На протяжении жизни каждый из нас время от времени что-то теряет и что-то находит. Но находка находке рознь – большая их часть сразу забываются; некоторые же - помнятся всю жизнь. Последние относятся к двум типам: или находки, очень желаемые, или же, наоборот, совершенно неожиданные, - казалось, открывавшие новый круг интересов.
Ниже я отобрал несколько самых памятных из моих находок.
Монета
Когда я учился в первом класс, родители уже меня отпускали гулять одного, без сопровождения взрослых, и я начал предаваться занятиям запретным. Одним из них было стояние у кромки воды Патриаршего пруда и вглядывание в жизнь его обитателей: водяных жучков, рыбных мальков и головастиков. Однажды, погруженный в эти наблюдения, я вдруг заметил, что рядом с подошвой моей туфли из донного песка выступает краешек какого-то блестящего предмета. Расковыряв песок, я вытащил наружу металлический диск, размеры которого я по памяти оцениваю так: диаметр четыре сантиметра, толщина – пять миллиметров. Примерно четвертушка диска была отрублена, судя по его рваному следу, каким-то очень грубым инструментом. Цвет диска был тускло-медный, а слово «коп;ек», написанное выпуклыми буквами, свидетельствовало о том, что это была монета. Ее номинал, располагавшийся на вырванной части, остался неизвестным. Противоположная сторона монеты была настолько изуродована, что никакого изображения разобрать на ней было невозможно.
Находка меня необыкновенно воодушевила; - ведь я впервые стал обладателем древнего предмета. Как раз в это время широко отмечалось 800-летие Москвы, и вопросы истории были актуальны. У меня сразу возник вопрос о времени хождения этой монеты, но не было никакой возможности его решить. С горящими глазами я показал свою находку родителям, но она их совершенно не заинтересовала; сейчас я подозреваю, что им по поводу ее датировки просто было нечего сказать.
Такова же была реакция на монету и у моего школьного друга Юры Сорокина: он на нее посмотрел, и ничего не вымолвил. Однако я продолжал считать ее большою ценностью: бережно хранил в укромном месте, и временами вынимал, чтобы ею полюбоваться.
Кончилось тем, что монета бесследно исчезла, но как это произошло, я не помню.
Так я не стал нумизматом.
Чертов палец.
Однажды, когда мне было лет девять, или десять, роясь в песке, я нашел кремень удивительной формы. Напоминая своими очертаниями наконечник стрелы, он был идеально симметричен, и имел гладкую, как бы полированную поверхность. Кроме того, на нем была проведена довольно глубокая продольная бороздка, начинавшаяся у основания, и постепенно сходившая на нет. С этой диковиной я побежал к деду, и он мне объяснил, что я нашел так называемый «чертов палец», и что это – окаменевшие останки белемнита – моллюска, жившего в Мезозойскую эру (более ста миллионов лет назад). Узнав, что этот предмет имеет возраст, насчитывающий такую уйму лет, я проникся к нему большим почтением, и часто взирал на него удивленно, но потом привык, и куда-то забросил, а потом и совсем про него забыл.
Так я не стал археологом.
Рапира
Занимаясь сбором грибов в лесу, находившемся неподалеку от нашей подмосковной дачи (мне тогда было лет двенадцать), я заметил какой-то железный предмет, выступавший из лесной подстилки. Он оказался сломанной шпагой: от тонкого лезвия осталось только сантиметров пятнадцать, зато рукоять, снабженная гардой (устройством, защищающим пальцы), сохранилась неплохо, не сгнила даже деревянная вставка.
Наш сосед по даче, которому я показал находку (в вопросах оружия он слыл знатоком), определил, что данный предмет – не шпага, являвшаяся боевым оружием, а рапира, носившаяся с гражданским костюмом, и использовавшаяся при фехтовании, и в дуэлях.
Было, однако, совершенно неясно, как рапира попала в наш лес.
Судя по толстому слою ржавчины, она пролежала там достаточно долго. Простота дизайна гарды свидетельствовала о сравнительно недавнем ее происхождении: не раньше XIX века. Использование ее на дуэли представлялось проблематичным: от места находки до ближайшего дворянского поместья – слишком много километров, и поблизости от него не проходило никаких дорог – вряд ли дуэлянты стали бы тащиться к месту дуэли пешком по бездорожью.
Рапира могла бы быть частью украшения офицерского мундира. В наших же местах военные действия велись только поздней осенью 1941 года, но они ограничивались рейдами немецких разведотрядов, и офицеры последних вряд ли носили с собою рапиры.
Осталось единственное предположение: рапира была орудием убийства; преступник, живший, предположительно, в конце XIX – начале XX века, для удобства транспортировки разломав ее на несколько частей, забрался в лес подальше от дороги, чтобы зарыть обломки. Некоторое время я увлекался этой идеей, строя предположения о том, каким транспортом он мог сюда приехать: - в карете по Дмитровскому шоссе, или на поезде по Савеловской дороге. Потом интерес к рапире у меня пропал; я даже не знаю, куда она делась.
