Пилот птицы Феникс Глава 15. Второй рейс

Александр Афанасьев 5
                Глава 15. Второй рейс
        Первый рейс нашего экипажа был самым удачным за все время исследования нами вашей Земли. Было собрано большое количество информации о самой планете, о ее растительном и животном мире, было зафиксировано вступление в контакт с цивилизациями, и при этом экипаж вернулся в полном составе.
По возвращению из этого рейса мы стали героями, а я не узнал свою родную планету. Словно мы вернулись не домой, а совершили перелет к еще одному объекту исследования. Я смотрел на знакомые очертания континентов, но видел уже другой мир. Я чувствовал себя инопланетянином на родной планете – за 2000 лет нашего отсутствия мир изменился очень сильно. Подобное чувство я испытал первый раз, когда меня извлекли из саркофага, после возвращения «Крейсера» из предыдущего рейса в который мы не попали. Но тогда это не воспринималось так остро. А по возвращению с Земли я почувствовал вдруг, что на своей планете я чужой человек. У нас не было на ней своего дома, не было родителей. Мы так и не смогли отыскать могил мамы-Исхе и доктора Аше. У нас уже не было той прежней родины. От понимания этого стало страшно. Космос мне показался тогда родным домом и в этих словах, поверьте, нет позерства.
      После восстановления полноценной работоспособности наших тел, помню, как мы первый раз оказались в окружении своих родных модификантов. Асция нас встречала одна из первых. Наши с Кэссцием жены, конечно же, очень умненькие, но иногда они мне казались такими дурехами. Мы ведь все выжили! Мы вернулись! Асция нас встречала живая и здоровая! Единственный раз в жизни она меня тогда поцеловала. Я был на седьмом небе от этого поцелуя. Надо было смеяться, радоваться при такой встрече. А у девчонок из глаз опять, как и во время прощания текли слезы. Сначала правда были визг, писк и крики восторга, а потом у всех троих слезы потекли рекой - Асция тоже расплакалась.
Нас встречали очень торжественно - словно инопланетян. Исхе, а за ней и моя Истэр постоянно повторяли: «В нас влюбилась вся планета». Мы общались с бесконечным количеством людей. Наш экипаж получил все титулы, какие только можно вообразить - нас посвятили в рыцари всех орденов сразу. Вся последующая жизнь представлялась одной сплошной бочкой меда.
       Ложку дегтя в эту бочку подбросило нам командование Космофлота. Наш экипаж попытались отстранить от второго рейса на Землю. Мы с Кэссцием, естественно, возмутились. Наши девушки промолчали, а Кэсс высказал, что не видит никаких оснований для замены экипажа после первого удачного рейса. Я его поддержал. Вот нам тогда и показали все основания. На закрытом совещании нашему экипажу устроили самый жестокий разнос за, «невыполнение программы исследований по планете Земля». Мы, конечно, привезли много научных данных, но как оказалось в основном не по тем регионам планеты, по которым планировалось отработать. Намеченную программу исследований мы не выполнили.
       Нас должны были повысить в званиях, но формально по причине невыполнения исследовательской программы экспедиции, а по сути, из-за отказа добровольно освободить место на «Крейсере» для другого экипажа мы ушли во второй рейс на старых погонах. Как грубо выразился командующий Космофлотом в адрес Кэссция: «Ты у меня сдохнешь в звании майора из-за своего бараньего упрямства!»
Нас не могли снять с «Крейсера» просто так по приказу и только потому, что так захотелось командованию Космофлота. «Крейсер» это ведь не орбитальная станция и ни какой-то там заезженный межпланетник. «Крейсер» это межзвездный корабль! Наши кандидатуры утверждались правительством и лично президентом. Для нашего снятия требовалось предоставить основания. Существенных оснований не было – мы ушли во второй рейс. Единственное, что смогло сделать командование Космофлота и утешить свое уязвленное самолюбие, это утвердить в составе нашего экипажа своего человека – нашу Асцию. Мы все были только в восторге от такого назначения!
       По прибытию к вашей планете во втором рейсе я не смог самостоятельно встать из саркофага. Я просто чудом сделал первый вдох. Пока сделал второй, нахлебался раствора так, как никогда до этого. Помню, крышки саркофага открылись, меня окружил холод и полумрак транспортной камеры. Я лежу в своем саркофаге как младенец в люльке и не могу ни встать, ни даже выползти и выпасть наружу как в первый раз. Все мышцы тела размякли словно кисель. Сознание то уплывает от меня, то возвращается вновь. Очень сильно переживал за то, что не могу встать и выполнить положенную мне по регламенту работу. Но вскоре зажегся свет. К моему «гробу» подошла моя Истэр, она выполнила тогда мою работу за меня. Затем я увидел лица Исхе и Асции. Первый раз в жизни увидел Асцию после анабиоза. Она стояла надо мной худая как скелетик, головушка лысая - без золотистых локонов волос, на шею и плечи накинуто полотенце. Пальцы у Асции после анабиоза казались необыкновенно длинными и тонкими. По виду тех шприцов, которыми она мне вводила лекарства, я сделал вывод, что я почти труп. Эти шприцы похожие на тюбики с иголками были из аварийного комплекта транспортной камеры. Данный комплект должен вскрываться только при наивысшей степени опасности для жизни одного из членов экипажа.
       Что со мной случилось? Во время межзвездного полета наш «Крейсер» попал под удар электромагнитной волны распространявшейся в космосе после взрыва сверхновой звезды. Удар по космическим меркам был слабеньким. Аппаратура корабля серьезно не пострадала, но мне хватило, чтобы оказаться на пороге в мир иной.
Момент удара электромагнитной волны я помню очень хорошо, несмотря на то, что лежал в анабиозе. Смотрел тогда свой привычный сон – летел по тоннелю вместе с Лилит, взявшись за руки. Все было хорошо. Тоннель расступился, и я увидел своего брата – Рэ. Рэ улыбаясь, шел ко мне, протянув руки для объятий. Так было и в прошлый раз. Я улыбнулся брату, тоже протянул к нему руки. Но неожиданно Рэ вспыхнул огненным факелом, словно сгорал повторно в кабине нашего штурмовика. Свет и жар от пламени Рэ были такими сильными, что я почувствовал это тепло через сон анабиоза. Понял сразу, что сейчас умру. От смерти меня спасла Лилит. Она резко оттолкнула меня дальше по тоннелю, а сама встала на пути потока из пламени, рвавшегося ко мне, чтобы сжечь. Лилит во сне закрыла меня собой. Попав снова в тоннель, я оглянулся и увидел, как она сгорает в объятьях своего Рэ.
Во сне меня спасла Лилит. А в жизни так уж случайно получилось, что я спас весь остальной экипаж. Мой саркофаг первым принял на себя удар электромагнитной волны и погасил большую часть ее энергии, сыграв роль защитного экрана.
        Самочувствие у меня было скверным. Лежал весь обмякший как котлета после микроволновой печки. Только что пар от меня не шел. По сути, я действительно побывал в микроволновой печке космического масштаба. Чуть мозги не закипели. Я до сих пор не понимаю, благодаря какому чуду я выжил. На нашем жаргоне попасть на космическом корабле под удар подобного излучения от взрыва сверхновой и выжить называлось пройти обряд крещения межзвездным космосом. Крещение было очень жестоким.
       Кандидаткой на имя нашей крестной я так думаю, является сверхновая звезда, взорвавшаяся во время нашего второго рейса и оставившая после себя облако туманности NGC6960, свет которой вашей Земли достиг примерно в третьем тысячелетии до новой эры. NGC6960 – красивая туманность с красивым названием «Вуаль». Находится эта красотка в созвездии Лебедя. Эта Вуаль чуть не стала для меня смертным саваном. Возможно, что я ошибаюсь по поводу нашей крестной, но других кандидатур не знаю.
Я не помню, как мы приземлялись на вашу Землю во второй раз. Я был без сознания – мое самочувствие тогда ухудшалось на глазах с каждой минутой. Приводнялись, как и в первом своем рейсе в Персидском заливе. Экранолетом управлял Кэссций. Теплозащита в этот раз была исправна, и никаких проблем при прохождении плотных слоев атмосферы не было. Проблемы были только у меня. Меня можно было класть в гроб и хоронить – я бы умер, не приходя в сознание.
Но я выжил и выжил только благодаря Исхе. Именно она спасла меня от смерти. Исхе буквально не отходила от меня ни на шаг. Я помню рядом только ее. Всегда знал, что Исхе не только грамотный специалист – врач, но и очень ответственный человек и сделает все, чтобы я выжил.
Основной проблемой при моем лечении было то, что у меня был поврежден мозг. Все остальные части моего организма восстанавливались очень быстро, но вот все, что было связано с нервной системой и деятельностью мозга восстанавливалось очень долго. Я сам не помню, но по рассказам моей Исти после того как я смог самостоятельно сидеть, вставать и сделал первые шаги поначалу я напоминал несмышленого младенца. Я действительно был как новорожденный. В моем мозгу, словно куда-то запропастилась вся информация, какая только в нем была до этого. Я не помнил ничего. Я даже не осознавал кто я такой. Я говорить не умел, и я не сочиняю! При приближении кого-нибудь из наших ко мне, я сразу прятался за Исхе как маленький мальчик за свою маму. Не мог вспомнить никого из близких мне людей.
