Что в этом мрачном наркотском притоне делал я, подполковник главка, руководитель агентурно-оперативного отдела? Задерживал преступников? Тогда почему я не вызвал группу захвата и абсолютно бездействовал сидя за одним столом с двумя сутулыми высохшими как стручки гороха стариками-наркошами? Вербовал обоих на негласную работу? Но одного, того что моложе, совершенно лысого с глубоко посаженными хищными бегающими глазками, нависшими бровями и узким лбом, я видел в первый раз, доверия он у меня не вызывал. Второго… знал с пятнадцати лет, узнавал по знакомому смущённому настороженному взгляду виноватых карих глаз, которые он, общаясь, постоянно отводил в сторону точно нашкодивший ученик. Всё остальное в нём теперь казалось мне незнакомым. И хотя мы были ровесниками, похоже что он успел прожить без меня где-то ещё небольшую жизнь — выглядел старше лет на двадцать.
Они были как братья — оба в спортивных штанах и застиранных футболках на хилых плечах с надписями «BOSS» и «Money» которые вводили в заблуждение — кто же из них главный? Оба мёрзли — периодически вздрагивали, а по рукам от коротких рукавов футболок шла «гусиная кожа» и чтобы согреться они жадно с шумом прихлёбывали из кружек.
Небольшой коридор двухкомнатной квартиры где мы сидели был приспособлен под общую гостиную. Стоял накрытый дряхлой клеёнкой стол, вокруг четыре старые деревянные табуретки с прорезями в центре видимо похищенные из какой-то воинской части. Разило прогорклым запахом несвежего табака и какой-то кислятины с химикатами точно недавно проводили дезинфекцию. В углу на полу валялся шприц и несколько ватных тампонов испачканных кровью.
Синий чайник с облупившемся носиком и две эмалированные отбитые по краям кружки из которых парило свежезаваренным чифирём были единственным украшением стола.
— Знакомься, — обратился ко мне приятель и назвал имя лысого.
Тот приподнялся, протянул мне руку, но увидев что я продолжаю сидеть и внимательно разглядываю наколки перстней на его пальцах, сел обратно, убрал кисти под стол, начал ерзать точно устраиваясь поудобней.
Я назвал своё имя и мы холодно обменялись кивками.
По тонким губам моего приятеля скользнула змеиная ухмылка.
— Чай будешь? — спросил он меня с угрюмой усмешкой в голосе и снова отвёл взгляд знакомых глаз с огромными неподвижными чёрными зрачками, такими же как у его соседа.
Я отрицательно покрутил головой, автоматически заглянул в кружки, заметив их зловещее тёмное нутро. Почувствовал отвращение.
Приятель уловил мою реакцию и в упор посмотрел на лысого, зло выдохнул:
— У тебя что, нормальной чашки нет?
Тот нетерпеливо вскочил точно ждал команды и поспешно вышел на кухню, закрыл за собой дверь.
В квартире было тихо. Казалось, что кроме нас троих в ней никого нет. С потолка на плоском двужильном изгибающемся проводе свисала электрическая лампочка покрытая толстым слоем пыли через которую едва пробивался свет. Обои на стенах пучились в углах и отслаивались у плинтуса заворачиваясь вверх.
— Ты что теперь живёшь здесь? — спросил я оставшись вдвоём. В юности его пятиэтажка стояла через дом от моей и мы частенько встречались на лавочке во дворе соседнего дома, играли в карты, задирали прохожих, зубоскалили о девчонках.
Приятель кивнул, в глазах снова мелькнуло сожаление. Обвёл взглядом затёртые стены, закопчённый желтый потолок, замусоренный пол с затоптанным грязью покрытым трещинами линолеумом, пожал плечами.
Мы не виделись лет пять, тогда я настойчиво предлагал ему работу и воспользовавшись, моментом тихо спросил:
— Чего звал? Надумал? — посмотрел на него в упор, надеясь что услышу что-то значимое.
Но он как-то смущённо заерзал на табуретке, достал несвежий платок и высморкался, сжал и напряжённо разомкнул пальцы точно прогоняя онемение и посмотрел в сторону кухни куда ушёл лысый, начал мямлить:
— Вот так и живём, да… не очень… но ничего… потихоньку… вдвоём значит, так легче…
Неожиданно дверь на кухню открылась, вышел его напарник с большим бокалом. Правая рука оставалась у него за спиной. И я подумал, что он держит её в заднем кармане не желая светить наколки. Подойдя к столу он остановился, глядя на меня невидящим туманным взором точно не мог вернуться из своих ностальгических воспоминаний.
