Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 1-8

Владимир Жестков
                Часть первая

                Глава восьмая. 6 ноября 1973 года (продолжение)

     Вышел я из дома с двумя чемоданами и понял, что так до метро я долго добираться буду. Один чемодан даже чемоданом назвать было сложно, так чемоданчик малюсенький, почти невесомый. Зато другой был нормальным, который руку успевал оттянуть, пока ноги десяток шагов делали. К счастью автобус, на котором я зарекался ездить, вдали появился, ну тут я поднапрягся и к остановке вместе с ним подтянуться успел. Залез вовнутрь, никак отдышаться не мог, а автобус уже к метро подрулил. Добрался я до подземного поезда, пересадку с Белорусской-радиальной на кольцевую линию совершил, нормально вроде всё было, а вот по Киевскому вокзалу к поезду нашему, да ещё к восьмому вагону перебежками добирался. Что у меня в том чемодане лежало, одному нечистому, наверное, было известно. "Кирпичей, что ли туда моя благоверная напихала?" - промелькнуло в голове, но эту мысль я сразу отбросил, ведь сам вместе с ней чемодан укладывал. Хорошо я задолго до подхода основных сил нашей группы на вокзал прибыл, а то неудобно было бы, слабосильным меня могли посчитать.

     Поезд уже у перрона стоял, а вот пассажиры только-только к нему подтягиваться начали. Надежда бодренькая и весёлая стояла около вагона. С удовольствием посмотрела, как я свой чемодан к вагону подволок, и, узнав мою фамилию, объявила, что еду я в четвёртом купе на верхнем шестнадцатом месте и, что один из моих попутчиков только, что на свое место проследовал. Поднялся я в вагон, а на меня прямо горячим воздухом дохнуло. В купе настоящая удушающая жара была, я даже удивился, как там вообще находиться можно и, как мы при этом ехать в такой атмосфере сможем. На нижней полке с правой стороны сидел очень благообразного типа гражданин: седовласый, немолодой значит, безусый, безбородый, обычный такой. Представился: Виталий Петрович, фамилию называть не стал, ну и я сказал, что зовут меня Ваня, познакомились вроде бы. Я чемоданы под нижнюю полку определил, да напротив него присел, оглядываясь. Вагон в хорошем состоянии оказался, чистый, к длительному переезду располагающий, но жара… Только я на улицу выйти намерился, как в коридоре шум послышался и громкие голоса, вроде знакомые, подумал я. Действительно в купе вначале заглянул, а затем и вошёл Вадим, из ВиВов который. Следом за ним молодая, высокая, чуть ли не одного роста с Вадимом, весьма симпатичная дама проследовала, которая его женой оказалась. Блондинка коротко стриженная, интересно натуральная или крашенная, худощавая, стройная. "Не смог он от неё отбояриться, - подумал я. - Решила, наверное, на месте разобраться, с кем это её горячо любимый муженёк в одном купе сутки находиться безвылазно будет".  А дама двух мужчин увидела, успокоилась, шутить тут же начала, что, если и четвертый постоялец тоже мужчиной окажется, то можно будет всех святых выносить из-за храпа. 

     Вадим рассердился не на шутку:

     - Света, ты, что это такое говоришь? Люди могут подумать, что я храплю невыносимо.

     - Да, нет. Это я так, к слову пришлось.

     - К какому слову? – начал заводиться Вадим.

     Не знаю, как далеко бы зашла их перепалка, но тут в купе заглянул Виктор:

     - Привет! Правильно я угадал, здесь вы. Только в вагон зашёл, слышу, ты где-то тут поблизости разоряешься. Что опять не поделили?

    - Да всё у нас нормально, - быстро, быстро заговорила Светлана, - не знаю, почему он опять к моим словам придираться начал.

    В купе из-под приподнятой в знак приветствия руки Виктора, ещё одна женская головка заглянула:

      - Всем привет! Светик, солнышко, сколько лет, давненько с тобой не виделись. Ты всё такая же очаровашка. Пойдём на перрон, покурим, пока наши мужики свои вещи будут убирать, да постели раскладывать.

      Виктор посторонился, и протянутая женская рука буквально вытянула Светлану из купе.

      - Не знаю, чем всё это закончится, - пробормотал Вадим, укладывая свой темно коричневый, изготовленный из мягкой кожи, новенький чемодан под сидение.

     Виктор продолжал стоять в дверях, в выражении его лица отчетливо читалось сожаление, но при этом мне показалось, что в его глазах промелькнуло, то ли удовлетворение, то ли скрытая радость. "Непростые у этой четвёрки, однако, отношения, - подумалось мне, - хотя, дела мне до них совсем нет".