Вечером после выполнения текущих работ по исследованию планеты Исхе собирала весь экипаж на нижней палубе экранолета. Усаживала меня рядом с собой, и начинался долгий процесс моего обучения и восстановления моей пропавшей памяти. «Тебя зовут Сэти, а это твой брат Кэссций», - ласково и терпеливо в сто первый раз повторяла мне Исхе, а я смотрел на окружающих наивными глазами и даже повторить не мог то, что она только что произнесла. От всех и прежде всего от Исхе требовались титанические усилия и ангельское терпение, чтобы я хоть что-то смог понять и вспомнить. Первое время абсолютно ничего не понимал. Смотрел на Исхе так, как на свою маму смотрит несмышленый малыш, который только что научился самостоятельно держать головку. Исхе меня (я не шучу) учила читать и писать снова, как меня маленького учили в детстве. Такое страшное поражение мозга, полученное в межзвездном полете от взрыва сверхновой – обычное дело для наших космонавтов. Можете не сомневаться, это пострашнее любой контузии. Нам еще тогда повезло, что пострадал только я.
Но мы ведь модификанты и поэтому я очень хорошо и относительно быстро восстановился. Информация в моем мозгу восстанавливалась не маленькими кусочками, а сразу большими пакетами. Примерно также после анабиоза восстанавливается слух. Сначала в твоих ушах стоит ужасный треск и шипение, словно бы ты слушаешь плохо настроенный аналоговый радиоприемник, окружающие звуки кажутся гулкими. Это угнетает, но проходит какое-то время и как по мановению волшебной палочки шипение в ушах пропадает и окружающий мир звучит уже так, как ему должно звучать.
Мой организм восстановился менее чем за год. В Персидском заливе мы приводнились осенью. Из залива ушли в южном направлении через пустыню Руб-эль-Хали и далее - вдоль восточного побережья Африки. Африканских красот я не помню, потому что на протяжении всего периода исследовательских работ по африканскому континенту все еще находился в младенческом беспамятстве. Красоты озера Виктория, гора Килиманджаро, река Замбези, водопад Виктория – все это я пропустил из-за своей болезни. Экранолетом в это время управлял Кэссций.
Африку от восточного побережья до западного пересекали вдоль русла реки Лимпопо. Не надо улыбаться, вспоминая стишки Чуковского. Я на счет Лимпопо не выдумываю. Возьмите в руки карту и посмотрите на этот район африканского континента. Пересечь Африку на экране с востока на запад, удобнее всего на широтах именно этой реки. Здесь нет великих гор, возвышенностей и ничего не мешает полету на высоте в 100 метров. На широте Замбези Африку так на экране не пересечешь. Я абсолютно уверен в том, что у аборигенов, проживающих вдоль Лимпопо, просто обязана существовать легенда о страшном чудовище-драконе, обитавшем когда-то очень давно в районе этой реки. Такая легенда должна существовать просто потому, что мы там побывали. По реке Лимпопо мы проходили летом (зимой северного полушария) в сезон дождей.
После Лимпопо одним броском перемахнули через Калахари и пустыню Намиб – вышли в Атлантический океан у Берега скелетов. Вдоль этого западного берега Африки по Бенгальскому течению прошли до устья реки Конго. От Конго по Южно-пассатному течению пересекли Атлантику, и вышли к восточному побережью Южной Америки в районе экватора. Объектом исследования в этом регионе стала красавица Амазонка.
Мой мозг восстановился окончательно только на Амазонке. От момента выхода из анабиоза и до момента нашего появления на этой реке я ничего не помню – белый лист в памяти. Сам момент возвращения ко мне моей памяти и осознания себя человеком с конкретным прошлым в своей жизни помню очень хорошо. Наш экранолет стоял тогда в одной из многочисленных проток Амазонки. Погодка была пасмурной. Плотная, серая облачность висела очень низко. Иногда пробрасывал слабенький, моросящий дождик. Все наши ушли как обычно в исследовательский рейд по реке. На экранолете оставались только я и Исхе. Исхе тогда решила вывести меня погулять. Помогла мне выкарабкаться на поверхность крыла Феникса. Держала меня одной рукой за плечо возле подмышки, а второй за ремень у поясницы, чтобы я не кувыркнулся с крыла в речку или не упал в технический люк, через который мы вылезли на крыло подышать свежим воздухом. Именно вот в этот момент ко мне и вернулась моя память, понимание того кто я такой и что со мной происходит.
Очень хорошо помню этот момент - стою на крыле, смотрю себе под ноги и вдруг начинаю понимать, что я смотрю на мокрую от дождя поверхность центроплана Феникса. Я вдруг осознал, что я - Сэт. В моем мозгу, словно в объективе фотоаппарата вдруг кто-то навел резкость, и действительность для меня проявилась настолько четко, что в первую секунду я испытал чувство страха. Это было как удар. Жар пробил меня в тот момент от темечка до пяток. Посмотрел на стоявшую рядом Исхе и решил не пугать ее внезапным восстановлением работоспособности моего мозга.
В этот момент из рейда по реке вернулись все наши. Звук моторов катера я услышал раньше, чем Исхе – слух тоже восстановился. Я был доволен этим! Улыбался. Скоро из дымки моросившего дождя появился катер. У штурвала была Асция. Она выполнила красивый разворот для швартовки кормой. После разворота уже на подходе к пирсу развернулась спиной к штурвалу. Кэсс и моя Истэр выскочили на палубу для швартовки. Заметив нас на крыле, все трое приветственно замахали руками. Исхе все еще обращаясь ко мне как к несмышленому маленькому ребенку, попросила.
- Подними ручку. Поприветствуй братика Кэссция, поприветствуй сестренку Асцию, поприветствуй свою женушку Истэр.
Координация движений на тот момент у меня была еще не очень хорошая, но я хоть и неуверенно, но поднял руку и помахал ладошкой всем по очереди. Во всех мышцах у меня чувствовалась какая-то мелкая противная дрожь. Контроль над собственным телом был еще плохим - иногда я мог просто упасть на ровном месте из-за потери равновесия. Именно поэтому меня Исхе и держала двумя руками за ремень и за плечо.
- Молодец, умничка, - похвалила меня Исхе как маленького.
Мы спустились с крыла в отсеки экранолета. Исхе меня провела к погрузочному люку у ватерлинии правого поплавка, к которому швартовался катер.
- Какие успехи сегодня у нашего Сэти?! – сразу выкрикнула вопрос Асция, заметив меня и Исхе в сумраке дверного проема.
- Наш Сэти сегодня сам прочитал вслух целую страницу текста! – пытаясь перекричать урчание моторов катера, ответила Исхе и сразу добавила. – Он сегодня молодец! Вспомнил свое стихотворение, которое сочинил очень давно и прочитал его мне наизусть без запинки!
После этих слов Асция расплылась в улыбке, похвалила меня. А моя Исти в этот момент выронила из рук швартовый и, вытаращив глазки, закрыла ладошками рот, чтобы не закричать от восторга. Всем стало ясно, что я пошел на поправку. Кэссций чертыхнувшись, подхватил выпавший из рук Истэр швартовый и закрепил его. А Исхе продолжала хвастаться моими простыми успехами. Расхваливая меня, она вытащила платок и словно заботливая мама, вытирающая своему чаду сопли, вытирала от слюней мой подбородок. Мышцы лица я контролировал хуже всего. Нижняя челюсть из-за этого на своем месте не держалась. Рот был постоянно открыт. Нижняя губа при этом непроизвольно отвисала вниз. По этой губе изо рта на подбородок и на грудь постоянно текли слюни. Общее состояние у меня было до восстановления сознания и правильной работы мозга такое, что за мной как за малым дитем приходилось убирать не только слюни - у Исхе было ангельское терпение.
Продолжая меня хвалить, Исхе указала рукой на Асцию и спросила у меня.
- Сэти, скажи нам, кто это? Ты узнаешь? Кто это?
- Асция, - почти по слогам прошепелявил я через отвисшую нижнюю губу.
Мой правильный ответ на такой простой вопрос вызвал у всех просто бурю эмоций. Моя Истэр, сама Асция и Кэссций смеялись и радовались от души. Я почти год выглядел хуже любого дауна и напоминал больного олигофренией, причем в самой худшей ее форме - идиотии. А тут я узнал Асцию и правильно произнес ее имя. От радости Исти готова была прыгать на месте как мячик. А Исхе с гордым видом укротительницы всех болезней продолжала меня спрашивать о том, кого я вижу перед собой. Я узнал всех и правильно произнес имена Кэссция и Истэр. После этого уже Асция спросила меня.
- Сэти, а кто стоит рядом с тобой?