Я вопросительно посмотрел на приятеля и увидел, что тот смотрит лысому в лицо испуганно с опасливым ожиданием. И от этого взгляда худая грудь его товарища под свисающей футболкой начала вздыматься от учащённого дыхания точно он готовился к погружению.
Неожиданно за их спинами открылась дверь в комнату и оттуда появилась девушка лет двадцати пяти в стареньком ватном халатике с измождённым, но светлым лицом и голубыми уставшими глазами. На руках она качала конверт с малышом. Ни единый звук не выдавал её осторожную заботу, не слышалось даже сопенья младенца. Выплыв как приведение она остановилась и оторвав взгляд от ребёнка с удивлением оглядела меня. Затем перевела взгляд на остальных. И посмотрев за спину лысого, вздрогнула, лицо её резко потемнело, не сдержавшись и рискуя разбудить своё чадо она воскликнула:
— Вы что задумали наркоманы чёртовы?
Мой приятель испуганно наклонился к столу, глаза его расширились от страха, продолжал снизу коситься на лысого. Тот стоял вжав голову в плечи:
— Мы вот чай… — точно зомби тупо и однотонно произнёс он, приподнял бокал, показывая.
— Верни нож на кухню! — грозно прошипела она ему приблизив своё лицо. Глаза девушки сверкали гневом точно разряды молнии. Было заметно как её шатало от внутреннего душевного содрогания.
Лысый послушно поставил бокал на стол и развернувшись пошёл на кухню. Его правая тонкая опущенная кисть держала деревянную рукоятку примитивного кухонного ножа с широким лезвием.
Я подумал, что вряд ли бы успел взвести пистолет висевший у меня в подмышечной кобуре. Эта бедная замученная девушка оказалась моим ангелом-спасителем. А может быть она спасала себя и ребёнка?
Посмотрев на приятеля я увидел в его лице разочарование и обречённость. Он снова начал дрожать и разминать пальцы рук, желваки играли по худым скулам, взгляд был устремлён под стол.
— Ты можешь меня подвезти? — спросил он тихо не глядя.
— Пошли, — согласился я, поднялся и направился к выходу, обернувшись по инерции сказал оставшимся «до свидания».
Был 1975 год. Я стоял прислонившись к стене между большими окнами в коридоре школы и наблюдал чем занимаются мои новые одноклассники. Все они были заняты своими делами. Девчонки кучковались обсуждая что-то в замкнутом кругу изредка поглядывая на проходивших мимо молодых людей, слышалось весёлое щебетанье, а затем взрыв смеха. Парни по двое или больше обменивались новостями случившимися за лето. В коридоре стоял гул от голосов и передвижений учеников.
Никто из школьников не проявил ко мне интереса, не заговорил со мной, не стал расспрашивать, хотя было о чём. Пять лет я прожил в Монголии по причине командировки родителей где закончил восемь классов и теперь вернувшись в родной Ленинград, был вынужден найти школу с преподаванием английского языка, который изучал за границей. Об этом классная руководитель сообщила классу представляя меня с утра в первый день нового учебного года.
Внезапно подошедший парень был на полголовы выше меня и немного шире в плечах. Выглядел гораздо старше из-за редкой небрежной щетины на щеках и под носом, хотя сегодня это называется «брутально». С учётом опухшего лица и многочисленных коротких шрамов на щеках, бровях и губах он выглядел как алкоголик страдающий «асфальтовой» болезнью. Именно так я бы и подумал. Но обтягивающая его тело синяя школьная форма неоднократно зашитая вручную под мышками и на спине, готовая снова разойтись, ярко рисовала атлетическое сложение. Узкий таз с накаченными бёдрами широкая выпуклая грудь и крутые плечи выделяли его среди всех учащихся школы и даже преподавателей.
— Ты новенький из «Б»? Скучаешь? — не представляясь спросил он меня, улыбнулся так что его одутловатые щетинистые скулы приподнялись сощурив карие глаза, в центре щёк появились обаятельные ямочки. Смущённо отведя взгляд в сторону, он покосился на учеников, точно в подтверждении убеждаясь, что я больше никого не заинтересовал.
