Глава XXXVIII
Злой рок
Пока четыре мушкетера направляются в гостиницу «Рог изобилия», вернемся к леди Персис, которую мы, следя за событиями происходившими в кабинете Ришелье, на миг потеряли из вида.
Мы застанем ее в том же не завидном положении, в котором ее и оставили, погруженную в пропасть мрачных рассуждений, в кромешный ад, к вратам которого она неумолимо приближалась.
Примерно через четверть часа езды, карета, что везла графиню Персис в Шатле миновала рынок, проехала под каменными сводами крепости и остановилась шагах в пятнадцати от невысокого подъезда. Дверца распахнулась; офицер ловко выскочил и подал руку графини; она оперлась на нее и довольно спокойно вышла.
— Как вы полагаете, сударь, — заговорила графиня, оглядываясь вокруг, — долго меня здесь продержат?
— Не думаю, — ответил капитан. — Дней десять-двадцать не больше.
— А потом?
— А потом, вероятнее всего, свершится суд, во время которого вас либо оправдают, либо накажут.
Послышался приближающий шаг часовых.
Ощутив страх, графиня сжала руку капитана.
— Боже мой, что меня теперь ждет?— с трепетом вопросила она.
— Без понятия, — ответил офицер, — но, во всяком случае, не надо жать мне руку так сильно.
— Ах, простите.
В эту пору показался комендант в сопровождении стражи.
— Где арестованная? — спросил он с ходу.
— Она перед вами, монсеньер, — ответил офицер, указывая на графиню.
— Ступайте за мной, сударыня.
Графиня посмотрела на него и остановилась в нерешительности.
— Да, но у меня нет с собой моих вещей, — заметила она. — Не могу же я вот так оставаться на Бог знает какое время.
— Не беспокойтесь, сударыня, — вмешался офицер. — После обеда все ваши вещи будут у вас.
— О благодарю вас, сударь, — успела взволновано пролепетать графиня, прежде чем как тот откланялся и направился к карете.
— Идемте, сударыня, — сказал комендант, предлагая свою руку, — я провожу вас в одну из лучших камер моей тюрьмы! Конечно это ни Лувр, ни Пале-Кардиналь, но жить в ней все-таки можно. Идемте.
Комендант вновь пригласил пленницу пройти за ним следом. Она все с той же опаской, вяла его под руку и вошла с ним через низкую дверь, от которой сводчатый, освященный только в глубине коридор вел к узко-каменной лестнице. Поднявшись по ней комендант и графиня остановились переде тяжелой, запертой дверью; старик всунул в нее ржавый ключ, тяжело повернул его в лево и после двойного щелчка камера открылась.
Переступив порог, пленница решила осмотреться.
Убранство помещения годилось как для тюрьмы, так и для жилища своенравного человека, однако решетки на окнах и засовы на двери всячески наталкивали на мысль, что это тюрьма.
— Ну как вам? — осведомился комендант. — Здесь очень мило, не правда ли?
— Да, — согласилась Люси, продолжая осматривать камеру, — но здесь так сумрачно и сыро...
— Ничего не поделаешь, тюрьма есть тюрьма, — сожалея, произнес комендант, — Беран! — окликнул он часового.
— Я здесь! — отозвался тот.
— Будьте добры, растопите камин.
— Слушаюсь.
Часовой мигом исполнил повеления коменданта, так что через десять минут в очаге уже пылал огонь.
— Благодарю вас, сударь, — любезно промолвила графиня.
— Не стоит благодарностей, миледи, — сказал с обворожительной улыбкой комендант, беря ее за руку, — К сожалению это все, что я могу сделать для вас.
Коснувшись устами ее руки, он почтительно склонился в поклоне и вышел.
Оставаясь одна, леди Персис начала блуждать по камере, точно разъяренная львица, помещенная в клетку. Когда же это действие ее утомило, она опустилась в кресло, скрестила руки и откинувшись к спинке, начала думать.
Положение ее становилось все более и более тягостным. Она не раскаивалась...нет. Таким людям, как она не свойственно чувство раскаянья. Напротив, всюду они стараются отыскать виноватых, приписать кому-то все свои несчастья. Так им легче объяснить жизнь, чем увидеть тот знак, который им ниспослан Богом с неба.