Так я не стал следователем.
Черепаха
Однажды, идя с дачи на станцию, на обочине тропинки я нашел живую черепаху. Мне сразу бросилась в глаза ее явная несхожесть с предыдущей рептилией, купленной в зоомагазине; из-за тяжелого, как камень, панциря, та была необыкновенно медлительна; эта же несла свое плоское тело, заключенное в эластичную кожистую оболочку, на длинных и сильных ногах, переставляемых бойкой иноходью, со скоростью, немыслимой для черепах; я к ней сразу почувствовал симпатию и отнес домой. Энергичная черепаха стала общей любимицей, но Чапа (так ее назвала малолетняя дочь), вечно куда-то стремилась, и, в конце концов, убежала.
Так я потерял единственный шанс стать любителем животных.
Вороний череп
Я всю жизнь мечтал о человеческом черепе, но мне его приобрести так и не удалось, зато однажды на газоне, на который выходило окно комнаты, где стоял мой служебный письменный стол, я нашел совершенно чистый, великолепно сохранившийся вороний череп. Он был красив и необыкновенно выразителен, напоминая одновременно венецианскую карнавальную маску и «Буратино» художника Игоря Макаревича.
Установив его на своем письменном столе на специальном постаменте, я начинал свой день с приветствия:
- Доброе утро, Каррлуша! – и двумя пальцами пожимал ему кончик клюва.
Когда меня изгнали из института, вороний череп я оставил на месте, так как считал, что еще вернусь.
В этом я, как оказалось, просчитался, и перестал быть обладателем черепа, пусть даже вороньего.
Пицца
Это было жарким летом 1995 года. Идя тихим арбатским переулком, я вдруг увидел: передо мной на асфальте, как на витрине магазина, аккуратно положена четвертушка пиццы. От этой картины мой рот сразу наполнился слюной. Воровски оглядевшись кругом, - в переулке не оказалось ни души, - я стремительно наклонился, схватил пиццу, и быстро положил ее в сумку с мыслью: «Приду домой, обжарю, и съем!» Но где там! Мне так хотелось есть, что еще раз оглядевшись, я вынул пиццу из сумки, обмахнул ее испод носовым платком, и тут же жадно сожрал.
Так я утолил голод настоящим деликатесом, каковым для меня тогда являлась пицца.
Сто долларов
Зимой 1995 – 1996 годов я шел по Мансуровскому переулку. Вдруг мятая бумажка зеленого цвета, гонимая злою поземкой по пыльному асфальту, мне показалась знакомой. С бьющимся сердцем я ее нагнал, быстро огляделся, наклонившись, поднял, и сунул в карман. И лишь убедившись, что на мою находку больше никто не претендует, я осмотрел бумажку; я не ошибся – это были сто долларов США.
На них я смог удовлетворить свои первоочередные нужды: купил маленький телевизор «Юность», чтобы быть в курсе политических новостей, и немного еды.
Швейцарский нож
Регулярно, в течение четверти века посещая безлюдном пляжик, примостившийся на болотистом мысу Икшинского водохранилища, я просто был обречен что-нибудь на нем когда-нибудь найти. Так и случилось: я нашел швейцарский нож. Он не был особенно наворочен, имея всего пять-шесть инструментов, но он был крупный, и его рукоятка удобно ложилась в ладонь. Он мне очень нравился, и я с ним никогда не расставался, и взял с собою в 2006 году в турпоездку в Штаты.
Там, перед посадкой на корабль, следовавший на Фридом Айленд (остров, где стоит статуя Свободы), при проверке моего багажа над контрольным устройством запульсировала красная лампа. Полицейский – афроамериканец принялся методично, одну за другой, вынимать мои вещи, пока не дошел до швейцарского ножа. Подняв его над головою, и уставившись мне в лицо осуждающим взглядом, он воскликнул: «Нож!».
- Здесь имеется камера хранения? – пытался я спасти положение.
- Или я забираю у вас нож безвозвратно, или вы возвращаетесь в город, и никуда не едете – с металлом в голосе заявил полицейский.
Что было делать? Вздохнув, я махнул рукой. И швейцарский нож полетел в контейнер.
Так от обладания престижной вещицей я был насильственно ввергнут в свое нынешнее состояние, когда вынужден обходиться вообще без ножа, ибо везде шмонают.
Подкова
Как то, идя по проселочной дороге (было это лет семьдесят тому назад), я нашел лошадиную подкову. «Ну», - думаю – «подфартило!» Ведь, согласно древнего поверья, подкова приносит счастье. Я ее принес домой, и повесил на гвоздь над входной дверью. Подкова там висит до сих пор, а счастья – как не было, так и нету.
Март 2021 г.