Ее золотые веснушки светились. в темноте.
------------------------------------------------------
- Слушай, - сказала Танька, - тут моя подруга нашлась. Сама позвонила, кто-то из наших в Минске ей телефон дал. Можно я ее приглашу к нам. Она тебе понравится, такая рыжая. Ее фамилия Лифшиц. Мы с ней на параллельных учились. Офигенно талантливая.
Ритка Лифшиц выглядела провокационно. Кожаные штаны в облипку на круглой и кожаная куртка с металлическими бляшками и колючками, тяжелые армейские ботинки на толстой подошве. Подстрижена Ритка была под двоечку, волосы выкрашены ярко оранжевым, как у вора, который попался на химловушке. О том, что Лифшиц рыжая, можно было догадаться только по нежным красивым рукам со множеством веснушек. Звездная карта вселенной.
- Ну, какая стала! – воскликнула Танька, - настоящая бандитка. Ты, наверное на мотоцикле приехала?
- Нет, на сабвее. Еще не на тот села, заехала куда-то в черный район. А чего вы так далеко живете? В Бруклине.
Она скорчила рожу.
- А от чего далеко. Где нужно жить? – спросил я. – Мы живем в хорошем итальянском районе. Здесь все белые. Много русских.
- Жить нужно в Манхеттене, - сказала Лифшиц с интонациями женщины комиссара из Оптимистической трагедии.
- Да какая разница. Главное – комфорт, экология независимость, - возражал я вяло.
- А это ваше все? – мотнула головой Ритка, определяя пространство жилплощади.
- Да, мое.
- Выплаченное?
- На девяносто процентов.
- Ну, на девяносто процентов, считай свое. Тем более нужно при таких бабках жить в Манхеттене. Танька говорила, что ты тоже Минска?
- Да.
- Так вот, чтобы тебе было понятно - Минск – это Манхеттен, а Бруклин – это Молодечно.
Только сейчас я заметил у нее во рту брекетс на всей верхней челюсти. Поймав , мой взгляд, который задержался на ее зубах чуть больше, чем это было прилично, она сказала:
-Я уже давно свои зубы выровняла. А железки эти для образа.
- Классный образ, - сказала восторженно Танька. - Я тоже хочу жить в Манхеттене.
- Иначе нельзя, мы - богема, художники нью-йоркские художники.
- Выпить хочешь. У меня тут бутылка метаксы есть. Кроме меня ее никто не пьет. Я помню, ты тоже любила метаксу, - сказала счастливая, что нашла такую интересную подругу, сказала Танька.
- Я больше не пью, - сказала Ритка.
- А как же ты? - спросила Танька сочувственно.
- Я расширяю сознание марихуаной.
- Так что, с тобой уже за компанию и не выпьешь, - сказала Танька и в голосе ее послышались слезы.
- А ладно, давай выпьем метаксы, - сказала Ритка.
Я понял, что девушек нужно оставить одних, ушел в другую комнату и стал подслушивать.
- У тебя с ним серьезно? – спросила у Таньки Ритка.
- Да. Мы любим друг друга, уже два года вместе.
- Почему же он тогда не женится на тебе.
- Он не может. Ему нужно развестись со старой женой. Это целая судебная процедура на полгода, а иногда на год. У него сейчас бизнес на подъеме. На суд нет времени.
- Это он тебе рассказал?
- Ну, да.
- Ты не будь дурой, роди ему ребенка, а то двух. Как у него с этим делом? – спросила Ритка.
Я бы отдал миллион за то, чтобы узнать, каким она это сопроводила жестом.
- Нормально. Не хуже чем у других. Даже луче, чем у многих.
Они засмеялись.
- Да что мы все про меня и про меня. А у тебя как? - спросила Танька. Есть кто-нибудь?
- Есть один американец, тоже художник.
- А как у него с этим делом?
В этот раз что-то сделала Танька, от чего они захохотали, а потом Лифшиц сказала:
- Да он вообще не по этим делам.
- В смысле, что ты имеешь ввиду? - спросила Танька.
- Он женщинами не интересуется.
- Так нафига он тебе? – спросила Танька.
- Дурная ты, тебе только это. Они хорошие друзья. Я от него знаешь какой разговорный английский взяла.
Пришел пес, ткнулся мне в руки мордой и я понял, что время гулять.
Около часа мы бродили на по пляжу. Я бросал собаке палку в воду, так чтобы ему не нужно было брать ее короткой мокрой мордой из песка, но так чтобы не далеко от берега, французы не любят плавать. Потом мы прошлись по собачьим местам и минут двадцать поиграли на траве с забытой кем-то детской резиновой игрушкой с пищалкой внутри. Пес от этого жалобного писка пришел вдруг в ярость и принялся терзать игрушку, пока не порвал.
Когда я вернулся домой, увидел девушек пьяными, а бутылку метаксы пустой. Танька смотрела русское телевидение, а Ритка сидела и плакала.
