ЛЕТО
Солнце не выходило из-за туч уже три дня, когда мы добрались до острога. Шли тяжёло: дороги были размыты, наши стёганки и плащи набрались воды от бесконечного дождя, стали тяжелыми. Вся грязь вышла на мох, облепила наши высокие копья, заляпала шлемы и длинные русые волосы.
Забралась наша дружина глубоко на север, через чёрные леса в топи Мшистого Края. Болеслав II только победил в войне - и нас гнали занимать далёкие причитающиеся королю земли. Шли без песен, стычки с местными утомили нас по пути. Не были они похожи на нас - тихие, темноволосые, с гнилыми зубами и глубоко посаженными глазами, унылыми как небо над их болотами.
Острог Торф, как и полагалось злому року, стоял прямо посреди топи на болотной кочке, с частоколом серым от влаги и гнилым, как зубы старика.
Ворота прогнулись, когда Топор постучал. Он повернулся к дружине ехидно лыбясь - будто сейчас выкинет какую-то шутку. Но было видно, что и он устал, старается поддерживать боевой дух своего войска. Мы тоже заулыбались, нервно заржали, хлюпая сапогами во мху.
Наконец, ворота просели и медленно начали отворятся - сгорбившийся седобородый привратник с той стороны не сильно спешил. Топор не долго ждал, и налёг на ворота со всей дури. Ворота распахнулись с жутким скрипом на всё болото, да так, что старика опрокинуло с ходу в грязь. Засвистел Топор весело и залетел внутрь, и дружина за ним, для пущего зрелища достав мечи. Ночь ещё тёмная стояла, а мы скакали по острогу и кричали во всё горло, как разбойники, распугивая округу. Да только никто не пугался - гарнизонные Торфа и не поднялись с нами биться, защищать себя, хоть мы, двадцать чужаков, вломились в их жилище. Повылезали они из своих избушек, протёрли тяжелые мешки под глазами, как мелюзга на рассвете - ни у кого в руках не было ни меча, ни копья, и смотрели они на нас совсем без интереса, без удивления.
Седобородый с трудом поднялся из воды - вся его борода и лицо теперь были в грязи. Парни ещё носились вокруг теребя горло, пока совсем не припотели. Хоть развеялиь, развеселись, да проснулись от многодневной хандры и проклятой дороги. Топор осадил всех, прогудел сбор. Мы рьяно и показательно быстро построились по чести в центре двора. Топор прошёлся взглядом по лицам стоявших на крыльцах мужиков, и на весь острог начал:
- Смотрю вы тут воины отменные. Чего такие хмурые? - дружинники загоготали. - Кто тут у вас главный? - И молчат все. Топор обернулся к привратнику,- Ты что-ли, Седобородый?
Дружина снова заржала - старик попытался стяхнуть с бороды грязь.
- Ну я, - ответил спокойно старик.
- Поживее надо было отворять, - заулыбался Топор.
Не был он из злых, но против хорошей шутки ничего не имел. А так всегда хорош был во всем наш предводитель, за это и любили. Здоровый как медведь, бородатый. И не было у него никакого топора, а только обычный широкий меч. Топором называли, потому что последнее слово всегда за ним было: сказал - как топором рубанул... Но это раньше было. Сейчас он мягче стал, добрее. Видно постарел, хоть и всё равно сильнее каждого из дружины. Иногда ему приходилось доказывать это мелюзге: садился с ними пожать руками, и конечно, выигрывал.
- Эй, слушай сюда! - поднял голос Топор на весь острог, - Воевода я ваш новый повременный! Буду хранить вас от разбоя на окраине. Слушайтесь меня и не будет худо.
Гарнизонные стояли на крыльцах и смотрели на нас как на лебеду в поле.
ИВОЛГА
Так и заступили в сторожение. После стольких-то боёв и холодных ночей в засадах, рвах, оказаться в забытом пограничном остроге казалось подарком и настоящим отдыхом для дружины. Шесть изубшек севших в землю, комары да мухи - вот и весь караул.
Нашло на нас от этого веселье и ходили мы до поздних ночей друг к другу отмечать новоселье. А вскоре и Топор распорядился устроить настоящий пир в честь Болеслава и победы наших войск на фронте, чтобы хорошо погулять. Повытаскивали в тот день столы да скамейки на улицу и поставили один общий стол прямо посреди Торфа. Пили, гуляли всю ночь, а на утро обнаружили, что двое караульных из мелюзги пропали. Искали их сначала под столами, в сене, потом в избах, весь острог перерыли и тогда только все перестали смеяться, протрезвели.
