Часть первая
Глава четвёртая. 4 ноября 1973 года (продолжение)
Ну, это только так говорится, а уж кто куда направился, это его личное дело. Я, например, на работу помчался, через два дня на месяц уезжаю, а дел выше крыши. Прежде всего, конечно, общественные надо перераспределить, их у меня немало набралось. С комсомолом проще всего. Два года назад в лаборатории профессора Чертова Иосифа Абрамовича новая сотрудница появилась, что в институте, многие неким казусом посчитали.
Я совсем ещё "зелёным" был, даже, не как это говорится, без году неделю работал, а фактически вообще меньше месяца, как в институт пришёл, когда знаменитая Шестидневная война на Ближнем Востоке случилась. Вошёл я утром в главный корпус, передо мной секретарь парткома, Лариса Ивановна, идёт, ну её я уже в лицо распознавать научился. А у гардероба мужик стоит с такой характерной внешностью, что прямо мама не горюй. При виде нас, он на даму чуть ли не набросился, да при этом с таким непередаваемым одесским акцентом прокричал:
- Ларочка! Ну, и как вчера наши вашим дали?
А она, не растерялась, и на такой вызывающий демарш с тем же говором ответила:
- Йёся, да, што ж ты такое говоришь. Какие такие наши, да каким таким вашим, я не совсем поняла, что это ты там в виду поимел? Да за такие слова, ещё совсем недавно, ты бы уже на Соловки в столыпинском вагоне медленной скоростью ехал, и никто бы даже внимания не обратил, что ты там лауреат какой-то, да в академики метишь.
Мужик сразу серьёзным стал и печально так проговорил:
- Нет, Ларочка, последнее мне не грозит. Говорят, ты, конечно, еврей, но вот жидовства в тебе маловато. Поднакопи этого говнеца побольше, вот тогда в наш гадюшник и стучись.
Обнял он её за плечи и пошли они к лестнице, что на второй этаж ведёт, а я мимо них по коридору первого этажа промчался. Спешил куда-то, сейчас уже не вспомню куда, да, значит, совсем неважным это оказалось.
Вот таким оригинальным способом, я с Иосифом Абрамовичем познакомился. Правда, в одностороннем порядке, но всё же.
Попасть в коллектив, возглавляемый этим выдающимся учёным, было мечтой многих, но у него какой-то свой, неясный для остальных, принцип отбора будущих сотрудников имелся. По блату или по настойчивой просьбе сверху, которая синонимом приказа считалась, это невозможно было. Не тем человеком Иосиф Абрамович был, чтобы супротив своего желания, что-нибудь делать, да подобострастно ручки вверх поднимать. Он, и только он один, мог решить, когда такая потребность вдруг возникала, кого к себе на освободившееся место пригласить. А тут вдруг, гром, наверное, среди ясного неба грянул. Он сам к директору пришёл, и заявление принёс, мол, просит ему в штатное расписание ещё одну ставку стажёра-исследователя ввести, присовокупив при этом устно:
- Не пожалеете, - и всё, больше ничего не добавил.
Удивительно, но просьбу его удовлетворили и директор, откуда-то из своих тайников, по-видимому, эту ставку достал. Вот так и появилась в лаборатории Чертова девушка, совсем молоденькая, глазастенькая, остроносенькая, росточка небольшого, беляночка такая с характерным признаком – как смутится, а это у неё, особенно спервоначалу, часто случалось, тут же вся румянцем обливалась. И не только щёки, а и руки, и ноги, ну там, где это видно было, так, что некоторые молодцы горячие, чуть ли не спорить начали, кто же тем первым будет, кому доведётся проверить, а как скрытый от глаз кожный покров себя при этом ведёт.
Лена Ларцева, так эту стеснительную девушки звали, быстро в наш достаточно дружный, в его активной части, коллектив влилась, и мы даже не заметили, как она ШП, то есть своим парнем в нём стала. Полгода не прошло, а она уже зам. секретаря комсомольской организации избрана, причём единогласно, всем по душе девушка пришлась. Почти безотказным и чрезвычайно исполнительным и полезным для общества человеком она оказалась, хотя всё так же стремительно продолжала краснеть, не понятно, зачастую, по какой такой причине это происходит.
