Инсектофобия и портал

Вячеслав Абрамов
Продолжение, начало http://proza.ru/2021/07/05/970.

ТАРАКАНОФОБИЯ.
Глава 4. Инсектофобия и портал

Эти создания были древностью уже к эпохе динозавров, им более 400 миллионов лет! И они, мечехвосты, совсем не изменились, так же шастают по морским пляжам и поглощают всякую вынесенную волнами водоросль и прочую мелочь. При этом улучшая качество пляжей. А у них, минуточку – пять пар глаз, которые способны улавливать чуть ли не весь спектр от ультрафиолета до инфракрасноты… Их взгляд ловит то, что недоступно величайшим художникам и даже ясновидящим… Зачем? Наука не знает...

При чём тут мечехвосты? Ни при чём, просто картинки с ними выскочили, как только Тараканов полез яндексить интернет. Гуглить он не любил – ну не любил, и всё тут. Пора было уже хоть что-то узнать из той «темы», в которую его так лихо занесло.

Тараканов к своим пожилым годам уже как-то усвоил, что знать лучше, чем не знать. Даже лучше знать то, что, казалось бы, никогда не понадобится. Знание само по себе помогает убрать из поля внимания лишнее и несущественное, чтобы увидеть действительно существенное. Знание может понять естество и отличить неестественное, чтобы видеть естественное. Неестественное всегда находится в состоянии изменения, а естественному это зачем?

Итак, поехали? – за знанием. Если повезёт – случится осознание. На худой конец - познание.

Насекомые – «инсекта» по латыни. Слово происходит от «насекать», его значение – «животное с насечками». Чем же знамениты насекомые? Поразительным, не поддающимся какой-то умственной целесообразности разнообразием форм, которых миллион с хвостиком. Они самый многочисленный класс животных с наибольшей биомассой и занимают все экологические ниши, включая Антарктиду.
А ещё насекомые выделяются тем, что их развитие сопровождается метаморфозом. Есть два метаморфоза – неполное превращение и полное превращение. Неполное превращение – это когда существо проходит три фазы развития – яйцо, личинка и имаго. А полное имеет четыре фазы – яйцо, личинка, куколка и имаго. Имаго – это собственно взрослость, размножение и расселение индивидуумов, которые в основном не индивидуалы, а коллективисты.

– Так-так… Если они занимаются материальными метаморфозами, то почему бы им не подключиться к более тонким превращениям – тому же переходу в невидимое нашему восприятию состояние? – подумал Тараканов. И тихо так, без фанфар, утвердился в пророческом статусе приснившихся ему снов.

Минуточку… Вот глазу попалась сносочка… Открываем… Боязнь насекомых называется инсектофобия. А инсектицид – это что? – почти полная аналогия понятию геноцид!
Читаем: «Инсектофобия есть собирательное название иррациональных страхов перед насекомыми. Ей бывают подвержены люди всех возрастов… Она может быть выражена как в форме боязни сразу всех насекомых, так и в виде боязни их отдельных представителей» ...

Существует теория, что истоки этих страхов кем-то когда-то заложены, и доселе дремлют в подсознании человека. К иррациональным относится и страх перед проникновением насекомых внутрь через нос, рот, а у кого более развитое воображение – и через все другие входные и выходные, канальные и даже анальные отверстия!  Такие инсектофобии редко излечиваются!
А вот инсектофобии, случившиеся по объективным причинам, чаще всего в детском возрасте, лечат легко. Временные инсектофобии после укуса и возникшей от этого аллергической реакции проходят всегда. Но когда ребёночку проникнет в мозги дикий вопль мамочки, увидевшей злого Tabanidae, в просторечии слепня… Это беда!
Но почему-то далее вопрос о наследственной передаче инсектофобии через дурость никем не исследовался.

– Явное упущение! – подумалось Тараканову.

Далее источники излагали, что симптоматика инсектофобии многовариантна, но вот панические атаки возникают всегда, и даже у взрослых. Чаще всего, конечно же, у женщин. В некоторых случаях возможно развитие тяжёлых психических расстройств с риском вреда самому себе нанесением на тело ядовитых мазей, или попытки уничтожить насекомых огнём.

