§1. Синкретизм – новая ступень человеческого мышления.
Когда мы впервые смотрим в увеличительное стекло с небольшим увеличением, то в пока ещё знакомом нам мире начинаем замечать такие подробности, о которых ранее не подозревали. Но уже при увеличении в десятки, а тем более, в сотни раз, мы видим совершенно новые «миры», где все наши прежние представления оказываются бесполезными; где нужно вновь «с нуля» начинать изучать свойства и признаки объектов, их взаимосвязи и взаимовлияния – и создавать новые системы именований и терминов для обозначения всех этих феноменов. И то же самое будет, если мы чуть пристальней, чем обычно, начнём вглядываться в просторы Вселенной.
Вот это «пристальней, чем обычно» в отношении природы есть наука. Под «природой» же мы понимаем лишь самый первый уровень доступности материального – доступность чувствам и приборам.
Вторым уровнем науки, отслеживающим упомянутые нами взаимодействия, является математика. «Природа» математики – это законы, т.е. действующие модели отношений величин безотносительно к их физическому существованию, абстрактных.
Третьим и последним уровнем науки является уровень отслеживания уже не взаимодействий, но взаимовлияний множества факторов множества уровней как друг на друга, так и на всё множество в целом, и , соответственно, всего множества на каждый единичный фактор. Современная наука только ещё выходит на эти рубежи; и главная трудность в изучении многофакторных взаимовлияний – чрезвычайно малая вероятность доказуемости тех или иных гипотез; а сказать точней – их почти полная недоказуемость. Мы вряд ли сможем когда-либо узнать, какая именно закономерность существует между движением Юпитера по орбите и циклами размножения микрофлоры желудка человека – и наоборот; однако, отрицать такое взаимовлияние нельзя уже потому, что оно – мыслимо!
Другой областью деятельности человеческого мышления является «смысловая» (и связанная с ней «оценочная») значимость мироустройства. Мир существует, потому что он – информация, а информация – это смысл. Там, где нет информации – нет существования. Даже пространство обнаруживает себя через информацию о его свойствах. Но теоретизирование в этой области деятельности полностью лишено такого основания как доказуемость; мир смыслов и целей взаимовлияний факторов – мыслим, но не доказуем.
И вот это «безопорное» пространство и есть нива приложения сил философов и религиозных деятелей. Если мы проследим историю развития религии и философии, то увидим, что философия является смысловой, а религия – оценочной стороной этого квазипроцесса миропознания. А объединяет эти две стороны в «живое третье» метод мышления, называемый диалектикой. Огромное историческое значение диалектики состоит в том, что она впервые открыла человеку два «уровня» живого процесса, объединив интуитивно-дуалистическую разделённость человеческого знания во взаимозависимые отношения систем и структур.
Тем не менее, воспользовавшись нашим сравнением с увеличительным стеклом, мы должны признать, что диалектический метод мышления, в определённой мере приблизив к истине наши представления, явился лишь первым шагом на этом пути. В самом деле, он не открыл нам нового мира, он лишь упорядочил и систематизировал представления о «мире» нашего человеческого уровня, став лишь предпосылкой появления такого метода мышления, который смог бы отразить всю сложнейшую вязь всех процессов всех уровней живого. «Предельность», ограниченность диалектики заключается не только в недостаточности её инструментария для решения задач миропознания, но и в том, что при помощи этого инструментария невозможно решать задачи познания неопределимого, задачи богопознания.
Таким образом, новый метод мышления, чтобы соответствовать этим задачам, должен быть полностью независим и от наивно-дуалистического подхода метафизики, и от смысло-оценочных представлений диалектики; а главное – от какой-либо сравнимости человеческого (тварного) и божественного мышления.