Да и в число учёных она неожиданно для всех ворвалась. Лаборатория Чертова занималась одним увлекательным делом, пыталась найти избавление от такой напасти, как лейкемия или попросту говоря лейкоз. Ну, а для начала надо было понять, откуда он в здоровом организме берётся. Вот ежедневно десятки белых мышек, альбиносов значит, вполне определенной линии, то есть таких, которые к одному и тому же генотипу относятся, отдавали свои жизни во славу науки. Как только их не изучали. Всё новое и для дела пригодное, до чего только в мире додуматься успели, Иосиф Абрамович моментально в своей лаборатории в жизнь внедрял и сотрудников своих к тому же приучил. Лена достойной ученицей оказалась, и, что немаловажно, чрезвычайно трудолюбивой, очень последовательной, фантастически наблюдательной и способной свои наблюдения в систему превратить. Так вот, в сентябре она была в очную аспирантуру зачислена, а одновременно с этим в нашем отраслевом журнале её первая статья появилась, и, что было вполне в стиле профессора Чертова, была она там единственным автором. Смысла статьи её я не понял, для меня всё то, чем они занимались, а потом описывали, было сплошной абракадаброй, или, другими словами, как для первоклассника алгебра, с её синусами и косинусами, да тангенсами с котангенсами. Но в научном мире она произвела впечатление разорвавшейся бомбы, непонятно из чего сотворённой. На неё начали ссылаться, а один весьма уважаемый в том мире итальянский профессор, даже назвал принцип, который Лена выявила, симптомом Лены Ларцевой, не больше и не меньше. Грозов после этого на Учёном совете, Чертову прямо в глаза глядя, заявил, что они хирурги считают, что Лене Ларцевой в аспирантуре делать нечего, чужое место она там занимает, а пора утвердить тему её докторской диссертации, поскольку меньшее её не достойно. Вот пусть профессор Чертов ей часть своего кабинета уступит, а в аспирантуру надо его Грозовского парня, очень даже способного, определить. Все, как всегда, засмеялись, а Грозов привычно сделал вид, что обиделся, мол, не понимают его.
Такую вот девочку мне удалось себе в заместители привлечь. За ней я был, как за каменной стеной, всё она и знала, и понимала, и сделать могла. Но, кое-что ей всё равно объяснять пришлось, да в курс некоторых несколько специфических вопросов ввести.
Именно на это я остаток того дня в своём институте и потратил.
Домой без сил явился, не понятно почему, но измотался в конец, вроде и не делал ничего сверх того, что обычно, а вот надо же. Даже есть не хотел. Так, сел у стола посидеть, да в тарелке, не помню с чем, лениво поковырялся, а затем на диван переместился, и тут же отключился, как будто несколько дней не спал. Часа через три проснулся совсем свеженьким и вполне работоспособным. На часы глаза бросил, смотрю, маленькая стрелка стремится большую на самой верхушке циферблата догнать, значит, полночь вот-вот будет. В квартире тишина, жена с сыном в царстве Морфея находятся, а у меня ни в одном глазу. Встал, на кухню пошёл, дверь прикрыл осторожно, чтобы не скрипнула, да свет зажёг.
Из-под моих ног, во все стороны, десятки сверчочков малюсеньких, недавно на свет божий появившихся, но бесподобно шустрых, разбежались, по углам пытаясь от меня попрятаться. Но не на того нарвались, пока они метались ярким светом ослеплённые, я их много попередавить успел, а когда, остальные по щелям позабивались, снова свет выключил, да стул на ощупь нашёл. Сижу и пытаюсь понять, что за напасть такая в доме этом случилась.
Дом совершенно новый, с предыдущей весны только заселяться начал. Двенадцатиэтажная башня блочная первой выросла среди бывшей деревеньки. Это уж затем вокруг целый микрорайон стремительно разрастающейся Москвы возник.
