Крупицы родословной 7.
Фото: бойцы баннопрачечного отряда времён Великой Отечественной.
Решил добавить в раздел «Крупицы родословной» коротенькую зарисовку о моей крёстной. Хотя она ни в коем случае не родственница. Но на Руси издавна повелось считать крёстного отца и крёстную мать даже более близкими чем двоюродные и троюродные тёти и дяди и тем более их потомства.
Крёстные родители по традиции православия принимают ответственность за духовное воспитание и благочестие крестника. Это по традиции. Сейчас я понимаю, что крестная была не совсем верующая, и уж тем более не настолько чтобы воспитывать в духовном благочестии крестника. Конечно, смешно атеисту писать о православных традициях. Но всё же...
Когда меня крестили я, само собой, не помню, как не знаю кто был инициатором этого церковного таинства. Ясно, что отец этого не позволил бы, значит крестили или втайне или к этому времени он уже ушёл из семьи. Позже бабушка утверждала: крестила меня и сестру она, пригласив в качестве крёстной нашу соседку Ворфоломееву тётю Пашу. Крёстным отцом была она сама. Не знаю, допускалось ли в православии запись в качестве крёстного женщины, тем более родственницы. Впрочем в 30-х годах, в период активного богоборчества, церковь могла и отступать от своих правил.
В какой церкви нас крестили не знаю, так как в детстве и юности этим не интересовался. В то время в Рославле было всего три действующих храма (из более двух десятков возведённых до революции). Это я установил уже сейчас, покопавшись в интернете.
Если разобраться, то я уже в раннем детстве в существовании бога не верил, как не старалась бабушка научить меня молитвам. Она была глубоко верующим человеком, на в теософии не разбиралась, да и знала всего одну молитву: «Отче наш, еже еси на небеси...» Я не слыхал у неё других молитв, только эту, на все случаи жизни. Как я стал атеистом, едва овладев грамотой, понять невозможно. Видимо виноваты в этом книги, которые я, начиная с пятилетнего возраста, без разбора «проглатывал» в огромном количестве.
Продолжу о крёстной. Я её никогда крёстной не называл, ни за глаза, ни очно, просто звал тётей Пашей. Было ли её полное имя Павла, Паня, Павлина, Аполинария или Просковья? – не знаю. Скорее всего Прасковья.
Не знаю ничего о её жизни в довоенные годы. Знаю только что она служила в каком-то учреждении. Не знаю, почему она не эвакуировалась со своим учреждением и оказалась в оккупации. Впрочем, и жители и руководство города верили, что немцев остановят ещё на Днепре, за Смоленском и Могилёвом. Но врага не остановили и Рославль уже в августе оказался в оккупации.
Осенью 1941-го года крёстная отличилась тем, что спасла от неволи около десятка пленных из лагеря на Варшавке. Сговаривалась через проволоку и выдавая красноармейцев за своих родственников(братьев или мужей) добивалась, что охрана их отпускала как бы «на поруки». Таких ходок в лагерь она совершила около десятка, пока её не приметила охрана и не пригрозила винтовкой.
Когда мы вернулись из деревни она уговорила и маму освободить так кого-нибудь из пленных, но зимой пленных загнали в бараки , а с весны процедура выдачи «родных» изменилась: освобождали уже не рядовые охранники, а кто-то из командного состава (фельдфебели и унтер офицеры) или чиновники в офицерской форме, звание которых определить было невозможно. Пару раз мы сходили к лагерю, но больше мама рисковать не стала.
В сентябре 1943-го, сразу после освобождения Рославля тётю Пашу мобилизовали. И попала она служить рядовым банно-прачечного отряда. Это было не просто солдатская служба, а тяжелейшая физическая работа. Как она потом вспоминала: форму одевали только по большим праздникам на общее построение или когда переезжали на новое место дислокации отряда. А так ежедневно только стиранная-перестиранная солдатская роба и клеенчатые фартуки.
Особенно тяжело пришлось когда вступили на территорию Польши. Здесь было множество , больших и малых, концентрационных лагерей с нашими военнопленными. И как только лагерь освобождали первым туда вводился банно-прачечный отряд, с задачей обиходить освобождённых. То-есть очистить от паразитов, отмыть, одеть в форму третьей категории носки (новья не хватало и для действующей армии). Подлечить и подкормить – этим занимались другие ведомства, не их отряд. После чего бывшие узники вливались в действующую армию.
После Победы крёстную демобилизовали не сразу, ещё год отряд обслуживал и наши части и мирное население, пока немецкие местные власти налаживали своё городское хозяйство.
В Рославль крёстная не вернулась, вышла замуж и муж (дядя Николай) увёз её в Москву. Его довоенная квартира была то ли разрушена, то ли занята и они поселились в комнатушке в одном из бараков вблизи московской окружной дороги, где она пересекается Ленинградским шоссе и трамвайной линией, ведущей в Химки. Мы с мамой несколько раз гостили у них, когда ездили в Москву за крупами (Рославль после войны снабжался плохо). С тех времён запомнилась хотя и неточно даже улица на которой стояли бараки – Старопетровский проезд (или Новопетровский?)
Последний раз я видел тётю Пашу в июле 1953 года, когда ехал с командой смолян в школу первоначального обучения лётчиков (ВАШПОЛ) в Кустанай. Выпал свободный день в Москве и я решил её навестить. Со мной увязался земляк Валька Максимов, надеясь на угощения. Под угощением Валька понимал спиртное, у него после домашних «проводов» вторые сутки трещала голова. Но угощала нас крёстная только чаем и воспоминаниями о своём армейском пути. На этом пути было много страшного и нам, юнцам, непонятного. Такого нельзя было узнать ни из газет, ни из книг.
Хорошо бы было всё записать, но я дневников никогда не вёл и не думал что когда-нибудь буду писать мемуары. А память-то дырявая – события помню, а прочие подробности забылись. Помню только что крестная охала и ужасалась моему желанию стать военным лётчиком. Уж что-что, а войны она насмотрелась. И слова «военный лётчик» вызывали в её памяти только бомбёжки и обстрелы времён минувшей войны.
Несколько лет я проезжал Москву второпях и к тёте Паше не заезжал. А когда заехал, то и бараков где она жила не нашёл – на их месте развернулась стройка завода. Так и потерялась связь с человеком ответственным за моё духовное развитие – крёстную мать.