Я долго не приходил в сознание. Возможно, это было связано с контузией. Мой позвоночник был сломан. Кроме компрессионного перелома позвоночника полученного от сильного удара во время вынужденной посадки штурмовика я получил еще один перелом, когда упал навзничь поперек кабины Кэссция. Были мелкие осколочные ранения. Были обширные повреждения внутренних органов. После выгрузки из вертолета я выглядел как труп. На меня даже некоторое время не обращали внимания. Но благодаря любопытству одного из врачей в труповозку меня не закинули. Молодой военврач ни разу не видел модификантов. Подошел ко мне, стал осматривать, понял, что я еще не совсем на том свете и меня отправили вместе с Кэссцием.
В сознание я пришел, только оказавшись в госпитале родной лаборатории. Лежал в палате один – как король. В соседней такой же одноместной палате находился Кэссций. У Кэссция тоже был компрессионный перелом позвоночника – штурмовик о землю я тогда приложил крепко, со всего маху. Рана на его левом бедре оказалась глубокой и очень долго не заживала. Были мелкие осколочные в грудь. Обе ноги Кэссция были сломаны в нижней части голени. Кости левой ноги раздробило от удара. Но самое печальное было то, что он получил осколочное ранение в голову. Я впоследствии у него спрашивал, насколько серьезным было проникновение осколков? В ответ Кэсс смотрел на меня глазами побитого пса и вместо ответа двигал мне под нос свой планшет, предлагая почитать самому заключение врачей. Я не любитель подобного чтива, а Кэссций не был любителем трепаться о своих болячках. Но, наверное, с простой царапиной на лбу в течение полутора лет в госпитале не продержали бы?
Мое выздоровление протекало очень тяжело. Наше лечение курировала Асция. Каждое утро заходила в палаты ко мне и к Кэссцию. Врачи каждый день отчитывались перед ней о состоянии нашего здоровья. С состоянием Кэссция было все более или менее ясно – стабильно тяжелое. А вот со мной были проблемы. Дело в том, что вдобавок ко всем моим несчастьям мой организм перестал вырабатывать одно из жизненно важных химических соединений. Не спрашивайте у летчика, как оно называется. Все равно не вспомню. Проблема заключалась в том, что я стал чувствовать острую боль в верхней части своего тела. Нижнюю часть я не ощущал из-за перелома позвоночника, но в верхней части тела боль была острой, всеобъемлющей и нарастала непрерывно. Обезболивающие не помогали – даже самые мощные.
Сначала врачи отшучивались: «Болит – значит заживает». Спохватились после того как я уже был не в состоянии терпеть болевые ощущения и стал орать так, что было слышно на соседних этажах корпуса. Боль чувствовалась даже от простого прикосновения к моему телу. Это изматывало. Я не мог заснуть. Теряя сознание и впадая в забытье, мне мерещилось, что меня кто-то пытается разорвать на части, что меня пытают, режут на куски. Перерывов в этом кошмаре не было. Поняв, какое соединение заблокировал для выработки мой организм мне стали вводить его как лекарство внутривенно. Но улучшений в моем положении не наблюдалось. Одна упаковка такого лекарства стоила как легковой автомобиль. Мне одной ампулы хватало, чтобы продержаться три, четыре часа потом требовался укол. В течение суток на меня тратилась ровно одна такая упаковочка. Кроме того, что лекарство было жутко дорогим, оно еще оказалось и очень дефицитным товаром. Случались перебои в поставках. Что я тогда делал? Пытался терпеть. Когда боль становилась невыносимой - кричал. Медсестрички зная о том насколько важно для меня это лекарство, иногда просили: «Сэти, давай мой хороший мы с тобой потерпим еще немножко и я тебе укольчик чуть позже поставлю, а то у нас с тобой последняя ампулка осталась. А привезут завтра или нет - неизвестно». Я терпел. Но потом укол все равно требовался.
Не надо сравнивать меня с наркоманом. А то я чувствую, что в вашей светлой голове уже засияли подобные мысли. То, что пришлось пережить мне ни с какой «ломкой» не сравнить и даже близко не поставить. Представьте, что с вас с живого сняли кожу, а потом проткнули ножом в нескольких местах. Вы еще каким-то чудом живы, но в тоже время вы ясно осознаете, что вы уже труп. Какую боль вы при этом будете испытывать? Я лежал на больничной койке и понимал, что вопрос о моей смерти лишь дело времени. Я не ощущал половины своего тела. Из-за контузии я потерял возможность говорить и плохо слышал. Зрение было мутным. Боль в теле изматывала просто физически. Я уже не мог кричать – хрипел, как хрипят загнанные до смерти кони.
В одно из посещений Асции моей палаты один из врачей заговорил с ней о безысходности сложившейся со мной ситуации. Что решения нет. Что на меня тратится огромное количество ресурсов госпиталя. И вот здесь впервые прозвучало слово эвтаназия. Меня предлагалось усыпить как какого-то пса. Я лежал в это время в забытьи, и предполагалось, что я ничего не слышу. Но хоть плохонько, но я слышал. А приоткрыв глаза, увидел, как изменилась в лице Асция. Превращение из хорошенькой богини длилось доли секунды - она вдруг повадками стала похожей на очень опасную ядовитую змею. Было заметно, что тот доктор, который предложил эвтаназию сразу очень сильно пожалел о своих словах.
- Этот человек должен жить, – произнесла Асция злобным голосом. – Тот, что находится в соседней палате, тоже должен жить. Вопрос об эвтаназии в обоих случаях не обсуждается. Вы врач, а не господь бог. Ваше дело лечить, а не распоряжаться людскими судьбами и тем более не убивать. А что касается средств, то я весь этот мир до последней пылинки в ломбард к чертям отнесу, а если надо будет, то и свою душу дьяволу продам, только чтобы эти двое выжили! Вам это ясно?!
- Так точно. Ясно, – испуганным голосом проговорил удивленный и побледневший врач.
Больше вопрос о моей ликвидации не ставился. Благодаря Асции я избежал эвтаназии с последующей кремацией.