Поселились мы в нём в прошлом году. Произошло это, по крайней мере, для нас совершенно неожиданно. Жили себе спокойно с родителями жены и её младшим братцем в нормальной квартире на проспекте Калинина тоже в новом, правда, двадцатичетырёхэтажном доме. Видели, наверное, стоят такие жилые башни с правой стороны, напротив административных домов-книжек. Жили, как говорится, не тужили. Меня там абсолютно всё устраивало. Месторасположение удобное, центральней редко бывает. Поэтому надо куда-то добраться, пожалуйста, в любую сторону, до любой самой что ни на есть московской окраины, времени потратишь примерно одинаково. Здорово, согласитесь. Родители жены во мне души не чаяли, я им ровно тем же отвечал, но вот супруга моя начала с матерью сталкиваться, да так, что иногда чуть ли не перья с пухом по квартире летать стали. Сами понимаете, две хозяйки на одной кухне…
Вот как-то вечером в субботу, дело во второй половине сентября было, дачи все закончились, поэтому в московской квартире это случилось, сидим, чай пьём. Хорошо так, умиротворительно на душе, да и желудку приятно, после сытного ужина немножечко тёплого чая вовнутрь принять. Сидим, я чашку ко рту в очередной раз поднёс, да на экран телевизионный взглянул. Телевизор в левом углу стоял, а там, на экране чепуху какую-то показывали, но от нечего делать, когда такая нега вокруг разливается, даже на такую ерунду и то можно глаз бросить. А тут тесть, с правой стороны от меня сидевший, я его даже не видел, он почти за спиной у меня оказался, вдруг, как бы ни с того ни с сего, заявил:
- Завтра, к одиннадцати едем квартиру вашу смотреть, - и больше ничего не добавил.
Хорошо мы с женой сидели, некуда падать было, но чаем я облился, ладно он уже немного подостыть успел.
- Какую такую квартиру? – голос у жены прорезаться к концу вопроса стал.
- Так вас же наша не устраивает. Ты тут постоянно свару пытаешься замутить, чем-то недовольна вечно, да это недовольство своё в нашу спокойную жизнь вносишь. И потом, молодым везде у нас дорога, вот мы и решили с матерью, да с Ванюшкиными родителями это согласовали, а пусть эти самые молодые самостоятельно поживут. Вот и отправитесь вы с завтрашнего числа в дальнюю дорогу, нечего вам по проспекту Калинина подошвами шаркать.
Когда тесть таким голосом и такими словами выражаться начинает с ним спорить нельзя, только хуже можно сделать. Поэтому моя дорогая встала и с сынишкой, на её руках мирно спящим, в нашу комнату ушла, а я чай остался допивать, не оставлять же его в чашке, или, что совсем недопустимо, чтобы его в раковину потом вылили.
На следующий день спозаранку встали, жена с сердито-огорчённым видом, тёща тоже печальная, ну, а мы с тестем ничего, ко всему привычные, мужики же. Позавтракали по-быстрому, да на Садовое кольцо отправились. Там ходит троллейбус маршрута Б, "Букашка" значит, народ его так для удобства обозвал, на нём быстрее всего до Маяковки можно добраться. Доехали и в метро. Куда едем, нас не информируют, ну, а мы лишние вопросы не задаём, да и чего их задавать, когда до места доберёмся, сами увидим. Поезд в сторону Речного вокзала нас повёз. Народу в вагоне мало, мест свободных, сколько хочешь, а тесть у дверей стоит, и садиться почему-то не собирается. Вот за окошком станция появилась, моя родная Белорусская, смотрю, тесть из дверей почти наружу вылез, рукой кому-то машет, потом успокоился, в вагон назад подался, да к тёще направился, которая ему место рядом своей сумкой хранила. Метро ведь не театр, это там места нумерованные, а в метро, что? Вольница чистая. Увидишь, где свободное место имеется, беги. Успеешь, сядешь, нет, так стой, тоже полезно, не всё же сиднем сидеть. Косточкам тоже иногда разминаться требуется.
Я привстал, да в соседний вагон через двойное остекление заглянул, смотрю, мои родители в самом его конце усаживаются. Мама уже почти села, а папа её рукой слегка придерживает, чтобы не промахнулась, наверное. Ну, тут я совсем успокоился. К тяжёлой артиллерии, это я тестя в виду имел, бомбардировщики с истребителями присоединяются, так что нам никто даже голову не позволит из окопа высунуть. Сидите, молчите и не рыпайтесь.
