SEMIOTIC UNITY OF POETICS AND THEME OF COLLECTION IN THE NOVEL «BROTHERS KARAMAZOV» BY F.M. DOSTOEVSKY
СЕМИОТИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО ПОЭТИКИ И ТЕМЫ СОБОРНОСТИ В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО "БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ".
PhD in philology, Associate Professor, Associate Professor Svetlana Gerasimova. «Linguistics and cross-cultural communication». Kosygin Russian state University (Technologies. Design. Art), e-mail: metanoik@gmail.com
ABSTRACT
Полифонический роман не отменяет иерархию ценностей. Братья Карамазовы, включая Смердякова, – единая соборная личность. Голоса развиваются по законам святоотеческой антропологии. Троичная личность – образ Божий в человеке. В ней выделяются три силы, и каждый из братьев становится персонификацией одной из сил. Иван – воплощение разумной силы. Дмитрий – вожделеющей. Алеша – гневательной (сердечной). Роман Достоевского отражает представления святых отцов о трех типах движения природы человека: по природе Христа, по природе падшего Адама и против его природы. Возможно великое множество вариантов личности, силы которой по-разному движутся согласно трем типам движения. Достоевский учитывает конкретику Росии. Из великого множества вариантов писатель реализует три. Разумная сила Ивана движется противоестественно и поддается демоническим искушениям. Вожделеющая сила Дмитрия двжется по природе падшего Адама и наполнена дионисийской энергией. Сердечная сила Алеши движется по природе Христа. Она самая устойчивая к искушениям. Такое соотношение сил души и типов движения природы человека было характерно для России времен Достоевского. Искушения Христа в пустыне направлены на эти силы. Победой Христа три силы природы человека очистились. Евангелие задает структуру ненаписанной части романа, ключ к которой дает эпиграф. Каждый из братьев должен пройти искушения, как зерно упасть в землю, а затем возродиться. Четвертый брат – персонификация жизненной силы. Она подвергается самому страшному искушению на Кресте. Достоевский верит в возрождение русской соборной личности – коллективной персонификацией которой стали братья Карамазовы, но чувствует слабость русской жизненной силы. Она поддается искушению самоубийством и не возрождается. Полифонический роман становится идеальной семиотической структурой для реализации темы соборности. Голоса братьев в целом образуют русскую соборную личность, судьба которой определяется Евангелием.
KEYWORDS:
Святоотеческая антропология, соборная личность, Достоевский, «Братья Карамазовы»
ABSTRACT
The polyphonic novel does not abolish the hierarchy of values. The brothers Karamazov, including Smerdyakov, are a united conciliar personality. Voices develop according to the laws of patristic anthropology. Three powers are the image of Trinity in man. Each of the brothers becomes the personification of one of the powers. Ivan is the embodiment of intelligent power. Dmitry – of lustful one. Alexei - of angry (heartfelt) one. Dostoevsky's novel reflects the ideas of the Holy Fathers about three types of movement of human nature: by the nature of Christ, by the nature of fallen Adam and against his nature. A great variety of personality options is possible; powers move in different ways according to the three types of movement. Dostoevsky takes into account the specifics of Russia. He implements three of the great variety of options. Ivan's intelligent power moves unnaturally and succumbs to demonic temptations. The lustful power of Dmitry moves by the nature of the fallen Adam and is filled by Dionysian energy. Alexei 's heart power moves according to the nature of Christ. This power is the most resistant to temptation. Such relationship between the powers of the soul and the types of movement of human’s nature was characteristic of Russia in Dostoevsky’s time. The temptations of Christ in the wilderness are directed at these powers. Through the victory of Christ, the three poweers of human nature were purified. The Gospel provides the structure of the unwritten part of the novel, the key to which is given by the epigraph. Each of the brothers must go through temptations and fall into the ground and then be reborn like a grain. The fourth brother is the personification of the life power. It undergoes the most terrible temptation on the Cross. Dostoevsky believes to the revival of the Russian conciliar personality - the collective personification of which is the brothers Karamazov, but he recognizes the weakness of Russian vitality. It succumbs to the temptation to commit suicide and is not reborn. The polyphonic novel becomes an ideal semiotic structure for realizing the theme of collegiality. The voices of the brothers as a whole form the Russian conciliar personality, the fate of which is determined by the Gospel.