Рядом стояла только Исхе, но в этот момент я встретился взглядом со своим братом. Кэссций потом рассказывал, что как только увидел мой осмысленный взгляд, сразу понял, что я вернулся из небытия космической болезни, я выздоровел, что перед ним стоит его прежний Сэти. Поэтому Кэсс от охватившего его восторга решил сразу пошутить.
- Это твоя няня, Сэти! – прокричал он мне тогда.
- Няня? – вопросительно произнес я, решив поддержать шутку Кэссция, и удивленно посмотрел на Исхе.
- Кэссций, ты балбес! – тут же выдала Исхе самым строгим голосом. – Ты самый настоящий балбес! Ты же сейчас все испортил!
Истэр и Асция тут же сорвались с мест и чуть не задушили моего братика. Кэссций сжался в комочек на палубе катера и, получая от них легкие тумаки, продолжал кричать.
- Сэти это твоя няня! Няня, мой Сэти вернулся!!
После этого случая мы все в нашем экипаже в глаза и за глаза стали называть Исхе «Няней».
Через пару неделек я почувствовал себя совсем окрепшим и как-то за ужином сделал заявление.
- Я хосю летать, – произнес я, шепелявя и оттопыривая нижнюю губу.
- «Летчик» это не профессия, «летчик» это неизлечимое заболевание, - улыбнулась Асция и погладила меня по затылку как маленького. Сразу задала вопрос. – А летать то ты как собираешься в таком состоянии?
- По осюсениям, - это я пытался произнести, «по ощущениям».
Кэссций согласно кивая головой, произнес.
- Мой братик пошел на поправку. Это чувствуется. Как на счет допуска к полетам? – Кэссций вопросительно посмотрел на свою Исхе.
В нашем экипаже разрешить мне вернуться к моим профессиональным обязанностям пилота могла только врач - Исхе.
- Вот как только нижняя губа на место встанет и вместо «хосю» будет ясно и четко произносится «хочу» вот тогда и будет допуск, - строгим голосом произнесла Исхе.
Няня у нас была очень строгая. С правильной дикцией у меня еще после контузии были проблемы и в тот раз они обострились с новой силой. Но я поправился очень быстро – модификант. Еще до ухода с Амазонки получил допуск к штурвалу экранолета. Летные навыки восстановил легко - в первом же полете.
После Амазонки у нас были Антильские острова, течение Гольфстрим, северная часть Атлантического океана. Слегка штормило, но мы справились. У нас с Кэссцием все было под контролем – без проблем. К восточному побережью Северной Америки нам тогда помешали подойти необыкновенной плотности туманы - Кэссций не захотел рисковать. Зиму провели в европейской части континента Евразия.
Зима в Европе была сказочно красивой - снежной. Это сейчас Европа лысая - без деревьев и диких зарослей, а тогда все вокруг было похоже на рождественскую сказку. Я выполнял посадку, выбирая подходящую площадку на заваленном снегом пространстве. Поток газов из кормовых силовых установок поднимал при приземлении облака из снежинок. После остановки экранолета снег еще какое-то время клубился вокруг Феникса и затем медленно оседал, словно полупрозрачное покрывало, спадающее с арабской танцовщицы в последний момент ее танца. Если кто-то из местных жителей наблюдал в это время за приземлением нашего экранолета, то эти люди видели перед собой огромного черного дракона спустившегося с небес на грешную землю с душераздирающим ревом.
Взлет Феникса по снежной целине производил куда более сильное впечатление, чем посадка. При взлете с заснеженного грунта силовые установки экранолета необходимо было вывести сразу на максимальную тягу. При работе на форсаже из двигателей поддува в носовой части вырывались заметные потоки пламени. При взлете в утренних или вечерних сумерках казалось, что черный огнедышащий дракон извергает из своей пасти пламя. В этот момент я прикрывал щитки центроплана, экранолет слегка вставал на дыбки, и начинал движение по белому ковру из снега, постепенно выравниваясь и набирая высоту. Местные жители наблюдали тогда по их разумению взлет черного дракона с диким свистом, воем, дымом и пламенем. Тучи снега за хвостом закручивались столбами на высоту в сотни метров. На поверхности земли оставались огромные проталины от форсажного выхлопа двигателей, а две длинных борозды в снегу обозначали направление нашего взлета. Зрелище было незабываемое. Судя по легендам – нас не забыли. Драконы в европейских сказках именно такие как наш Экранолет-СП.
          Чем запомнилась Европа? Ради экономии топлива мы всегда старались держаться подальше от горных хребтов и значительных возвышенностей. Поэтому прошли севернее Альп и Карпат. По этой причине в Европе я наблюдал бесконечные заснеженные пространства равнин, которые сменялись холмами с незначительным перепадами по высоте. Пологие холмы не препятствовали полету на экране - наоборот вносили вялое оживление в унылое однообразие моей работы пилота. Экранолет я вел как обычно на высоте в сто метров, сидел на своем рабочем месте за штурвалом и наблюдал через остекление кабины, как одна равнина медленно сменяет другую, холмы следуют за холмами. Лес, поле, снова лес и снова поле и так до бесконечности. Макушки деревьев мелькают внизу и сливаются в бесконечный поток конвейерной ленты. Когда деревья перестают мелькать, мы оказываемся над абсолютно белым и абсолютно бесконечным пространством заснеженного поля, протянувшего до самого горизонта. Серое небо, мрачная дымка, белое как чистый лист бумаги поле. Ощущение такое – мы дошли до края этого мира. Я морской летчик и океанскими просторами меня не удивишь. Но такие континентальные пространства меня удивляли, и как это ни странно может прозвучать – нагоняли тоску. Без всякой видимой причины на меня вдруг нахлынуло уныние, я стал размышлять о смысле жизни, чего раньше никогда не делал. Хотел как-то развеяться, но от безысходности просто не знал чем заняться.
Исхе как врач экспедиционного отряда запретила нам всем покидать помещения Феникса и выходить наружу. Снаружи был холод собачий. Можно было впасть в анабиоз и без соответствующего оборудования замерзнуть насмерть. Мы любовались заснеженными пейзажами только из окон экранолета. Во время одного из своих ночных дежурств, когда все еще спали, я решил сделать аккуратную вылазку, чтобы разогнать свою хандру. Дождался, пока слегка рассветет. Одел на себя все, что только можно было одеть. От старой, изношенной робы отрезал рукава и натянул их себе на голову вместо шапки. На ногах закрепил, чтобы не проваливаться в снегу продолговатые, пластиковые крышки от емкостей для планктона. Я шел по снежной целине разглядывал замерзшие растения. Красота была невыразимая. Ветви деревьев были покрыты не только снегом, но и тонкой корочкой льда. Лед покрывал их тоненьким слоем и от этого они казались хрустальными, почти бриллиантовыми. В лучах восходящего солнца все это богатство мерцало, поблескивало, переливалось всеми цветами радуги, и смотрелось очень красиво. Наверное, сразу после обильных осенних дождей ударил мороз и превратил мокрый лес в сказочный хрусталь. Я скоро почувствовал, что начинаю замерзать. Изо рта шел пар, оседал на ресницах инеем и они стали от этого слипаться. Пальцы на руках слегка скрючило. Не дожидаясь пока меня скрючит целиком, я поторопился обратно в экранолет.
    Помню, как на трясущихся от холода ногах и руках заползаю по трапу через бортовой люк в наш тепленький экранолетик. Заползаю буквально на четвереньках. Снаружи уже рассвело и глаза еще не привыкли к полумраку отсека. На входе чувствую, что меня кто-то хватает за шиворот и тут же мне отвешивают такого крепкого шлепка под зад, что я от неожиданности чуть не кувыркнулся через голову. Так жестоко в экипаже мог позволить обращаться со мной только один человек - Исхе. Поднимаю взгляд вверх и точно, надо мной стоит моя строгая и заботливая Нянька. И судя по выражению лица – очень сердитая. Она сразу сделала мне выговор. Я ведь нарушил ее запрет на выход наружу! И с ее слов мог замерзнуть насмерть. Не мог я замерзнуть, я же все просчитал как перед боевым вылетом.
А вот за шиворот меня в экранолет затащила Асция. Ручки у нее были очень крепкие – стальные руки нейрохирурга. Я хотел было пожаловаться ей на свою Няньку. Но даже нижнюю губу оттопырить не успел. Асция сама первая наклонилась ко мне и тихонько прошептала как змеюка: «Я сейчас об этой твоей дурацкой выходке расскажу Истэр, и она задушит тебя как тряпочного зайца». Я понял, что совершил глупость, пришлось просить прощения у Исхе и Асции. Эти две красавицы молчком схватили меня под мышки и поволокли наверх, в тепло. Даже пластиковые крышки с ног не дали снять. А моя Исти меня тогда не отругала, наоборот - пожалела.