Лучше всего в такие моменты, о чём-нибудь весёлом и приятном думать. Вот я и задумался. Речной вокзал, где это? Понял одно, где-то далеко от Москвы он в своё время строился. Ведь Путевой дворец, который теперь Петровским называют, и в котором Наполеон сидел, дрожал, когда на пылающую вдали столицу смотрел, тоже далеко от Москвы в 1812 году был. А сейчас он почти в центре города находится. И ведь всего полтора столетия прошло. Как же быстро города растут. Вот и Речной вокзал строили в том месте, куда канал Волга-Москва максимально близко и удобно к городу удалось приблизить. А теперь он уже в городской черте находится. Так, глядишь, пройдут ещё года, и Москва с Питером в экстазе сольются. Юго-Запад почти весь многоэтажками застроили, теперь строители на Запад двинулись. Как стая голодная на деревянные домики, в которых испокон веку люди семьями жили, набросились, и на их месте железобетонные громадины возводить принялись. Торчат они серые мрачные, как казематы средневековые, то там, то тут, но боюсь скоро, кроме них ничего уже глаза рассмотреть не смогут. Жаль не избушки те, в землю вросшие, возможно вместо них давно надо было нормальные деревянные дома с удобствами построить, а вот огороды, да сады с их плодово-ягодными деревьями и кустарниками, которые бульдозеры своими ножами под корень срезали, до слёз жалко.
Пока думал, смотрю, мне сигнал рукой подают, вставайте мол, люди русские, выходить пора. Ну, мы послушные, без дальнейших уговоров и принуждения встали, да на выход потопали. Поезд дальше поехал, а я на стену смотрю, ищу, что там написано, чтобы понять, куда мы попали. "Водный стадион" – надпись крупная, издали видна. Вот так, в новое для себя место попал, никогда ещё в этом краю бывать не приходилось. Выходим, станция неглубокая, не то, что родные мне Динамо, да Белорусская с Маяковской, хотя все они и даже Павелецкая, рядом с которой мы жили, когда в Москву после войны вернулись, на одной линии метрополитена находятся.
Тесть по улице сразу вперёд пошел. Я решил было, что он к остановке автобусной устремился, там как раз толпа подошедший автобус атаковала, но нет, он остановку миновал и дальше быстрым шагом зашагал. Мы за ним, а он до ближайшего поворота добрался и сразу за углом из поля зрения исчез, повернул, значит, подумал я. Мы до этого поворота дошли, видим тесть метров на десять отошёл, но остановился и на нас смотрит, поджидает. Мы подошли, а он вперёд показывает:
- Видите, там дом за деревьями виднеется, белый такой красавец? Так вот нам туда и надобно.
Папа мой назад оглянулся, затем вперёд посмотрел оценивающе, да сказал, как точку поставил:
- А, что? Нормально, до метро пешочком не дальше, чем у нас.
Но, мамуля моя дорогая, она всю жизнь за меня горой стоит, ему возразила:
- Нет, Саша, ты ошибаешься, здесь намного ближе, - немного подумала и добавила, - чем у нас.
По-видимому, мы с женой там отсутствовали, на нас никто никакого внимания не обращал. Наши родители, всей четвёркой, к общему знаменателю пришли, да давай друг друга убеждать, что здесь и зелени больше, а значит воздух чище, что для ребенка, то есть Михаила, сына нашего, а их внука общего и единственного, полезней будет. Да и для гуляния с ним здесь, несомненно, места больше, чем в тех каменных мешках, речь о дворах вокруг дома на Калинина шла. Но тут как раз тот автобус, в который люди ломились около метро, следом за нами завернул. Ехал он тяжело, поскольку набилось в его нутро пассажиров значительно больше, чем это его конструкторы планировали. Мы на народ посмотрели, и я сразу же для себя вывод сделал, если нас сюда действительно сослать хотят и им это удастся, я ни в жисть на таком транспорте кататься не буду, что напрочь не соответствовало моей же любимой присказке – лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Я смотрел вслед автобусу, который изрыгал из себя вонючий синевато-грязный шлейф автобусного перегара, наверное, вчера с приятелями хорошо посидели, и думал:
"Сколько человек может в таком сплющенном состоянии прожить?" - но долго ни к какому здравому решению прийти не мог. И только потом после длительного раздумья понял, что человек на всё способен, но я, наверное, через несколько минут там Богу душу отдал бы. Вот такая непонятная самому себе мысль в мою голову забралась.