Тараканов вспомнил, как на корабле один изрядно принявший на грудь мичман пытался сжечь ползущего по его волосатой ноге таракана газовой зажигалкой, как огнемётом. Пахло горелой шерстью. Таракан убегал быстрее… 

А когда Тараканов прочитал: «Симптоматические проявления инсектофобии могут выражаться в соматических проявлениях страха (расширенные зрачки, обильное потоотделение, побледнение или гиперемия кожи лица, мышечный гипертонус, психомоторное возбуждение); в иррациональных действиях пациента, предпринимаемых для защиты себя и окружающих от предмета своего страха, как то: опрыскивание помещений и людей ядами, ношение защитной одежды и т. д.» – ему сразу же привиделся Вовочка! И почему-то тут вспомнилось: он же всё своё детство был самым маленьким!

И Тараканов стал невольным свидетелем такой вот картины…

Однажды, когда ничего не предвещало беды, ушки маленького Вовочки разрезал безумный крик мамы… которая увидела таракана. Малыша бросило в бред ужаса и долго не отпускало. А через несколько дней он слышит: «Не будешь кушать, придёт Тараканище и тебя заберёт!», а на ночь ему читают замечательную поэму Корнея Чуковского «Тараканище» с такими близкими детишкам образами!

– Вдруг из подворотни Страшный великан, Рыжий и усатый Та-ра-кан! Таракан, Таракан, Тараканище! Он рычит, и кричит, И усами шевелит: «Погодите, не спешите, Я вас мигом проглочу! Проглочу, проглочу, не помилую».
Звери задрожали, В обморок упали. Волки от испуга Скушали друг друга. Бедный крокодил Жабу проглотил.

И мальчик перестал расти, потому что ему всегда теперь хотелось спрятаться от коварного и кровожадного чудовища.

Что делать? Папа был простой и решительный, всегда делающий так, как его воспитывали в детстве, в школе и в армии, и считающий это единственно верным. Он смеялся над Вовочкой, а потом такому самому маленькому Вовочке говорил: «Ты же большой и сильный – а букашек боишься!». Но Вовочка видел: не большой я, и не сильный, – и не верил папе, и сильно от всего этого страдал!

И тогда папа проделал то, что психотерапевты называют гиперкомпенсацией, а военные – обкаткой. Это когда учат плавать, сбрасывая в воду. Когда для того, чтобы не бояться танка, кладут под танк.
Папа давил тапком, травил или жёг облитых керосином тараканов и всех прочих жуков, попавшихся в хваткие руки, и заставлял делать то же самое Вовочку. Вовочка сначала трясся от страха и омерзения…

По психодинамической теории Фрейда, тут неминуемо начинается фобия. Теоретически фобия есть результат излишнего применения человеком защитного механизма вытеснения и переноса. Страх уходит на бессознательный уровень и жалит психику оттуда.
Но в современной клинической психиатрии всё строят уже не на Фрейде, а на бихевиористской теории, которая заключается в том, что фобия формируется только тогда, когда человек испытал перед объектом сильный страх, другими словами, – чувство жути. Что касается инсектофобии, то она вполне себе может возникнуть во время просмотра фильмов-ужасов или рассказа страшной истории о том, как насекомые нападают на людей, и те умирают – в муках.

– И какая мука ещё осознавать, что такого всего умного и вездесущего, всего такого вооружённого животного умертвила какая-то букашка, которую не успел раздавить! Но ведь такая угроза – это же смех один! А с чего столько сейчас фильмов-ужасов, в которых насекомые показываются агрессорами? Почему инопланетяне чаще всего членистоногие? Зачем? Инсектофобию хотят сделать массовой?

На волне этих мыслей внутренний взор Тараканова увидел образ Вилли. Образ улыбался глазами и кивал усами.

– Вот ведь хитрожопый таракан, – подумал Тараканов, – просил у Вовочки допытаться, что повлияло на него в детстве, а сам уже всё знал! Знал, что плохую установку маленький Вовочка получил не от НИХ, неких насекомовидных иноземных тварей, а от простых и вполне себе земных родителей…
Но встаёт вопрос: а какая разница нашим тараканам, от кого плохая установка, если хоть так, хоть эдак, хоть для наших, хоть для ихних, Вовочка – управляемый зомби…
А вот кто им управляет – это да, вопрос... И можно ли управлять, управляя теми, кто управляет…

Как всё сложно, ё-пэрэсэтэ… И не упростить ничего несколькими выстрелами! И никак не просчитать все ходы, которые будут уже на нескольких разных уровнях. Это действительно непосильно для логики, когда не вытекает одно из другого, а наоборот – втекает… Вся наша расчётная система, некорректно обзываемая разумом, не потянет.

