Мир не достоин ненависти. В лучшем случае он достоин любви.
Голова отделилась от моей личности, но потом воссоединилась с ней. Так что у меня теперь снова есть голова.
Сколько здоровья в девчонках! Орут!
Приснилось мне, что собрались делать выставку художников, которых уже нет. И вижу я громадный эскиз к своей картине. Оказывается, я тоже был.
Пришла девочка логопед, поцокала языком, показала, как надо прижимать его к нёбу. Вот такие змеиные язычки и совращали библейского Адама.
Исключительная тишина в надгробном мире.
Пришла девочка психолог, уличила меня в неспособности решать детские загадки, заставила опознать якорь и довольная ушла.
Смотрю на женщин, которые добросовестно и честно выполняют свою работу, и уже вижу некоторых из них на месте тех, кого они сейчас обслуживают.
Голова моя до сих пор отказывается принадлежать мне.
Жалко мне стало свое тело. Столько лет оно служило мне, а я его пинал и пинал. Подарю я ему красивый свитер.
Шуточки шуточками, а у меня все-таки ишемический инсульт. Надо будет застрелиться.
Удивительное ощущение овладело мной: как будто вся моя старость войдет в новую полноценную жизнь. Это объяснило мне, почему я в молодости чувствовал себя стариком, а сейчас - будущим младенцем. И этот младенец опять будет стариком, тем я, который собирается умереть и без остатка отдать себя новой жизни, войти в нее, чтобы вновь обрести юность в конце ее. И так - всегда. И удивительная эта полнота жизни никогда не прекратится, показалось мне. Перестав жить, я лишь стану старостью ушедшей жизни в молодости. И вот надвигается начало новой жизни, с которой я сомкнусь в конце своей. Это и есть бессмертие или вечность.
Я чувствовал себя тем стариком, который умер до меня. Сейчас я больше того старика. Сейчас я старею для другого, который умрет для другого и будет им. Это и буду я. И это я будет всегда мной.
Так, младенцем, я и пронес свою старость.
Младенец должен начинаться с ничего, поэтому и я свою старость должен довести до ничто. Ведь космос взрывается смертью в человеке.
Фехцестерианский замысел как вершина фатально авантюристического мышления мне удался. До сих пор он оповещает меня о знойных песках Африки, закованных в ледяной холод космического одиночества.
Реализация мертвого как бесконечная тавтология бытия - вот что такое жизнь.
Бессмыслица настолько великая, что имеет всеобъятный смысл истины.
Вспомнилось, как в мастерской я ловил мышей: подвешивал к краю стола пакет с сыром, мыши в него падали, утром я их выбрасывал. Но через день одна из мышей втащила его на стол и сожрала сыр Вот такая мышь оказалась.
Но зачем я стемлюсь вовлечь себя в эволюционный опыт? Зачем я стремлюсь возродить свою старость в молодости? Не хочу. Но другого не дано. Высший замысел не может погибнуть в ничто. Потому что бытие ничто превосходнее ничто бытия. Бытие ничто соизмеряется только со мной. То, что появилось однажды, было всегда, а то, что было всегда, появляется однажды. Однажды появившись, оно никуда не исчезает, а вечно есть я во времени. Мое бытие есть жизнь, в которой я есть это я и я в этом я есть, а это и есть бытие. Бытие есть я, в котором я есть.
Идея творения показала всю свою исчерпанность. Творчеством заниматься бессмысленно. Искусство не есть творчество.
Искусство вообще не искусство, а высшая потребность, обозначающая меня в живом потоке бытия.
Фехцестерианство есть сверхискусство. Оно не является творением, оно не является искусством. Оно не содержит в себе распадающихся форм жизни, оно высшее сочетание веществ, среди прочих сочетаний наисложнейшее и потому утрачивающее вещественность неиссякаемое.
Фехцестерианское смысловоззрение исключает как апокалиптическую, так и божественную картину мира. Оно есть яобразующее я.
Пусть уйдет во времена то, чему на земле нет места.
Живу я, живу и беспокоюсь: а вдруг на том свете что нибудь случилось, пока я живу.
Так что я сделал два вывода:
1. Бытие есть я, в котором я есть;
2. Искусство есть высшая потребность, обозначающая меня в живом потоке бытия.