Конечно летчик и техник экспедиционного отряда – кем я всегда был это самый бесправный человек в экипаже. Им все командуют. Все кроме меня в нашем экипаже имели ученые степени. Все кроме меня отвечали за проведение исследований в конкретных областях науки. Я отвечал только за доставку грузов и техническое обеспечение – исправную работу различных устройств и механизмов. Иногда приходилось просто работать как «принеси-подай». Но не надо представлять себе дело так, что меня в экипаже шпыняли все кому не лень. Я не мальчик для битья. С Кэссцием мы всегда жили, душа в душу, а если и разговаривали друг с другом громче обычного, то за скандал это никогда не считали. Даже моя эмоциональная Истэр не могла себе позволить по-настоящему накричать на меня, а ударить - тем более. Исхе – врач и в нашем отряде была как мама или няня, которая непрерывно заботится обо всех своих детях днем и ночью. И когда непослушный ребенок у такой мамы совершает какую-нибудь глупость, то этому ребенку могло достаться от нее по заднему месту очень крепко. Доставалось всегда почему-то только мне.
Наша Няня была строгая и мы все слушались ее с полуслова. Исхе была такой же правильной как ее муж Кэссций, только выражала свои чувства по-женски более эмоционально. Не надо ее представлять себе как доминирующую волчицу в стае. Такой волчицей смотрелась со стороны только Асция. При одном взгляде на нее сразу чувствовалось, что центр вселенной находится именно там, где стоит эта женщина. Исхе никогда так не выглядела. Замученная повседневными заботами, с растрепанной челкой как у ездовой лошадки она, как и все мы без исключения, очень ответственно относилась к своей работе и очень сильно не любила когда, кто-то что-то делал не так как надо. Этот «кто-то» просто обожал свою Няню и целовал ей руки, потому что она мне не один раз жизнь спасала. В ответ на проявление моего обожания Исхе не таяла как шоколадка, в мой адрес от нее всегда следовал какой-нибудь сарказм или остренькая шутка. И с этим ничего поделать было нельзя – это ведь Исхе.
Весной мы побывали в районе таких рек как Днепр, Дон. В половодье оказались на Волге, которая Волгой тогда еще не называлась. Ра – именно такое имя было у этой реки, что полностью соответствовало имени древнеегипетского бога солнца и моего сгоревшего заживо брата – Рэ. Я не хочу здесь распространяться, как это так получилось. Возможно «Ра» на одном из земных языков это просто «вода» или «водный путь»? Не знаю. Сами разбирайтесь. Могу только заметить, что именно в то забытое время произошла наша первая встреча с древними предками славян.
Со всеми представителями племён праславян общался только Кэссций, потому что такое общение всегда было вынужденной мерой и заранее не планировалось. Здесь произошло то, что не в состоянии выговорить правильно его имя местные праславяне стали называть его запросто - Кощей. Впоследствии наше появление на славянских территориях переросло в небылицу, сказку про Черного бога славян – костлявого старика Кощея бессмертного. Наш экранолет был с полосами черного цвета и по виду - самый настоящий Змей Горыныч. Мы все модификанты были очень худые и Кэссций в особенности - толстых в анабиоз не уложишь. Все соответствия со сказкой на лицо.
Праславянский народец был вспыльчивый и крайне несдержанный в проявлении эмоций - дикари. Пару раз мне пришлось из засады прикрывать уход не по-английски и даже не по-французски своего брата и укладывать в землю взбесившихся аборигенов из пулемета. Возможно поэтому в славянских сказках Кощей это отрицательный персонаж. От прозвища Кощей произошло другое слово – кощунствовать. Кощунствовать в первоначальном варианте у славян означало рассказывать то, во что невозможно было поверить - рассказывать сказки о худом, костлявом Кощее и его огромном огнедышащем драконе. С приходом христианства слово «кощунствовать» стало синонимом богохульства, так как церковь всегда была против любых фантастических - кощунственных рассказов подрывающих устои религии.
Во время стоянки у западного побережья Каспия в районе устья реки Кура произошло другое событие. На нас обратило внимание одно из местных племён, и самые любопытные вышли с нами пообщаться. И снова произошёл казус. У вождей этого племени тоже возникли проблемы с правильным произношением имени нашего командира. Вместо Кэссций он произносили – Кэспий. А во время нашего довольно таки продолжительного общения они вообще договорились до того, что их племя желает теперь называться именем бога-человека сошедшего к ним с неба. Кэссций не возражал. А как он мог возразить? Племя тогда получило новое имя. Они стали называть себя каспиями. Каспийское море получило свое название от наименования этого племени – племени каспиев. Кто бы мог подумать тогда, что именем моего брата земляне назовут целое море, совершенно не подозревая об этом. Доказать сказанное о Каспии я не смогу, поэтому привожу это здесь просто как версию происхождения названия Каспийского моря. Но количество случайных совпадений в этом регионе заставляет задуматься.
Все лето мы провели на Волге и Каспии, а осенью ушли к Персидскому заливу. Далее было Красное море и Египет. Третье по счету лето в этом рейсе мы провели в Египте.
Здесь по всем неписанным правилам мемуаров я должен был бы вкратце отобразить политическую обстановку сложившуюся на тот момент в Египетском царстве. Но я пишу не мемуары древнеегипетского политика в отставке, я рассказываю о нашем посещении Земли и о том, что могло бы послужить доказательствами нашего присутствия на тот момент на вашей планете. Прямых доказательств нашего второго визита в Египет у меня нет. Косвенные есть, но как назло их очень мало. Поэтому я не буду на них настаивать. Знал бы, что так получится, нацарапал бы на скале надпись: «Здесь был Сэт – пилот птицы Феникс».
Что может рассказать рядовой солдат-пехотинец наблюдавший сражение сначала из своего окопа, а затем из окопа противника, взятого им штурмом? Только то, что он видел перед своим носом и у себя под ногами. Не верьте такому ветерану-пехотинцу, если он начнет распространяться в своих мемуарах об общем ходе сражения до мельчайших подробностей. Он ни черта об этом не знает. О войне такой ветеран достоверно знает только то, как устроено оружие, с которым он сражался и каким дешевым одеколоном пахло от того солдата противника, которого он убил в рукопашной.
Я не рассказываю вам, мои читатели, о политических событиях, происходивших во время нашего пребывания на всей вашей Земле потому, что я об этом почти ничего не знаю. Я рядовой пилот экспедиционного отряда. Обзор с моего рабочего места в экранолете был, конечно же, очень хороший, но, как и из солдатского окопа, слишком много из кабины пилотов не увидишь.
Поставьте себя на мое место! Что я видел? На планете Земля никогда не было указателей, что там проживает такое-то племя, а вон там такое-то, там находится оазис Фаюм, а вон там город Фивы. При выходе из экранолета нас не встречал древнеегипетский экскурсовод словами: «Ребята, вы приводнились в окрестностях города Энрэ, (Иуну, Ану, Он) который греки переименуют в Гелиополь!» И тем более никто из нашего экипажа не знал, что мы прибыли за 2000 лет до рождества Христова. Электронного табло как в аэропорту с указанием точного времени нашего прибытия для нас тоже никто не заготовил. Время нашего второго визита на планету Земля я подсчитал сейчас при написании этих мемуаров. Прикинул на глазок, с разбросом плюс, минус 100 лет. Так что я не спорю, что ваши земные археологи знают древнюю историю своей планеты лучше меня. Я вам сейчас вкратце расскажу только то, что удалось увидеть мне из своего «окопа».
Приводнились мы в Египте, как и при первом своем визите с началом половодья на реке Нил в самом начале ее дельты. Посадку я в этот раз выполнил очень аккуратно. Выйдя в район города Гелиополя, выбрал подходящую затопленную водой площадку. Сделал над ней пару примерочных проходов, распугал птиц и бегемотов с крокодилами. Приводнились мягко – ни одно животное после той моей посадки не пострадало. Истэр встала с кресла, подошла ко мне и поцеловала в щечку. Она всегда так делала, когда посадка на ее взгляд была идеальной. По легенде птица Феникс никогда не ломает то, на что приземляется. Эти строки из мифа свидетельствуют о моей хорошей квалификации пилота.
Встречали нас жрецы города Гелиополя. Никакой паники среди них не было. Никаких криков восторга или воплей удивления тоже не было. Все происходило в рабочем порядке. Жрецы для себя сразу определили, что прилетела птица Феникс с огромным белым яйцом на своей спине. Нашего визита ждали, так как сама легенда говорила о скором нашем прибытии именно в этот период времени.
Вы, наверное, заметили, что время жизни птицы Феникс по легенде 1000 лет, а я говорю о том, что мы прилетели в Египет через 2000 лет после своего первого визита. Не состыковка с легендой? Нет. Всё правильно. Феникс живёт только 1000 лет – во время полёта от нашей планеты до вашей Земли. В обратный путь мы его с собой не забирали. Он ведь сгорал в пламени ракеты во время ее старта. Следующие 1000 лет обратного пути проходили уже на борту «Крейсера» без Феникса. Кэссций всё подробно жрецам Гелиополя рассказывал. Вот только они не всё понимали так, как надо.