Почти всему спектру таких требований соответствует метод мышления, называемый синкретическим. У этого термина несколько значений в разных областях знания; здесь же он употребляется в силу его связывающей, объединительной составляющей. Показать, что он из себя представляет, и есть задача этого параграфа. Приведём такой пример: если «фигурой» диалектики является арка – единое тезиса, антитезиса и синтеза, то «фигуру» синкретики характеризует купол, образованный вращением арки вдоль оси симметрии. Каждый момент этого вращения есть фактор, образующий часть целого; вся же фигура образована бесконечным – а точнее, неопределённым – количеством таких факторов. (Фигурой синкретики может являться и шар – взаимосвязь факторов в нём более совершенна, чем в фигуре купола, но менее наглядна для представления). Нетрудно увидеть в этой фигуре две противоположные стороны математического единства – интеграл и дифференциал; а желающий увидит и основной принцип мироустройства – сложное в простом, простое в сложном.
Итак, первым и главным признаком синкретического мышления является многофакторность. Совершенно естественным образом из многофакторности вытекает безоценочность или – если кому-то больше нравится – полиоценочность. Оценочность, как мы помним, зарождается в мышлении интуитивно-дуалистическом; формируется и расцветает в диалектике, где противополагание является основой основ. Но этот инструмент не работает в сикретическом мышлении, в этом царстве бесконечной конечности и неопределённой определённости – царстве материально-смысловых «классификационных сущностей» и связывающей их «информационной энергии». И именно синкретическое мышление впервые даёт нам возможность увидеть, что оценочные категории Добра и Зла, прекрасного и безобразного и другие, им подобные, – это категории лишь нашего уровня мира; что для других уровней они будут иметь другой смысл и другое значение. Какое – мы не сможем сказать до тех пор, пока не освоим критерии мышления организма изучаемого нами уровня. И только после освоения критериев мышления всех уровней мира – а это невообразимо сложная задача – мы сможем иметь некоторое смутное представление об уровне мышления Бога!
На этом я закончу петь дифирамбы синкретическому мышлению; в следующих параграфах нам с Вами, читатель, предстоит использовать его на практике. И дай нам Бог не заблудиться на этом пути!
§2. Развитие кризиса христианства. Основные направления кризиса.
Общий кризис христианства, как и любой, достаточно «пожилой» религии, предопределён, конечно же, как развитием самого человека, так и развитием организма под названием «человечество» и, в частности, его «органов» – сообществ людей, основанных на тех или принципах-идеях.
Мышление собирательного организма (а так мы будем называть и человечество, и любой другой, состоящий из отдельных особей, организм) исторически более медленное, нежели мышление его структурных единиц, но зато оно оперирует недостижимыми для структурных единиц истинами и представлениями своего уровня. Интегральное мышление этих двух уровней (структурных единиц и всей системы) и мышления каждого из них в отдельности образуют своеобразный «треугольник» взаимовлияний, являющийся определённой – в данном случае информационной – «классификационной сущностью» (см. http://www.proza.ru/2015/01/27/1654). Подобная же информационная классификационная сущность – «сверхчеловек» - «заведует» взаимовлияниями внутри человеческого организма; но в данном исследовании нас интересует только первая из названных нами классификационных сущностей – тот самый «треугольник».
Вернёмся теперь к нашему кризису, отправной точкой которого (см. гл.4 §5) послужила точка изменения направления роста «стебля» христианства. Что же явилось непреодолимой преградой для дальнейшего роста христианства по духовной вертикали? Ответ один: диалектика Добра и Зла не смогла преодолеть философской несводимости этих категорий в одну живую, непротиворечивую фигуру Бога и вынуждена была разделить эту единую сущность на две, достаточно уязвимых с философской точки зрения, паллиативные фигуры Бога и Диавола.
Таким образом, кризис христианства был предопределён несовершенством его философского инструмента – диалектического метода мышления, сводившего всё многообразие выражений духовного процесса к грубо-дуалистической оценочной полярности. Эта предопределённость привела ко всё большему отказу христианства от решения общефилософских задач и уклонению в сторону морально-этического совершенствования человека («спасение души») и Церкви как живого сообщества верующих. Христианство нового времени сосредоточено лишь на двух направлениях: отношениях между людьми и отношениях между человеком и Богом. Все остальные направления христианской философии застыли или даже деградировали в своём развитии.