В один из тех дней, когда мое лекарство запаздывало, и я не знал, куда деться от боли ко мне в палату забежала дежурная медсестра. Нагнувшись надо мной, стала сбивчиво говорить о том, что она не знает, что делать. Ко мне пришла какая-то женщина. Но в наши палаты доступ простым смертным закрыт. Если ее пропустили, значит, она важная персона. Но дело в том, что среди своего начальства медсестра таких особ не знает. Как она могла пройти в таком случае? Вот это не очень то и понятно. Медсестра звонила напрямую к самой Асции. Та ответила, что если я не буду возражать, то пусть эта женщина зайдет ко мне. Лилит - промелькнуло имя в моем мозгу.
- Ее зовут Лилит, – продолжала сбивчиво медсестренка. – Сэти, миленький подскажи мне. Ее прогнать? Она очень хочет зайти.
Я был вымотан до изнеможения. Во все горло от боли уже не орал – охрип. Лежал и хрипел как конь на скотобойне. Говорить после контузии не мог. В ответ медсестре я мог только прохрипеть или прорычать. Но дежурные медсестры уже научились распознавать различные оттенки моего, «ы-ы». Я не только промычал и прорычал свое согласие, я руками, головой и всем телом попытался дать понять медсестре, что эта женщина должна зайти.
- Всё. Всё. Тихо. Тихо, – убаюкивающим голосом проговорила медсестра. – Сейчас я её позову.
Но Лилит не надо было звать. Она уже стояла в дверном проёме и ждала только того момента когда медсестра выйдет из палаты.
- Здравствуй, – произнесла Лилит еле слышно и присела на стул рядом с моей кроватью.
Лилит была прекрасна. Зря Кэсс называл её страшненькой. Тёмно-русые пряди волос, большие глаза, белая кожа модификантки. На Лилит можно было смотреть часами, не отрывая глаз. Не подумайте только сейчас, что между мной и Лилит что-то было, что обычно бывает между мужчиной и женщиной. Я могу поклясться, что Лилит для меня только друг.
В присутствии Лилит я старался сдерживаться и не показывать того, что испытываю боль. Плохо получалось. Мне хотелось рассказать ей, что Рэ погиб, что я дурак ничего не смог сделать, чтобы спасти его. Но я мог только мычать. По её заплаканным глазам понял, что она уже давно всё знает. Ей ничего не надо рассказывать. Она уже выплакала все слёзы. Лилит сидела рядом со мной и молчала. Через некоторое время произнесла.
- Ты меня слышишь? Ты понимаешь то, что я тебе говорю?
Кивнуть головой я не мог – не получалось, поэтому подёргавшись и пошевелив правой рукой не то прорычал, не то промычал в ответ.
Лилит смотрела на меня грустными глазами, в которых читалось неподдельное сострадание к моим мукам. Встала со стула, достала из своей сумочки маленькую чашечку. Наполнила её водой. Снова присела. Помочила пальцы правой руки в воде. Провела влажными пальцами по моему лбу. Прикосновение было болезненным. Я терпел. Я не знаю, как назвать то, что потом произнесла вслух Лилит. Это не было похоже на молитву. Это звучало как заклинание или заговор от боли. Монотонным голосом, без выражения, без чувств и эмоций глядя мне прямо в глаза, Лилит произнесла следующее.
- С белых вершин высоких гор сошла вода ледяным потоком. И поток стал рекой и вода той реки у меня в руках. Взяла вода всю страшную боль моего Сэти, и уносит вода эту боль далеко вниз по теченью. Страшный дэйм идёт по течению реки. Вдруг скорчился дэйм от боли. Сняла я всю боль с моего Сэти и перевела эту боль на дэйма. Кричит дэйм страшным голосом. Лежит мой Сэти уставший, заживают его раны. Кричит дэйм страшным голосом. Сошла вся боль с моего Сэти вместе с талой водой ледяной реки. Сошла вся боль с моего Сэти – не болят его раны. Вместо Сэти теперь дэйм смертельно страдает. А мой Сэти набирается сил и здоровья.
Лилит это произнесла пять раз. Возможно, поэтому я это запомнил наизусть. Мгновенного облегчения я не испытал, но когда вечером Лилит ушла я заснул и это была первая ночь в госпитале когда я спал спокойно.
Ночью я проснулся от того, что в палате зажгли свет. Посреди палаты стоял дежурный врач и перепуганная медсестра. Рядом с моей койкой сидела Асция. Она была без косметики и поэтому выглядела непривычно. Заметно было, что собиралась наспех и одежда под медицинской робой была домашняя.
- Он всегда каждую ночь стонал и кричал, – объясняла перепуганным голосом медсестра. – А тут вдруг затих. Я подумала, что он умер.
- У вас на пульте все параметры состояния его здоровья, - резко выговаривал ей дежурный врач, - а вы панику подняли. Вы на пульт смотрели хоть раз за дежурство?
- Не выговаривайте ей, – спокойно одёрнула доктора Асция. – Медсестра всё правильно сделала.
- Я его уже осмотрел, – отвечал дежурный врач. - Он жив и изменений в состоянии здоровья не наблюдается.
- Что с тобой произошло? Ты можешь ответить? – обратилась Асция уже ко мне.
Я не мог ничего ответить. Смотрел, как смотрит преданный пёс на свою хозяйку и сам ничего не понимал. Боль в моём теле была. Никуда она из него не делась, но я её уже мог терпеть.
- Здесь была Лилит. И тебе стало легче. Я права? – Асция пыталась добиться от меня ответа.
- Ы, - последовал мой ответ.
- Он сказал «да», - перевела моё «ы» медсестра.
- Тогда всё понятно, – кратко подвела итог Асция. – Дальнейших объяснений не требуется.
После посещения Лилит я стал отказываться от уколов своего лекарства. Мне их иногда ставили буквально по приказанию Асции, но вскоре пытка болью сошла на нет, и уколы мне отменили. Я чувствовал всем телом, что иду на поправку. Лилит меня тогда спасла, чтобы мне не говорили и как бы к этому не относились. Я был и остаюсь благодарным этой женщине всю свою жизнь.