Мысли мои вольные, их никто не контролирует, вот и мечутся они, как хотят, а я их на всеобщее обозрение не часто выпускаю. Пусть лучше там внутри в полной безопасности помучаются немного, чем тут же, как их озвучишь, такой уничижительной критике подвергнутся, что и жить после этого им не захочется.
Смотрю, на длинном бетонном, в белый цвет когда-то покрашенном, а теперь достаточно облезшем заборе, табличка висит "Улица Авангардная". Забор этот тянется с левой стороны вдоль улицы и ограждает какое-то промышленное предприятие, интересно было бы узнать, конечно, какое, и продолжается, чуть ли не до самого её пересечения с другой улицей. Вот та другая к той, по которой мы сейчас идём, с левой стороны подошла, да там и остановилась, как бы в нерешительности, а дальше идти почему-то не захотела. Название "Авангардная" такое звонкое, вперёд зовущее, а улица маленькая, узенькая, да видать тихонькая, мы уж, сколько времени по ней идём, а вот как тот автобус вонючий проехал, никто больше своими шинами мимо не прошуршал. Тем временем мы к самому дому подошли. Издали, когда мы его сквозь деревья увидели, он мне симпатичней показался. А так, обычная блочная двенадцатиэтажная башня, ну в белый цвет снаружи покрашена, вот и всё, что её от родных сестёр в натуральной серой оболочке отличает. Подошли ближе, ещё одно отличие заметили. По всему фасаду к дому пристрой, явно магазинного предназначения, прислонился. Пока вроде не работает, внутри вон леса строительные видны и мужики какие-то там крутятся. Я всё вокруг отмечаю, любопытно же куда это нас в ссылку отправить хотят.
Тесть решительно за дом заворачивает, а там вокруг сплошная стройка идёт. Краны без устали крутятся, плиты да блоки таскают туда-сюда. Рядом дом уже длиннющий подъездов в десять, наверное, практически готовый стоит, под крышей уже, и асфальт вдоль него катки укладывают. Значит, скоро сдавать будут, иначе, зачем асфальт зазря переводить? Но мы не к нему направились, а к белой башне. "Она же заселена полностью", подумал я, глядя на окна с занавесками. Подошли к подъезду и остановились. Тесть на часы взглянул, я тоже посмотрел, без пяти минут одиннадцать.
Молча, стояли, чего-то ждали. Вдруг дверь открылась. Из дома мужчина вышел, молодой ещё, лет тридцати с небольшим, но уже с огромной лысиной. В тенниску светлую одет и синие тренировочные штаны с белыми лампасами. Вышел и руку тестю протянул, знакомые значит. Нам тоже кивнул всем скопом, ну и мы ему тем же ответили.
- Пойдёмте квартирку посмотрим, - сказал незнакомец и в подъезд вошёл. Мы за ним. На второй этаж поднялись, налево в предбанник, на три квартиры рассчитанный, завернули, и в квартиру, у которой дверь, приоткрытой была, вошли:
- Вот смотрите, - незнакомец встал около двери, не стал дальше проходить, а мы разбрелись, кто куда.
Много я видел квартир разных и новых, ещё не заселённых, и в которые люди совсем недавно поселились, и естественно, старых, где может уже не одно поколение прожило, но такого я ни разу не видел. На первый взгляд обычная двухкомнатная квартира, с приличных размеров кухней, и раздельным санузлом. Обычная, да не совсем. Во-первых, комнаты смежные, во-вторых, окна выходят на крышу пристроенного магазина. Что-то приятно, что-то не очень. Смежные комнаты для нас совсем не страшны, у нас же ребёнок ещё маленький, пока будет спать в своей кроватке, которая рядом с нами должна стоять, а через пару лет, мы переберёмся в соседнюю комнату, а он в этой единственным хозяином останется. Вот и хорошо, что он в смежной жить будет, всё не так страшно для малыша. Так, что здесь смежные комнаты в самый раз, а вот, что с этой крышей делать?
