На протяжении всего лета здесь свирепствовала жара, а две последние недели повсюду свирепствовали революционеры - жестоко, кровожадно и безнаказанно. В этой деревне трагедий ещё не было, и описываемый день положил им начало, став кровавым ключом, с которого собралась и потекла настоящая красная река.
В тот жаркий полдень мальчик лет десяти, сын техника на местной ферме и ветеринарки, быстро крутил педали велосипеда, который был для него мал, и медленно поднимался по широкой улице к дому, стоявшему на небольшом возвышении. Словно умышленно избегая остальных домов или брезгуя соседством, домик заметно выделялся и выглядел особым, завершая собой протяженное село. У калитки мальчика поджидал человек в черном, все одежки были туго и глухо застегнуты, и это вызывало удивление в ту жаркую, несносно горящую погоду.
Мальчик с любопытством разглядывал незнакомца, не торопясь идти в дом, а тот молчал и очень внимательно всматривался в лицо ребенка, улыбаясь губами и светлыми серыми глазами. Слегка косящие зеленоватые глаза, смелый и доверчивый взгляд, длинные белокурые пряди, хороший загар – мальчик был красив.
Скрипнули доски крыльца, на пороге дома показалась мать.
- Прошу вас, уходите. Не пугайте ребенка! Лёша, иди быстро домой!
Незнакомец медленно отступил назад, затем также медленно повернулся и зашагал легкой поступью, покидая село. Когда мальчик вбегал через порог, мать остановила его рукой за плечо и быстро проговорила:
- Никогда с ним не разговаривай!
- Почему? Кто он?
- Подлец, некромант.
- Кто?
- Не разговаривай с ним, понял?
Лёша едва заметно с недовольством кивнул - он не любил указаний и давления - и вошел в дом.
Дом – это просторные сени, где была обустроена кухня, и последовательно за ними две широкие комнаты. Руки мыли, умывались прямо у двери, и когда Лёша плескал водой, растрачивая её чрезмерно, об его ноги, кружась и петляя, тёрся пушистый серый кот.
- Сейчас, Сём, покушаем. Сейчас покушаем и в тенёк, - звонкий голос ребёнка, как и чернота одежд незнакомца у калитки, не вписывался в томительную и изнуряющую жару, проникшую и в дом, где и ставни на окнах были плотно закрыты.
За столом уже сидел отец, мать чего-то хлопотала у кадушки с мочеными яблоками, Лёша занял свое место в углу и принялся есть, то и дело бросая кусочки со стола на пол, где их ещё на лету караулил Сёма. Кушал мальчик быстро, не замечая особо и не обращая внимания на то, что он ест. Спроси его потом, что было на обед, он бы не ответил, просто бы не вспомнил.
Никаких слов не произносилось, никто ничем не интересовался, мужчина и женщина выглядели как равнодушные отражения друг друга, уют и тепло человеческой семьи словно покинули этот дом, оставив некую искру себя маленькому Лёше. И это не после ссоры, так было уже давно, словно над этим всем висела тяжкая болезнь, и мрак её разрушался лишь живым и бодрым ребенком, больше разговаривавшего с котом, нежели родителями.
И на это мрачное, но все-таки со светлыми пятнами, затишье пришла буря. Она прискакала на лошадях. Взмыленные, уставшие, голодные, громко фыркающие, искусанные слепнями лошади были всё же не так злы, как всадники.
Гостей было трое. Горящие глаза, холодное оружие, жуткие и потные лица с искривленными озлобленностью ртами - кошмар под солнцем. Один метнулся к матери, которая не успела ещё сесть за стол. Второй повалил на пол отца, замешкавшегося на стуле. Третий горой, с хриплым смехом, грозовой тучей уже нависал над мальчиком, забившимся в угол.
Тело матери, получив несколько ножевых ранений в живот и грудь, опрокинулось на спинку стула. Отец с порезанной шеей извивался и ёжился на полу под ударами двух пар тяжелейших ботинок, что были, как копыта. Третий уже был ближе к мальчишке, но отвлекся на кота. Молниеносной реакцией ноги он остановил убегающее животное, кота отбросило к порогу комнаты, вторым ударом по позвоночнику подлец лишил Сёму жизни. Словно в одно моргание пролетели, просвистели мгновения жути, страха, боли и смерти, и бойня закончилась.
Убийцы ушли, закрыв дверь, и их унёс топот злых коней.
В доме пахло железом и дерьмом. Через неопределенное время Лёша смог подняться на ноги, в них ещё стоял беспредельный страх, они дрожали, эта дрожь отливалась и в сердце. Пошатываясь, он сделал три шага в сторону мертвых родителей и остановился. Их трупы лежали друг на друге накрест, как мёртвые свиньи на убое, их лица были словно с икон. Седина отца наполовину была красной, ему пробили голову, его руки хватались за что-то навсегда упущенное. Тучное тело матери было безжизненно изогнуто, из-под порезанного платья с пухлых грудей сочилась кровь.
Лёша же чувствовал нарастающую легкость и пульсирующее желание жить. Он впервые подумал о себе именно такими словами. Я хочу жить. Именно сейчас, когда он хорошо разглядел родителей, их тела и, особенно, лица, казавшиеся в тот момент безгранично честными.
Обойдя аккуратно это мясо, брезгуя измазаться в крови, Лёша присел рядом с котом. Гладил дрожащей ладонью нереагирующее тело, запуская пальцы в мягкую шерсть, трепал необычно податливую кошачью мордочку, заламывал послушные упругие ушки и, наконец, заплакал. Слёзы капали на неподвижные лапки и на щелки глаз, скатываясь. Первая любовь познана через потерю. Такое сильное чувство, подобие которого разлилось вдруг в маленьком мальчишечьем сердце, казалось, неизбежно оживит кота, и тот просто проснется. Но кот не просыпался, лежа на руках, что уже вынесли его на порог. Тяжесть его мёртвого тела была чувством жизни, проникающим в мальчишку через руки.
Лёша вздрогнул, - у калитки возник тот самый незнакомец в черном и также внимательно всматривался в слегка косящие зеленоватые глаза. Некромант медленно подошел к крыльцу, заглянул в дом, громко вздохнул и тихим вкрадчивым голосом спросил:
- Хочешь, я оживлю твоих родителей?
Лёша смотрел удивленно, будто не понимал этих слов.
- Ну, я их разбужу, вылечу, они и дальше будут тебя любить, растить.
Мальчик отрицательно покачал головой.
- Нет? -удивился незнакомец. - А чего хочешь?
В ответ к нему поднялись, протянулись руки, на которых лежал только что потерянный друг.
Некромант расстегнул пуговицы плаща, левой рукой приоткрыл грудь, правой поднёс к сердцу кота, держа его за холку. Глаза мужчины прикрылись, лицо наклонилось к земле, губы бормотали невнятные звуки. Множество мгновений слилось в одно тягучее и липкое, как кровь, тихое, как ночь.
Раздался шум, по улице бежали деревенские, над их головами покачивались вилы и грабли.
- Отойди от мальчишки, подлец! Убью! - кричали они.
Некромант медленно сделал два шага назад, также медленно развернулся и зашагал прочь легкой поступью. А кот тёрся, кружась и петляя, о ноги мальчика, громко мурча