Преров Гл. 8. Оружие и ревность

Олег Шах-Гусейнов
                Обманчиво ставить весь интерес
                к жизни в зависимость от таких
                бурных чувств, как любовь.

                Мария Склодовская-Кюри (1867–1934)




8. Оружие и ревность


Вся эта история с Таней поначалу завесила от меня лагерную рутину яркими грезами и мечтами, присущими, наверное, большинству молодых людей в моей ситуации. И это, скорее, правило, нежели исключение. Думаю, такое происходило не только со мной, просто я этого не замечал.

Некоторое время для меня существовали как бы две основных реальности. Первая – живая и здоровая Таня, когда я её всякий раз видел перед собой, и вторая – её образ, который возникал в голове, когда я её не видел.
 
Эти две реальности словно куда-то отодвинули разнообразные лагерные события, которые стали просто фоном, хотя и ощутимым, но не столь интересным и важным, как всё, что связано с Таней.

Понять и объяснить увлечение, влюбленность – возможно, но, нельзя назвать нормой состояние, когда окружающая жизнь перестает тебя интересовать. Это своего рода лёгкий «сдвиг по фазе», и разум постепенно начинает ему сопротивляться, раздвигая завесу, которая находится не где-нибудь между соснами и бунгало, а в твоей голове.

Может, в силу этой третьей реальности, динамика жизни постепенно, но все чаще вдруг отделялась от сплошного «фона» разными отчетливыми событиями, привлекавшими внимание. В принципе так и должно, наверное, быть.

В лагерь как-то приехали немецкие пограничники. Как объяснила Гизела через наших вожатых – их шефы: по Балтике проходила граница.

Пограничники организовали передвижную выставку: на столах они разложили все то, что не могло не привлечь внимания подростков.

Прежде всего – оружие. Карабины, автоматы, пистолеты, пулемет и даже арбалет.

Огнестрельное оружие времен второй мировой войны и современное – немецкое, американское, наше. Холодное оружие: кортики, финки, ножи для метания, стилеты. Тут же стреляющие авторучки, амуниция боевых пловцов, компактные радиостанции и миниатюрные фотоаппараты. Короче, всё из арсенала шпионов, диверсантов и контрабандистов.

Пограничники прибыли со своим офицером-переводчиком, который рассказал, что данное оружие и снаряжение изъято у реальных нарушителей границы и разных нехороших людей, что выставка периодически перемещается по стране. О чем также свидетельствовал большой стенд с фотографиями нарушителей с мрачными физиономиями; фото служебных собак со строгим и умным взглядом; снимки с выставок в разных городах и портреты известных в стране отличников пограничной службы.
 
Увесистая ружейная сталь, вороненные поверхности, рифленые рукоятки, пока еще великоватые для наших ладоней, туговатые курки, глянцевые от времени приклады, маслянистые и клацающие звуки затворов – мир оружия захватил нас целиком.
 
Всё то, что бывает только в кино, находилось прямо перед нами: знаменитые «шмайссер», «парабеллум», «вальтер», какой-то «дамский» миниатюрный пистолет, пулемет МГ.

Наши ППШ (пистолет-пулемёт Шпагина) и ППС (пистолет-пулемёт Судаева), пистолеты Токарева, Стечкина, Макарова, маузеры и наганы – целый арсенал.

Всё это богатство позволялось трогать, держать и вертеть в руках и даже разбирать-собирать. Что мы и делали с удовольствием. Стоял возбужденный гвалт. Глаза горели. Пограничники знали все образцы и доходчиво рассказывали о них желающим.

Девчонки с Мариной и Гизелой держались в сторонке. Их не очень-то все это интересовало, зато им нравилось явное внимание молодых подтянутых пограничников в красивой форме. Некоторые военные, оставив на время демонстрацию шпионского арсенала, уже болтали и пересмеивались с ними.

Что всем еще понравилось, так это брезентовый тир, развернутый шефами здесь же неподалеку, где можно бесплатно пострелять по небольшим мишеням из пневматических винтовок.

Проверить меткость захотелось и девчонкам. Образовалась очередь. Звонко и часто щелкали свинцовые пульки-шарики по мишеням. То и дело звучали возгласы:

– Попал! Не попал!

– Я попал в «десятку»!

– Чёрт, в «молоко»!

– Дайте еще пострелять, я понял, как надо целиться!

Немецкие «воздушки» отличались от наших тем, что их не надо переламывать, чтобы зарядить пульку. Заправлялся свинцовыми или стальными шариками небольшой магазинчик и вставлялся снизу.

Я увидел, как сюда же спешит Таня, что волной подняло мое настроение. Как раз подходила наша с Пирогом очередь.

– Слышь, Саня, Танька сюда идёт, будь другом – уступи ей очередь, а? Хочу вместе с ней пострелять! – попросил я.
 
– Ладно, Витёк, конечно! – пробормотал Саня.

