Петруха

 «Всегда желанье с разумом боролось,
Довольство не спасает от фантазий,
В привычном счастье есть однообразье,
Дай людям солнце — захотят на полюс». («Фауст» — Иоганн Вольфганг Гёте)

Смех продлевает жизнь того, кто смеется, конечно, за счёт жизни того — над кем!..

Непродолжительное время прокурором одного из районов Заволжья работал Путинцев Пётр — лучшего товарища, пожалуй, не сыскать. Это был грамотный специалист, интересный собеседник, но чрезмерно импульсивный возмутитель спокойствия всех и вся, а потому некоторые из приятелей и величали его не иначе, как «Петруха-демагог»…
Всё ему что-то мешало и не нравилось… Другой на его месте и не заметил бы в словах оппонента ничего предосудительного, ничего, ишь, лишнего, но только не Петр. Он был настолько энергичен, что казалось, стоило дать пинка и он с ускорением… взлетит с балкона, словно Карлсон. В Небеса.
Следует, однако, заметить…
Баловал он пуще нашего, находя в пагубных делах своих самое красивое решение. Его выражение «Красиво жить — не взаперти же!» – знавали друзья, приятели, да знакомые лица, близко приближённые к его телу.

Как-то… он, проверяя в кабинете до полуночи уголовные дела следаков, вдруг, взорвался из-за мелочного пустяка, аки самогонный аппарат у нерадивой тёщи… после бани то. Мешала, видите ль, ему в День Святого Петра на уличном столбе неоновая лампа, светящая даже и не в глаза его, а всего то… в окно кабинета. Так… другой бы встал, задёрнул шторы и продолжил работу, Бог в помощь, да в такой прекрасный тихий вечер.
Как же…
Это же… надо было вставать, бросив работу, а вдруг, да верная мысль в отношении безграмотно составленного обвинительного ментами акта ускользнёт из его умной головы.
Достал тогда Петруша пистоль из сейфа, коими работников прокуратуры наделяли в те лихие годы процветающего в государстве бандитизма… и, прицелившись в ту лампочку, взял, да и нажал плавно на спусковой курок, посматривая через призму прицела в форточку на негодный для него объект.
Раздался глухой такой «пук»… и нет более той лампы, нет того негодного у здания прокуратуры объекта, так уж… мешавшего работе прокурора. «Пук» то оно «пук»… но всего же никогда не предусмотришь.

Кто бы знал о том, что мимо столба, на котором висел тот злополучный фонарь, проходила его помощница Акулина, распевая свою любимую песенку:«В тиши парка городского!»…
Так, этот глухой «пук» кабинетный превратился в кромешной тьме — в гром для дивчины Небесный, ибо пуля так вдарила в металлический защитный колпак лампы, а затем ещё и срикошетила… в железную крышу гаража, да так, скажи, резко, что искры полетели… и не только из глазниц его панды-помощницы, с которой у Петра были и без того натянутые рабочие отношения.

Наперёд забегая, скажу, что с месяц бывшая его подружка чесалась от пыли стекла той лампы, словно занималась любовью с барабашкой в кровати, застеленной стекловатой. Ведь чесалась, скажи, даже в тех местах, куда, казалось бы… и попасть пыльце той было совершенно невозможно.

Петро же… усмехаясь в ус, констатировал тайную женскую болезнь от теснейшего контакта с тем домовым, который, со слов красотки, тайно навещал её по ночам. Видевшие ту дамочку воочию, могли подтвердить, что пучеглазая рыжая бестия, расстёгиванием лишь одной верхней пуговицы блузки, могла резко отключить мозг любого полюбовника, которому ничего не оставалось, как только за ней и волочиться, а тем более Петру, так как очень уж… охоч тот был до прекрасного любвеобильного женского пола.
Акулина же… хотя и рождена мамкой — стервой, но безумно была красива. В полнолуние, видимо, зачата… или на Мамай-Горе. Эта удивительная её красота была мощным оружием в борьбе с мужичками. Понимая, что любая девочка с персиками со временем превращается в бабушку с курагой или чёртов одуванчик, Акулина, ничем не гнушаясь, старалась взять от жизни всё…
И гарная дивчина, не связанная узами Гименея, брала своё, ибо это была не просто гарная дивчина, а «вертикальное воплощение горизонтальных желаний» похотливых волочил. Её лакомством был не только шоколад «Roshen»… Стоило только ей приказать тогда Петру — таки он остановил бы и своё сердце.
С первого дня Акулина сразила его своей экстравагантностью, особенно причёской «Аля-Сафари»… и понеслись тогда они в поезде сексуальных наслаждений, не видя впереди конечной остановки. Так бы они и путешествовали, «не сорви» на полпути ручку стоп-крана того счастливого для них поезда его красавица жена.