- Ой, как это удобно, - услышал я восторженные голоса обеих бабушек, - на эту крышу колясочку можно поставить и всё, пусть ребёнок спит на свежем воздухе. У мамочки руки высвободятся для всяческих домашних дел.
Пока они там восторгались крышей пристроя, да удобством смежных комнат, мужчины, включая меня и незнакомца, пол на кухне рассматривали. Линолеум весь был вдрызг порван. Впечатление создалось, что там танк на своих гусеницах немного покрутился. А, что со стенами творилось, вообще описать сложно. Они все были заляпаны потёками масляной краски, причём палитра, которую неизвестный живописец использовал, состояла из десятков различных оттенков всех цветов радуги. И, если в ванной комнате и в туалете, пол со стенами вроде бы ничего были, грязновато конечно, но не безнадежно, то в проходной комнате паркет и краской был забрызган и чем-то поранен, в общем, жуть, как эта квартира выглядела. Незнакомец о чём-то с тестем пошептался и исчез. А мы пока гуляли из угла в угол и не знали даже, что сказать, тут можно.
- Значит, так, - начал тесть, и стал ждать, пока все вокруг него соберутся, - эта квартира свободна, человек, который её забронировал и всё тянул с переездом, от неё, в конце концов, отказался. Сейчас вернётся председатель правления кооператива, вы его только что видели, пошёл за начальником стройучастка, который отделкой дома занимался. Послушаем, что тот предложит по приведению квартиры в порядок. А так, всё вроде нормально. Сейчас вступить в кооператив практически невозможно, но тут вдруг оказалось, что в том кооперативе, который для наших сотрудников несколько лет назад был создан, есть вот эта свободная квартира. Желающих много, но мне первому разрешили её посмотреть. Соглашаемся со всем этим, значит всё, квартира наша. Откажемся, не уверен, что в ближайшее время что-нибудь другое мне предложат.
Вошёл председатель кооператива, за ним следом появился ещё один товарищ, настоящий красавчик, в хорошем тёмно сером костюме, при галстуке, в туфлях, заполированных до такой степени, что можно их вместо зеркала при бритье использовать.
- Знакомьтесь, - произнёс председатель, - Николай Петрович Кошкин, начальник стройучастка. Он говорит, что в этой квартире, поскольку она временно нежилой была, бригада маляров своё добро держала, да краску готовила. Вот они колер на стенах и проверяли. Но, он гарантирует, что за неделю всё приведёт в порядок.
- Виталий Николаевич, а что у Николая Петровича проблемы какие-нибудь и он сам нам не может всё это рассказать и гарантировать? – в голосе тестя прорезались незнакомые мне металлические нотки, - так, что вы хотели нам рассказать Николай Петрович? – обернулся тесть к "красавчику".
Откашлявшись, тот сдавленным голосом начал, что-то бормотать, наверное, сам плохо понимая, что говорит.
- Дайте ему воды, что ли, - приказным тоном обратился ко всем тесть, а затем, когда Николай Петрович воды выпил, да прокашлялся, ещё раз к нему повернулся:
- Так, что вы нам милейший пообещать хотите?
- Заменим линолеум на кухне, полностью обновим стены, побелим потолок, - начальник стройучастка пришёл в себя и говорил уверенно и чётко, - окна подновим, ручки оконные поменяем на современные, поставим ограничители, чтобы можно было не бояться, что окна разобьются при сильном порыве ветра. Что ещё можно на кухне сделать? – он осматривался вокруг, но продолжил неожиданно:
- Да вроде всё. Давайте в комнаты перейдём. Так, здесь паркет отциклюем, обои заменим, потолок, окна, ручки, да всё сделаем. Не волнуйтесь. Через неделю всё в порядке будет. Может, какие-нибудь дополнительные просьбы имеются? – с вопросительным видом он повернулся к тестю.
- Розетки нужны, - сказала тёща, - вот здесь и здесь, да телевизионную антенну протяните в этот угол. Вот вроде бы и всё.