Вышли отрядом топтать болота вокруг. Нашли их вдвоём почти в версте от острога утопленными. Как они там оказались, почему покинули пост - было неясно.
Через несколько дней после этого приволочил Старшой с Арбалетом из вылазки мешок и бросили его под ноги Топора.
- Это ещё что?
Мешок зашевелился и появился из него карлик, весь кривой, горбатый. Забегал он глазами вокруг испугаными и только мычал. Парни его под руки взяли, чтобы не рыпался.
- Поймали его у восточной стены, - отдышавшись сказал Арбалет. - Копошился в осоке, на грибы показывал, может собирал. Только вот я думаю, что послали они лазутчика к нам.
- Кривого-то? - спросил Топор.
- Следил он за нами, уродец-лазутчик. Прикидывается дурачком - убегать-то принялся хорошо, когда увидел меня, - добавил Старшой.
- Не трогайте юродивого - подошёл к ним Седобородый, как и был тут.
- Чужих защищаешь, а Седой? Пойдём все в погреб. Покажите карлику как у нас принято с теми, кто подглядывает. А потом допросим с пристрастием.
Спустились в погреб, стали карлику глаза заливать водой болотной из ведра, топить, пока не залепетал, не завопил на своём языке.
- Седой, ну-ка переводи.
Долго слушал Седой громкий отчаяный лепет юродивого, а потом начал:
ОТГРЕБАТИСЯ ОТГРЕБАТИСЯ ОБИНУТИСЯ
ХОЗЯЕВАМИ ПРИШЛИ, НО ГОСТЯМИ БУДЕТЕ.
МРАЗИ БЕЛОВОЛОСЫЕ, ПЛЕСЕНЬ БЕЛОБРЫСАЯ
ОБЕСИТЕСЬ БЕЗЖИВОТИТЕСЬ
БУДИТЕ ВЪВЕРГНУТЫМ В УЖАС
ЖИВОТА ЛИХОВАНЫМ ЧЕРВЁМ ИЗЪЕДЕНЫМ
РОСТИ НОГТИ В ПАЛЬЦЫ, ВОЛОСЫ ТИНОЙ
ЛЕЙ ИМ В ЩЁКИ ВОДУ, УТОПИ ИХ ИМЯ В БОЛОТЕ ВО ВЕКИ ВЕКОВ
- Ах ты ! - Арбалет ударил в живот карлика, что тот захлебнулся.
- Не слушай ты этого - повернулся Старшой к Топору - карлик-то юродивый, сам не ведает чего плетёт.
Ничего Топор ему не ответил, поверхнулся к Арбалету.
- Возьми двоих из мелюзги - Удави тут его. А потом растяните на коряге перед воротами, как вывеску, в острастку остальным. Узнают с к кем такой разговор завели.
Услышал карлик это и как будто всё понял - заверещал как мог, да было уже поздно - решил всё Топор и из погреба вышел.
Объявили после того дня запрет из Торфу выходить. Понятно стало, что не к друзьям мы пришли в стан, а сели посреди врагов. Окруживши нас в лесах, ждут удобного случая, чтобы напасть. Сколько их, этих врагов Болеслава в лесах затаилось - неизвестно. Против нашей дружины в двадцать человек, пускай и воинов настоящих, стояли леса, болота, весь уклад здешний. Плевать они хотели, что где-то там, далеко, мы выйграли войну и решили что эта земля наша. Война была далеко, а мы рядом, всегда на месте, запертые на кочке болотной.
Сейчас до меня стало доходить в какую западню мы угодили, по коже полз ужас нашего положения. А Топор казалось не хотел замечать всю зловещность обстоятелств. Быть может, в другие времена, протрубил он сбор и отправился бы с дружиной вырубать деревню за деревней, пока никого не осталось бы в округе, и острог бы сжег, чтобы ничего разбойникам лесным не досталось, и ушел бы восвояси, гори оно пропадом.
Но решил в этот раз Топор действовать по другому, по хитрому: вопросил Топор к своему законному праву. По обычаям Мшистого Края мог хозяин земли брать в залог детей старейшин из ближайших деревень на воспитание, для пущей безопасности в уделе, чтобы держать в узде все лесные народности и править спокойно. Чуть что - и последнее слово будет за хозяином Торфа. Закон этот уважаем издревле, благо ему и смогли объединиться многочисленные народности лесов и стать силой.
