Молодым, "необстреляным", помощник машиниста числится до первого сбитого человека. А как соб"ет, так на три дня в отгулы - для восстановления нервной системы. Полагается по инструкции. Серёга работал помощником машиниста уже года два и никого не сбил, если не считать трех коров из какого-то деревенского стада. Ехали по длинному перегону между полустанками. Несколько коров чёрно-пёстрой породы отбились от стада и вышли на насыпь. Серёга ; заметил их далеко, начал громко сигналить, но торможение применил не экстренное, а служебное. Глупые коровы не поняли предупреждения. Молодой помощник, как ни старался, затормозить не успел. Был июль и жара, и запах парного мяса пополам с навозом, быстро проник в открытые окна кабины. Две коровы, которых отбросило от удара, лежали поодаль, а одна - прямо под локомотивом. Машинист взял топор и наладился к выходу. Серёга хотел было пойти с ним, но ноги как будто налились свинцом, к горлу подкатила тошнота, а глаза собрались в кучу. Машинист, понял состояние помощника без слов и коротко отрезал: "Оставайся!"
И чего ему вспомнился этот случай? Не спроста, думал Серёга, вглядываясь в далекий зеленый глаз. Миновали переезд с молодой дежурной. Старый машинист знал её лично, поскольку работал на этом участке дороги очень давно. Он помахал девушке рукой, достал беломорину, постукал гильзой о портсигар и закурил. Суровый дядька, прошедший войну, всегда курил только Беломор. Говорили, что до войны он успел поработать на строительстве канала имени этих папирос - на паровозе доставлял на стройку материалы и новые пополнения зэков. Не раз видел смерть, и его было совершенно невозможно вывести из равновесия трупами животных, пусть даже крупных. Серёга его уважал и боялся. Уважал за огромный опыт, а боялся за прямой взгляд, за крупные черные зрачки, еще сильнее расширяющиеся к ночи. Серёга смотрел в них, и ему казалось, что он видит два бесконечных черных туннеля с колкой искрой света вдали. А еще за огромные кулаки побаивался. Они были так велики, что ручки кранов и рычагов, сжатые пятернёй, казались карандашиками. Хотя, если сопоставить все пропорции тела машиниста, то он выглядел вполне гармонично: рост под метр девяносто, широкий костью, в плечах - косая сажень.; И вот опять июль, душный вечер забивает кабину горячим воздухом. Всплыли из памяти те самые коровы. Веки отяжелели, - пора меняться. И тут Серёга увидел далеко впереди какую-то светлую соринку. Не в глазу ли? - мелькнула мысль, и он раза два сморгнул. Соринка не исчезла, а увеличилась, - человек! Серёга резко рванул вниз рычаг тормоза и нажал на педаль подачи песка. Под колесами заскрипело. Махина поезда начала тормозить, но двадцать вагонов с углём давали большую инерцию. Серёге казалось, что состав несётся не снижая скорости... Человек уже был хорошо виден: сидел на рельсе боком к поезду, обхватив руками голову, как будто специально, чтобы закрыть уши и не слышать сигнала. До столкновения оставались секунды, и гудок уже свистел как-то сипло и безнадёжно. Рубаха прилипла к спине, а руки онемели от напряжения. Он больше ничего не мог сделать, оставалось только ждать...Поезд замер в двух метрах от молодого самоубийцы, который продолжал сидеть на рельсе, зажав уши, уткнувшись взглядом в землю и не понимая, что происходит. Старый машинист, тем временем, спустился вниз. Подойдя к бедолаге, положил свою тяжелую клешню ему на шею, сгрёб ворот рубахи и поставил человека на ноги. Парень замычал что-то нечленораздельное, но тут же замолчал, встретившись с немигающим темным взглядом. Машинист отпустил ворот рубахи и убедившись, что парень прямо стоит на ногах, резко выполнил хук справа. Парень, взмахнув руками как крыльями, оторвался от земли, пролетел метров на пять параллельно рельсам и громко брякнул ботинками о шпалы. Затем быстро подскочил и задал такого дёру, что мгновенно исчез из виду. Машинист выплюнув погасшую беломорину, вернулся в кабину. Глянул на ошарашенного Серёгу, улыбнулся уголками губ:-Ты это, больше так не тормози, а то снова останемся без отгулов.