http://proza.ru/2021/08/01/303
- Лёля, ты когда сядешь писать свой роман "Секретер"? - спрашивает у меня Китти. Знает что спросить. А я не знаю что ответить.
- У меня не получается сделать черновик. Понятия не имею как сделать так, чтобы каждую строчку редактировать можно было в любое время дня и ночи. Всё какое-то неподвижное получилось. Движение нужно мне, а его нет, - говорю я.
- Не поняла. Что именно не получается?
- Черновик, говорю же.
Вот сидим с ней и думаем, как оформить листы в написанном, чтобы родился стиль романа. Его ещё нет. Не помню, в каком году я взялась написать сценарий об архиепископе Луке Войно-Ясенецком. Люблю всё автобиографичное. Читала что-то из написанного им самим и влюбилась в его стиль жизни. По тем меркам, когда я была молодой, мне не верилось в существование Иисуса Христа даже. Потом, каким-то странным стечением обстоятельств, я поверила в существование легенд, сохранившихся о Его жизни на Земле. Постепенно, шаг за шагом, мне открывалась картина православного мира. Я прочла книгу Войно-Ясенецкого "Дух, душа, тело" и поверила ему, до сих пор храню теплоту его души в своём сердце.
Сценарий у меня не писался ещё по одной причине: очень хотелось понять не смысл написания сценария, а смысл Великой Отечественной Войны, смысл репрессий, смысл обучения рисованию и отказ от творчества. Смысл выбора профессии хирурга тоже был не понятен. А когда я поняла, что по написанному мною сценарию я не смогу самостоятельно поставить спектакль - убедилась, что мои знания о том времени очень бедны эмоционально. Чтобы вложить эмоцию в диалог, надо оказаться на месте того, о ком идёт речь. Я ходила в храм святого Луки, изучила смысл имени, узнала о последователях Христа и апостолах. Среди них был и Лука - апостол евангелист, чью кисть руки я видела своими глазами, но моих знаний всё равно было не достаточно, чтобы написать что-то, что мне понравилось бы. Моя жизнь на тот момент была хиленькой. Юрочка не помог и мне надо было выживать любой ценой. Сегодня он может пользоваться подаренной ему великой свободой. Это важнее сценария о святом архиепископе Крымском и Красноярском.
У меня, бывшей пионерки и комсомолки, сложились понятия героев, но не было понятия о святых людях. Так как с этой неразберихой пришлось жить довольно продолжительную часть жизни и разобраться с ней, с неразберихой, только на шестом десятке, то писать о святости или не писать, вопроса уже не стоит. Вопрос теперь только в том - как именовать её. Нельзя верить в то, чего нет. Я верила Юрочке, а потом пришёл Иван. У меня были люди, с которыми приятно было общаться. Я имею право писать так, как я хочу.
Мне очень приятно, что Юрочка вместе со мной окунулся в происходящее. Мы с ним писали об омуте. Я сказала, что чаще всего выбираю вариант "в омут с головой". А он мне писал о городе Питере и рассказывал в своих циклах авто передач о дворах-колодцах. Если в такой колодец окуналась я, то следуя автобиографиям, мне нужно было падать вниз. Мы с ним вылезли из этих колодцев и плавно перетекли в те, которые ныряют в небо.
Судьба Юрочки мне неизвестна. Светлая ему память. Но, так как тела его я не видела - он в моём сердце остался навсегда молодым.
Эту историю я написала под впечатлением игры слов в последнем абзаце "Талисмана удачи": "А мы с утра помчались к Юрочке. Быстрым взглядом окинули происходящее. По всему видно - спал сладенько. (Прямая речь здесь в качестве намёка на любовь: - "Стремиться в небо".) Моё весло ему как талисман."
"Быстрым взглядом окинули происходящее" поразило меня своей игрой, так как мой любимый человек, мой прадед Емилиан, спасал на озере утопающего мальчика. Игра получилась как пазлах: "Взглядом окинули происходящее" близко к "окунулись в происходящее", о чём я и написала выше.
http://proza.ru/2021/08/01/867