Общение со жрецами происходило на свежем воздухе, на территории храма, в тени большого раскидистого дерева. Территория, занимаемая храмовым комплексом, была очень приличной. С рулеткой я вокруг забора ограждавшего храмы не бегал, поэтому точных цифр вы от меня здесь не дождетесь. Внутри ограды, которая у жрецов называлась кратко - «хуфу» располагались различные строения. Главное храмовое сооружение напоминало кирпичный барак с плоской крышей. Входные двери были украшены медными пластинами. На солнце эта медь раскалялась так, что прикоснуться было невозможно. Все храмовые сооружения, на мой взгляд, выглядели очень бедненько, и на величественные древнеегипетские храмы и дворцы фараонов из современных кинофильмов даже близко не походили.
В центре одного из главных храмов на гранитном камне лежал железный метеорит, оплавленный при прохождении плотных слоев атмосферы до конусообразной формы пирамидки. Нам это чудо природы жрецы продемонстрировали с особым трепетом и почитанием по отношению к нему. Называли его семенем птицы Феникс, семенем Бену или по-другому Бен-бен. След в атмосфере от падающего на планету метеорита очень сильно похож на след от ракеты с твердотопливными двигателями - такой, какая была у нас, поэтому буквально все метеориты древние египтяне называли семенем нашего Феникса.
То, что мы общались на свежем воздухе, а не в храме объясняется очень просто - основным и самым любимым напитком в древнем Египте всегда было пиво. Воду египтяне при нас не пили. Нильская вода во время половодья становилась такой грязной, что пить ее было просто опасно для здоровья.
Я на всю жизнь запомнил наше первое и единственное заседание вместе со жрецами в помещении храма рядом с камнем Бен-бен. От запаха пивного перегара исходившего от всего гелиопольского жречества с непривычки можно было упасть в обморок. Дышать было нечем. Во рту было кисло от этой невыносимой вони. Ко всему прочему было очень жарко – июль месяц. Мы модификанты потеем плохо, а вот жрецы потели очень хорошо. К запаху пивного перегара добавлялся еще и убийственное амбре крепкого мужского пота. Вонь стояла такая ужасная, словно мы собрались на переговоры не в храме, а в местном сортире. Прекрасно понимая то, что в храме пахнет, не совсем цивилизовано, жрецы прилагали все возможные усилия, чтобы освежить воздух. Лучше бы они просто сидели спокойно и не дергались. Но распорядитель церемонии с согласия главного жреца позвал слуг с благовониями. К тем мужикам в виде жрецов, что уже находились с нами в одном помещении, добавился еще с десяток крепких, жилистых парней, от которых несло перегаром и потом не меньше, а даже больше чем от самих жрецов.
В одной из своих рук каждый такой служка держал деревянную подставку, сделанную в виде буквы «Т». На верхних площадках этих подставок было закреплено несколько маленьких сосудиков с тлеющими благовонными составами. Чтобы составы не погасли, и дым от них равномерно распределялся по всему храму, каждый служка делал плавные движения руками, разгоняя вокруг себя воздух. Благовонный дым от таких движений рук распространялся вокруг замысловатыми зигзагами. Смотрелось красиво, но к кислой смеси запахов перегара и пота добавился еще и удушающий дым благовоний. Благовоний для нас тогда жрецы не пожалели. Дыма было очень много - как в коптильне. Как я понял, они сожгли тогда на этом заседании целое состояние - благовония стоили очень дорого. Кроме этого для вентиляции была открыта входная дверь храма, и снизу по ногам распространялся мерзкий, противный такой сквознячок. Результатом всего этого стало то, что наша красавица Асция просто упала в обморок. Кэссций ее успел подхватить, но после этого в храме мы больше не заседали.
Все последующие наши собрания проходили под деревом, росшим в центре храмового двора. Это была самая обычная акация. Я так думаю, что именно это храмовое дерево называлось у гелиопольских жрецов священным деревом Ишед, служившим в их понимании домом божественной цапле Бену – душе Феникса.
Первое время наш экипаж древние египтяне тоже пытались напоить по доброте душевной пивом. Представьте себе - июль, жара, 35 градусов в тени и теплое, почти горячее пиво. Меня от одного только запаха этого пойла уже тошнило. С тех пор просто терпеть не могу этот напиток. Что мы пили? Очищали и кипятили нильскую воду. Жрецы, наверное, первый раз в жизни пили воду такой кристальной чистоты как после нашей очистки. Попробовав ее, сразу окрестили наш напиток «прохладной, божественной росой для птицы Феникс». По легенде птица Феникс питается только росой и ничем другим. Хотя, на мой взгляд, как летчика, такой питательной росой для Феникса должен был бы считаться керосин. Кроме керосина для реактивных двигателей наш экранолет ничего не употреблял.
В этот раз жречество нас не принимало за богов. Мы для них были смертными душами людей, которых принес к ним божественный Феникс из очень далекой страны, где проживают только боги и души умерших предков. Эту страну древние египтяне называли «Дуат» и я не знаю, что означает это слово в дословном переводе. Кэссций еще при первом нашем визите изображал наше солнце в виде звезды, рисовал орбиту нашей планеты вокруг него. Жрецы ничего не поняли. Рисунок Кэссция так и остался рисунком-иероглифом, обозначающим для них Дуат - загадочную страну, расположенную где-то очень далеко в темном мире бесконечного космоса.
Падение нашей Асции в обморок очень сильно повлияло на наши дальнейшие отношения со жрецами Гелиополя. После потери сознания у Асции беспорядочно стали дергаться руки и ноги. Она забормотала несвязные по смыслу слова – такое бывает при потере сознания со многими. Кэсс вынес из храма Асцию на руках. Исхе придерживала ей голову. Я и моя Истэр разметали всех жрецов и служек по сторонам, что оказались на пути Кэссция и мешали ему продвигаться наружу вместе с Асцией на руках. За Кэссцием неотлучно следовал главный жрец, повторявший шепотом один и тот же вопрос: «О чем пророчествует пришедшая с небес?» Все жрецы тогда единодушно решили, что Асция не просто упала в обморок, а как избранная среди нашего экипажа вошла в пророческий транс.
Во дворе храма в тени дерева Ишед Асция пришла в себя. Присела, а затем и поднялась на ноги. Мы все еще продолжали сидеть перед ней на четвереньках, смотрели на нее снизу вверх как на каменное изваяние. В этот момент один из священнослужителей показал на тень Асции, выпучил от страха глаза и закричал так, словно его зарезали. В тот же момент все жречество упало вокруг нашей красавицы ниц на землю, словно пред ними восстала из песка небесная богиня Хатхор.
Причиной того, что жрецы дружно упали перед Асцией как перед богиней, послужил ветер, подувший из пустыни. Не понимаете? Все египетские женщины смазывали тогда свои черные волосы каким-то маслом. Если этого не делать, то в условиях пустыни под лучами солнца волосы очень быстро выгорают, истончаются, становятся хрупкими и можно облысеть раньше времени. Но кроме этого ветер пустыни будет постоянно трепать не смазанные маслом волосы, забивать в них песок, мешать работать. А в нашем экипаже никто из женщин таким маслом волосы не смазывал. В том числе и Асция. Когда она встала на ноги под деревом Ишед, и ей в спину в это время подул ветер, то длинные, белокурые пряди ее волос подняло этим ветром вверх как высокую корону. Тень Асции сразу преобразилась. На голове у этой тени появился необыкновенный головной убор с тонкими и высокими рогами священной коровы. Такое украшение на голове в древнеегипетской мифологии носила только одна богиня – покровительница Гелиополя, богиня неба Хатхор.
Сам факт того, что женщина пришла с неба вместе с птицей Феникс, ее обморок в храме с несвязным бормотанием и бесконтрольным движением рук и ног, уже два этих события заставили жрецов относиться к Асции с придыханием как к чуду природы, как к необыкновенной пророчице. А после того, когда один из них разглядел такое странное несоответствие между реальным обликом женщины и ее тенью, приступ страха и божественного почитания объял всех египтян, что стояли во дворе храма. Жрецы и прочие служки - все пали ниц перед нашей красавицей. Можно сказать, что у ее ног лежал тогда весь Гелиополь вместе со всем своим Египтом.
Асцию единственную из всех нас приняли тогда за земное воплощение богини неба. Имя Хатхор переводится именно как «небо», дословно – «дом Гора». Но египетские жрецы всегда обращались к Асции на свой лад и произносили, как мне слышалось Иус-Асет. Что в переводе означало «величайшая из всех пришедших» и в свою очередь почти полностью совпадало с именем другой богини - Иусат.
Асция действительно смотрелась среди нас «величайшей из всех пришедших», потому что очень сильно выделялась в нашем экипаже. Кэссцию никогда не перечила, но во время передвижения нашего отряда по своей генеральской привычке всегда шла впереди всех. Учитывая ее царственную походку и осанку, жрецам сразу становилось понятно кто тут у нас самый главный.