Арбалет собрался уже отряд готовить, да Топор повелел набрать посланников из ближайшей деревни - только они знали тропы через заболоченые леса к другим деревням - особые кочки, которые запоминались с детства, чтобы проходить по топи без страха сгинуть. Дали им указание и стали ждать гостей.
Жил местный народ бедно, по простому - собирали коренья, кислу ягоду на болотах, делали из неё варенье и варили даже супы. Рыбачили своеобразно - всем поселением заходили в болото по колено и поднимали со дна чёрну тину. Эту тину валяли по топи покуда могли продвинуться, а затем катили обратно к суше. Поднявшись с болота, доставали из этих водорослей мелкую рыбешку и ели её сырой сразу.
В крайний день назначенного срока, когда уже думали, что плевали на приказание хозяина Торфа и обьявили нам местные войну, пришел из одной дальней деревни старейшина со своей дочерью. И хоть сам он был уже глубоким старцем, но дочурка у него была малых лет одинадцати - осторожно он вел её под руку.
Встречали гостей всем острогом во дворе. Вышел и Седой встречать пришедших, и тут как спрыгнет с крыльца и закричит на старейшину, - Ты кого привёл сюда! Она же Иволга проклятущая!
Стал он бегать перед дружиной, - Не зрете, не зрете на Иволгу, как бы не встретитесь с нею глазами. Аже порче, зла не случилося!
А девчонка кустик с ягодами в руке несет и улыбается всем - видно не понимает, что про неё Седой кричит: кожа бела белая, глаза голубые сияют, а волосы золотые, яркие, правда, - как перья у Иволги, редкой залётной птицы в этих краях.
Легенда тут ходила о Иволге, птице беды. Рождалось раз в сто лет существо с белой кожей и волосами на лице. Такое существо полагалось удавить, и всей деревней топтать ногами, а если того в ту же ночь не сделать, то волосы с лица её спадают, и с тех пор ничего плохого Иволге делать нельзя, иначе будет худо.
Вышел из дому Топор, поприветствовал старика и дал хлеба, а к девчоке на колени присел, за щёку потеребил. А она ему веточку протягивает с ягодами. Поблагодарил Топор и взял веточку, встал со старейшиной поговорить, почему только одного ребёнка привёл. Извинился тот - сказал что у остальных все дети на войне, только у него единственного старейшины дочь осталась. Заверил он сразу, что с покорностью исполняют они старый обычай и волю хозяина земель, и теперь девчонка по обычаю принадлежит Топору до поры, чтобы бы не случилось плохого иначе. Поблагодарил его Топор и дал слово, что никто её не обидит, покуда она в гостях, и отпустит её, как только станет спокойно на болотах.
ОСЕНЬ
Принялись холодные ветра свистеть в щели изб, удивительным образом приносить пожелтевшую листву под ворота. Стало тепло из земли выходить, поднимаясь белой пеленой на сколько глаз хватало вдаль.
Зимы в этой стране до того бывают лютые, что местные круглый год к ним готовятся. Ценятся в этих местах даже камни. Ищут жители и выкапывают отовсюду те, что побольше и катят их в свои дома с земляной крышей. Там зажигают очаг и накаляют камни до красна. Затем обливают их болотной водой от чего наступает жар, и так согреваются внутри. Из жилищ пар выходит и стелится вокруг деревни тёплым облаком.
Привязался Топор к Иволге, а может и полюбил как дочь, он, не видавший на войне ни дома ни семьи. Всегда с ней теперь появлялся во дворе, игрался, без присмотра боялся оставить, но погулять во двор иногда пускал, поиграть в песке или собрать бруснику под частоколом. Остальные боялись её из-за слов Седого, а на Топора косо глядели, замолкали если подходил - мало-ли чего. А может и завидывали ему. Как-то раз принесла она к обеду грибов болотных, которые росли на склоне. Седой сказал, что ядовиты они, а она взяла и съела один. Топор засмеялся над этим и тоже съел. И сказал Седому, что тот вроде как уже местный, а съедобное от худого отличить не может. Не знаю, кто уж догадался потом, но стали мы из них гнать хорошую брагу и пить. Красивая Иволга была до чёртиков в глазах, хоть и пугала чем-то до мурашек: стоит молча, смотрит на тебя своими голубыми глазами, как будто всё про тебя знает, а потом улыбнётся озорно и быстро убежит, так и не сказав слова.