Не хочу рассказывать о подробностях своего лечения. Заживало на мне всё как на собаке. Уже через полгода со слов врачей все повреждённые внутренности в моей брюшной полости выглядели как новенькие. С контузией я справился. Слух и зрение восстановились полностью. Были большие проблемы с речью. Не был в состоянии выговорить элементарных звуков. Просто не мог и всё. Помогла Лилит. Лингвист это конечно не логопед, но с помощью Лилит я заговорил первый раз и заговорил довольно-таки сносно. Разобрать было можно. Меня теперь понимали все окружающие, если я говорил медленно.
Очень большие проблемы были с позвоночником. Но я ведь модификант! Ровно через год своего лечения я попытался первый раз встать с инвалидного кресла самостоятельно. Упал, разбил в кровь лоб. Получил страшный выговор от главного врача госпиталя. Эта женщина обещала меня верёвками привязывать к кровати и к инвалидному креслу. Кричала на меня: «Вы что хотите вторую контузию получить в моём госпитале?!» Называла меня всякими нехорошими словами. Вполне цензурными, но обидными. Повторять их не хочется. Я обещал слушаться. Но очень сильно хотелось ходить. Через пару дней после устроенного мне разноса попытался встать самостоятельно ещё раз. В этот раз раздобыл костыли. Дежурная медсестренка, которая мне их принесла, чуть в обморок не грохнулась когда увидела, как я самостоятельно выковыриваюсь из своей палаты на этих костылях. Ходьбой эти мучения было назвать трудно. Опираться на ноги было очень больно. И это была самая замечательная боль, которую я испытал за время своего лечения. Не подумайте, что я стал мазохистом. Я чувствовал нижнюю половину своего тела и мог ею хоть как-то управлять! После года неподвижности это был полный восторг. И мне плевать уже было на какую-то там боль. Я терпел и пострашнее. Ещё через полгода я рассекал уже на своих двоих без всякой помощи. Говорил по-прежнему плохо. Это огорчало. Но занимался над собственной речью постоянно – пел песни. Дежурные медсёстры, слушая всем известные мелодии, в моём контуженом исполнении почему-то начинали плакать. Слов в этих песнях в моём исполнении разобрать было невозможно, но постепенно это давало эффект – я учился говорить.
Как только смог вставать с постели и передвигаться в инвалидном кресле сразу зарулил в палату к Кэссцию. Кэссция почему-то очень долго «мариновали» в лежачем состоянии. Вставать ему запрещалось. Помню эту нашу первую встречу во время лечения. Я пытался ему что-то говорить на своём контуженом наречии. Кэссций явно меня не понимал. Смотрел на меня, улыбался. Потом заплакал. Я понял, что он в этот момент подумал о нашем Рэ. Взял его руку. Сжал. Сам чуть не заревел. Потом медленно пытаясь четко выговаривать каждое слово, произнёс.
- Почему ты не встаешь?
Кэсс понял. Вздохнул.
- У меня, Сэти, две проблемы. Вот это бедро, - он указал рукой на левую ногу и, ткнув указательным пальцем себе в переносицу, добавил, - и вот эта голова.
После этих слов мы оба улыбнулись. То, что голова Кэссция его большая проблема это была фразочка из шуток Рэ. Рана на левом бедре не заживала очень долго, потому что была задета кость. С осколками в черепе, тоже было не всё так просто. Кэссцию сделали несколько операций. В связи с нашей физиологией наркоз на нас не действует в принципе и обезболивающие не помогают. Все операции Кэссций терпел на живую, без наркоза. Даже те, которые делали на его «проблемной» головушке. На самих операциях я не присутствовал. Но после каждой из них Кэссция привозили в палату измотанного и безжизненного, как после пыточной камеры. Аккуратно перекладывали с каталки в кровать как тряпочную игрушку. Он лежал без движений, не меняя позы – так как его положили. Смотрел в стену или потолок и стонал. Стонал беспрерывно. Не реагировал ни на что и ни на кого. Медсестра сразу выгоняла меня из его палаты.
Но все эти пытки вскоре закончились и вспоминались мною и Кэссцием потом как страшный сон. Через полтора года такого лечения я и Кэссций выглядели если и не бравыми ребятами, то вполне жизнеспособными модификантами передвигавшимися пусть и прихрамывая, но на собственных исправных ногах, без осколков в голове Кэссция, но с едва заметными последствиями от контузии с моей стороны.
Ко мне частенько заглядывала Лилит. Кэссций её не игнорировал, но их отношения всегда отличались аристократической сдержанностью. Я был более благосклонен к своей спасительнице. Лилит занималась со мной пытаясь выправить мой акцент контуженого солдата. Заставляла работать меня над своей речью каждый день - как личный доктор. Мне лечащие врачи столько времени не уделяли. Иногда ей звонил её муж. Она отвечала кратко на телефонный звонок и наши занятия продолжались. Один раз Лилит не выдержала и ответила, как мне показалась раздражённо.
- Где я? В госпитале. В палате у своего друга Сэти. Да! Рядом со мной в постели лежит.
Я действительно всегда лежал в постели, а Лилит всегда присаживалась в кресло рядом с кроватью. Но как это прозвучало по телефону! Словно мы вместе в одной койке лежим! Разговор на этом закончился. Но я тогда понял, что отношения в семье Лилит испорчены очень сильно.
По мере улучшения моего и Кэссция самочувствия Асция стала наведываться к нам в палаты реже. Заходила иногда утром вместе со свитой из врачей. Встречаясь со мной взглядом, улыбалась виноватой улыбкой. Голос тихий, мягкий. Спрашивала меня о самочувствии. Говорила мало. В основном слушала отчёт о состоянии моего здоровья. Её лицо – лицо богини, но я запомнил тот момент, когда богиня превратилась в хорошенькую змеюку готовую вцепиться в горло тому, кто предложил мою эвтаназию. Кэссций говорил, что с ним она вообще не разговаривает: «Смотрит в глаза как подопытному кролику и молчит. Общается только со своей свитой».