Ещё через две недели мы переехали. Квартира новенькой стала, как будто того разгрома и не было никогда. Ничего из мебели мы купить не успели, поэтому в обеих комнатах по углам ещё долго узлы и коробки лежали. Потихоньку обживались, тахта большая двуспальная появилась, кое-какая кухонная мебель, да шкаф одёжный трёхстворчатый. Я уже даже приноровился к дороге и стал приходить на работу ровно к девяти часам, в общем, всё шло, как положено. Нам даже понравилось отдельно ото всех жить и ни от кого не зависеть. Вот так и прожили мы почти год в мире и согласии, привыкли совсем, и о том времени, когда вокруг нас все, как наседки квохтали, да каждое наше требование исполнять спешили, уже и не вспоминали.
Но, тут появились вначале тараканы, а следом за ними и сверчки. К тараканам мы все относились, как к неизбежности. У моих знакомых эти милые насекомые водились во всех квартирах, так что ничего нового с их приходом к нам в гости не было, но вот сверчки…
Все, наверное, читали в различных литературных произведениях, описывающих старый, ещё дореволюционный быт царской России, об этих звонкоголосых жителях крестьянских изб. Сверчок за печкой – это было мило и в какой-то степени экзотично. "Какая прелесть", - иногда думалось мне. Ведь никакого негатива от их присутствия в домах в тех старых произведениях не описывалось. И вот они появились у нас. Первая встреча с ними произошла ещё в конце прошлой зимы, то ли в феврале, а может уже даже в марте, точно не помню. Я заметил небольшое насекомое, внешне очень похожее на обычного кузнечика, которое на кухне ловко увернулось от моей ноги и после ещё двух прыжков исчезло в тёмном углу. Я даже немного удивился, откуда зимой взялся кузнечик, и хотел посмотреть в энциклопедии, где же они зимуют, но закрутился и забыл. Около месяца прошло, наверное, и случилось второе пришествие того же самого, как мы надеялись кузнечика. Но уже на следующей неделе мы убедились, что очень ошибались, так как вечером, когда мы вернулись с прогулки с ребёнком и зажгли свет, от нас в разные стороны разбежалось уже трое таких попрыгунчиков. Это нас насторожило, но не более. Мы всё ещё были уверены, что это именно обычные, привычные нашему глазу, луговые музыканты, играющие на собственной скрипке. Осознали мы, что ошибались, как-то поздним вечером, когда ребёнка собрались спать укладывать, а крупное существо, в пару сантиметров длиной, с характерным треском от вибрирующих крыльев, пролетело из одного угла достаточно большой комнаты в другой, и приземлилось точно в детской кроватке. Хорошо дитятко, в ней проживающее, в тот момент на материнских ласковых руках находилось. Удивлению нашему не было границ. Позвольте, ещё совсем недавно, чуть ли не вчера или позавчера это существо бегало по полу и ни о чём другом не помышляло, а сейчас уже на крыло стало, да на такие дальние перелёты оказалось способно. Так что нас дальше ждать будет при таком стремительном развитии событий? В поисках ответа на этот вопрос, я, ловко поймал летуна, и, держа пальцами левой руки, так мне привычней было, стал его рассматривать. Вначале я принял его за здоровенную саранчу, знаете такое страшное насекомое, вредитель посевов, которое тучами летает, всё уничтожая на своем пути, но потом решил, что ошибся. Саранча ярко зелёная мерзость, а то, что в моей руке лапками шевелило, было окрашено в серовато-коричневатый цвет, да в панцирь твёрдый на ощупь было одето. Я ещё немного на него посмотрел, а потом решил, гляди не гляди, ничего я из этого не выгляжу. Ну, не специалист я по членистоногим, или к какому отряду это насекомое относится, да в соседнюю квартиру направился, в которой наш теперь уже хороший знакомый, тот самый председатель кооператива по имени Виталий, проживал.
Дверь открылась достаточно быстро, видно часто жителям нашего дома председателя своего беспокоить приходится, вот и выработали они у него условный рефлекс. Как звонок раздаётся, он к двери бежит, узнать, что ещё, где случилось. Реакция на моё появление была довольно таки странная, я ещё только собирался поздороваться, как Виталий побледнел и сдавленным от волнения голосом произнёс:
- Что и у вас тоже?