Вороньё взяло в привычку летать над острогом ранним утром, тревожно сгоняя наш сон. Часто смотрели мы на дежурстве через частокол на лес за болотом, высматривали движение местных. Должен был к нам уже давно отряд фуражиров в острог прийти, с телегами да скотом, и гонец прибыть с приказом новым - выдвигаться на восток или юг, а может быть и даже на восток. Не дело штурмовому отряду в остроге куковать, держать оборону в забытом месте. От нервов мы бесконечно играли в карты, ждали незнамо чего, а хандра лезла в голову. Я бесцельно бродил вокруг стен, рассматривая мелкие камушки под ногами. В этом пустом месте я всё чаще стал погружаться в мысли, задумываться над былым. Наш острог стал колодцем, в который опускались дни, пропадая в темноте. Удивительный край: здесь всё, что раньше было таким настоящим, кажется искривлённым как в зеркале. И чем чаще я думал, что наконец понимал происходящее, тем чаще приходило разочарование и путаница, как во сне.
Наконец прибыл гонец, которого мы ждали уже как с месяц. От неизвестности думалось уже о самом плохом, но правда оказалась и того страшнее - приказано было нам стоять острогом до весны.
Держать острог таким малым числом, когда обложили вокруг отряды врагов. Чья была эта идея? А как зиму пережить? В этих-то краях, без дичи крупной, без леса порядочного. Чуть не пришибли мы гонца. Успел он убраться, что мы даже не успели у него новостей собрать. Топор ходил весь насупившись, недовольный всем и всеми. Слухи поползли, что война на юге-то проигрывается, что и фронта уже нет, что в окружение сидим.
С этого всего стали пить. За одной такой пьянкой сидели все вместе и спорили дружиной уже глубокой ночью, какой король хорош, а какой будет засылать своих на погибель в болота, а сам сидеть в залах чистых. Кто ругал Болеслава, кто защищал. Топор, шатаясь по размытой дороге, тоже подошел к нашему сборищу, и громко заткнул всех. Не дело, про своего властителя такое говорить. Хороший король не тот, кто добрый, кто щадит свой народ, хранит от брани молодых, - начал он важно, - а тот, кто выполняет свои обещания, чтобы люди за него воюющие могли сытыми стать, одетыми, выйти в люди, подняться из грязи. Так и делается дружба, дружина, государство.
Старшой пьяный в усмерть не удержался от смеха и сказал: - Сам-то, король, по уши в грязи стоишь! - и не сдержал смеха. Никто больше не смеялся, все только и смотрели что будет. Воевода почернел, стоял не двигаясь. Думал ли Старшой, что запятнал Топора или специально так сказал, но Топор вдруг улыбнулся широко:
- Ладной Старшой, червеед вонючий, иди спать, а то искупаю тебя в грязи сейчас.
Загоготали все от облегчения и Старшой вместе со всеми.
- Закончили на сегодня пить, разошлись по домам!
Стояла над острогом большая желтушная луна и светила мертвенным светом, как как протрубела вдруг тревога. Повыбегали все наружу как могли с пьяна.
Стоял Топор на крыльце общей избы, в темном проходе, а за ним пряталась Иволга и плакала горько. Опять Топор был черен весь.
- Вы почему моего приказа не слушаетесь? Воеводу не уважаете своего, да? Понимаете, что наделал Старшой?
Мы протёрли глаза, ничего не соображая.
- Пришла она ко мне ночью, вся слезах... И рассказала. - Топор поднял с порога что-то тяжёлое. - Дал я слово…- он кинул под ноги построившихся Старшинскую голову.
- Пришёл я к нему - Лежит. Весь в соплях, голый на полу. Хранить мы её должны были, хранить, а не насиловать.
ЗИМА
Выпал первый снег. Наступали холода. Началась у нас такая хандра и уныль, что в тягость стало держать каждодневную службу без смысла. Топор практически не выходил из своей избы. Пили грибовью брагу от безделья, опять ждали, ждали непонятно чего. Исхудали все от местного климата, обтянулись кожей, а глаза стали похожи на чёрные впадины. Самые жизнерадостные из нас стали угрюмыми. Нельзя было услышать больше смех, только шёпот, ворчание. Говорили тихо, чтобы не услышали шпионы, которые были подкуплены среди гарнизонных или наших, спорили часто за что заслали нас сюда: по дурости или на смерть специально, как неугодных.