Хотя Петруха и был следователем от Бога, но супруга оказалась намного смышлёней его, застав однажды врасплох суженого своего в компании с друзьями и подругами, да в самый, что ни на есть, интересный момент — во время прыжков отдыхающей нагой публики после сауны… в бассейн. То ли жарко в бане было, то ли уговор был с молодыми, страстными, на всё согласными девами… об их поведении в ту ночь.
Скорее же всего…
Теснота нижнего белья надоела их юным телам и органам так, что девчушки от них просто избавились, разбросав всё вне помещений той бани. Сексуальные девицы, удовлетворённые вином, коньяком и фруктами, с большим нетерпением жаждали так нужных им… интимных последствий.
А почто, скажем, и нет. Даже Всевышним предначертано: «Любите и размножайтесь!»…
Нашим же саратовским… без комплексов, девочкам, как и китаянкам, видимо, кто-то ещё и показал в детстве, как это делается, а потому темпераменту и бурным их фантазиям могли позавидовать милые девчонки дружественного с нами сопредельного государства — Хохляндии. Нелегко было в ту ночь половозрелым самцам найти на всех в себе силы, но потом ещё труднее было их в себе удержать. Очень уж соблазн был велик.

Весна-с… Желания-с… похоть, страсть.

По девичьим упругим телам бегали мурашки от того, о чём и думать то им мамкой ещё в пелёнках было запрещено; чего нельзя было в другой раз и делать… Молодки, участвующие в этом красивом бардаке, предпочитали не залёживаться в ту юную пору в постели, нежели там нельзя было делать деньги, а просто получать так желаемое ими удовольствие-с…
Словно скаковые лошадки, не успев сказать: «Здрасьте», эти милые Создания сразу направлялись в будуар в пеньюаре… с вырезом до пупа, а после горячительных напитков с кипящей любовью в причинном месте, уже нагишом, да с разбега прыгали в бассейн с песнью своих прабабок: «Сегодня день утопим мы в вине!»… А там уже барахтались другие пары, едва успевающие прятать свои головки, дабы хоть как-то сберечь причёски от сигающих на них обнажённых упругих и гладких, как свиная ляжка, тел.

Словно мотыльков, постоянно слетающихся на огонёк в ночи, и захватила супруга Петрухи этих юных сексуальных особ в сауне нефтебазы, где находили они в ту пору для себя приют, покой и полное сексуальное удовлетворение. Мудрая женщина не стала ни с кем из них тем поздним часом скандалить, а собрав все пожитки вздорных кобылиц, быстренько покинула это премилое гнёздышко разврата, оставив отдыхающих наедине со свалившимися на них проблемами.
На следующий же день с лицом, будто раздавившим тучу подколодных гадин, жена Петра вела приём этих девиц уже в своём шикарном особняке и после тайных душевных женских переговоров, возвращала им драгоценности и исподнее бельё.
Что за разговор происходил между ней и помощницей прокурора «Венерой»… потерявшей вместе со всеми свою одежду в тот вечер, Петру не было известно, но по окончании оного, произошёл разрыв всех отношений с ней. Супруге же… наоборот, последняя стала лучшей подругой, что никак не входило в планы прокурора-полюбовника. И приходилось тогда ему держать оборону не только дома, но и на работе.
Что за тактика была избрана его супругой в беседе с девицами, до сих пор остаётся загадкой для мужского ума, но почему-то любовницы прокурора, впоследствии становились лучшими подругами его жены.
В поисках приключений, без которых не могли обходиться работники прокуратуры, Петруха вынужден был путешествовать по соседним районам. Приезжал часто и к нам в гости, чему мы всегда были несказанно рады, ибо работе время, а потешиться в компании с ним, были  и мы не дураки. Ага… конечно, не прочь. И устраивались тогда знаменитые «постельные» оргии в выходные.