Ещё тогда, когда я мог только передвигаться в инвалидном кресле, мне удалось подслушать разговор двух медсестёр в коридоре. Слух восстанавливался! К дежурной по нашим палатам медсестре прибежала какая-то вертлявая пигалица. Засунула ей губы прямо в ухо и шептала так, что я из своей палаты ничего кроме мышиного писка и поросячьего хрюканья разобрать не смог. Наша медсестричка отвечала в полный голос грубоватым баском.
- Ты с ума сошла? Никуда я не пойду. Эти двое под личным контролем самой Асции. Если я выйду хоть на минуту без спроса, а с майором или с первым капитаном что-нибудь случится, меня на ремни порежут и на помойку выкинут. Никуда я не пойду.
- А что с ними может случиться? – удивлялась пигалица. – Их что из палат украдут что ли? Пойдём к нам.
- Я чтобы в туалет зайти замену вызываю, – раздражённо ответила наша дежурная.
Конечно, она никуда не пошла. Дежурные медсестры были на нашей страже неотлучно. Охраняли нас круглосуточно.
Когда мы с Кэссцием стали передвигаться самостоятельно на своих двоих, то я сразу заметил, кто является главным объектом такой охраны. Утром я обычно выбегал на процедуры, обменивался с дежурной медсестрой парой фраз и «летел» дальше, прихрамывая на обе ноги сразу свободный как птица. У Кэссция в этом случае дела обстояли гораздо сложнее. Его из палаты без сопровождения не выпускали. Я был свидетелем сцены, когда Кэсс пытался выйти без сопровождения. Медсестра обняла его за талию. Вцепилась в Кэссция руками как клещами и, вытаращив глазищи, шептала перепуганным голосом.
- Я вас одного не выпущу. У вас тяжелое ранение в голову. Только в сопровождении медперсонала.
Приходил медбрат в медицинской робе, строевой выправкой напоминавший королевского гвардейца, и следовал повсюду за Кэссцием как Мефистофель за Фаустом.
А вот мне никто никогда не говорил: «Первый капитан! Мы вас одного никуда не выпустим! У вас ведь тяжелая контузия!» Беги, Сэти, куда хочешь. Да хоть на все четыре стороны. Никому ты даром не нужен в этом мире.
Я не причитаю. Нет. Просто мне иногда хотелось, чтобы и мной дорожили вот также. Но того как развивались события в отношениях между Кэссцием и Асцией я бы себе не пожелал. Всё у них всегда было очень сложно. Все – даже самые простые жизненные ситуации завязывались у них узлом так, что оставалось только разрубить. Я не хочу выяснять, кто из них виноват в этом. Я хочу только сказать, что Асция была удивительной и не простой женщиной. Я до сих пор не могу чётко сформулировать для себя её характер. Он у неё был – не сомневайтесь. Но про неё нельзя было определённо сказать, что она бывает, например, вот только такой-то и другой не бывает никогда. Нет. Сложного, многостороннего человека, наверное, невозможно подогнать под определённый типаж, а его характер загнать в конкретные рамки, состоящие из сухих формулировок определений. Асция бывала разной. Могла спокойно без намека на улыбку выслушивать мои шутки, от которых другие люди чуть не падали от смеха, снисходительно вздыхала. А могла и рассмеяться от души так словно ничего смешнее никогда не слышала. Она так и осталась для меня непонятой загадкой.
Поскольку в передвижении я не был ограничен, то я бегал по всей территории госпиталя. И как говорится, добегался. Нельзя сказать, что я очень сильно нарушал режим, установленный в госпитале. Совсем чуть-чуть. Самую малость. Я ведь модификант и дисциплинированность заложена во мне генетически. Конечно, я старался соблюдать режим также строго как Кэсс. Но не всегда это получалось.
В тот день я после всех процедур побежал в соседний корпус госпиталя. Мне сказали, что туда положили для обследования тех ребят вертолётчиков, что вытащили нас с нейтралки. Как не проведать таких людей? Ну и что, что они вертолётчики. Ребята-то они хорошие. Да и не далеко там было. Какие-то два километра по парку. Я сбегал. От них узнал, что останки Рэ и Зесса кремированы. Вместе позвонили в полк, узнали, как и где их можно забрать. Обратно возвращался с чувством выполненного долга. Зашел в маленький магазинчик на территории госпиталя. Накупил сладостей – конфет, пирожных медсестричкам, чтобы не скучали на дежурстве. Побежал обратно к себе в палату. Влетаю в фойе. Офицер охраны мне кричит (кстати, очень хорошенькая девушка – просто красотка).
- Сэти! Главврач с большой комиссией из Космофлота по госпиталю ходит! Смотри не сбей с ног никого из них.
Зачем она сказала мне последнюю фразу? Возможно, если бы и не сказала, то я никого бы и не сбил. Чтобы не столкнуться с комиссией - лифтом не пользовался. По пустынному лестничному маршу залетел пулей на тот этаж, где были наши с Кэссцием палаты. А с этого лестничного марша на этаже попадаешь в кривой, узенький коридорчик, который выводит к основному, широкому проходу. Откуда я мог знать, что в этот коридорчик свернут главврач госпиталя и начальник медицинского управления Космофлота, чтобы обсудить наедине несколько конфиденциальных вопросов. Обе женщины много шума не создавали. Говорили тихо – разговор не требовал огласки. Шли медленно и не подозревали о моем стремительном приближении. Обувь у меня была больничная - мягкая, бесшумная, поэтому мне казалось, что я не бежал, а очень низко летел. Встал в левый вираж и мчался сломя голову по кривизне коридора. Женщин по курсу обнаружил за полторы секунды до столкновения.