Я утвердительно кивнул.
Немного помолчав он снова спросил:
— Ты борьбой занимался?
Подумав, что три года постоянных тренировок отразились и на моём теле, я ответил:
— Самбо и немного бокс.
Это его вдохновило в глазах блеснул мальчишечий азарт:
— А переходи в наш 9 «А», — предложил он, — у нас хорошие ребята.
Он перенёс вес тела на другую ногу, а затем обратно, в ожидании склонил голову на бок сжал одну ладонь другой, разминая пальцы рук точно готовился к броску и продумывал вид захвата.
Я пожал плечами, но это предложение от незнакомого атлета глубоко тронуло меня с удивительной эмоциональной силой. Так что на следующей перемене я уже был у директора и просил меня перевести. Была вызвана классный руководитель и обе стали убедительно рассказывать мне о дружном коллективе моего класса, но я был непреклонен, настолько сильно впервые почувствовал своё одиночество. И тем острее оно казалось в сравнении, что живя в Монголии пришлось поменял четыре школы, пару лет учиться в интернате, но стоило мне переступить порог нового учебного заведения я попадал в круг любознательного общения и доброжелательности, контакт налаживался сразу.
В конце концов договорился с педагогами на контрольный срок в два месяца. Если я не впишусь — перехожу в параллельный класс.
Но всё обошлось, я привык и подружился с ребятами, пригодились мои навыки в спорте, умение играть на гитаре и петь. В дальнейшем оказалось что именно к этому классу старалась примкнуть небольшая группа учащихся из «А». Постоянно подходили общаться на перемене, не смотря на то, что их аудитория находилась в другом конце коридора, вместе встречались во дворе после школы, посещали места развлечений.
Тогда я узнал, что переманивал меня в свой класс Сашка Богданов или просто Богдан мастер спорта по дзюдо. Это звание ему присвоили как исключение до шестнадцати лет за участие в юношеской сборной СССР. Наверно этим фактом и определялась тогда его текущая жизнь. Учился он плохо, постоянно ездил на сборы и соревнования, а оценки и зачёты по возвращению выбивал тренер. Такая фривольность рождала в душе парня ощущение независимости и превосходства.
Частенько на перемене проходя по коридору он мог в шутку остановить своего ровесника и на смех товарищам приподнять того на согнутых в локтях руках держа за лацканы пиджака. А если тот начинал брыкаться легко применял удушающий приём, прижав к стенке, но тут же приводил в чувство чтобы избежать неприятностей.
Зрители были в восторге от мастерства и силы Богдана, но в то же время боязливо отходили сторонясь его крепких рук с широкими запястьями.
Однажды шутя в туалете он и меня решил придушить прижав горло предплечьем, а другой рукой затягивая воротник. Но я не стал сопротивляться, а просто улыбнулся ему в лицо, опустив руки и расслабив тело. Богдан отпустил захват, смущённо посмотрел вокруг. В оправдание буркнул:
— Ты правильно сделал, что не пытался разжать мои руки! В данном случае нужно только бить коленом или рёбрами ладоней по печени и селезёнке, — усмехнулся предупредив, — но в борьбе это запрещено!
Удовлетворенный я растер шею и поправил отложной воротник. Мне было интересно как он это делает и тогда не долго думая он схватил ближайшего ученика, стал на нём показывать технику захватов. Удушение в борьбе слабо практиковалось в СССР и отработав его до автоматизма Богдан постоянно побеждал им на соревнованиях.
Кстати сказать тот урок не прошёл даром. Как-то в роте Ленинградского Арктического училища во время конфликта я накинул «гильотину» одному здоровенному толстяку, который пытался сломать мне позвоночник прижимая к спинке кровати. Мгновенный сон обессилил его тело и заставил свалиться на пол в пролёт между коек под удивлённые и восхищённые возгласы курсантов. Пришлось тогда и мне раскрыть секрет удушения, которому научился от Сашки, чем заработал себе непререкаемый авторитет.