KEYWORDS:
Patristic anthropology, cathedral personality, Dostoevsky, "The Brothers Karamazov"
1. ВВЕДЕНИЕ
Художественное произведение – малая семиотическая система, поэтому поэтика романа Достоевского «Братья Карамазовы» отражает его тематику и содержание. Бахтин отнес полифонию к области поэтики, но полифония – внешнее выражение идеи соборности в романах Достоевского. И в представлениях самого Бахтина романная полифония также может обретать формы соборности: «Перед Достоевским развертывается не мир объектов, освещенный и упорядоченный его монологической мыслью, но мир взаимно освещающихся сознаний, мир сопряженных смысловых установок. Среди них он ищет высшую, авторитетнейшую установку, и ее он воспринимает не как свою истинную мысль, а как другого истинного человека и его слово. В образе идеального человека или в образе Христа представляется ему разрешение идеологических исканий. Этот образ или этот внешний голос должен увенчать мир голосов, организовать и подчинить его» [Бахтин, с. 112]. Мир голосов в мире Достоевского не проявление стихийного своеволия и иррациональных глубин бытия. Они, как и полагается в полифонии, а не в какофонии, строго структурированы и соотнесены с образом Христа. Особенно четко это видно на примере романа «Братья Карамазовы», в котором братья – единая соборная личность.
2. БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ КАК ЕДИНАЯ СОБОРНАЯ ЛИЧНОСТЬ. 2.1 ТРОИЧНОСТЬ РУССКОЙ СОБОРНОЙ ЛИЧНОСТИ
Обратим внимание, насколько различны характеры братьев Карамазовых. Средний, Иван, - искушающий и искушенный разум. Алеша, младший, - весь любовь и всепрощение. Старший, Дмитрий, - воплощение вольного разгула, широты русского характера, которую он сам бы сузил.
Святые отцы выделяют три силы души: разумную, раздражительную и желающую, которые соответствуют голове, сердцу и низу (чревоугодию, вожделению) человека. Эти три силы души человека – проявление троичности личности, соотнесенной с Пресвятой Троицей, это отсвет Творца в творении, это образ Божий в человеке, - образ который призван стать Подобием.
С этими силами души и соотнесены братья Карамазовы. Магистральный сюжет романа Достоевского повествует о том, как Образ в соборной личности Братьев Карамазовых восходит к Подобию. А происходит это в результате духовного кризиса каждого из братьев. Они словно падают в землю, - на что указывает эпиграф, - духовно умирают и возрождаются. Образ доходит до безобразия и обретает полноту Подобия.
Однако роман остался незавершённым, мы видим историю падения Дмитрия и начало его духовного восхождения, мы наблюдаем Ивана в глубине духовного кризиса, а Алеша еще не дожил до него. Человек, созданный по образу Божьему, троичен, то есть у каждого человека есть разумная, гневательная (сердечная) и вожделеющая сила души – братья Карамазовы – это образ всей России и даже всего человечества. Персонификация русской соборной личности. Каждый из братьев является воплощением одной из сил души, которые все вместе прообразуют Троицу, наделяя человека образом Божьим.
Старший, Дмитрий, - воплощение вольного разгула, низа, или земляной карамазовской силы, широты русского характера, которую он сам бы сузил: «Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом Содомским. Еще страшнее кто уже с идеалом Содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его, и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы. Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил» (Достоевский, т. 9, с. 123). Мы наблюдаем за Дмитрием, когда он предается разгулу с цыганами, увеселяя их песнями Грушеньку (представляющую собой аллюзию на адамово яблоко), из-за которой соперничает и с собственным отцом, и с неведомым ему польским офицером. Затем встретим его на скамье подсудимых, а о широте и страстности карамазовской натуры будет свидетельствовать уже его защитник: «Широк Карамазов, сами же вы кричали про две крайние бездны, которые может созерцать Карамазов» (Достоевский, т. 10, с. 248). Достоевский воплотил в Дмитрии прежде всего необузданную желающую стихию.
В среднем брате, Иване, сосредоточилась разумная сила человека, поколебленная демоническими искушениями.
В душе Ивана не только Содом и идеал Мадонны сближаются, но сходятся Иуда со Христом. Рассказывая о мучениях детей, Иван сам чувствует себя страдающим ребенком, обиженным собственным отцом – поэтому его образ соотнесен с иконой страдающего сына человеческого - Христа. Иван потому и сочиняет поэму о Христе, что он ему понятен, родствен и бесконечно близок Своей ролью гонимого Сына. Но «Поэма о Великом инквизиторе» посвящена также Иуде-инквизитору, предавшему идею христианской свободы, ставшей для богословов проявлением образа Божьего в человеке. Инквизитор – герой, к образу которого восходит Благодетель – правитель тоталитарного государства в романе Е.И. Замятина «Мы». Иван бессознательно чувствует свое сходство с Иудой, поэтому ему нужен Иуда – благодетель Христа. Как страдающий ребенок, Иван чувствует себя гонимым мучеником, родственным по духу Христу, но Ивану нужно сакральное оправдание собственного неприятия страдания – ему нужен Иуда-благодетель и избегший креста и отпущенный инквизитором на свободу Христос. Итак, Иван носит в своей душе потенциальное подобие гонимому Христу и реальное искушение предательским опытом Иуды. Чтобы принять образ Христа, живущий в глубинах души Ивана, ему нужно признать и страдание, но он всеми силами души восстает против страдания, находит самые недопустимые примеры ненужности и дикости страдания детей – и старец Зосима позже тоже заговорит о недопустимости страдания детей, но все эти примеры Ивану нужны еще и затем, чтобы отвергнуть страдание самого Христа. В результате «Евангелие от Ивана» превращается в грустную насмешку над Евангелием, где праведником предстает Иуда-Инквизитор, а Христос не страдает и не исполняет Своей искупительной Миссии.