Что произошло дальше? Вы видели в кино встречное столкновение двух железнодорожных составов? Когда два локомотива на полном ходу сталкиваются лоб в лоб. Вагоны при этом разлетаются по сторонам как игрушечные. Пыль столбом и дым коромыслом. Вот примерно так и было. Врезался я на полном ходу в этих двух женщин сразу. Руками к груди я прижимал большой пакет со сладостями. Пакет был не бумажный и не пластиковый, а из так называемого съедобного упаковочного материала - тонкого и прозрачного как полиэтилен. Этот пакет пришлось на ходу отбросить. А куда его в узком коридоре отбросишь? Только вверх! Подброшенный пакет лопнул в воздухе, словно контейнер с кассетными авиабомбами. Все содержимое посыпалось на нас сверху как из рога изобилия. Особенно смачно падали на пол пирожные. Хорошо, что главврачу по лицу ничем не попало. А то она меня на месте собственным маникюром препарировала бы как лягушонка. Сердитая на меня была всегда почему-то. Не знаю почему! У меня поведение в госпитале всегда было почти примерным.
Худая главврач госпиталя от столкновения отлетела к стене как пустая железнодорожная платформа и упала на четвереньки возле плинтуса. Чтобы не свалить вторую женщину ударом своего костлявого тела, я сам сразу попытался упасть на пол. Хотелось как-то затормозить, чтобы последствия от столкновения были минимальными. Не получилось. Влетел я между ними со всего маху. Начальник медицинского управления Космофлота не была толстой женщиной, но и худышкой ее назвать тоже было нельзя. От удара она полетела головой в сторону стены. Я среагировал за доли секунды! Схватил ее руками за бедра и прижал к себе. Сам при этом на колени хорошо грохнулся, но голову женщины от травмы спас.
Не надо вот только думать, что я за нее руками схватился, чтоб самому себе башку не разбить. Это мысль неправильная. На пол мы с генералом сразу не упали. Я ее какое-то время смог удерживать в вертикальном положении. Но эта женщина была с круглыми формами, я быстро потерял равновесие, и мы хлопнулись вдвоем с ней на пол. Честно сказать - придавила она меня сверху крепко. Не совсем это цивилизованно со стороны смотрелось, конечно. Дело в том, что обнял я её за бёдра, а это значит, что лицо моё прижалось к телу женщины где-то в районе живота. Ну, вы уже поняли, что лицом я угодил в мягкое. Лицо и голова у меня совершенно не пострадали. Коленки вот только зашиб очень сильно – синяки на них потом огромные были. Лежу так на спине с отбитыми коленками, придавленный и полузадушенный шикарным женским телом и слышу, как главврач рядом с четверенек поднимается. Ругалась она на меня при этом жестоко - почти как тот десантник из окопа. В конце резюмировала.
- Все, первый капитан, ты допрыгался. Крематорий тебе в этот раз обеспечен.
За что мне крематорий?! Чтобы они без меня делали? Да если бы это не я, а кто-то другой в них врезался - разбились бы обе и покалечились. Им обеим сильно повезло, что это я был. Я их можно сказать от травм спас своими коленками. И вот вместо «спасибо» сразу крематорием угрожать. Напугала модификанта крематорием.
Но мне все-таки страшновато стало. Обе женщины были немаленького ранга по служебному табелю Космофлота. Одна - полковник, другая - генерал. Лежу на полу и не знаю, что дальше делать. Генерал, которая сверху на меня упала, все приговаривала: «Вот ненормальный то, - переведет дух и опять выдохнет, - вот ненормальный то». Потом видимо в себя пришла после шока от нашего столкновения. Обращаясь к главврачу, произнесла.
- Ты ему скажи, чтобы руки разжал, – и на меня пальцем сверху показывает. – Я встану на ноги, а то еще задохнется там подо мной.
- Сэт! Вот бестолковый то, - с особой жестокостью в голосе произнесла главврач. - Расцепи руки, сейчас же!
Обе женщины встали с пола. А мне как-то боязно стало. Понял, что опять влип в историю. Сбить с ног командиров такого ранга! Та, что меня придавила, была начальником медицинского управления Космофлота! Генерал! Человек с неограниченными возможностями по отношению к таким дуракам как я. За такую провинность самое малое мне могли дать, образно говоря, пинка под зад из Военно-морского флота, а о будущей службе в Космофлоте вообще можно было забыть. От страха я тогда не трясся, но встать с пола так и не решился. Сидел на пятой точке, собирал разбросанные по полу конфеты, пирожные. Соображал, что дальше делать.
- Это тот о ком я сейчас думаю? – растерянно произнесла генерал, рассматривая меня сверху.
- Да. Это и есть тот самый первый капитан Сэт, – главврач говорила так, словно она уже обо мне упоминала.
- Какой у него диагноз?
- Контузия. Тяжелая форма.
- То, что он контуженный это я уже поняла. Я спрашиваю, диагноз у него какой? Кроме этого.
- Перелом позвоночника.
- Ты сама себя слышишь, что ты мне сейчас говоришь? У тебя пациент после тяжелой контузии и с переломом позвоночника по госпиталю летает как бешеный олень по дикому лесу.
- Он ведь модификант.
- Я вижу, что не кролик. Он ведь здоров как бык. Почему ты его не выписываешь? Зачем держишь?
- Да я бы рада была от него избавиться, - вздохнула главврач, - но дело в том, что по приказанию Асции я не могу его выставить из госпиталя без его брата.
- Асция приказала? Понятно, – лицо начальницы медицинского управления Космофлота расплылось в добродушной улыбке. Хитро прищурившись, она спросила. – А его брата случайно не Кэссцием зовут?
- Да. Майор Кэссций родной брат вот этому чуду с конфетами.
- Слушай, а почему он с пола не встает? Он вообще адекватен?
- Да здоров он и нормален. Все психологические тесты на отлично проходит. Полноценное восстановление организма по всем параметрам. Я иногда сама удивляюсь. Уникальный модификант.
- Первый капитан, - последовало прямое обращение ко мне, - прекратите собирать конфеты. Встаньте. Рядом с вами два командира старше вас по званию, а вы на четвереньках ползаете.