Через неделю общения Богдан повёл меня в свой клуб «Турбостроитель» знакомить с тренером, предлагая переквалифицироваться на дзюдо. Я даже поднялся в борцовский зал на втором этаже и посмотрел пару схваток, но всё же затем спустился на первый, где работала секция бокса, мордобой оказался мне ближе. Припоминая те занятия в «Турбостроителе» я пытаюсь воскресить - не встречались ли мы там с Вовой Путиным и прихожу к выводу что вряд ли. Сами мы были ростом под 190 см и всех ниже себя серьёзно не воспринимали. Какой уж там президент? Кого он побеждал?
Как правило на выходных мы шли разминаться в ресторан «Невские берега» на Охту. Изредка к нам присоединялись несколько одноклассников крепких ребят ищущих приключений и как бы теперь сказали — экстрима, выброса адреналина. У Богдана уже всё было на мази. Гардеробщик швейцар и метрдотель с уважением пожимали ему руку. Охраны тогда не было, а милицию приглашать не любили, администрация ресторана облегчённо вздыхала когда видела нашу команду. Скромно усаживали нас за столик в уголке и в случае возникновения дебоша обращались за нашей помощью. В выходные и праздники драки были постоянно — народ развлекался.
После того как Богдан сломал ногу на тренировке его не взяли на очередной чемпионат Европы, а затем и вовсе перестали приглашать — из сборной он ушёл. Вот тогда он и стал постоянным посетителем «Невских берегов». Ну а мы сопровождали его от случая к случаю или когда назревал конфликт с какой-нибудь группой претендующей на главенство, понятия «Крыша» тогда не существовало. Мы как будто смотрели за порядком: выводили пьяных, усмиряли разбушевавшихся. Иногда обиженные приводили своих накаченных заступников к ресторану, тогда приходилось выходить на крыльцо. Расправа была быстрой и не сложной. Дрался Сашка самозабвенно, но очень технично. Как на татами хватал противника за воротник и бросал через переднюю или заднюю подножку прямо на асфальт, где тот и оставался лежать пока не приходил в себя, или не подбирала приехавшая по вызову граждан милиция. Мы тоже не отставали. Как правило, администрация ресторана нас выгораживала. После таких уроков хулиганы в «Невские берега» не совались.
Вместо оплаты услуг нам стали накрывать столик, помимо лёгких закусок бесплатно выставлялись бутерброды с дефицитной икрой и несколько бутылок шампанского. Периодически когда в зале было спокойно мы с удовольствием помогали приехавшим выступать музыкантам — таскали аппаратуру, заносили в зал, расставляли. Тогда ещё малоизвестные «Машина времени», «Земляне», «Ария» и «Воскресенье» были частыми гостями ресторана. Они казались нам обыкновенными лабухами. Смотрели чтобы никто из публики к ним не приставал поскольку отдельной сцены там не было и зрители сидели за столиками на расстоянии двух метров.
Такая жизнь казалась нам в кайф — уважение и почёт, вседозволенность постепенно развращали наши молодые полные энергии организмы. На столе стала появляться водочка, директриса «Невских берегов» угощала нас коньяком, кто-то пристрастился. Летом мои родители уехали на юг и все дневные сабантуи перебрались ко мне в квартиру. Было весело начинать день с утреннего пива из ларька, а вечером ехать в клуб. Жизнь била ключом.
Однажды мы сидели за столом в гостиной у меня дома. В самый разгар пьянки Богдан привстал схватил вилку и угрожая спросил меня:
— Зачем ты так сказал? — глаза его были совершенно пусты, зрачки не двигались под толстым слоем густого тумана.
Я онемел глядя на остриё прибора маячившее перед моим лицом. В этот момент один из друзей подхватил стоявший свободный табурет и шарахнул им Сашку по темечку. От полученного удара тот сел на место мгновенно очухался, помотал головой и смущённо улыбаясь стал оглядывать сидящих за столом точно не понимая как он сюда попал. Общение продолжилось точно ничего и не случилось. Позже одноклассники пояснили мне, что с Богданом такое бывает — видимо последствие тяжёлых спортивных нагрузок и драк усугублённые алкоголем.
С того момента все точно прозрели. Пьянки у меня дома прекратились, стали всё больше сидеть на улице играть в карты. На призывы Богдана сложиться на водочку мягко отказывались.
Нельзя сказать, что Сашка стал заядлым пьяницей, изредка приходил к нам покачиваясь с опухшей физиономией часто со следами побоев. Гордо рассказывал, что снова с кем-то подрался, кого-то придушил. Скоро вернулись мои родители, началась школа.
