Цветочки

Юлия Долматович
"Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них" (Матф. 6:28-29).

Ох уж эти подростки! Жизнь их в наше непонятное предапокалиптическое время неоднозначна и тревожна, особенно для взрослых. Речь даже не о соблазнах на каждом шагу и спонтанных поступках, которые могут испортить жизнь в будущем. Я не об этой проблеме.

Сегодня я расскажу историю, связанную с жизнью молодой девушки, которая твердо решила стать «кем-то» в этой жизни. Достичь высот творческих, профессиональных, и «оставить след на этой земле»… - да-да, именно так звучала задача, которую Лена ставила перед собой, начиная лет с 14, когда поняла, что ее тянет к себе прекрасное, литературное и художественное творчество, которому она и решила посвятить свою жизнь.

Мама Лены понимала, что избрание дочерью творческого пути – это на первый взгляд прекрасная, но очень опасная затея. Путь творца – это как путь альпиниста, штурмующего Джомолунгму. Можно сорваться, упасть в расщелину, можно переоценить свои силы, можно недооценить, можно принести людям пользу, а можно стать алкоголиком. Кому как «повезет». Однако, было совершенно очевидным, что иного пути, как учиться творческой специальности, у девочки нет. Об этом говорили часы слез над школьной математикой и потрясающие успехи в сфере художественных искусств.

Вот на профессионального художника по металлу Лена и пошла учится в ремесленное художественное училище, чтобы забыть вытягивающие жизнь математические экзерсисы как страшный сон. Училище, избранное Леной и ее мамой, находилось в старинном русском городке, изнывающем от бедности и безысходности его коренных жителей. Центральная туристическая улица Суздаля сияла стилизованными вывесками кафе, музеев и ресторанов, а жилые кварталы, хоть и чистенькие, были приютом бабушек и тех самых алкоголиков, которые не смогли «достойно проявить свои таланты», а также котов.

Студенты художественного училища, конечно, большую часть времени проводили в старых полуобшарпанных мастерских, а жили на тех самых бедных улицах с многозначительными надписями на заборах, которые говорили прохожим, что выхода в жизни, собственно, нет.

Такой воспринимала реальность Лена, когда шла на долгие занятия, а потом с них, в свою старенькую съемную квартиру.

И в тот памятный июньский день она также шла их училища. На сердце было тяжело от слов, сказанных комиссией на просмотре работ, из которых явствовало, что путь к творческим вершинам и мастерству у Лены будет нелегким. Тяжелый камень недовольства собой пригнетал душу и мысли. Маячившее впереди старинное кладбище (а в Суздале они повсюду) не добавляло радужных ассоциаций. И Лена свернула в другой проулок, которым не ходила обычно.

Луч мягкого предзакатного солнца хотел развеселить девушку с тяжелой сумкой ремесленных инструментов, но не мог. И вдруг Лена остановилась. Второй, более находчивый посланник света упал на палисадник около пятиэтажки.

Что это был за сад цветов! Сочные розовые пионы благоухали, вплетая нежность в настойчивый запах темных лилий. Высокие декоративные травы защищали кусты белых роз. Цветы дружили между собой, как девочки той группы художниц по металлу, в которой училась Лена. Цветы были так прекрасны, что студентка выронила сумку. Мгновенное волшебство запаха и красок изменило ее намерение слушать упадническую музыку в старой скрипучей кровати весь вечер. Она выхватила из кармана блокнот, чтобы сделать быстрый рисунок.

- Любуешься или сорвать хочешь? – раздался строгий голос.

Лена подняла глаза от скетча и увидела в окне пожилую женщину в домашнем халате и с пучком седых волос на макушке.

- Я хочу зарисовать на память эти чудесные розы, сказала Лена. Вы знаете, кто их посадил?

Между юной и старой женщинами завязался душевный разговор. Лидии Федоровне, как звали старушку, было приятно намерение Лены. Она в течении получаса рассказала всю свою простую и трудную жизнь. О том, как приехала в Суздаль из деревни, где росла сиротой. О том, как возвращались ее родственники с войны, а отец так и не вернулся. О том, как устроилась в городе швеей и проработала на фабрике сорок лет, пока ее не закрыли. И том, что сейчас, кроме этих цветов у нее никого нет.

Лидия Федоровна была уже много лет инвалидом – парализовало правую половину тела. Но она может, с величайшими усилиями и предосторожностями, спускаться в сад, поливать и полоть цветы. И больше всего она боится упасть и повредить их.

Легкая вечерняя дымка смягчала цвета лепестков роз и пионов, ставших почти участниками беседы. Вечерний благовест монастырей и храмов (которых в Суздале еще больше чем старых кладбищ) добавлял в разговор свой смысл, отличный от того, чем дышат дневные знойные улицы.

- Лидия Федоровна, то, что вы делаете – это удивительно! Ваши цветы вернули меня к жизни, я будто бы проснулась от дурного сна, знаете! – пробовала объяснить тонкости своих переживаний Лена.

- Эх, дочка, мужа бы тебе хорошего!

- Это не поможет, отвечала Лена, - можно я буду приходить, помогать вам ухаживать за цветами? Как называются вот эти, сиреневые?

- Эти? Знаешь, не помню. Они столько лет растут тут… Я многое уже не знаю, как называется. Но ты, дочка, приходи, если хочешь.

И Лена стала навещать старую женщину, чтобы сохранить ее цветочки, которые не пашут, не прядут и не варят в темной кузне тяжелый металл, как Лена со своими сокурсницами, мечтающими об академии Штиглица.

Они, как и их хозяйка, живут своей простой Богом данной жизнью, и Господь простирает свою милость, одевая их духовной красотой, не хуже Соломона во всей его славе.