« д'Афон опять победил меня, — подумала графиня. — Он насмеялся надо мной, унизил мою гордость, разрушил все мои честолюбивые замыслы и вот теперь губит мое счастье, посягает на свободу и даже на жизнь. Более того: он приподнял уголок моей маски, за которой я так долго прятала свое лицо и которая делала меня такой сильной.
Д Афон отвратил от де Шарона, — а его я ненавижу так, как никого другого, — всю ту смертоносную бурю, которую я ему уготовила. И наконец, тогда когда мне удалось украсть бумаги Ришелье, они были вырваны у меня из рук и наглым образом возвращены владельцу. И все тот же д'Афон держит меня в заточении и ушлет в какой-нибудь гнусную Тартогу, в какой-нибудь мерзкий Тайбери Индийского океана...
Да, это он во всем виноват. Это он спас своих друзей от плахи. За это он заплатит жизнью. Я отомщу ему!
Да, но, прежде надо поразмыслить над тем, как мне отсюда выбраться на свободу. Только там я стану сильной, только там я отомщу всем тем, кто так или иначе виноват в моих несчастьях. Мне нужно раздобыть напильник, веревочную лестницу или, хотя бы веревку, а далее распилить решетку, выбраться наружу и возможно, даже, ликвидировать трех-четырех человек ».
Подобные действия мог бы довести до конца усидчивый и мужественный мужчина, но женщина, да ещё в состоянии лихорадочного возбуждения была обречена на неудачу. К тому же для всего этого нужны были сообщники, – приятели, друзья, а у нее… у нее никого не было. Единственным ее другом был лорд Вольтиманд, но после того как де Шарон похитил у него бумаги, он подло отказался от нее и возвратился в Лондон. Остальные же, до кого уже наверняка дошли слухи о сотворенном ей предательстве, наверняка теперь отрекутся от нее тоже.
« Но Кавуа, — вдруг вспомнила графиня. — Хотя он мне и не друг, но он мне должен. Ведь, он же тоже участвовал в похищении бумаг, и если я пригрожу ему, что расскажу об этом кардиналу, ему придется обеспечить мне свободу.
Радуясь своей выдумки, леди Персис как усталая змея, удобно устроилась в кресле, плотно сомкнула глаза и стала погружаться в негу.
Но вскоре сон был нарушен тем же ржавым скрежетом затворов, и сумрак разорвали тусклые огни фонарей в руках часовых.
— Поставьте эту корзину на стол, — распорядился старший.
Приказание было исполнено.
— Принесите свечи и смените часовых, — продолжал тот же.
Вслед за этим молодой лейтенант, еще ни разу не взглянувший на графиню, обратился к ней:
— Вам что-нибудь угодно, сударыня?
— Нет, — ответила графиня. — Но я бы хотела знать, когда мне привезут мои вещи?
— Я об этом обязательно осведомлюсь у коменданта.
— Благодарю вас, — покорно ответила пленница.
Лейтенант слегка поклонился и пошел к двери.
— Ах, подождите! — воскликнула графиня.
Офицер остановился.
Подождав пока солдаты отойдут подальше, леди Персис достала из кошелька двадцать пять луидоров и показала их служанке. Та покраснела от жадности и задумалась.
— Вот здесь сто экю, — заговорила она. — Ели вы загляните в резиденцию Кавуа и передадите ему то, что я попрошу…
— Прошу прощения, сударыня, — перебил ее лейтенант, — но я никому ничего передавать не буду, ибо если меня поймают за этим делом, я потеряю свою должность, которая ежегодно мне приносит тысячу ливров и стол.
— Вам нечего опасаться, сударь, — произнесла графиня сладостным голосом, который, подобно голоса волшебниц древних, очаровывал всех, кого они хотели погубить, — ибо то, что я хочу через вас передать будет на словах.
— Хорошо, сударыня — согласился офицер. — только говорите, как можно быстрее, я и так задержался здесь больше чем нужно.
Прильнув губами к уху лейтенанта, графиня прошептала несколько слов, вложила ему в руку обещанные деньги и отошла чуть в сторону.
Откланявшись, офицер положил в корман деньги и наконец окончательно удалился.