Голос начальницы медицинского управления Космофлота звучал строго. Я встал с пола, вытянулся по стойке смирно. Но по улыбкам на лицах обеих женщин понял, что сурового наказания за мой проступок мне не грозит.
- Вольно, - произнесла уже мягким голосом генерал. – Для кого столько сладостей?
- Медсестричек угостить хотел, - виноватым голосом произнес я.
- Обойдутся твои медсестрички сегодня без конфет, – с этими словами женщина забрала из моих рук обрывок пакета с собранными мной конфетами. – Давай, давай. Ничего. Пусть поголодают немного. Это полезно для фигуры. А нам с главврачом полученный стресс конфетами закусить не помешает.
Сладости я отдал. Извинился за свой проступок. Стоял. Дальше не знал, что сказать. Обе женщины разглядывали меня как диковинку и улыбались. Переглядывались. Наконец генерал произнесла, обращаясь к главврачу.
- Ты его сильно не наказывай, раз он брат Кэссция. Он и без этого напуган. Сделай так. Прикажи медсестре забрать всю его одежду и пусть запрет его в палате под замок, пока он тебе весь госпиталь не разнёс по камешку, – обратившись уже ко мне, добавила с улыбкой. – У вас, первый капитан, такой замечательный брат. Я к вам обязательно загляну с проверкой.
Всё сказанное про Кэссция было произнесено чуть ли не с придыханием. Вот почему всегда так бывало? Как только женщины произносили имя Кэссция, так просто таяли как шоколад на солнце. И такие томные и загадочные лица при этом делали. А если вспоминалось моё имя, то сразу слышался смех: «Сэти! - и сразу. - Хи-хи-хи!»
Я приготовился выслушивать нотацию о том, какой хороший Кэсс и какой я такой-сякой. И дисциплину я нарушаю, и шило у меня в одном месте. Но ничего подобного не последовало. Главврач, обращаясь ко мне, произнесла снисходительным тоном.
- Через пять минут от медсестры я должна получить доклад, что ты заперт в палате и из одежды у тебя только один термокомплект модификанта. Понятно?
Отдав мне такое распоряжение, женщины проследовали дальше по коридору. Отойдя от меня, на большое как им казалось расстояние, генерал произнесла: «Вот ведь сумасшедший, так за бёдра меня к себе крепко прижал, что даже дыхание перехватило. Давненько меня так мужчины не прижимали». И уже обе: «Хи-хи-хи».
Генерал слово сдержала. На следующий день наведалась сначала в палату к Кэссцию, затем зашла ко мне. Свита её в этот раз главврачом госпиталя не ограничивалась. Я стоял перед всеми этими людьми в одном термокомплекте и чувствовал себя полным идиотом. Ну, хоть бы штаны мне оставили – забрали же всю одежду. Врачи улыбались, поглядывая на меня, и рассказывали генералу о деталях моего выздоровления. Генерал тоже улыбалась, словно я был не человек, а ходячий анекдот.
Не надо представлять себе эту женщину эдакой толстухой с большим жирным животом, с поросячьим загривком и короткой шеей. Это не про неё. Была бы страшненькой, я бы даже не стал вспоминать наше столкновение в коридоре. Она была красивой женщиной, пропорционально сложенной. Но немного нестандартные изгибы её фигуры говорили о том, что эта красавица любит иногда покушать от души. В руках она держала планшет. Когда ей дали просмотреть мои документы, положила его на стол. Перед уходом взяла его в руки. Я заметил, что на столе осталась маленькая пластиковая карточка белого цвета. Я сначала подумал, что это электронный пропуск. Когда все вышли из палаты я взял карточку в руки. Это была самая обычная визитка врача. Нет. Вы зря так подумали. Это не была визитка самой начальницы медицинского управления Космофлота. На визитке «нечаянно» забытой генералом красовалась фотография хорошенькой девушки чертами лица напоминавшей Асцию. Прочитал имя девушки – Истэр. Я был удивлен. Нет, я был удивлен не тем, что генерал хочет меня познакомить с кем-то из персонала нашей лаборатории, а тем насколько девушка, изображенная на фотографии, была похожа на Асцию.
- Что это у тебя? Дай-ка я посмотрю, – с этими словами Лилит выдернула из моих рук эту визитку.
Лилит всегда заходила ко мне в палату без стука и без спроса. Заходила запросто, как к своему мужу. Конечно, я не был против такого поведения Лилит. У меня на этом свете кроме Кэссция и Лилит ведь никого не было. Этим двоим, разрешалось делать все, что угодно.
Лилит долго рассматривала карточку. Почему-то погрустнела. Сидела в кресле, выпятив губки, хлупала глазками. Наконец произнесла.
- А я знаю эту девушку. Она модификантка, – помолчав, добавила. – Она работает в нашей лаборатории в одном из отделов, где занимаются исследованиями млекопитающих. У нее есть только одна сестра. Сестру зовут Исхе. Третья девочка погибла в результате несчастного случая в лаборатории. Нехорошая была история.
- Что за история? – попытался я выведать подробности.
- Не буду рассказывать, – буркнула в ответ Лилит. – У меня обе моих сестренки тоже погибли. Я не могу об этом спокойно вспоминать.
- Она сильно напоминает Асцию, - сделал я замечание после повисшей паузы.
- Все модификантки одногодки слегка похожи друг на друга. Эта девушка ровесница Асции, поэтому и похожа на нее. В этом нет ничего удивительного. Я тебе уже говорила, что Асция ведь тоже сирота, такая же, как я. Обе ее сестренки не проснулись после процедуры анабиоза, – и без всякого перехода спросила. – Как у тебя оказалась эта визитка?
Дальше мне был устроен допрос с пристрастием, который обычно устраивают жены своим мужьям, обнаружив у них подозрительные вещички. Пришлось рассказать про столкновение с генералом в коридоре, во всех деталях. Лилит посмеялась. Но карточку мне отдавать не спешила, вертела ее в руках. Очень долго вертела. Молчала. Наконец я спросил её.
- Лилит, мне стоит познакомиться с этой модификанткой? Как ты думаешь?