А уж… как разборчив Петруха был в выборе красивых женщин — отдельный разговор. Вот таков он весь и был, наш дружок Путинцев. Только он мог устроить из ничего праздник, который и не намечался, а уж, ежели помечен был Политбюро ЦК в календаре, то и флаг был у нас уже в руках и о том я поведаю чуть ниже…

Так, перед ноябрьскими праздниками… когда трудящиеся, строившие Коммуну, готовили самоходки с плакатами великих мира сего, подкрашивали бороду Карла Маркса, ковыряли и тонировали в носу Фридриха Энгельса, обмазывали репейным маслом лысину Ильича, заучивая пожелания о здравии партии рулевой, родней которой у нас, пожалуй, никого тогда не было, нас и вызвали на совещание в прокуратуру области.
Мы с нетерпением ожидали получить солидный куш за хорошие результаты по раскрываемости преступлений и сажаемости участвующих в них субъектов, что нам не единожды обещали.

— Да туды твою растуды! Так получили! Ага… от хрена уши. Ну, не срамота ль — вручили лишь похвальные грамоты. Эти глянцевые бумажки, которые мы раздавали знакомым для утепления и украшения их нужников. На улице. В деревнях. На дачах.

Кто-то и обрадовался столь высокой оценке своей деятельности, особенно по сажаемости уголовных типов, но только не мы… Тут-то и поступает предложение, которое и мозжечок то ничей не мог посетить, кроме как Петра. А заключалось оно в том, чтобы отметить наше поощрение, а заодно… и наступление красного праздника, с красными полотнищами, красным вином, красными физиономиями и красными девицами… непременно поближе — к Красной Площади.
И вот уже мы с секретаршами областной прокуратуры с праздностью на лицах и плотскими утехами на уме, посетили нам привычный и уютный подвальчик на Горького — «Русские Узоры»… где затарились всем необходимым. Согласно национальной русской традиции, присели за столик в кабаке перед дальней дорогой часика этак… на четыре, а затем и тронулись. Ну, конечно же… не умом, а в дальний путь. В столицу. Поехали и те, кто изначально не был на ту поездку согласен, ибо приняли предложение Петра за шутку, однако не поняли, куда их, таки… вообще везут.
Один Путинцев начертил в голове маршрут, по которому мы должны были следовать и все ему в конце концов беспрекословно доверились. Конклюдентное согласие выразили даже те, кто был в прострации после той самой национальной традиции — на дорожку присесть…
Доверил и я Петру тогда всего себя… без стеснения.
Только Пётр мог хоть немного растрясти нашу патриархальность с заволжскими девчушками-хохотушками, привлекающими мужчин своими грудками — плюс третьего размера.
Только по приезду в многомиллионный город… кто-то впал в шок, кто в раж, а кто и в сексуальную озлобленность. Однако, было поздно — тысяча вёрст осталась позади…

— Так, привет столица! Здравствуй дорогая Москва! – приветствовали мы салютом шампанского город-герой.

— О!.. Да нас здесь никто не ждёт! – выразили мы свою радость дикими возгласами.
Ну, как было не попасть на открытие «Макдональдса». Но то уже было не для нас, ибо нужны были совершенно другие впечатления и по другим адресам. Без «геморроя» нам было в столице тоскливо. Так, на Москва-реку… В ресторан, и именно — в «Поплавок»… непременно туда, где вода, туда, где свежий речной воздух, где свобода, где цыгане. А вот это уже наше…
Вот он, отдых… с этими миловидными огонь-девчушками с волжской свежестью на лицах, да нетерпеливыми ахи-вздохами на теплоходе, да на Москва-реке…
Что может быть прекраснее...
Только Петруха… Только он мог устроить этот праздник и ныне вспоминаемый нами, как один из памятных в жизни событий в эпоху построения коммунистического буущего и, вестимо, светлого, но утопического прошлого, общества то. Надолго бы мы задержались в том «Поплавке»… не изменись отношение хозяев теплохода к гостям с периферии, терпение которых просто лопнуло.