     Виталий Петрович, чтобы никому не мешать, вышел в коридор, а я начал заправлять свою постель. Быстренько с этим разобрался и отправился на перрон, надо перед сном накуриться, чтобы ночью не вставать, да заодно прохладой насладиться. Три раза я быстро, быстро затянулся и, почувствовав удовлетворение, начал рассматривать тоненькую струйку дыма, поднимающуюся от сигареты, а затем перевёл взгляд на тлеющий её кончик, пытаясь уловить мерцающий внутри неё огонь. "Что-то многовато я стал курить, - вновь затянувшись, подумал я, - уже и утро начинаю с сигареты. Не дело это, попробую в поездке себя ограничить". Понимал, конечно, что это просто благие намерения, но так приятно помечтать, что смогу сдержать себя и хоть ненамного, но сократить количество выкуриваемых сигарет, что даже улыбнулся про себя. 

      Я бросил взгляд на часы, до отправления поезда оставалось ещё чуть более пятнадцати минут. На улице, несмотря на позднее время, было очень тепло, из вагона я выскочил в одной тенниске, но только несколько секунд ощущал желанную прохладу, а затем это приятное ощущение куда-то испарилось. Возвращаться в купе особого желания не было, и я начал оглядываться вокруг. Вдоль состава в обе стороны тоненькими ручейками перемещались люди. В сторону локомотива шли быстрым шагом пассажиры с вещами в руках. Вот и Дима у нашего вагона остановился. Один пришёл без провожатых. С Надеждой коротко переговорил, наверное, она ему объяснила в каком он купе, да на каком месте ехать должен, он в вагон и поднялся. Буквально следом за ним Наталья появилась. Её сразу двое провожали, люди пожилые, мужчина и женщина. "Родители, скорее всего", подумалось мне. Мужчина тащил большой чемодан, тяжёленький, судя по тому, как он его в вагон втаскивал. Вот и эта троица в недрах вагона скрылась, а народ всё подходил и подходил. Навстречу им, уже не спеша, возвращались провожающие, не ставшие дожидаться отправления поезда. "Удивительно даже, подумал я, - ведь завтра праздничный день, поэтому спи не хочу, а люди домой спешат. А вот у меня начинается отпуск. Целых тридцать дней мы будем плавать по морям-океанам, смотреть то направо, то налево, как нам гиды прикажут. Любоваться будем на заморские красоты. Интересно, когда я вот так совсем безмятежно последний раз был в отпуске? Посчитаем. Итак, впервые это произошло, когда мы с Надеждой поженились, да отправились в свадебное, так это мои родители назвали, путешествие в Молдавию, к маминому двоюродному брату в гости. В Тирасполе, что на берегах речки Днестр находится, дядя Женя жил, но мы откуда буквально на следующий день сбежали в Одессу. Причина для нашего бегства была очень даже уважительной, но это совсем другая история. В Одессе нам удалось оторваться по полной. До сих пор приятно вспомнить. Затем в сентябре следующего года мы в Крыму в Коктебеле пару недель провели. Там тоже здоровски погуляли, специфически, конечно, поскольку Надя уже беременной была и весной Михаила родила, но всё равно на славу отдохнули. Вот и всё. С отпусками пришлось завязать. Ой, да, что это со мной. Совсем запамятовал, я ведь потом в Финляндию на девять дней скатал, а ещё через год по Югославии две недели ездил, всю страну почти посмотрел, в столицах всех союзных республик у них побывал, да к тому же пару дней на Адриатике в Будве на песочке прибрежном провёл. Ну, две последние были поездки с комсомольским активом. Поэтому отдых с пьянками перемежался, но всё равно какой-никакой, но это отдых был, а уж впечатлений я столько наполучал, что надолго хватило, в отличие от Надежды, вот та действительно спину не разгибает, так, что мне грех жаловаться. Практически каждый год я хоть на сколько-то, но от дел домашних с рабочими отвлекаюсь. Правда, вот так, жить целый месяц на корабле, рассекая воды Средиземного моря и совмещая это с осмотром всемирных достопримечательностей, мне ещё не доводилось".

     Разговор, какой-то, до ушей моих донёсшийся, отвлёк меня от приятных воспоминаний. Неподалеку виднелись две женские фигуры. Светлану я сумел распознать, а вот стоящую рядом с ней миниатюрную девушку увидел впервые. Она была настолько небольшого росточка, что едва доставала своей собеседнице до плеча, поэтому и говорила, глядя на неё снизу-вверх. Распущенные иссини чёрные волосы, "как воронье крыло", - вспомнилось мне любимое мамино выражение про цвет её собственных волос, спускались почти до поясницы. Черты лица были тоже мелкие, но удивительно приятные.  Наверное, это была владелица той руки, которая уволокла Вадимову супругу в коридор. Когда я вышел из вагона я их не видел, по-видимому, они подошли только что, продолжая начатый разговор. Увлечённые им, они никого вокруг не замечали, вот и на меня не обратили ни малейшего внимания. "Стоит тут какой-то, сигарету в руках крутящий, а и пусть стоит, он нам не мешает", - так, наверное, они думали, если вообще им эта мысль в голову прийти могла. О том, что я сосед по купе их мужей, они и подумать не могли, видели то меня мельком, да и то при другом освещении, да в другом окружении. Девушки ни капельки не стеснялись использовать нецензурную лексику, поэтому я излагаю их беседу, заменяя матерные выражения литературными синонимами.