- У нашего генерала удивительный нюх на людей, – задумчиво произнесла она вместо ответа и продолжила. - Иногда мне кажется, что эта женщина видит людей насквозь. Это редкое качество. Но она скорее исключение, а не правило из общего паноптикума нашего генералитета. Сэти, ты и эта девушка насколько я ее помню просто две половинки друг друга. Как генерал могла вас так сложить в своем мозгу за те несколько минут, что наблюдала тебя? У нее талант видеть, кем является человек с первого взгляда. И то, что она не наказала тебя за твой проступок, говорит о том, что она поняла, что ты хороший человек и простила тебя по-человечески. Есть много высокопоставленных придурков, которые мнят себя великими психоаналитиками. От таких уродцев ты бы сразу получил «красную птичку» в личное дело. Но эта женщина просто чувствует твой характер и твои возможности. Наверное, просто потому, что она женщина. Сэти, на этой карточке имя и фотография твоей жены до конца дней твоих.
С этими словами Лилит протянула мне визитку, словно это была метка судьбы. После таких слов я просто не знал, куда спрятать такую драгоценность. Лилит с улыбкой наблюдала за тем, как я пытаюсь подыскать место для карточки. Нормальной одежды у меня не было. На термокомплекте карманов не было. Куда положить?
- Давай ее мне, – Лилит протянула руку. – Все равно ты в таком виде знакомиться с ней не пойдешь. А выйдешь из госпиталя, я тебе ее верну.
Я безропотно подчинился. Лилит спрятала визитку в недрах своей дамской сумочки. Мы какое-то время болтали ни о чем, но меня так и подмывало вернуться к оставленной теме разговора. Лилит вернулась первая.
- Кстати, - хитро прищурила она глазки, - а ведь Кэссций и сестра Истэр Исхе могли бы тоже составить прекрасную пару.
Я какое-то время не знал, что сказать на это. Потом выдавил.
- А как же Асция? Кэссций и Асция - они же любят друг друга. То, что мы находимся в этих палатах и то, что мы с Кэссцием вообще живы это абсолютная заслуга Асции. Не будь Асции, нас бы уже сожгли в крематории. С нами бы никто не нянькался.
- Не одна Асция заслужила похвалу за ваше выздоровление, - приподняв бровки, обиженным голоском произнесла Лилит и посмотрела в окно.
Я не говоря ни слова, схватил ее ладошки обеими руками и поцеловал. Этим ладошкам я был обязан жизнью. Лилит едва сдерживая улыбку, посмотрела на меня как принцесса на своего пажа. По ее глазам было заметно, что я прощен за свою мелкую оплошность.
- Пожалуйста, послушай меня внимательно, Сэти, – Лилит говорила серьезным тоном. – Помнишь наш громкий разговор в приемной у Асции? Я тебе сейчас должна признаться, что ты был тогда абсолютно прав. Я специально подстроила встречу Асции и Кэссция. Знала, что Кэсс просто не сможет не влюбиться в такую красоту. Хотелось его помучить немножко. Ведь у нас с ним были тогда такие тяжелые отношения. Прости меня, Сэти, пожалуйста. Я теперь очень сильно раскаиваюсь за этот свой поступок. Мне хочется как-то загладить свою вину перед тобой и перед Кэссцием. Вот поэтому я тебе и говорю, что Кэссций должен обязательно встретить Исхе. Вот увидишь, как изменится его характер, его настроение. Он станет другим человеком и возможно забудет свою Асцию. Исхе создана для него так же, как Истэр создана для тебя. Понимаешь, Сэти, о чем я?
- Нет, - выдохнул я.
Лилит вздохнула так, как вздыхают взрослые люди при попытке объяснить непонятливому ребенку, почему дважды два четыре, а не пять. Лилит молчала некоторое время, собиралась с мыслями, отвернувшись к окну. Наконец заговорила.
- Кто такой Кэссций? – задала она вопрос и тут же ответила на него. – Майор Кэссций это просто летчик. Летчик, каких на этой планете даже не сотни – тысячи. Я понимаю, что он тебе не кажется обыкновенным человеком, потому что он твой брат и мои слова звучат для тебя крамольно. Но посмотри правде в глаза. Кэсс это всего лишь воздушный извозчик. Простой водитель самолета в каком-то там звании майора. А кто такая Асция? Асция это избранная модификантка. «Принцесса» по своему рождению. Человек, которому судьба еще до рождения поставила невидимую золотую метку на лбу. По своим способностям она уникальный человек. Ее так генетически спроектировали. Таких людей можно пересчитать по пальцам. За судьбой подобных модификанток и модификантов следят высокопоставленные лица государства, им покровительствуют, им всегда открыты все пути в этом мире – были бы способности. А они у них есть. Не удивлюсь, если Асция и ее сестры стали в свое время приемными детьми влиятельных лиц Конфедерации. Пойми, Сэт, Асция - человек из совершенно другого слоя общества. Того слоя, который с нашим даже не граничит. Любовь Асции и Кэссция это все равно, что любовь между великой княжной и ее кучером. Это полный абсурд. Они могут быть влюблены друг в друга сколь угодно долго, но легче им от этого не станет. Ни одна княжна в этом мире не сможет сделать из своего кучера великого князя. Ее не то, что не поймут, она перестанет быть княжной – жена кучера. Ни один извозчик в нашем мире не сможет дослужиться до княжеского ранга и получить какой-то необыкновенный титул, который сделал бы его равным Асции! Сэти! То, что ты в свои двадцать девять лет носишь звание первого капитана для человека из нашего слоя общества это уже много! Не будь войны ты бы до сих пор ходил в лейтенантах. И огромное большинство офицеров так и служат всю свою жизнь лейтенантами или простыми капитанами, уходя на пенсию в лучшем случае в майорском звании. У Кэссция пенсионное офицерское звание - звание майора. В тех кругах, где общается Асция, этим не козыряют. Чтобы быть равным Асции Кэссций должен постараться стать значимой фигурой среди тех людей, среди которых вращается Асция. Для этого ему надо как минимум бросить свою работу летчика. Не бросит. Но даже если и бросит, то все равно никем не станет, потому что он летчик до мозга своих костей. Чтобы вылезти с низов, из простых смертных пусть даже и модификантов куда-то наверх и стать влиятельной фигурой у нас на планете надо быть либо законченной сволочью, либо тебе регулярно должно везти в лотерее судьбы. В лотерее нам не везет и Кэссций не сволочь – он очень порядочный человек, поэтому большим руководителем никогда не станет. А для Асции я точно знаю, уже есть свои кандидаты в мужья на ее уровне. Влюбленность какого-то майора в Асцию у них рассказывается как анекдот. Кэссция никто всерьез не воспринимает, разве что кроме самой Асции. И проблема Асции в том, что она должна спуститься буквально с небес к своему Кэссцию и стать обычной женой обычного пилота. А что в результате? А в результате она может потерять все. Каким образом? Прежде всего, она потеряет свой прежний круг общения, связи – так называемых политических друзей. Потеряв связи в обществе влиятельных людей, она очень быстро может остаться без своей должности руководителя лаборатории. Есть очень много желающих занять ее место. Ее съедят. Просто защищать ее будет некому. Даже высокопоставленные приемные родители не помогут. Но дело в том, что Асция очень любит свою работу – она ведь занимается серьезными научными проблемами анабиоза модификантов и это все, что она умеет делать в этом мире. Остаться без работы и без любимого дела ради любви к мужчине? А если этот мужчина тебя предаст и уйдет к другой? Что тогда? Серьезная дилемма. Что ты теперь скажешь, когда я тебе все разжевала?