Это надо же.… Под цыганские напевы… саратовские девчушки на свежем воздухе танцевали «па-де-де»… на столе и им аплодировала вся неизбалованная оными танцами московская публика. Затем друг Петрухи — Алексей Михайлович, аж… с самого Кушума, произнеся: «Как скучно быть похожим на других»… полез к девам на стол, дабы удивить всех «танцем живота».
Таки удивил… После горячительного… он стал совершать развратно-поступательные движения взад-вперёд, держась, при том, двумя руками за причинное место в такт мелодичной музыке, как выполняет их рыжий альфонс Тарзан, за что нам сразу же и показали жёлтую карточку. Ну да, предупредили.
Но и этого ему показалось мало, и все увидели ирландский танец на столе этого балеро с розовыми «насисьниками» спереди, да в семейных трусах вместо шотландской юбки, в обнимку с полуголой и несколько шокающей москвичкой.
Вот тут-то… нас вежливо и попросил на выход уже «двинутый» хозяин, вставший в позу большого «медведя». Я сразу же обратил внимание на то, что у москвичей на плавучем средстве закончились аргументы нас уговаривать и они, тут же, начали уточнять нашу национальность и место постоянного жительства.
Ещё и друг Петра, путаясь в оборках платьев цыганок, начал предлагать свою руку и сердце одной из них… в обмен на левую грудь и упругие бёдра, а потому не дожидаясь, пока нас пошлют далеко и по-русски, мы решили покинуть злачный московский кабачок быстро и по-английски…
Хозяева столицы, и надо отдать им должное, были с нами очень любезны и их щедрости мы были крайне удивлены, что с собою на брега Волги они презентовали нам столичное питие и закусь, чего в избытке хватило нам на всю обратную дорогу с пятичасовыми остановками в придорожных гостиницах и перелесках.
А так, как наиболее усваиваемыми, калорийными и полезными являются лишь халявные продукты, то мы не отказались, а с благодарностью приняли дары хозяев столицы.
Так, благодаря сообразительности и инициативе нашего дружка-заводилы Петрухи, пока добирались до дома, мы провели незабываемый недельный отпуск в веселье и праздности. (Нет-нет, ни о каком разврате и думать не смейте.)
Конечно, нельзя на ёлку лезть, не запачкавшись смолой, но мы, надо сказать, тогда любили головой, сердцем и душой, а ишь, не гормонами.
По прибытии домой, некоторые нас обвиняли в том, что в столице Родины нашей мы устроили балаган, распутничали с падшими девицами. Не будем драматизировать трагедию… У меня по этому поводу имеются свои аргументы и корни их уходят не в такое уж… и далёкое прошлое, когда в стране Советов хозяйничали кухаркины дети, непременно в кожанках и скрипучих яловых сапогах, кои обустроили себе прекрасное существование и райскую жизнь.
А это, уважаемые господа, уже — история…
И её творили наши деды, а что нам оставалось делать — продолжать вытворять так, как они натворили, ведь мы впитали то наследство, кое от них получили — с молоком матушки. Не с работой же, право, любовью нам было тогда заниматься.

Как мудрено, однако, поступили в своё время коммуняки… Для удовлетворения половой своей сути в Коммуне, да в интересах революционной целесообразности, выдумали для себя аж… «Двенадцать Заповедей».
Как классово-умно для себя предусмотрели одну из первоочередных задач… в интересах всё той же революционной целесообразности и решили, что нельзя не вмешиваться в половую жизнь своих сочленов. Половое должно было подчиняться во всем и всегда классовому, ничем последнему не мешая и во всем его обслуживая.

Клёво то как — мамочка родная. Супер…

Об этом можно вам, граждане, многое порассказать… Но это уже совсем другая история, когда теряешь голову, когда волна любви тебя захлёстывает. История, о которой и не поведать то никак нельзя…