- У нее недавно мама умерла, - объяснила Танька.
- Послушайте ребята, я страшно голодная, - перестав вдруг плакать, сказала Ритка.
Танька уже два месяца жила в Америке, обошла все окресные продуктовые магазины – еврейские, итальянские, русские, зашла в китайский район. Ей нравилось готовить всякую экзотическую пищу, но еще больше нравилась есть. Она немножко растолстела и стала еще красивее.
- У меня есть шримпы, - сказала Танька пьяным голосом, не мороженные, свежие. Могу сварить их со специальной травой для вкуса. Есть сыров разных названий десять. Мы любим сыры. У меня икра есть красная, могу сделать авокадо с икрой. Разрезаешь авокадо пополам, достаешь косточку и в это углубление кладешь доверху икры. Есть нужно чайной ложкой, как мороженое.
Какой-то в этих словах был их внутренний код, потому что девушки вдруг стали хохотать, и я невольно засмеялся вместе с ними.
- У тебя мама умерла? – спросил я сочувственно у Ритки. Мои соболезнования.
- Да не умерла, умирает, - сразу же оборвала смех Ритка. – Нужно с ней сидеть. А я не могу с ней сидеть в этой квартире на Фар-Роковей. Там в билдингах вместе с русскими стариками черные живут. Старики боятся вечером на улицу выходить. У меня сейчас выставка должна быть и один галерист стал брать мои работы на комиссию. Блин. Там вся моя тусовка, я уже свободно с ними разговариваю и понимаю, что они говорят. Они классные. А мама в памперсах лежит, нужно менять и ее кормить и ночью давать лекарства. Я ищу женщину, который бы с ней сидела. Готова платить двести долларов в неделю. Помогите мне найти такого человека.
Я сказал, что такая работа стоит дороже , вряд ли она отыщет кого-нибудь на эти деньги.
Ритка сказала:
- Но у меня больше нет.- И опять заплакала.
- Ну, что, - спросил я у Таньки, которая по пьяному делу была уже готова заплакать вместе с Риткой, - поможешь своей подруге, подежуришь за двести долларов в неделю?
Двести долларов за раз Танька могла уже запросто потратить за один поход в магазин. Она посмотрела на меня испуганно и сказала:
- Но мы же не можем. Должны ехать в Бостон на день рождения. Нас пригласили.
- Значит пусть будет, как будет, - сказала Ритка, глядя рассеяно в телевизор, где беззвучно танцевали мальчики Барри Алибасова.
- Пи...сы все, - сказала она.
- Откуда ты знаешь? – спросила Танька.
- По движениям видно. Я их хорошо знаю, в одной квартире с ними живу. В большинстве они нормальные, но есть такие...
Она опять скорчила рожу и стала похожа на пожилую брезгливую еврейку на базаре.
Я не выдержал, рассмеялся.
- А чего ты смеешься?
- Извини, это мое чувство юмора, - сказал я. - Я смешливый, если бы не моя смешливость, я бы давно уже сам стал гомосексуалистом.
- А мы нормальные, - сказала сладко потягиваясь Танька. Нас это не волнует. Я даже в зад никому не даю. Правда милый, поцелуй меня.
- Я бы у вас осталась ночевать, - сказала Ритка. - Не хочется мне вечером через весь ваш Бруклин на сабвее пилить.
- Ой, правда , оставайся у нас ночевать! – обрадовалась Танька. – Будем всю ночь разговаривать, как в общаге.
- Только куда вы меня положите? Места у вас много, а кровать одна, - сказала Ритка.
- С нами ляжешь, - сказала Танька.
- А ты не боишься. Твоему мужику только на другой бок нужно будет перевернуться.
- Тогда давай вальтами. Я с ним лягу в одну сторону, а ты в другую.
- Камасутра, мне так даже больше нравится, - сказала Ритка.
Танька из последних сил выдала Ритке полотенце и сказала:
- У меня пока никаких своих шмоток нет. Я все его ношу. У нас размеры одинаковые. Дать тебе его шорты и майку?
- Нельзя, - сказала Ритка, - надевать шмотки, если их носил мужчина. Это к несчастной любви.
Когда Ритка ушла в ванную, Танька в одежде рухнула в постель и сказала, заплетающимся языком:
- Ой, я так устала, можно я не буду мыться. Я сегодня уже два раза мылась и купалась в бассейне.
Я помог ей раздеться и, уже засыпая, она сказала:
- Я тоже хочу брекетс.
Я выключил свет. Из ванной комнаты вышла Ритка Лифшиц. Она была совершенно голая.
- У тебя правда мама умерла? – спросил я.
- Да, сказала Ритка, - десять лет назад. Я как раз школу заканчивала.
- Я так и думал, что ты притворяешься и врешь. Почему ты это делаешь? – спросил я.
- Не знаю, - сказала Ритка. Ее золотые веснушки светились в темноте.