Мой город, мой маленький заводской город в течение нескольких дней превратился в скорбный поток ручейков, стекающих по тропинкам меж дворов, по тротуарам и дорогам к домам тех, кто уже никогда не выйдет навстречу.
Ручьи превращались в море цветов и венков. Их поток не прекращался. Как и поток слёз того поколения заводского братства, которое хоронило своих родителей в конце восьмидесятых, заживо сгоревших в одном из цехов завода, и теперь прощались со своими детьми, вот так же заживо сгоревшими на том же заводе спустя три десятка лет. Родители и дети - общие, знаете, так бывает в маленьких городах, когда фамилии погибших становятся родными всем...
В день объявленного траура не пели даже птицы. Лишь железнодорожные составы, громыхая через город, извещали, что жизнь - не остановилась. Поколению заложников химзаводов не нужно ничего объяснять. Как огонь делает из людей угли - они знают. Как знают о технике безопасности и спецрежиме, и о том, что при дистанционном управлении процессом возможен сбой. Сбой, при котором невозможно завершить операцию без участия обычных человеческих рук.
Все обвинения в нарушении техники безопасности весомы. Тут честно. Но так же честно и то, что пятеро молодых парней и две женщины пытались спасти одну из сложных технологических операций.
Ещё семь угольков в копилке моего города-жертвенника... Ещё семь семей без сыновей, отцов, матерей и дочерей...
А завтра нужно жить заново.