СТАРОСТА
Избрал, как-то, народ мужика старостой деревни. «Так бы жил себе спокойно и жил. И горя бы не знал, - сетовал про себя мужик, - днем в огороде покопался, а вечером с удочкой на бережку посидел, на солнце вечернее пощурился. А теперь, вон – Егор Пантелеевич от роя слепней бежал, ногу подвернул. Так его жена прибежала ко мне с претензией:
- Мужа не узнать, весь опух! Ружье погнул, некультурно выражается! Все из-за тебя! Почему дорога в деревне такая кривая? Мы для чего тебя старостой выбирали?
- Ружье поправим. У Толика на том конце есть кувалда и наковальни кусок. И опухлость с лица Егора Пантелеевича вьетнамской звездочкой снимем. А дорогу… уж которое поколение выровнять не может. То ли земля под нами от смеха корчится, то ли небеса над нами плачут крупными слезами и ямы на дорогах выбивают. А решать вопросы мне, старосте деревенскому.
Или другой случай. Подул, как-то, ветер внезапный. Четыре электрических столба повалил. Средние века наступили сразу. А в каменный век мы вступили на третий день, когда закончился керосин и свечи. На улицу выходить страшно. Там Егор Пантелеевич ружье пристреливает после Толика-кузнеца. Бабы за водой ходят короткими перебежками. Воды приносят немного, но зато живые. Вот и пришлось из мясорубки делать динамо-машину. Намотал проволоку, прицепил магниты, покрутил-покрутил и мобильник подзарядил. Вызвал аварийку. Они быстро вернули нас в двадцать первый век. Загорелись лампочки, зазвучала из окон музыка, забубнили разные радиоголоса.»
Староста воспользовался моментом и поехал с аварийщиками в центр к большому начальству о дороге поговорить. Успел вовремя. Начальник, наигравшись в тетрис, никак не мог решить, что делать дальше – поспать или поесть? Не мигая, он смотрел на секретаршу, которая стояла у раскрытой двери. В одной руке она держала поднос с чаем и ватрушкой, а в другой руке подушку. В тот момент, когда, казалось бы, выбор сделан, из-под подноса выглянул мужик и звонко крикнул:
- Здравствуйте, Никодим Никодимович! Я Евстигней, староста деревни!
От неожиданности секретарша подпрыгнула. Чай, ватрушка, поднос и подушка накрыли мужика. Теперь перед Никодимом Никодимовичем встала новая неразрешимая задача: браниться или смеяться? Раздираемый сомнениями, он сидел не шелохнувшись. Секретарша, бормоча извинения, что-то собирала, что-то вытирала. Облитый чаем мужик глядел из-под нее на застывшего Никодима Никодимовича и думал: «Это человек или памятник? Может он уже наполовину окаменел, а я со своими ямами и выбоинами.» Евстигней поспешно ретировался на улицу. У магазина он встретил Ваню грейдерщика:
- Здравствуй, Иван! Ты еще ничего не успел купить?
- Здравствуй, Евстигней! Пока ничего.
- И не покупай, я угощаю. Ты только дорогу в нашей деревне поскобли.
- Нет проблем, грейдер на ходу.
На том и порешили. Евстигней возвращался в свою деревню и мечтал об одном, чтобы скорей его переизбрали и он не превратился в кусок гранита.