Ещё одним кризисным моментом христианства стало ошибочное определение «расстояния» до Бога. Само собой разумеется, что речь идёт о расстоянии между мышлениями личности человека и личности Бога.»Двухуровневость» самой диалектики и непонимание роли и места мышления в мироустройстве неизбежно – при всём апофатизме христианской философии – настолько сближали уровни Бога и человека, что Бог попросту становился «соседом», полностью похожим на своего «визави». И указанный нами ранее уклон христианства в морально-этическую сторону объясняется именно этим обстоятельством. Настоящий Бог как высшая классификационная сущность Неопределимого, информационно включающий в себя и человека (и потому всеведущий), в диалектическом мышлении был навечно отделён от человека непроницаемой стеной апофатизма; и человек должен был либо верить в его полную непознаваемость без надежды на взаимные отношения, либо создавать себе Бога по своему образу и подобию, дабы такие взаимоотношения иметь.
Таковы основные причины и следствия кризиса христианства и как религии, и как философии. Именно: диалектическое мышление, фактически создавшее христианство, является и главной причиной его угасания как философской дисциплины.
Идущее на смену диалектике синкретическое мышление, увы, не предназначено для «латания дыр» и «косметического ремонта» прежних представлений. Его историческое назначение даже не в замене одних представлений другими, а в приближении представления об истине к самой истине. Пожелаем же синкретическому мышлению успеха на его многотрудном пути!
§3. Преодоление «богочеловечества».
«Строительство» христианства… Ариане и афанасьевцы; гностики; монофизиты; мистики… что же держит в постоянном неослабевающем напряжении всех этих мыслителей – ведь не слова же «Иисус воскрес!»? как раз эти слова уже приняты как непреложная истина всеми христианами, но… Кто и Что теперь воскресший Иисус? Что собой представляет воскресение? Когда же он, Иисус, явится «во всей своей славе», чтобы судить мир «погрязший во грехе»? и почти не слышен уже слабый голос Учителя, возглашающего один из главных принципов Царства Божия :«Не судите, да не судимы будете!». И почему он не оставил ясного и чёткого указания о себе: ведь все эти «сын человеческий», «я и Отец – одно», «кто видел меня – видел Отца», - это же семена раздора, падающие на вспаханную и подготовленную Им к посеву почву?..
…Мир есть информация. Нет информации – нет существования. Информация «до» восприятия её субъектом-акцептором есть Истина; информация после обработки её познавательным аппаратом организма есть Представление.
Информация распространяется по двум координатам: «размеру» (объёму, пространству) и времени. Любая точка пространства есть центр распространения информации. Любая точка времени…стоп! Для осуществления акта информации необходимо то, чем такой акт будет осуществляться количественно (немыслима мгновенная передача всей информации: та, которая «после», «до» ещё не существует) – квант времени с содержащимся в нём квантом информации. Последовательность таких квантов есть процесс. Приём субъектом информации есть познание.
Однако, «что» или «кто» - первичный источник информации и, следовательно, первичный источник мира: ведь координата времени не безначальна?! О, да – именно здесь заканчивается «вопрос о курице и яйце», и мы его решили в предыдущей работе (см. последнюю ссылку). Источником всякой определённости, иначе – направленности, является, по мнению неоплатоников, «Ум» плюс энергия жизни – «душа», превращающая извечно существующие «логосы» Ума в мир или «космос».
Но если не будет некоей третьей ипостаси – божественной «воли», то эта неоплатоническая конструкция работать не будет. А источником воли может быть только Личность, имеющая «замысел» и желание претворить его опять же в «мир». Так, читатель, решая при помощи всё той же диалектики последовательно встающие вопросы, мы совершенно естественным образом оказываемся в христианстве!
Но «естественный образ» или причинно-следственный механизм – это, с математической точки зрения, функция линейная, работающая в пределах одной – первой – степени, одного уровня. Представь, читатель, какой примитивной выглядела бы математика, заканчивающаяся на этом уровне. А ведь диалектика есть, по сути, линия: 1(тезис) + 2(антитезис) = 3(синтез); хотя и 1, и 2 не есть только составные части тройки, а вполне существующие самостоятельно «единичности»; да и тройка сама по себе является такой же самостоятельной единичностью.