Снова начали пропадать наши. Искали поначалу, но никого не находили. Кто шептал, что по одному нас отлавливают по ночам, топят, а кто верил что дезертируют они просто на просто. Потом и вовсе обращать внимания на всё это перестали.
Одной ночью загорелся амбар с провизией. Выскочили мы все в чём были и принялись тушить. Топор был пьяный, но таскал воду больше и быстрее всех, а потом, когда уже ничего поделать было нельзя, снял с себя мокрый сарафан и кинул в пожар.
- На зло да? Назло ведь поджог, она мне сказала. Приведите мне Седобородого.
Седой пожар не тушил - спал у себя в избе. И собран у него был мешок с вещами. Вывели его на улицу и подвели к амбару. Топор, мокрый от пота, подошел к нему и схватил вдруг за бороду, да дёрнул так, что тот упал, только ойкнул.
- Понял я, кто мучал нас...
Седой весь закрутился в грязи, отталкиваясь подальше от Топора, - Топор, погоди, чего девка тебе сказала? Ведьма она! Мразь белокожая чтобы изьелась червями и...
- Затаил ты злобу на меня, а ребята мои в чем виноваты? - Топор тяжело шагал на него, а Седой пятился на карачках, - Верно говорили, что карлик не виновен - переводил ты всё не так. Проклятье сказал гнилым своим ртом, проговорил. Старшого увёл по дорожке, во всём с нами случившегося здесь злоумышлял ты. Навёл на нас порчу местную, головы намутил, путал всех.
- Топор, ты двинулся … охмурила она тебя, нашептала, и всех она нас в яму уведет.
- Она-то? Маленькую девочку обвиняешь в своих грехах. Вот твоё и признание, мёртвой души. Она тут и жучка не обидела, Иволга моя.
- Ядовитой воды опилися, шёпота наслушалися и ничего уже не понимаете что происходит тут с вами. Будьте вы червём изьедены, хозяева проклятущие!
- Вот он соглядатай наш ребята, бей его.
Накинулись все на него со злобы и забили Седого, затоптали до смерти.
Начались морозы. Пришла в Мшистый Край злая зима-королева. Закончилась у нас и сухая солёная рыба, наступил голод. Дружина порядела. Топор никого не держал, да идти было некуда - вокруг на сотни вёрст выпал снег мокрый, а под ним вода была. Да и сил никаких не было, не осталось.
И до того был Топор немногословен, но последние дни он ходил как чёрна тень, молчал и только скользил взгядом по нам, что отводили глаза, страшно становилось. А потом, напившись опять, проговорился как-то, что исчезла его Иволга, пропала. И не знает он, что теперь делать. Как появилась она неизвестно откуда, так и пропала. Распрашивать Топора побоялись, да и он сам ни с кем после того больше не разговаривал - ушёл опять в свою избу и заперся. Никто не видел куда она делась, может убегла, а может с голоду умерла как некоторые у нас.
А на следущий день вышел воевода наш на крыльцо в полной форме и протрубел сбор. Трубел несколько раз, пока не вышли все нехотя, построились во дворе по чести.
- Кто хочет наесться досыта, собирайтесь на охоту.
Кто хотел вышли из строя, а у кого и сил ни на что не осталось.
Оделись костлявые воины в форму, что висела на них мешками пустыми, нацепили холодные шлемы на головы, подняли мечи тяжёлые и двинулись за Топором из ворот.
Через какое-то время услышали те, кто остался в остроге крики и вопли из ближайшей деревни. А скоро и небо затянуло смогом пожара.
Забрезжил уже мутный закат за тучами, закаркало вороньё, когда возвратился остаток дружины. Вытянувшиеся лица с кругами тёмными вместо глаз, они молчаливо зашли в острог, как гиблые тени. Стёганки их, когда-то серые, теперь стали рванью заляпаной в крови. Их рты и подбородки были сальными от жира - они наконец-то наелись вдоволь. Ни слова ни говоря разошлись они по избам, кинули на пол свои мечи, авалились спать и забылись сном.
Последним зашёл в острог Топор. Весь в копоти и саже, с чёрными от угля руками по локоть. Грузно опустился он на кривой стул посреди двора, приставил к ногам меч, и устало выдохнул, будто испустил дух:
- Мир полон королей и королев… - он протёр пот с лица чёрной рукой, оставив угольный след на веках. - Они скажут тебе, что всё белое - это чёрное, что луна - это на самом деле солнце, которое светит по ночам... А потом они выколят твои глаза и украдут мечты… - и он горько заплакал.
https://vk.com/id99492131