Дурачиться и на занятиях не прекратили. Иногда Богдан пробирался в наш класс на урок и сидел на последнем ряду. Вся команда передвигалась назад, незаметно под партой разливали и пили спиртное, играли в карты. Нам было весело, девчонки хихикали зажимая рот ладошками, нас это еще сильнее заводило.
Закончилась школа и все разбежались. Кто пошёл в армию, кто в институт. Я ушёл на казарму в Ленинградское Арктическое училище. Периодически приходил в увольнение.
Богдан поступил в судостроительный техникум с военной кафедрой, а вечерами подрабатывал вышибалой в первом открывшемся ночном баре «Бочка» на проспекте Металлистов. Народ собирался со всего Ленинграда, но места было мало. Сашка преобразился. В джинсовом костюме и кожаной куртке о которой он всегда мечтал, стоял на крыльце с внушительным видом и шрамами на лице легко призывая граждан к дисциплине собирая деньги за вход. Но после двенадцати ночи пьяный народ уже вразумить было тяжело и приходилось использовать свои борцовские навыки. Несколько раз я приходил с товарищами по училищу и он с радостью тащил нас без очереди своими огромными руками ухватив за морские фланки, протаскивая через редут конкурентов прямо в двери бара. Девушек, которых мы приводили с собой, ловко передавали над головами очереди.
Позже наши пути разошлись надолго. Я женился, стал ходить в море родились дети, переехал в другой район. Редкие встречи с одноклассниками убеждали, что у Сашки всё хорошо. Пить он бросил, появлялся с девушкой и её дочкой, говорил, что собирается жениться.
Наше общение участилось, когда я перешёл на службу в уголовный розыск. Страну сотрясала демократия, лютовал бандитизм, мафия проникла во все сферы жизни. Нужна была информация и я решил, что Сашка мне в этом поможет вспоминая старые спортивные связи и былой образ жизни.
Мы встречались с ним в ресторане «Невские берега» где я просил о помощи. Но к моему разочарованию Сашка отказывался что-либо рассказать и хотя спорт не бросил, в криминал не совался — держался от него подальше. Пить завязал, жил перепродажей товара привезённого друзьями из-за границы. Выглядел он хорошо — всё такие же покатые крутые плечи, крепкие руки, обаятельные ямочки на щеках и смущённый взгляд, который он отводил в сторону. Тогда я подумал, что среди молодых зубастых пацанов ему действительно было бы тяжело. Вооружённые стрелки это не татами где есть только твои крепкие руки, реакция и мускулы, а вместо автомата Калашникова квалифицированный рефери и судьи.
Лет через десять когда я начал руководить оперативно-агентурным отделом главка, стал отвечать за внедрения в преступные группировки, то сам решил предложить помощь Богдану. К тому времени рынок торговли урегулировался, налоговая щемила любую самодеятельность, а Сашка так и не смог открыть своё дело — болтался неприкаянным перебиваясь разовыми заработками. Занимался ли он ещё спортом я не знал, но выглядел он хорошо. Под одеждой чувствовались крепкие мышцы, ладони не потеряли хватку. Практический опыт вербовки членов преступных группировок у меня уже был, внедрения тоже. Во всех преступных сообществах работали наши агенты или внедрённые оперативники. Я был уверен, что он не откажется и через пару лет окажется на верхушке иерархии бандитов. А вместе со мной добьётся уважения в криминальной среде, будет богат и жив-здоров. Я почти раскрыл ему схему внедрения, гарантировал безопасность. Но он только усмехнулся, сквозь короткую светлую щетину на щеках среди порезов и шрамов обозначились знакомые ямочки, смущённо отвел взгляд, посмотрел в большое окно на набережную Невы, тихо сказал:
— Ты знаешь, я боюсь. Я и в борьбу наверно пошёл для того чтобы страх изжить и дрался в «Невских берегах» для этого, может и бухал оттого. Он показал свой покрытый шрамами кулак и горько усмехнулся, — вот видишь сколько следов осталось и на лице не меньше, но… не получилось, не могу… страшно…
Я не стал его больше уговаривать и поехал в управление искренне сожалея. Мне было не понятно как страх мог сделать парня Мастером спорта, заставить пьянствовать и драться, но никуда не ушёл из этого крепкого спортивного тела.