А если без «ать-два-три», если без этой вот логики… Это что же выходит?! Мать вашу!!! – удивился Тараканов своему неожиданному нелогическому прозрению, – узурпатор Иосиф Виссарионович, тот своих бил, чтобы чужие боялись. А тут –
ИСТРЕБИТЬ СВОИХ, ЧТОБЫ ПРИШЛИ ЧУЖИЕ!.. А придут они в голову, а через голову – на Землю. Бедная и добрая старушка! Зачем ты нас любила и всю нашу мерзостность терпела?

На этот раз внутренний взор Тараканова увидел образ Вовочки. И Тараканов задал этому образу вопрос, который уже хотел ему задать, но не решился:
– Слушай, а может ты их боишься? Не этих своих тараканов, а ТЕХ?

Ответа, конечно же, не было.

Как он этого раньше не замечал?! Взгляд Вовочки ему всегда казался странным, а почему? Тот смотрел вроде как на тебя, а видел кого-то другого. Или что-то другое? Это же определялось по его глазам, их беспокойному мерцанию. Он видел образы? Чьи? В смысле – кем ему в голову поставляемые?!

Тараканов попытался представить, чьи. Не получилось, но отчего-то его передёрнуло. Захотелось… Очень захотелось передёрнуть затвор! Но не было ничего в его руках, только в голове шипели фитили взрывоопасных мыслей… Да даже если бы и было что в ручонках – всё это когда-то для кого-то страшное оружие было теперь бесполезным. Образ не застрелишь. Разве что только образно, и всё равно это будет… безобразно.

Перед глазами вдруг засветился уже вставший в сонный режим экран монитора. На котором были пока что только полуфабрикаты образов – слова и подобранные к ним картинки.

«При появлении насекомого человек испытывает испуг или патологическую неприязнь… это может сопровождаться психомоторным возбуждением… Человек начинает махать руками или прыскать вокруг ядами… Клиническая практика показывает, что главными и действенными методами лечения инсектофобии считаются методы непосредственного воздействия на человека объектом, который у него вызывает страх… Наиболее кардинальный метод заключается в том, что человека несколько раз подвергают воздействию таким объектом, при этом описание угроз от этого объекта преувеличиваются. У человека случается эмоциональное возбуждение, а потом врач показывает беспочвенность фобии, так как объект намного меньше и не такой страшный».

Но ведь можно и так: запустили образ – получили фобию. Фобия – страх придуманный. Спроси: как, откуда страх – никто не скажет. Потому что даже не помнит. Помнится только страх.

И как раньше ему не пришло это в голову? Это же очевидно! На войне тоже убивают не из ненависти, а из страха. Из страха – если ты их не убьёшь, то они убьют тебя, а потом убьют тех, за кого ты вышел убивать их. Всё просто. Этот страх превалирует над заповедью «не убий», которая изначально заложена во внутреннем, ещё не испорченном человеке.

С каждым годом всё больше и больше ранее безобидных слов получают окончание «фобия». Фобия – это страх, а страх – побудитель убийства. Тем более, если всего лишь жучка, паучка, таракана – да что тут такого? А когда страх и неприятие людей – тут вроде бы пока что нельзя. Но по богатой войнами истории человечества выходит, что бывает можно.

Мы – не гомо сапиенсы. Мы – гомофобы! А что значит «гомофоб»? Изначальное греческое слово имеет прямое, недвусмысленное значение: «гомо» – одинаковый, а «фобос» – страх, боязнь.
Но почему-то это слово стали использовать для определения «психического расстройства, проявляющегося в радикальном неприятии человеческих особей, имеющих нетрадиционную ориентацию». При этом первая двусмысленность вытащила на свет вторую: нетрадиционная ориентация теперь уже считается вполне себе нормальным изъявлением прав человека.

Чтобы понять почему, смотрим, кто извратил пацанские понятия: надо же! Как тесен мир! Тот самый Фрейд! Который авторитетно объявил: гомофобия есть признак скрытого или латентного гомосексуализма!
А нынешним психологам теперь рекомендуют пахучие вонью книжонки тоже якобы авторитетного Кона: «Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре», «Любовь небесного цвета».

То есть, извращенцы умело протащили и закрепили клеймо, что гомофобия – это страх обнаружения в себе нормальными людьми своей извращённой природы. Гомофобы – это те, кто боится оказаться пидарасами или иными уродами – только и всего.