Святое дело поддержать друга!

–Таня, иди сюда! – помахал я ей рукой.

Она подбежала и встала рядышком немного смущенная, прибирая выбившиеся прядки волос.

– Привет, Таня! Считай, мы тебе заняли очередь.

– Ой, спасибо, Витя! А как же Саша?

– Ничего, тоже постреляет. Может, оттесним потом малЫх, – я заряжал пульки в магазин.

– Стреляла?

– Конечно!

– Как целиться знаешь?

– Витя! У нас же отцы – офицеры!

– Оно-то так…– я подал ей заряженную винтовку, – давай, кто больше выбьет.

Я с приятным чувством стоял рядом с ней, оказывая знаки внимания, да просто разговаривая с ней.

Она выбила шестьдесят очков и стояла слева от меня, слегка возбужденная.
 
– Витя, так хочется еще разок, я же могу и лучше!

Я перезарядил оружие.

– А мы придумаем, что-нибудь, хорошо? – сказал я и начал посылать пульки в мишень. – Семьдесят!

В это время какой-то борзый немец-пограничник ненавязчиво оттер меня от Тани справа:

– Ай мамент, малчшик! – сказал он мне и развязно тронул Таню за плечо, протягивая ей заряженный магазинчик, – фроляйн, ви хотеть нох айнмаль шиссен (ещё стрелять). Битте! – как фасс зофвут?

Таня удивленно повернулась к нему и оторопело смотрела на его покровительственно протянутую руку с магазином.

Теперь немец нахально потянулся за моей винтовкой:

– Малчшик, gib mir, bitte! (дай мне, пожалуйста!)
 
Я опешил. Немец пытался нагло флиртовать! Кровь ударила мне в голову.

– Nein, Kamrad! – грубо ответил я ему, отводя винтовку подальше в сторону, и резко отпихнул его руку.

– Das ist nicht gut! (это нехорошо!) – громко возмутился пограничник.

Таня растерялась и, сильно покраснев, сказала немцу:

– Nicht, nicht! Я не буду стрелять!

Немец тем временем напирал на меня, словно на буфет.

Неожиданно рядом появилась Гизела и, что-то быстро говоря немцу на повышенных тонах, стала так наезжать на него, что тот обескураженно попятился и спиной уперся в подоспевшего офицера-переводчика.

Указывая на нас, офицер, который всё хорошо видел, что-то требовательно сказал пограничнику. Тот, потупив голову, сказал нам:

– Entschuldigen Sie, bitte! (Извините, пожалуйста!), – и, как побитый, отошёл в сторонку. Дисциплина у немцев, как ни крути!

Тем временем офицер дружелюбно улыбнулся и, кивнув в сторону еще больше смутившейся Тани, протянул мне магазин, который забрал у своего подчиненного со словами:

– Пусть твоя подруга еще постреляет, если есть желание!

Я взял магазин, а переводчик, пожав мне руку, молодцевато приложил руку к головному убору и улыбнулся боевитой Гизеле:

– Gizel, alles ist gut, er entschuldigte sich! (Гизела, всё хорошо, он извинился!), – на что оттаявшая Гизела в ответ тоже улыбнулась и франтовато вскинула два пальца к виску: «Jawoll, mein Herr!» (да, господин!).
 
Инцидент вроде исчерпан.

Я вопросительно показал магазин Тане, но она отрицательно покачала головой.

Я очень жалел Таню, которая неожиданно оказалась в центре неприятной ситуации. Если бы не эти чертовы люди вокруг, я бы подошел к ней и обнял её, крепко к себе прижав, как ребёнка. Увы!

– Тань, а пошли в лагерь, скоро полдник!  – сказал я и передал магазин Пирогу, который тоже обескураженно топтался рядом.

– Постреляй, Саня!

Руки мои слегка трясло.

Таня благодарно посмотрела на меня. Когда мы отошли немного, она сказала:

– Витя, ты чуть не вцепился в этого немца. Какой мог быть скандал! Это всё из-за меня? И с поляком ночью – подрался, я в твои байки не поверила... Я приношу тебе только неприятности. И это до добра не доведёт.

– Таня! Танюша, ну что ты такое говоришь! Разве это неприятности? Да я за тебя не знаю, что готов сделать! 

Она застенчиво улыбнулась:

– Ты не представляешь, как здорово и приятно девчонке такое слышать и... невыносимо.

– Почему невыносимо, Таня? – огорчился я.

– Потому что я, наверное, такого не заслуживаю.

– Ты самая лучшая, самая красивая, самая классная!

– О-о-о! – прикрыв глаза, радостно-шутливо простонала она, запрокинув голову к небесам и сцепив руки перед грудью. – И вдруг счастливо рассмеялась, растопив льдинку в моей груди.




  Начало: http://proza.ru/2021/08/02/861

  Продолжение: http://proza.ru/2021/08/02/1644


  Фото из инета, спасибо автору!