Вот здесь мы обязаны увидеть новое для нас свойство, порождающее такую самостоятельную единичность. Это свойство называется «интегральность». Да, интегральность присутствует и на уровне диалектики,; но, как мы уже заметили, математика не ограничивается только линейными функциями. И именно поэтому философия должна выйти за пределы диалектики – для того, чтобы по-настоящему познать мир и на этой основе подойти к познанию Бога!
Итак, теперь нам понятно, что основными принципами, которые определяют системно-структурное, уровневое устройство мира, являяются дифференциация и интегрализация, объединённые в общем процессе усложнения-упрощения. И уж тем более всё это великолепие требует для себя не только наличия возможности быть, но и источника такой возможности. Поиски такого источника привели автора к понятию Неопределимого как части мира, а затем, неизбежно, к неопределимой Личности — единой, живой и волящей. «Да здравствует Бог!»– воскликнем мы, уйдя от религии. «Да здравствует Бог!» – восклицаем мы, вырастая из философских пелёнок диалектики. Но и страх возрастает в душе моей: Боже, да разве посильна для меня эта задача — ломка прежних представлений, расчистка места для строительства, изготовление новых строительных материалов (старые непригодны) и закладка хотя бы фундамента Храма новой, синкретической постхристианской и пострелигиозной философии? Но Ты мудрее меня, и, конечно же, знаешь, что работа, начатая мной, будет продолжена и даст свой, нужный Тебе, результат.
Одним из первых представлений, которое нам предстоит преодолеть или, что то же самое, из которого нам предстоит вырасти,– это идея «богочеловечества».
Феномен «богочеловека» есть диалектический синтез двух сущностей: божественной и человеческой. Но если выразиться точнее, речь идёт не о «сущностях», но о «личностях», поскольку сущность человека — это синтез телесной и духовной его составляющих, что, собственно, и является его неповторимой личностью. Под сущностью же божественной иудейство всегда понимало имеено духовность Бога, начисто отвергая телесные представления о нём. Именно из-за этого отвергания идея воплощения Бога в человеке не могла возникнуть в иудаизме во всей полноте, хотя и бытовала в представлениях о Мессии. Но только христианство, возвысив, сублимировав идею тела как равную идее духа, смогло воплотить эти две идеи в личности богочеловека.
Попутно решалась проблема о сути «сына человеческого», называющего Бога своим отцом и утверждавшего, говоря «я и Отец — одно»,свою божественную природу.
Таким образом, с точки зрения диалектики, феномен богочеловека есть логическое непротиворечивое завершение идеи Абсолютной Личности, выразившееся позднее в учении о едино-тройственности Бога.
Чем же отличается от диалектического в представлении о Боге (а значит и об идее богочеловечества) подход синкретический? Начнём с того, что синкретика — это прежде всего многофакторность (исключающая дуализм), структурность и системность. Структурность и системность связаны общим понятием «уровневости» и свойственны как определимому с его классификационными сущностями, так и классификационным сущностям неопределимого, то есть «формам» сущностей «законов природы».
Но кроме термина «взаимодействие», обозначающего отношения между объектами одного уровня, в синкретике на совершенно особом месте находится термин «взаимовлияние», отнюдь не являющийся синонимом «взаимодействия» и обозначающий формы отношений объектов разных уровней. Эти отношения осуществляются классификационными сущностями информационной энергии, связывающей все уровни определимого и неопределимого в единое целое и обеспечивающей взаимосвязь абсолютно всех явлений и процессов мира.
Важнейшее свойство информационной энергии (а таковой являются производные и производные производных энергии материальной, физической) — её безразличие к типу сущности. Да это, собственно, и вполне объяснимо, поскольку мир — это, прежде всего информация в том или ином виде.Даже ингулярности (области действия законов выших порядков), разделяющие миры разной мерности, не являются препятствием для информационной энергии, поскольку сингулярность — это тоже вид информации.