И пошло, и дошло до массового расстройства идиотизма, стал множиться ужас гетеросексуальных гомосексуалистов, и где? В образах!

А потом пошли дальше: гомофобию объявили социальным явлением, стоящим в одном ряду с расизмом и ксенофобией. Она есть следствие «низового мировоззрения и воспитания» – то бишь традиционно-патриархального, религиозного, уголовного, а желание следовать этим нормам есть невежественность.

Чьи же это образы, откуда? – попробуй, угадай с трёх раз!

По причине перемножения двусмысленностей произошла двойная подмена понятий, – и как ведь быстро, всего лишь за несколько десятилетий! Вот только с образами извращенцы не догнали, не уделили сему должного внимания – и нет у них притягательных образов, вышибающих из всех человеческих голов всё остальное. Значит, они не инопланетяне. Это наши, земные человеческие уроды.

Вот и Вилли говорит, что инопланетянами могут быть только насекомые, потому что только насекомым не страшна радиация. Им вообще – не страшно. У человеков есть бесстрашие, а тараканам оно даром не нужно, потому что человеков распирает от страхов, а у тараканов их просто нет.
Тараканы не боятся замкнутых пространств. За ними – будущее! Инопланетных человеков не существует. Космос и замкнутые пространства – не для них. Поэтому инопланетными могут быть только тараканы.

А головы человеков – это их портал!

– Так, рассмотрим имеющуюся информацию – скомандовал себе Тараканов. – Вилли уверяет, что ОНИ есть, хотя, конечно, нет уверенности, что Вилли сам не ОТТУДА.
Кто ОНИ? Откуда – оттуда? Из самого что ни на есть далёкого и неизведанного? Научно обзываемого космическим пространством, вселенной, беспредельностью… Пока не будем путать с беспределом!

Ни для кого не секрет, что у всех людей есть свои тараканы, у кого дружественные, у кого – злые. У одних их мало, у других – много. И у меня не без них. С пониманием надо ко всему относиться. Свои тараканы – это не ненормальность. Проблемы возникают, когда тараканы чужие.

Вот, к примеру, мне самому последнее время как-то жить странно, как-то не по нутру. Странно даже за вычетом всех своих странностей вместе с собственными понятиями нормальности. И куда ни пойди, куда ни сунься – выскакивают из небытия в бытие всякие личности, от блаженно-эпатажных до неких отвлечённо советующих всяческие мудрости жизни. Начнёшь узнавать кто они и откуда – они из бытия растворяются в небытие, даже когда без намёка на возможное битие.

А теперь нельзя исключать, что это и не тараканы вовсе дистанционно замутили, а ко мне пришёл мозговой коронавирус, или его мутант, вызывающий осложнение идиотизма. Коронавирус вызывает образы – глюки, в которых он переводит стрелки ответственности на негодный объект – на старых добрых тараканов, которых мы издревле по-доброму не любим, и так же по-доброму стали изводить новейшими достижениями своей прогрессивной науки. А чтобы поверили наверняка, как верим в инопланетян, – новый вирус запустил дезу о инопланетных тараканах, в которую я чуть не поверил.
Всё может быть, потому что прогрессивная наука всё же ничего не может придумать против таких вот коварных вирусов, кроме как запустить их почти дохлых в организм, чтобы появился от них иммунитет. А бойцы иммунитета – это только наши маленькие героические клетки – лимфоциты, антитела, киллеры, нейтрофилы и макрофаги.

Вернусь к личностям, которые появляются вокруг. Нет уверенности, что они как-то связаны с НИМИ, и не будет – никто ни в чём не признается, и не проговорится, – просто потому, что этого не осознаёт.

Но портал должен быть, как же иначе?

Думая, что ничего не понимает, Тараканов всё же понял. Все разрозненные обрывки сшились и обозначились как факты. Опровержимые или нет – не суть важно. Если для кого важно – тому и решать, как это опровергать.