Гелиопольские жрецы во время наших с ними заседаний жаловались нам на свое плохое житье-бытье. Страна в то время была разделена на две части – Нижний и Верхний Египет (северный и южный). Город Гелиополь, разумеется, находился под властью Нижнего Египта. Но хуже всего со слов жрецов было то, что страна была разделена еще и на мелкие княжества – номы. В каждом таком маленьком номе был свой маленький правитель-князек - номарх. Что в этом плохого? Когда Египет был единым государством, то Египетский царь приносил великие дары в храмы Гелиополя и делал это регулярно. Поэтому все в Египте любили и уважали бога Атума и бога Ра – великих богов Гелиополя. Теперь же, царь Египта войн не ведет и поэтому дары в храмы приносит редко. В стране правят мелкие князьки - номархи. А приношения от маленьких правителей тоже маленькие. К тому же дары приносят не все князья. Многие из-за скудости своих номов или из-за своей жадности совсем забыли великих богов солнца - Атума и Ра. Жрецы плакались нам в жилетку очень слезно, просили нас о помощи в объединении страны под властью одного правителя.
Мы не собирались тогда помогать жречеству в деле улучшения их материального благополучия. Нас беспокоило другое. Город Гелиополь был единственным местом на вашей планете, где в легендах и документально на камне, на папирусах было засвидетельствовано наше пребывание на планете Земля. В случае дальнейшего ослабления Египта он был бы разграблен соседями и все свидетельства нашего пребывания, были бы тогда уничтожены. Нам это было невыгодно, и мы решили оказать посильную помощь жрецам Гелиополя, чтобы те смогли объединить Египет в одно сильное государство. Египет был объединен. И вот здесь я хочу обратить внимание моих читателей на парочку очень интересных фактов, сохранившихся в истории древнего Египта.
Фараон Ментухотеп Небхепетра объединивший тогда Египет под своей властью построил себе уникальный для своего времени заупокойный храм, расположенный в Дейр-эль-Бахри недалеко от Фив. Но я здесь не буду опускаться до такого рассуждения, что, дескать, при взгляде сверху на этот храм его архитектура напоминает микросхему, запаянную на плате или говорить о том, что дорога, ведущая к нему по своим параметрам более похожа на взлетно-посадочную полосу, нежели на обычную дорогу. Это все пустяки – простое совпадение. Я хочу обратить внимание моих читателей на действительно значимые вещи.
Найденный в начале двадцатого века в развалинах этого храма рельеф изображает Ментухотепа в хеджете. Хеджет – корона правителя Верхнего Египта кем и был до объединения страны Ментухотеп. А вот сразу за царем на этом рельефе изображена фигура богини Хатхор, которая судя по надписи, заявляет: «Объединила я для тебя обе земли, как повелели души Гелиополя». Что здесь необычного? Необычно здесь уже то, что за фараоном изображена именно богиня Хатхор!
Столицей Верхнего Египта во времена Ментухотепа был город Фивы. Покровителем Фив всегда был бог солнца Амон. Почему на фреске не изобразили бога Амона? Почему изображена именно Хатхор? Почему царю Нижнего Египта помогает в объединении страны именно Хатхор, а не главный «столичный» бог Амон? Как это объяснить?
Культ богини Хатхор очень древний и существовал на территориях и Верхнего, и Нижнего Египта. Особенно значимым в Верхнем Египте культ этой богини был в городе Дендера. Но богиня Хатхор изображенная на рельефе за Ментухотепом, говорит о повелении каких-то там душ именно из города Гелиополя! Заметьте - города, который находится на вражеской территории, а о городе Дендера здесь нет ни слова! Почему в изречении Хатхор не упоминается город из родного для Ментухотепа Верхнего Египта? На лицо парадокс, фараоном Верхнего Египта управляют «души» или скажем так, жрецы которые находятся под властью Нижнего Египта! Как это понимать?
Все это можно объяснить только тем, что между жрецами Гелиополя и Ментухотепом был сговор. Но для этого сговора эти парни должны были, как минимум как-то пообщаться друг с другом, заключить сделку. Как это могло произойти, если между Гелиополем и столицей Верхнего Египта более 600 километров по течению Нила? Это расстояние невозможно преодолеть незаметно в такой густонаселенной местности и не вызвать вопросов у своего собственного фараона в столице и тем более у пограничной стражи. Ясно, что жрецов из Гелиополя в Фивы и обратно кто-то очень хорошо доставил. Кто? Как?
Я сейчас постараюсь ответить на поставленные мною вопросы, но вы мои читатели, наверное, уже и так догадываетесь, что я сейчас расскажу.
Жрецы Гелиополя неоднократно обращались с просьбой к царю Нижнего Египта, под властью которого они находились, чтобы он пошел войной на Верхний Египет и объединил обе земли в одну. Но этот правитель по имени Мери-ка-Ра жил по тем строгим и праведным заветам, которые ему оставил после своей смерти его великий отец. Мери-ка-Ра воевать ни с кем не собирался. На все мольбы жрецов Гелиополя о начале войны по объединению Египта он отвечал отказом. По этой простой причине жрецы решили обратиться с подобной просьбой к царю уже Верхнего Египта – к Ментухотепу, а нас попросили посодействовать. «Души Гелиополя» дали согласие на такое содействие в объединении Египта - мы согласились.
Наша основная задача сводилась к простой доставке жрецов из Гелиополя в Фивы и обратно. Доставку осуществляли на двух своих катерах. Катера были самые простые – обычные лодки с парой моторов.
Еще во время нашего первого визита в Египет жрецы окрестили наши катера священными лодками бога солнца Ра, которые могут передвигаться без помощи весел и парусов. Поинтересовались у нас: «Зачем великому Ра именно две лодки?» Кэссций был тогда не в духе и не хотел долго распространяться на профессиональные темы с непонятливыми жрецами, поэтому был краток: «Одна лодка дневная, другая ночная». Жрецы проглотили эту глупость и с тех пор по мифологии у бога солнца Ра именно две лодки, одна для передвижения днем, а другая - ночью. Хотя, если подумать, то почему на одной и той же лодке бог солнца Ра не может передвигаться и днем, и ночью?
План был такой. На первом катере загруженным высокопоставленным жречеством Гелиополя шел Кэссций с Асцией. Я вел второй катер, на котором кроме меня, Исхе и Истэр был большой запас топлива для двух катеров. Мой катер планировалось использовать только как заправщик топливом. Примерно на половине пути мы планировали осуществить дозаправку топливом первого катера. На втором катере я должен был вернуться обратно к Фениксу. В столицу Верхнего Египта Фивы я не попадал. Передо мной Кэсс поставил следующую задачу - после перекачки топлива вернуться к экранолету и ждать сигнала по спутниковой связи об удачном контакте с фараоном. Если в Фивах у моего брата возникали проблемы, то я должен был произвести взлет, подойти к Фивам, напугать, как я это умею фараона и его армию и выполнить эвакуацию нашего экипажа.
Почему сразу нельзя было полететь на экранолете? Почему надо было тащиться вверх по течению реки на катерах? Дело в том, что нашу птичку египтяне легко могли принять за чудовище – все переговоры тогда бы накрылись медным тазом. Как сказал мой брат: «Разговаривать с обделавшимся от страха фараоном о политике так же трудно, как и с обделавшимся от страха шумерским князьком».
Вверх по течению реки Нил мы продвигались на катерах без проблем. Спокойно прошли мимо столицы Нижнего Египта – Гераклеополя. Гераклеополь это греческое наименование. Со слов жрецов столица Нижнего Египта называлась тогда Хат-нун-несу. Что в переводе означает «дом божественного царя воды». Хат – дом. Нун – божество воды. Несу – переводится как царь или фараон. Фараонами египетских царей стали называть гораздо позже. Гераклеополь располагался в очень красивом месте в пределах оазиса Фаюм. Сам оазис и место, где была построена столица, можно было действительно назвать самым настоящим домом божества воды. Вода в оазисе Фаюм была круглый год. Как выглядел Гераклеополь, не знаю – на берег там мы не высаживались.
Если бы жрецы пошли в Верхний Египет на гребном или парусном судне, то при прохождении мимо Гераклеополя такую лодку могли остановить солдаты фараона и задать жрецам самый простой вопрос: «Ребята, а куда это вы такой толпой собрались, да еще и вверх по течению?» Врать, что, дескать, заставили своих гребцов отмахать 130 км веслами от самого Гелиополя против течения только для того, чтобы подышать свежим воздухом оазиса Фаюм – глупо. Но даже если бы жрецам удалось как-то проскользнуть мимо Гераклеополя, то на государственной границе им точно пришлось бы держать ответ перед пограничниками на уже куда более серьезный вопрос: «С какой целью уважаемые жрецы хотят попасть на вражескую территорию?» И отвечать жрецам в обоих случаях было бы нечего.
А на моторных катерах мы прошли через все кордоны очень легко. После дозаправки первого катера и перегрузки на него оставшихся канистр с топливом мы разделились. Кэссций кроме Асции взял с собой мою Истэр. Асция это, прежде всего врач. Кэсс с огнестрельным оружием обращался очень хорошо. Ему нужен был человек с навыками фехтования, хорошо владеющий приемами рукопашного боя. Таких в нашем экипаже было двое – я и моя Исти. Я постоянно шутливо донимал свою Истэр упражнениями по фехтованию и в результате она могла зарезать любого здоровяка или сухопарого живчика с первого удара и без всяких финтов. Кэсс ее взял с собой. А со мной в обратный путь он отправил мою няньку – Исхе.