Иван – мученик мысли, богоискатель, который не хочет найти Бога, потому что больше возлюбил свою обиду на отца, свою детскую слезиночку, которую не может положить в основание здания всеобщей гармонии, а поэтому и не может простить, и уверовать во Всепрощающего, и воскликнуть вслед за Алешей, говорящим о Христе как о Высшем Существе: «Но Существо это есть, и оно может все простить, всех и вся и за все, потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за все. Ты забыл о нем, а на нем-то и зиждется здание, и это ему воскликнут: “Прав ты, Господи, ибо открылись пути твои”» (Достоевский, т. 9, с. 276).
Алеша – воплощение сердечности. В нем живое сострадательное сердце, готовое выслушать исповедь каждого из братьев, любить бедняжку Lise. Его сердце прозорливое, угадывающее мысли Ивана; горячо страдающее оттого, что после смерти от тела старца Зосимы стал исходить тлетворный дух. Одним из прототипов старца Зосимы был святой Амвросий Оптинский, плоть которого сначала издавала запах тления, – спровоцированный непрошеной славой, полученной им при жизни, – а затем, как бы искупив свой невольный грех, старец заблагоухал. Три брата Карамазовых становятся персонификацией русской соборной личности, которой предстоит пережить революционный кризис. И, как верит Достоевский, она сможет возродиться.
2.2. ЗАЧЕМ НУЖЕН ЧЕТВЕРТЫЙ БРАТ?
Но почему же братьев четверо? Зачем нужен Смердяков? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вновь обратиться к святоотеческим трудам, включающим более сложную структуру сил, действующих в человеке, которую предлагает, например, преподобный Иоанн Дамаскин в «Точном изложении православной веры»:
«Нужно знать, что разумное (начало) по природе владычествует над неразумным (бессловесным). Ибо силы души разделяются на разумную и ту, которая неразумна. Но неразумного начала души есть две части: одна непослушна разуму, то есть разуму не повинуется; другая – послушна и повинуется разуму. Непослушная и неповинующаяся разуму есть жизненная сила, которая называется и силой сердцебиения, а также семенная, то есть порождающая и растительная сила, которая называется и питательной; а к этой относится и возрастительная сила, которая и образует тела. Ибо те управляются не разумом, но природой. Послушная же и повинующаяся разуму часть разделяется на гнев и похоть. А обобщенно неразумная часть души называется страстным и вожделеющим началом. Следует же знать, что и движение по устремлению принадлежит к той части, которая послушна разуму». (Дамаскин Иоанн, Преподобный, Творения, с. 211).
Но упростим эту сложную схему: сила души, не подчиняющаяся разуму, – это природная часть человека, а собственно личность образуют разум и две подвластные ему силы души - гнев и похоть. Четвертый брат, сын Смердящей, - порождение неразумной силы природы человека, ее физической составляющей. Достоевский делает акцент на бездуховности своего героя. Это воплощение эвклидова ума – в терминах Достоевского – или плотского мудрования – в библейских категориях. В мифах разных стран и народов есть существа, типа ундин или русалок, которые рождены стихией и не обладают бессмертной душой. Однако они стремятся обрести бессмертие через любовь, иначе их телесная смерть станет и их душевной смертью, поскольку в них нет бессмертного духа. Смердяков полностью лишен способности любить – он воплощает обреченность на вечную смерть, ибо он порожден непреображенной юродивой плотью и может лишь раствориться в породившей его стихии. Плотская стихийная душа не вынесла искушений. Самоубийство и приводит к вечной погибели героя. Но роман и в целом посвящен теме искушений, через которые должны пройти все три силы души человека – разумная, раздражительная (сердечная) и вожделеющая.