     - Светка, милая, ну, что ты всё время его дразнишь, над ним подтруниваешь? Видишь ведь, что он злится. Зачем тебе это нужно?

     - Ника, дорогая. Скажу тебе прямо. Надоел он мне, хуже горькой редьки.
Поверь, это так. Иногда хочется послать всё к чёртовой матери и уйти, куда глаза глядят.
    - И куда это ты, Светочка, пойдёшь интересно? В ансамбль тебя больше не возьмут, там на нашем месте молодые красотки богатеньких пленяют. А, понимаю! Ещё панель имеется. Хочешь снова там оказаться.

     - Ника, ты, что сбрендила? Когда это я на панели была?

     - Ах, простите. Конечно, конечно. Ты просто по рукам тогда ходила, и тебя, или дарили, или за долги отдавали, или просто так с друзьями делились. Хорошо Вадим всё это не видел. Его Виктор, который начал за мной ухлёстывать, на наше выступление притащил, вот он там на тебя и запал. Он с тобой познакомился, как с невинной молодой, слегка глуповатой девушкой, эту роль ты тогда великолепно сыграла. Знал бы твою подноготную, вряд ли ты бы сейчас тут стояла. Ну, а теперь голубушка, если не перестанешь глупостями заниматься, тебе останется одна прямая дорога на эту самую панель.

     - Да понимаю я всё сама, не хуже тебя, но не могу больше так. Он живёт своей бурной жизнью. Вот и опять в круиз этот плывёт, а меня посадил дома – сиди и не рыпайся. Ты говоришь: у тебя всё есть, смотри квартира какая, все подруги от зависти чуть не помирают, и денег сколько хочешь, а уж о нарядах я вообще молчу. Так это, не отрицаю, но в квартире этой я с детьми одна целые дни, клетка это золотая, а не дом. Деньги? Действительно, сколько попрошу, столько и получаю, только взамен отчёт требуется, о каждой потраченной копейке следует доложить, куда, да зачем. Наряды? Да на хрен они, эти самые наряды мне нужны, если я из дома почти не выхожу. Вот в круизе этом я бы оторвалась… Так нет, он плывёт, а я опять дома одна остаюсь, а он там молодых щупать будет.

     - Свет, ты меня удивляешь, право слово. Да пусть они там хоть весь корабль перещупают, как в народе говорят – не измылятся, лишь бы заразу какую домой потом не приволокли. Они же шёлковыми вернутся, вину свою ощущая. Это же самое то, что нам нужно - чтобы мужик себя виноватым чувствовал, да в душе себя за это корил. Вот ты говоришь, что он плывёт, а тебя с собой не взял. Да, знаешь ли ты, во что им этот круиз обошёлся? Мне мой на ушко шепнул, я аж ахнула. Такие деньжищи. Да и потом, пусть они там себе развлекаются, а мы здесь без их жёсткого контроля почти месяц сами отрываться будем. Так что успокойся, мы тоже отдохнём, я тут такое придумала, - Ника встала на цыпочки, но всё равно не дотянулась до уха подруги, поэтому обхватила руками её шею и силой наклонила к себе, а затем, что-то прошептала ей на ухо. Что-то, по-видимому, такое, что даже здесь, в этом шуме и гомоне вокзальном, остереглась вслух произносить.

     Светлана вначале помолчала секунду, а затем захохотала в голос:


     - Ну, ты даешь, Ника. Надо же такое придумать.

     В этот момент и мужья их на перроне появились. Сигареты достали и к жёнам своим направились. Я решил, что нечего мне дальше вид делать безучастный, вот потихоньку и начал в сторону двигаться, как бы ноги разминая, да так и переместился на десяток метров, потому и не знаю, чем там дело закончилось. "Вот ведь со стороны посмотреть там всё благопристойно, а оказывается, если чуть глубже копнуть, там такое творится, - подумал я, - хотя не моё это дело и мне от того какие там страсти кипят не холодно и не жарко".

     Народ по перрону всё также туда-сюда передвигался, но только теперь больше на выход направляясь, а к поезду уже совсем единицы спешили – посадка заканчивалась, об этом и радио привокзальное громко так чётко, даже непривычно насколько чётко, известило, мол, поторапливайтесь господа хорошие, всего пять минут вам на раздумья осталось, пора и честь знать.

     Все в вагон залезать стали, ну и я к лесенке, туда ведущей, направился. А там опять жара с духотой меня донимать принялись. В коридоре все окна открыты, там хоть как, но дышать можно было, а вот в купе… Я к окну, а оно заклеено напрочь, да надпись такая имеется: "Окно не открывать, запечатано на зиму". Мне сразу грустно стало, вот я и надумал забраться на свою верхотуру, может там попрохладней будет. Зря надеялся, там ещё жарче оказалось. Но, снова вниз спускаться не захотелось, и решил я заснуть поскорее, во сне ведь всё по-другому, нежели на яву, может и жара там не так ощущаться будет. Глаза закрыл и заснул сразу же, как на заказ.

                Продолжение следует