До сего момента он всегда посмеивался и прикалывался над пиндосовскими киношками про людей в чёрном, которые разбирались с всевозможными тварями, залетевшими к нам на землю… А всё же – почему это «к нам»? Земля – это наше владение? Только потому, что мы объявили её нашей? По этому поводу как-то появляется всё больше сомнений…

В жизни всё конечно не так, как в кино, а как всегда, то есть, обыденно и сермяжно. То и есть, что есть, и не так сложно-сюжетно и экстремально-захватывающе.
Итак: ОНИ – здесь, ОНИ воплощены в человеческую форму, воплощены идеально и не обнаруживаются материально. И теперь кто есть кто, – настоящий или перевоплощённый, – не определить никак! Можно бесконечно анализировать: а какие у НИХ отличительные особенности?
То, что себе на уме? Но таких и среди людей – пруд пруди, так что эта особенность для идентификации не годится.
ОНИ всё время чем-то серьёзно заняты – но ничего не делают. Но и это – не работает, и у нас такое – повсеместно.
ОНИ что-то решают, а решения откладывают. ОНИ делают вид, что загружены делами. Поддерживают такой образ. Но и это всё – не аномалия, а даже наоборот.
Какие же это признаки? Да у нас каждый второй такой. А может и первый тоже.

Да даже если и отличишь, то ничего не докажешь!

Вот за себя я уверен – я не оттуда. Хотя… Если разобраться… Откуда такая уверенность? Только оттуда, что я не помню и не знаю, откуда я? Говорят, что я родился – это может быть. А до этого, – где и в каком виде пребывал, если, конечно, пребывал? Или же вообще не пребывал? Я ведь не помню ничего, кроме того, что помню. Но это не значит, что напрочь не было того, чего я не помню. И не факт, что завтра буду помнить то, что помню сейчас.

Вот если бы наука всех поголовно обследовала, исследовала и нашла вполне отличительные признаки! И определила: кто, откуда и чей, и отделила бы овец от козлищ, пшеницу от сорняков.

Но ведь и тут – засада! В этой с позволения сказать науке – кто и откуда взялся? Кто они, эти учёные? Да может, как раз эти ученые может и есть – ОНИ?! Может поэтому и не выявлено никаких признаков…

Да что там, – вопрос этот раньше замыливали и теперь замылят! Уводят нас в сторону всяких там нано (кстати, если наоборот прочитать – онан). Точнее, не уводят – уже увели.

Пойдём ещё глубже. А правители наши – они кто? Да ведь прямо чуть ли не все – ОНИ! И свои, и чужие, а самая верхушка – мировое правительство, – тем более! Не я же это придумал, а кто? Чей, мать вашу, образ?!
Уже никому нет веры. Даже себе. И кто тогда я?

Короче, получается, что поголовно все мы – это ОНИ. И никаких прочих вариантов. Всё прочее – это нюансы, это образы, порождающие фобии. А это – не что иное, как портал!

Тараканов совсем отяжелел на голову. Прилёг, включил брехливо-новостное радио. Он почти всегда так отдыхал. И не успел он оценить пыл медийных комментаторов, как очутился в большом актовом зале. В нём были все, с кем он когда-то учился, а потом служил или работал. Даже те, кого он лично не знал, но при этом откуда-то точно знал, что был с ними чем-то как-то связан.
Они собрались совсем не по принципу «раз сюда попал, значит ты уже при чём», а совершенно определённо кто-то их собрал. А чтобы собрать, надо ведь не только знать всё и всех, но и всех уведомить…

Тараканов оказался на сцене, под светом пюпитров. Никто ему не задавал вопросов, никто не произнёс ни слова, но вопрос стоял. Такой вопрос:
– Кто-то из нас тебе что-то должен? 
– Да вроде бы никто и ничего, – лихорадочно вспоминал Тараканов. А, вот один, Игорёк, брал взаймы, и так и не отдал. Всего лишь сотню, но вишь ты, почему-то запомнилось…

Актовый зал со сценой пропали, но остался другой вопрос, вопрос изнутри себя к самому себе:
– Неужели я им что-то должен? Да вроде бы ничего…
Но было и не покидало ощущение, что всё же кому-то мог быть должен… Даже когда он проснулся.

– Ох, неспроста этот сон, неспроста… – решил Тараканов, но было поздно: появилось непреодолимое желание куда-то идти. И не просто куда-то идти, а куда-то на чём-то ехать. Лучше – на трамвае, старом добром трамвае.

Но после выхода из парадной, сразу за углом дома, Тараканова задержали подполковники Петров и Боширов. Первый раз он их увидел в самом первом тараканьем сне и сразу теперь узнал. Допрашивали его по очереди. А Тараканов старался угадать, какие у кого в голове тараканы. Не так важно было определить, на каких насекомых они работают, как то, что они сами считают: на кого работаем?

Продолжение http://proza.ru/2021/08/24/1120