Я молчал. Не знал, что ответить. Кэсс не мог никого предать. Я это знал точно. Но я понимал, что Лилит в этом случае просто высказывает сомнения Асции, поэтому молчал. Лилит была умненькой – умела складно и красиво говорить. Я тогда решил, что она права. Она действительно во многом была права. Я согласился с тем, что Кэссция надо познакомить с Исхе, хотя я ни Исхе, ни свою Истэр ещё даже в глаза не видел и не знал, что это за девушки. Но на этом разговор у нас тогда не закончился. Мне тогда показалось, что Лилит кается мне, что бросила когда-то Рэ и очень сильно жалеет об этом.
- Я была таким человеком, Сэти, который всю свою жизнь идёт в пустыне к какому-то призрачному оазису. Хотелось убежать от жизненных проблем и оказаться среди хороших людей на какой-то необыкновенной вершине жизни. Но как говорится, «в каждом оазисе есть свой верблюд», а пребывание на вершине подразумевает одиночество. Никто нас таких хороших нигде, ни ждёт. Ни тебя, ни меня, ни Кэссция. И никто нам нигде рад не будет. Я поняла одну простую вещь – не надо куда-то там стремиться к какому-то призраку из своего воображения, надо создавать свой оазис вокруг себя. Надо дорожить теми хорошими людьми, что уже есть вокруг тебя и собирать новых. Вот это и будет твой оазис. Я слишком поздно это поняла. Я потеряла в жизни слишком много. Я предала своего Рэ. Я думала, что он дурачок и ничего не понимает в смысле жизни. А оказалось, что я сама дура. Я стала женой человека, который выбился в генералы. Он упрямый карьерист. Я оказалась среди тех людей, к которым так стремилась попасть. И что я получила? Ничего. Пустота. Мне не с кем поговорить, Сэти! Вокруг меня одни дебилы и маразматики, зацикленные на своей карьере и простых бытовых вещах. Я среди них чужая. Мне там нечего делать, и незачем было туда стремиться. Я не хочу общаться с этими людьми. Ты будешь смеяться, но меня всегда удивляет то, как в их среде, например, происходит встреча вышестоящего руководителя группой других помельче. Стоит такая группка высокопоставленных лиц в ожидании самолёта или машины своего начальника и вот эти люди почти всерьёз обсуждают, как и кого из них прибывающий начальник будет сношать, за те проблемы, которые есть у них на данный момент. Прости меня, Сэти, за грубые выражения, но всегда создаётся стойкое впечатление, что прибывает не высокообразованный интеллектуал, который получил свою высокую должность за необыкновенный ум и выдающиеся способности, а ожидается появление эдакого дебила, нравственного урода, который пролизал языком и прогрыз зубами дорогу к той должности, которую занимает. И теперь он готов уничтожить каждого, кто просто скажет ему поперёк, хотя бы одно слово. Прибывает вонючий козёл, от которого надо просто держаться подальше, а если ты рядом, то тебе придётся его вылизывать и убирать за ним экскременты. Этот человек не может посоветовать ничего дельного. Он только и может - настойчиво и тупо требовать. Откуда всё это?! Да дело в том, что сами встречающие точно такие же требовательные тупицы, маразматики и дебилы. Ничем не лучше. Мне кажется, что интеллектуальные, образованные люди просто отсеиваются на каком-то этапе такими уродами, чтобы не испортили собой начальственную породу. Основной постулат в их жизни это то, что они созданы для руководства и правления, а для того чтобы работать есть специально обученные люди. Я не могу уже спокойно смотреть на эти отвратительные рожи. Иногда просто хочется плюнуть в них. Я очень горько сожалею, что бросила своего Рэ. Если бы я осталась вместе со своим Рэ, это не спасло бы его от смерти, но у нас с ним было бы еще так много дней и ночей проведённых вместе. Теперь я жалею об этом потерянном времени. Его не вернуть. Я столько всего потеряла, оставив моего Рэ одного. А теперь его нет. И у меня в этой жизни ничего нет.
Мне трудно было что-то сказать Лилит, когда речь заходила о моем погибшем брате. Я сам готов был разреветься в этот момент.
Время за разговорами пролетало незаметно. Лилит приютившись в кресле рядом с моей больничной койкой, смотрела на меня своими круглыми глазками. Иногда мы просто молчали. До нашего с Кэссцием выхода из госпиталя оставались считанные дни.