Вся задуманная операция прошла очень хорошо. Мы с Исхе вернулись без проблем. Через несколько дней вернулись Кэссций, Асция и Истэр вместе со всеми жрецами. Жалею, что не побывал в Фивах на тех церемониях, что были посвящены встречи прибывших из Гелиополя жрецов. Но у меня была своя работа. Ее надо было выполнить. Не знаю, как назывались Фивы во времена Ментухотепа. Досадно то, что из Кэссция и Асции всю информацию надо было вытягивать чуть ли не клещами. Моя Исти мне тоже рассказала не очень много.
С ее слов, наш катер в Верхнем Египте был принят, как и ожидалось, за священную лодку Ра. Одно только это произвело на всех встречавших их египтян очень сильное впечатление и сразу поставило гелиопольских жрецов на несколько рангов выше всех остальных. После такого эффектного прибытия каждому слову великих жрецов из Гелиополя верили безо всякого сомнения. Нашу Асцию жрецы выдали за «величайшую из всех пришедших» - богиню Хатхор.
Есть такой особый тип женщин, которым не надо из себя ничего корчить, чтобы выглядеть как богиня. Таким женщинам действительно не надо из себя ничего изображать, выгибаться и пыжиться, чтобы показать какая она красивая. Такой женщине достаточно просто встать и выйти вперед, и всем кто на нее смотрит, сразу станет ясно, вокруг чьих ног в этом мире вращается эта планета, и в чьих глазах днем сияет солнце мира, а ночью отражаются все звезды на небосклоне. Именно такой женщиной и была Асция – Афродита. Я – цивилизованный человек иногда готов был молиться на эту красавицу как на икону. Представляете, что творилось с древними египтянами, привыкшими к своим чернявым, низкорослым жрицам, когда они узрели, как из божественной лодки Ра выходит такая белокурая богиня как Асция? Со слов Истэр они пали все на землю и молились на нее как на чудо. Жрецы Гелиополя указали на Асцию и назвали ее богиней Хатхор пришедшей с неба и повелевающей фараону идти войной на своих соседей для завоевания новых земель.
Данный визит произвел на всех египтян в Фивах очень сильное впечатление. Ментухотеп находясь под этим впечатлением, впоследствии взял себе в любовницы жрицу именно из храма богини Хатхор, хотя в Египте было очень много других храмов с не менее привлекательными жрицами.
Из Египта мы выполнили старт на ракете как обычно осенью. В сражениях армии Ментухотепа и Мери-ка-Ры мы участия не принимали. Иногда можно прочитать, что у Мери-ка-Ры был великий и прославленный своими победами военачальник Хети, который перед началом этой войны очень внезапно и очень скоропостижно скончался. Не надо относить это событие на наш счет. Этот военачальник умер без нашей помощи - совершенно самостоятельно. Мы ничего такого плохого не делали. Всем людям свойственно иногда умирать.
Любой ученый - историк или археолог назовет мой рассказ о нашем втором рейсе вымыслом старого человека. Я не буду настаивать на своих словах. Доказательств у меня нет. Но я хочу обратить внимание моих читателей на то, что приблизительно 2000 лет до новой эры в Египте произошло самое настоящее чудо – объединение Верхнего и Нижнего Египта. Представьте себе, что сейчас на вашей планете объединились бы в одно государство США и Канада. Это было бы чудом?! После объединения Египта Ментухотепом возникло не просто новое государство. В истории Египта наступила новая, удивительная эпоха – эпоха Среднего царства! В сравнении с этим событием пирамида Хеопса это безделица – просто большая кучка камней! Но о Среднем царстве сейчас говорится так мало, что оно остается без должного внимания. В истории Египта после нашего визита произошли очень яркие перемены не только в государственном устройстве, но и в искусстве - в архитектуре, в живописи. Впечатляющие перемены наступили буквально во всем как по мановению волшебной палочки! Разве это не чудо?!
Погребальный храм фараона Ментухотепа уникален для своего времени. Сооружений с подобной архитектурой до этого в Египте не возводили. В живописи и в скульптуре изображения человека стали передаваться не абстрактно, а с чертами портретного сходства в лице и фигуре. В литературном творчестве древнего Египта тоже произошли удивительные изменения. Доминирующее положение среди всех прочих городов наравне со столицей занял именно Гелиополь. Число служащих в его храмах измерялось уже не сотнями – тысячами! Доходы Гелиополя возросли многократно. Большее количество даров от фараона получали только храмы в столице Египта - в Фивах.
Фараон периода Среднего царства Сенусерт-1 на месте старого храма в Гелиополе, в котором мы побывали, построил новый и установил во дворе этого сооружения две огромных каменных пики - два красавца-обелиска из розового гранита весом по 121 тонне каждый. До наших дней дожил только один из них. Он до сих пор стоит на окраине Каира. Почему Сенусерт-1 не ограничился установкой только одного обелиска? Почему поставил два? Почему не три? Сенусерт-1 по всей стране ставил очень много обелисков. Одним больше, одним меньше – поставил бы четыре. Хотелось бы верить, что эти обелиски были поставлены в честь двух наших визитов на планету Земля. Надпись на уцелевшем обелиске Сенусерта-1 провозглашает: «Моя красота должна быть поминаема в Его доме. Мое имя это Бен-бен».
Возвращение из второго рейса на свою планету стало для всех нас очень большой трагедией. Из анабиоза как обычно первым выходил я. Все прошло нормально. Но при восстановлении моих органов чувств я вдруг уловил запах, от которого по коже пошли мурашки, а сердце сжалось в комок от ужаса. Я почувствовал затхлый запах плесени. Бросил все к чертям и быстро вернулся в транспортную камеру. Осмотрел внимательно помещение. Один из саркофагов среди всех прочих выделялся тем, что был укрыт словно инеем зеленовато-белесым саваном нашей смерти - плесенью. Это был саркофаг Исхе.
Наша Исхе погибла. То, что моя Няня умерла, не укладывалось у меня в голове никоим образом. Первое чувство - словно все мои внутренности изнутри окатило горячей водой. На секунду я остолбенел от ужаса, но быстро взял себя в руки. Я прекрасно знал, что надо делать по инструкции в таких ситуациях и приступил к работе.
Очистил наружную поверхность саркофага. Вскрыл его. Осмотрел. От нашей Исхе внутри осталась только мумия. Иссохшие косточки ее тела были покрыты позеленевшей до черноты от плесени кожей. Я смотрел на ее высохшее лицо, которое до этого как две капли воды было похожим на лицо моей Истэр. Исхе при жизни была удивительной красавицей - такой же, как Асция. Теперь от ее красоты ничего не осталось. Сморщенная кожа лица обтягивала скулы. Закрытые глаза глубоко запали в своих глазницах. Всю влагу из саркофага и из тела нашей Исхе вытянул плесневой грибок. Я приготовил препарат для обработки внутренних поверхностей саркофага и мумии своей Няни. Сжал зубы, чтобы не зареветь и приступил к работе. Но слезы наворачивались на глаза сами собой. В условиях слабой гравитации космического корабля это создавало проблемы – слезы не текли из глаз, а обволакивали их словно пеленой. Слезы скатывались только тогда, когда становились очень крупными каплями. Эти капли текли по моему лицу как при замедленной киносъемке и также медленно они срывались вниз с моих щек и летели в саркофаг Исхе. Мои слезы падали и разбивались как стеклянные шарики об ее высохшие руки, об те руки, которые я когда-то целовал, шутливо выпрашивая снисхождения за свой очередной проступок.
Когда Истэр и Асция выбрались из своих саркофагов, то сразу поняли, почему я стою возле саркофага их сестры. Я оглянулся на них через плечо. У обеих случилась истерика, которая с течением времени не ослабевала, а только усиливалась по мере того как их организмы возвращались к полноценной жизни после анабиоза. Здесь мне помог Кэссций. Он сгреб наших девчонок в охапку и буквально выволок их из транспортной камеры в стерильное помещение. Помню беспомощный и молящий взгляд Кэссция. На выходе он посмотрел на меня точно также как тогда, когда я пытался вытащить его израненное тело из кабины нашего штурмовика. Кэссций словно бы просил меня одними глазами выполнить всю работу по дезинфекции саркофага Исхе самостоятельно. Я прекрасно понимал, что на тот момент кроме меня с такой работой в нашем экипаже никто не справится, поэтому согласно кивнул ему.
Я работал, и все чувства пытался отодвинуть на второй план, но это плохо получалось – плакал как маленький ребенок. Из стерильного помещения доносились душераздирающие крики Асции и Истэр – они громили там все подряд, их обеих колотило в чудовищном истерическом припадке. Как там с ними справлялся Кэсс, я до сих пор не знаю. Рассказывал мне потом, что обе пытались покончить жизнь самоубийством.