Итак, читатель, синкретика — это: 1.Многофакторность. 2.Системность-структурность (уровневость). 3.Взаимодействие объектов одного уровня. 4.Взаимовлияние объектов разных уровней. 5.Взаимосвязь явлений мира посредством информационной энергии.
Синкретическое мышление предполагает равноправное использование как доказуемости, так и недоказуемости при обосновании своих предположений. Например, чрезвычайно трудно доказать взаимовлияние системы в целом и какой-нибудь структурной единицы этой системы — притом, что наличие такого взаимовлияния очевидно. Поэтому синкретика не занимается «доказыванием» недоказуемого, а прежде всего пытается определить мыслимость взаимовлияний между различными сущностями. И если такое взаимовлияние мыслимо, то, следовательно, оно является вероятным. Вероятность явления и есть «доказательство» синкретического метода мышления.
Рассмотрим в качестве примера проблему доказательства бытия Божия. Наука, основываясь только на принципе доказуемости, давно уже вынесла этот вопрос за рамки своей компетенции, так как ни доказать, ни опровергнуть существование Бога прямыми или косвенными методами невозможно. Философские системы, основывающиеся на диалектическом мышлении, с пугающим упорством рисуют нам Бога похожим в своём мышлении на человека, противореча собственному апофатизму, — что является ярчайшим доказательством их непригодности для решения этого вопроса. Используя же инструменты синкретического мышления, мы сделаем вывод, что вероятность существования или наличия Бога является наивысшей — и в качестве предельной классификационной сущности неопределимого, и как интеграла всех интегральных мышлений, и как источника мышления вообще.
В то же время полное «воплощение» наивысшей классификационной сущности, объединяющей определимое и неопределимое в единый мир — т.е. Бога — в ограниченные пределы человеческой сущеости не может относиться к мыслимым процессам, так как часть не может полностью включить в себя целое, частью которого она является. Человек же в Бога «воплощён» изначально какодин из его смыслов-уровней, поэтому синкретике нет нужды приводить эти две сущности-личности к общему «знаменателю» в виде «богочеловека»: Бог всегда в нас, а мы в нём.
Иными словами, синкретическое мышление не рассматривает идею «воплощения» Бога в человеке, ноутверждает идею «водуховления» человека в Боге. При этом мышление Бога создаёт в себе мышление любого частного феномена, в том числе и человека,— что и является «всеведением» Бога.
Вывод же из обсуждаемого в этом параграфе можно сделать следующий: вера в Бога на основе синкретического мышления не сопрягается с канонами христианской философии. Поэтому идея «богочеловека» не может быть использована в религиозно-философской практике синкретизма. В то же время нельзя не оценить её колоссального значения как в философском, так и в морально-этическом развитии общества. Идея богочеловечества вознесла человека на небывалую доселе высоту, и она навсегда останется в ряду высочайших духовных достижений человеческой цивилизации.
§4. Преодоление несводимости Добра и Зла в абсолютной личности
Бога в синкретизме.
Если мы начнём этот параграф с определений Добра и Зла, то очень скоро убедимся, что точного определения ни того, ни другого не существует. А это означает только одно: и Добро, и Зло не являются одномерными понятиями. Более того: если понимать термин «фактор» как «имеющий значение», «Играющий роль», вообще «производящий действие», то исследуемое нами понятия нельзя назвать и «однофакторными». Следовательно, каждое из них с точки зрения синкретики имеет не менее двух значений, играет не менее двух ролей или производит не менее двух, оцениваемых незаинтересованным наблюдателем, действий. Но к чему эти философские сложности: давным-давно бытует народная мудрость «нет худа без добра, а добра без худа»! В ней заключена и диалектика, и синкретика, — и лишь христианству эта мудрость, увы, глубоко враждебна, ибо «худо» и «добро» разведены в нём по разным «конторам» и лишены возможности сотрудничать.
Итак, поскольку и Добро, и Зло, по крайней мере, двухмерны и двухфакторны, постольку определения «добра-в-себе» и «зла-в-себе» логически невозможны. А раз это так, то невозможна и разделительная линия не только между понятиями, но и между их предельными выражениями или Абсолютами.