И вот теперь эта встреча.
Я вышел из парадной. Была поздняя осень. С горящих клёнов с шорохом падали опалённые листья и казалось что деревья в страхе перешёптываются между собой передавая друг-другу какую-то неведомую остальным тайну.
Вдохнув свежий воздух полной грудью, я по привычке проверил наличие пистолета под мышкой, сел в машину за руль, стал ждать. Богдан вышел через минуту в чёрном длинном кашемировом пальто накинутом на спортивный костюм. На ногах были грязные затёртые кроссовки.
Машина ехала в сторону управление на Суворовский проспект, надо было перебраться через мост. Вокруг была Охта с её старыми ветхими домами и шикарной набережной выложенной мрамором где находился знакомый ресторан «Невские берега».
Ехали молча. Богдан смотрел в боковое окно и дрожал как в лихоманке. Я видел — ему была нужна доза.
Остановив машину на красном сигнале светофора я повернулся к нему и просто спросил:
— Вы хотели меня убить? - точно это не имело к нам никакого отношения.
Сашка на мгновенье обернулся в мою сторону. Глаза его лихорадочно блестели, а челюсть приоткрытого рта дрожала, точно ей мешали глубоко впалые щёки поглотившие знакомые обаятельные ямочки. Накопленная в рту слюна склеила первые слова, голос звучал всхлипом:
— Нет, нет, — судорожно произнёс он, обняв себя руками глубоко сглотнул и снова отвернулся к окну. — У лысого есть серьёзная информация о наркотиках, он знает кто ими торгует…
Я понял что Богдан лжёт, но смолчал. Представил как нож несколько раз входит в моё тело, кровь брызжет в стороны и я валюсь на пол. Они обшаривают карманы и забирают деньги. Затем достают пистолет и решают что с ним делать - сразу на ум ничего не приходит. Идут за новой дозой. Будут колоться пока хватит средств и только потом вспомнят о пистолете. Быть может попытаются его продать. Но к тому времени соседи по площадке уже почувствуют неприятный запах... Утром в криминальной хронике народ с интересом прочтет о гибели большого начальника и усмехнётся - старший офицер не смог защитить себя от двух дохлых наркоманов. Чему их там учат на службе?
Но разве можно защитить себя от друга?
Не поворачивая головы он тихо прошептал неизвестно кому:
— Извини… — склонил голову и так застыл точно увидел за окном на асфальте что-то очень важное.
Я понял, что смерть была совсем рядом, но ощутил её только сейчас по телу пробежали холодные мурашки, спина стала мокрой.
Зажёгся зелёный и я нажал на газ.
Богдан обернулся ко мне:
— Купи пальто, — часто дыша и продолжая дрожать предложил он, — кашемировое фирменное, вот потрогай! Самое настоящее, иностранное… купи!
Я не отвечал. Отрицательно крутил головой не отводя взгляда от дороги. Мне не хотелось с ним разговаривать, мне вообще не хотелось говорить - как на похоронах. Я думал что не раз за службу рисковал жизнью, но Сашка был мне другом и я прощался с ним. Краем глаза видел как Богдан обернулся ко мне вполоборота протягивая полу, предлагая пощупать.
— Оно дорогое… — прерывисто продолжал он, — купи за сколько хочешь…
Я не реагировал. Его тонкие высохшие руки беспомощно опустились. Он снова посмотрел в окно и резко встрепенулся — напротив была стоянка машин, у ворот возвышалась будка охранника.
— Останови, — попросил он. В его блестящих глазах мелькнула надежда.
Я прижался к бордюру и затормозил, глушить двигатель не стал.
— Не уезжай, я сейчас сторожу продам деньги будут!..
Сашка вышел из машины и побежал к будке охранника по дороге скидывая пальто с плеч. Поднялся по ступеням заглянул в окошечко показывая товар,просовывая одну полу внутрь.
Я не стал дожидаться и облегчённо вздохнув надавил на газ.
Примерно через неделю кто-то из одноклассников сообщил мне, что Богдан умер от передозировки. Это не стало для меня неожиданностью.
Только было бесконечно жаль того крепкого парня с виноватым взглядом и обаятельными ямочками на щеках. Который используя удушающие захваты стал "Мастером спорта" в шестнадцать лет. А в сорок - сам задушил свою жизнь.