, какой сегодня день и год. И вообще, что я здесь делаю? И делаю ли вообще? Существую ли? Мыслю ли? Превращаясь в одну квадратную точку битого пикселя…
Звонит будильник, вгрызаясь в остатки мозгов. Прямоугольный экран смартфона слепит глаза. На его экране приложение, отвечающее за погоду, радостно сообщает, что за окном минус двадцать три, но ощущается как минус двадцать девять. Если подойти к окну и приподнять занавеску, то можно увидеть настоящее царство Снежной Королевы. Или владения Деда Мороза — кому как нравится.
На календаре воскресенье, а значит, моя смена завтра. А понедельник — день тяжелый, в отличие от воскресенья, когда тебя никто не беспокоит. И начальство видит десятый сон в мягкой постели, не доставая тебя дурацкими вопросами и придирками. Не звонит каждые пять минут телефон с глупыми, порой ставящими в тупик вопросами. И химические элементы лежат мирно на полках за стеклянными створками. Никакой работы с документами. Только Ютуб и нехитрые компьютерные игры про приключения киски Мэй, что бросила колледж и приехала обратно в умирающий город к родителям.
Хочется уволиться. И я обязательно напишу заявление «по собственному желанию», попутно разругавшись со всем дружным женским коллективом. Вычеркну из записной книжки всех друзей. А потом и из жизни. Запрусь дома, залезу под стол и буду рыдать, пугая своим зареванным видом кошку. Но это будет завтра. А пока выходной день, и им нужно как следует насладиться.
Каждый новый день похож на предыдущий, а я — не понимающий, что происходит, Билл Мюррей из «Дня сурка». На худой конец, Энди МакДауэлл, так как она, во-первых, как и я, женщина, а во-вторых, ее героиня тоже ничего не понимает и даже более того — не догадывается, что происходит. Но гендерные предрассудки стерлись и размылись, и теперь я все больше напоминаю старину Билла.
И надо чем-то кормить кошку. И себя.
На кресле, свернувшись клубочком, спит пушистый оккупант, вероломно его отобравший. А на посиневшем экране монитора зависло обновление Windows.
Второй сигнал будильника вот-вот сработает, и надо его отключить как можно быстрее, как и запланированный третий. Пока они не разбудили пушистого демона, который обязательно начнет просить есть, даже если у него миска полна. А так хочется еще немного понежиться в постели. Все-таки сегодня воскресенье и идти никуда не надо. Да и не хочется. Даже в магазин за продуктами, потому что их можно заказать через приложение в смартфоне.
Окно зашторено, но, судя по всплывшим на экране смартфона новостям, город превратился в царство Снежной Королевы. Всю ночь шел снег, и теперь автовладельцы будут весь день откапывать своих заснеженных коней. Лишь моего коня давно не надо откапывать. Он почил, как какая-то перекормленная лошадь, продолжая грустно ржаветь под покровом толстой снежной корки. И ему больше ничего не надо, как и мне. Даже нищенская зарплата лаборанта больше не радует. Как и все на свете. Но я верю, что это пройдет. Нужно только еще немного потерпеть. Завтра я обязательно уволюсь. Завтра…
Мне сегодня опять снились руины…
Бесплатный видеосалон у тебя в голове — это здорово. С другой стороны, главный актер во всех этих историях, что одна интереснее другой, — тоже ты. И это выматывает. Каждое утро такое чувство, что прошлый день закончился бутылкой виски безо всякой закуски, хотя я давно не пью ничего крепче чая по акции из ближайшего ТЦ. Зато каждую ночь бесплатный видеосеанс с сюжетами уровня «Зеленого слоника». Спасибо, что другие действующие лица не жрут напоказ всякой гадости. Но до этого дойдет. Обязательно дойдет. Я чувствую…