- Виталий, я не понял, что тоже?
- Эта гадость, свиристящая завелась? – ответил он, показывая на существо в моей руке.
- Почему свиристящая, летающая, да, но свиристящая, не слышал?
- Не обрадую, но скоро услышите, - тоскливо протянул он.
- Вы загадками не говорите, объясните мне, что это такое, и что с ним делать? У нас в квартире этого добра, мелкого только, полно по полу вечерами ползает. Теперь вот эта штука выросла, и даже летать начала.
- У меня не летает, у меня только свиристит. Мы уж в СЭС обратились, там нам объяснили, что дом построен на месте деревенских изб, в которых всякой живности, ползающей и прыгающей, испокон века было полным-полно. Если в избе за печкой не пел сверчок, это считалось большим несчастьем, так как именно сверчки контролировали в человеческом жилье наличие и присутствие других насекомых, например, тараканов. Нет сверчка, тараканы избу заполонят, появляется сверчок, он тараканов быстро всех на корм переведёт, поскольку питается всякими мелкими насекомыми. С тараканами покончит, за своё потомство примется, так и регулировалась численность всякой мелкой живности. Тараканы, которые первоначально в огромном количестве развелись, действительно почти исчезли. Так изредка, какой-нибудь залётный пробежит и всё. Из СЭС обещали прийти, да потравить сверчков. Вы вот только, что ко мне обратились, у вас ещё, наверное, всякими лаками да красками пахнет, а у тех, кто здесь с самого начала заселения живёт, они уже давно под плинтусом свиристят. Ладно бы по одному они в квартирах жили, так нет. Что-то в последнее время они очень размножаться стали, вот и до вас добрались. Но, что они летать могут, я первый раз слышу. Это тревожный факт. Завтра опять в СЭС позвоню, забыли там про наш дом, что ли?
Буквально чуть ли не на следующий вечер мы услышали первую серенаду, которую наш сожитель, сверчок, исполнять начал, но это был не тот экземпляр, которого я Виталию приносил, а другой, с нами пока незнакомый. Тот, о котором я говорил, погиб в неравной войне смертью храбрых, как и многие его сородичи. С того времени бывали вечера, когда мне стоило только домой вернуться, как приходилось по всей квартире гоняться за этими музыкантами, безжалостно отрывая плинтуса и, если успевал, то прибивая музицирующего сверчка на месте. Погибло их много, даже посчитать невозможно, но место погибшего героя, тут же занимали другие. В литературе написали какие-то, по-видимому, не вполне компетентные люди, что сверчки мужеского пола не терпят своих конкурентов. Они якобы воюют друг с другом совершенно бескомпромиссно, до полной победы, после чего победитель съедает побежденного, а серенады поют только сверчки-мужики, привлекая этим подруг, коих у каждого может быть неограниченное количество, султаны прямо сверчкового царства. Так вот со всей ответственностью заявляю, что эта информация недостоверна, или она устарела безнадёжно, или современные сверчки резко изменились в худшую для нас людей сторону. В нашей квартире дело дошло до того, что, как-то раз одновременно пело пять исполнителей, причём ладно бы они заранее договорились исполнять хором одно музыкальное произведение какого-нибудь знаменитого своего композитора. Так, нет, каждый дудел, что хотел. Какофония какая-то в воздухе звучала, вот и приходилось метаться из угла в угол. Мы уж все и продажные и народные средства борьбы с этим злом перепробовали, но всё тщетно. Проведём полную санобработку, неделю, максимум полторы, тишина, а потом снова сначала ползать начинали, потом летать, а затем и свиристеть. Из СЭС их лучшие специалисты в наш дом регулярно приходили, ведь первый этаж магазин продуктовый абонировал, так у них насекомых нет, а в жилой части дома ползают.
Ужас как быстро размножались эти сверчки. В описываемое мной время у них первый этап развития начинался. Они только из своих яиц вылупляться принялись. На этом этапе борьба с ними самая увлекательная. Поэтому встал я со стула, опять свет включил и снова много подавил сверчачьей мелюзги, пока они метались по кухне, от яркого света пытаясь укрыться.
Продолжение следует