Вот с этого момента христианство и синкретизм начинают по-разному относиться к роли и значению оценочного фактора в мироустройстве. Христианство начинает видеть в оценочно окрашенных сторонах явления самостоятельные сущности; синкретизм считает самостоятельной сущностью только само явление.
Но ещё до этого разделения у христианства и синкретизма уже имеется различие в понимании «незаинтересованного наблюдателя», иными словами «оценщика».
Для христианства «оценщиком» является человеческая личность со своей системой оценок, — а, значит, и подобная ей Личность божественная. Поэтому между человеком и Богом расхождения в том, что является Добром, а что Злом, быть не должно; если же такое расхождение появляется, то лишь вследствие греховности человека.
Для синкретики количество «оценщиков» процесса является множественно-неопределённым: это и наблюдатель одного с явлением уровня, и наблюдатели двух ближайших уровней — высшего и низшего; и, в какой-то мере, наблюдатели всех прочих уровней. Поэтому оценка явления в синкретике является интегралом всех упомянутых оценок и отражает истинное значение явления, в то время как для христианства истинное значение играет второстепенную роль. Ещё одно кардинальное отличие по отношению к оценочному фактору в христианстве и синкретизме имеется в оценке распространённости Добра и Зла в мире. «Мир» христианина — это отношения Бога и человека (даже не Бога и человечества!), а значит, одно понимание Добра и Зла свойственно всему миру. Мир синкретика есть неопределённое количество субъектов всех уровней, взаимосвязанных друг с другом и взаимовлияющих дпруг на друга; субъектов со своими системами оценок, — и оценки нашего , человеческого, уровня имеют для такого мира и его Бога лишь значение, равное значению человека в этом мире. И вновь на ум приходит двухтысячелетнее «оставьте кесарю кесарево, а Богу богово!». Какой же глубочайший синкретик жил в пору, когда ни о каком синкретизме не могло быть и речи; когда даже узкое, историко-философское понимание синкретизма только-только начнёт зарождаться после смерти этого «синкретика» — Иисуса Назарянина, пришедшего в мир абсолютно вовремя для религии, но безнадёжно рано для философии реального мира!..
Весьма важным является и такое обстоятельство: христианство, считая Добро и Зло самостоятельными сущностями, признаёт их ономерность — поэтому одномерен («всеблаг») и Бог христианства, а также и Анти-Бог или Диавол (Антихрист в более привычной терминологии). Две эти сущности никоим образом не сводимы даже в диалектическое единство, не говоря уже о более сложном синкретическом. В синкретизме оценочная сторона не есть сущность, но есть признак явления, причём признак не сущностный, не изначальный, но признак приобретённый, присвоенный явлению наблюдателем. А поскольку в интегральном понимании Высшей классификационной сущностью — личностью Бога — признаки оцениваемого явления тоже интегральны, то и сама божественная сущность-личность должна иметь такие признаки как неотъемлемые от самой божественной сущности. Единство синкретического Бога не дуалистично; интегральные «Добро» и «Зло» в нём не смертельные враги, стремящиеся к уничтожению друг друга, но факторы, сотрудничающие на ниве осуществления-сотворения жизни.
Этот последний вывод есть, конечно же, не что иное как отрицание краеугольных основ христианства, и таковым, естественно, будет воспринят последним. Религия, которая не нуждается в «дьяволе»; которая все «функции»совмещает в «одних руках»; религия, ясно и чётко определяющая «грех» как помышление против моральных или других общественно принятых правил и снимающая ярлык и»первородного греха» с философской категории несовершенства, — такая религия не может беспрепятственно развиваться в обществе, где обвинение одних другими и нетерпимость к иному мнению являются привычным, основным способом «общения». Но так же, как посеянное однажды христианство из гонимой и презираемой «ереси» выросло в гигантское Древо мировой религии, так и синкретизм, чьё время пришло, пробьёт грубую, застарелую корку несоответствующих времени представлений, и вознёсшее ввысь крону молодое Древо одарит богатым урожаем своих плодов заботливого и любящего садовника.