Во время работы споры плесени попали мне в глаза, в горло и легкие. Наглотался тогда я этой черной смерти полной грудью и в полной мере. Но с работой я справился в одиночку. Вскоре взяв себя в руки, ко мне в транспортную камеру вошла Асция. Было заметно, что она до сих пор находится в напряжении от страшного нервного срыва. Моей Исти Кэссций насильно вколол лекарство. Асция сумела взять себя в руки самостоятельно. Уже вдвоем с ней я извлекал обработанные раствором останки Исхе из саркофага.
Причиной смерти Исхе послужила та поспешность, с которой наши девушки грузили меня в экранолет после прибытия на околоземную орбиту. После удара электромагнитной волны я был при смерти. Меня надо было срочно доставить в условия земной гравитации для эффективного лечения и восстановления организма. По инструкции выходить из стерильного помещения в мокром виде нельзя – надо обработать себя специальными препаратами и промокнуть поверхность кожи насухо. Но если бы девчата это выполнили и потратили на это время, то после посадки на планету они бы меня похоронили. Медлить было нельзя! Мне еще в саркофаге ввели все необходимые лекарства, тут же вытащили из него и сразу понесли в экранолет. Никто насухо не вытирался. Мокрые и голые наши девчонки быстренько занесли меня в Феникса. Кэссций безо всяких контрольных проверок выполнил расстыковку с «Орбитальной» и посадку сходу в Персидском заливе. Я выжил. Но когда мы вернулись обратно на «Орбитальную» то увидели ужасную картину. Сырость, оставшаяся в помещениях после такой поспешной эвакуации, послужила причиной размножения различных микроорганизмов, в том числе и плесени.
На обычных орбитальных станциях запахом плесени космонавтов не напугаешь. Особенно если эта станция прожила на орбите с полсотни лет. На межпланетном и особенно межзвездном корабле это недопустимо. Чистота должна быть на уровне стерильности медицинских инструментов в операционной. Любой уцелевший микроорганизм может подписать тебе смертный приговор во время анабиоза и это не только плесень.
Все помещения, перед тем как лечь в анабиоз мы обработали специальным раствором. Но все прекрасно понимали, что предстоящий полет до родной планеты это теперь лотерея – игра со смертью. Настроение было у всех мрачным. Погибнуть мог любой из нас. Мы все были на волосок от смерти, но все-таки была робкая надежда, что все обойдется, что все будет хорошо просто потому, что с нами ничего плохого случиться не может, надо только пережить вот этот полет. Не обошлось. Мы потеряли свою Исхе.
Исхе погибла. Погибла та, которая была центром, душой и сердцем нашего экипажа. Вся жизнь в экипаже вращалась только вокруг нашей Няни! И вот теперь ее не стало. Я опять думал о том, что все беды в этом мире из-за меня. Ведь девчонки поторопились именно из-за меня! Меня дурака спасали!
По прибытию на родную планету мы все попали в госпиталь с заболеваниями, вызванными различными микроорганизмами, которые использовали наши тела во время межзвездного полета как пищевую базу. Лично у меня оказались поражены спорами плесени легкие – задыхался, на вдохе вытягивал шею как гусь, харкал зелеными слюнями. Это очень тяжелое заболевание, но я относительно быстро пошел на поправку. Хотя на больничной койке все равно провалялся дольше всех. В конечном итоге у меня с моим здоровьем опять все было хорошо. А вот смерть Исхе легла тяжелым камнем мне на сердце также как смерть Лилит и смерть Рэ.
Похороны Исхе состоялись после моего выхода из госпиталя. Похороны модификантки это призрачное понятие. Наши тела после смерти сжигают в крематории. Это непреложное правило выполняется всегда. Родным на руки выдается урна с пеплом, которую они обычно хранят у себя дома до собственной смерти. Урна с пеплом в могилу не укладывается, но сам обряд похорон существует.
Весь обряд похорон нашей Исхе состоял в том, что Кэссций попросил об одолжении совершенно посторонних людей - родственников умершего человека, похороны которого должны были состояться в то время. Одолжение заключалось в том, чтобы нам разрешили присутствовать на похоронах и положить в гроб покойного символический предмет, который являлся для нас олицетворением нашей Исхе. Никто никогда в такой просьбе модификантам не отказывал. Все прекрасно понимали, что мы по закону не можем хоронить своих родственников по общепринятому обряду.
В назначенный день мы вчетвером были на кладбище. Стояли рядом с вырытой могилой. В похоронной процессии участия не принимали. Когда открытый гроб с телом установили на краю могилы, я увидел лицо покойной девушки и удивился отдаленному сходству в чертах ее лица с нашей Исхе. Вышел священник, стал читать молитвы. После религиозного ритуала наступил момент, когда Кэссций должен был подойти к гробу и положить в него наш фетиш. Но в это время случился нервный срыв у матери покойной. Пожилая женщина оттолкнула Кэссция в сторону, бросилась к гробу на колени, чуть не опрокинула его, кричала, плакала. Старик, видимо, ее муж и отец покойной пытался ее поддержать, но один не в силах был этого сделать. Подошли родственники, помогли поднять с земли упавшую и обессилевшую от истерики мать.
Возможно, кто-то из моих читателей сейчас подумал: «Плачущая у гроба женщина! Какой расхожий литературный штамп!» Я этот «штамп» неоднократно своими глазами наблюдал! И не на сцене театра, а в реальной жизни! Мать прощалась со своим ребенком, внезапно ушедшим из жизни!
У гроба покойной девушки собрались все родственники. Прощались. Когда прощание завершилось, то служащий, который должен был закрыть крышку, посмотрел вопросительно на Кэссция. Кэссций подошел к гробу.
В правой руке он сжимал талисман своей Исхе. Этот талисман Исхе против всех правил как-то сумела пронести на «Крейсер» и закрепила его на КП прямо над рабочим местом командира. Талисманом была маленькая куколка-девочка в нарядном, ярком платьице. Куколка была такой маленькой, что полностью помещалась в зажатом кулаке Кэссция. Кэсс сорвал этот талисман, когда мы выносили с корабля останки Исхе.
Кэссций наклонился над гробом, и хотел уже положить в него эту маленькую детскую игрушку, но тут со своего места сорвалась Асция. Она быстро шагнула к Кэссцию. Схватила его за руку. Я посмотрел на нее и не узнал нашу «ледяную королеву». Асция всегда была самая сдержанная среди нас. А тут у нее из глаз градом текли слезы, лицо перекосил спазм рыдания, но Асция не кричала и не билась в истерике. Пыталась сдерживать себя. Сжав в напряжении перекошенный рот, она так закусила нижнюю губу, что по подбородку текла кровь. На Асцию тяжело было смотреть. Казалось, что еще немного, и она упадет рядом с гробом так же, как только что, не выдержав эмоционального напряжения, упала в истерике мать покойной девушки.
Асция протянула свою ладонь к руке Кэссция, и мой брат понял, что она сама хочет положить куколку в гроб. Кэссций не стал возражать. Разжал руку и переложил талисман в ладошку Асции. Но Асция не сумела удержать куколку-девочку в руке. Игрушка соскользнула по ее пальцам и полетела в гроб к покойной. Мне тогда казалось, что это падение будет длиться вечность. Асция попыталась машинально поймать выпавший из рук фетиш, но не сумела. Куколка-девочка упала на грудь покойной и укатилась к ее шее. Так и осталась там лежать, запутавшись в волосах посмертной прически и растопырив в стороны свои игрушечные ручки среди кружевного оформления гроба. Гроб закрыли. Мы Асцию домой вели под руки. Казалось, что она не видит дороги и не понимает, что происходит вокруг.
Дома по традиции посреди комнаты прямо на полу стояла урна с пеплом Исхе. Здесь уже случилась истерика с моей Истэр. Посмотрев на урну, она закричала, расплакалась. Говорила, что-то непонятное, ругалась. Я пытался ее успокоить. Помощи от Асции и Кэссция не было. Они вдвоем просто сели на пол рядом с урной и замерли как зомби. Я метался между ними и Истэр. Переживал за то, чтобы они ничего плохого с собой не сделали. Наконец смог усадить Истэр на полу возле пепла нашей Исхе.
Первая сумела взять себя в руки Асция – стала читать стихи погибшей сестры. Истэр сразу внешне успокоилась. А у Кэссция первый раз за все время после смерти своей жены по щекам потекли слезы. Повторял шепотом сквозь эти слезы одну и ту же фразу: «Почему я должен хоронить дорогих мне людей?»
Сидели мы так долго. Я вставал, приготовил покушать и почти силком заставил их всех поесть. Ползал вокруг них на четвереньках и уговаривал. Они поели только, чтобы я от них отстал.
В тот вечер мы все единодушно приняли решение не выходить из состава «Крейсера», а идти на нем в третий рейс. Асция сказала тогда.
- Умереть лежа на диване глядя в телевизор, никогда не входило в планы нашей Исхе. Она всегда была за то, чтобы идти вперед, искать что-то новое, - сделав паузу, Асция не спросила, а почти приказала. – Мы идем в третий рейс.