2.3. СЛОВЕСНАЯ ИКОНА ОЧИЩЕНИЯ СИЛ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА
Иконографическим образом очищения сил души человека станет само Евангелие, описывающее четыре искушения – по числу сил, лежащих в основе человеческого бытия. А братьев в романе – также по числу искушений, так как каждая сила души, по замыслу Достоевского, должна пережить свое искушение и очистительное страдание.
После Крещения Господь был искушаем в пустыне – и искушения эти также были направлены против трех сил души человека: «Иисус, исполненный Духа Святаго, возвратился от Иордана и поведен был Духом в пустыню. Там сорок дней Он был искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни, а по прошествии их напоследок взалкал. И сказал Ему диавол: если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом. Иисус сказал ему в ответ: написано, что не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим. И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое. Иисус сказал ему в ответ: отойди от Меня, сатана; написано: Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи. И повел Его в Иерусалим, и поставил Его на крыле храма, и сказал Ему: если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя; и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему в ответ: сказано: не искушай Господа Бога твоего. И, окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени». (Лк. 4:1-13).
Мы видим, что искушение состоит из трех частей и нацелено на человеческое чревоугодие, гнев и гордый помысел. Эта трехчастность искушения соответствует трехчастности человеческой личности, если интерпретировать ее в контексте «Добротолюбия». Но в действительности искушений не три, а четыре. Четвертое искушение самое страшное – это крестное страдание, которое всего человека очистило, включая его жизненную силу (силу сердцебиения, семенную). Четырем силам, действующим в природе человека, соответсвую четыре искушения. А в романе Достоевского им соответсвуют четыре брата. И Смердяков становится персонификацией жизненной силы, то есть силы сердцебиения, силы связанной с плотью, а не с духом. Если душа состоит из разумной, раздражительной и желающей части, то и духовное очищение должно быть троичным: желающая часть очищается через воздержание от пищи (от хлебов), гневательная – через отказ от роли царя, немыслимой без священного гнева, и через творение милостыни. «Не отложит человек страстных воспоминаний, если не позаботится уврачевать пожелательной и раздражительной части своей, первую истончая постом, бдением и спанием на голой земле, а вторую укрощая долготерпением, непамятозлобием и милостынею» (Евагрий Понтийский, авва с. 291), чистота ума достигается через умное делание молитвы и отсечение нечистых движений и помыслов – например, помысла сброситься со скалы. Но чистоты ума невозможно достигнуть, не очистив предварительно желающей и гневательной части души. «Невеста из Песни Песней – образ ума, который во время молитвы созерцает свет Святой Торицы, - говорит Евагрий» (Иларион, игумен (Алфеев), с. 371). А жизненная сила может очиститься только крестным страданием.
Евангельское повествование об искушениях Христа в пустыне соответствуют о трехсоставном очищении природы человека от искусительных инстинктов и помыслов. Победой Христа над искушениями мы все победили в вечности и продолжаем борьбу во времени с верой в победу. Троичное искушение свидетельствует о чистоте всех трех составляющих человеческой личности Богочеловека, становится символом этой тройственной чистоты. Прп. Иоанн Кассиан Римлянин искусителя характеризует так: «Он искушал вожделевательную часть духа Его, говоря: «скажи, чтобы камни сии сделались хлебами»; искушал раздражительную часть, когда старался подстрекнуть Его к желанию власти над настоящим веком и к желанию царств этого мира; разумную часть искушал, когда говорил: «если Ты Сын Божий, бросься вниз» (Мат.4.3-9). В этом обольщение его не имело никакого успеха, потому что по своей догадке, которую имел по ложному мнению, не нашел в Нем ничего поврежденного» (прп. Кассиан Римлянин Иоанн, с. 621).
Евангелие – словесная икона победы над искушениями. Победа спасителя – залог и условие нашей победы и очищения нашей трехипостасной личности. Семиотика предполагает возможность проанализировать ненаписанные произведения или их части. И мы видим, как победа над страстями в романе «Братья Карамазовы» начинает совершаться по образу (по иконе, по модели, по структурному принципу) Евангельской победы. Брат Дмитрий мыслит себя поющим гимн солнцу из-под земли, его вожделеющая сила – страсть к вину, деньгам, Грушеньке – связаны темницей, как гробом, он пал в землю – чтобы восстать и возродиться. По образу Евангелия победа над искушениями, обрушившимися на разум Ивана и сердце Алеши, - суть ненаписанной части романа Достоевского. Достоевский верит в способность русской соборной души воскреснуть после революционного катаклизма, который писатель предчувствует. Идея нравственного торжества над искушениями – проекция евангельского текста на роман Достоевского и на историю русской соборной души в целом.
Версия, что Алеша станет революционером и закончит дни на эшафоте «основана на дневниковой записи известного литератора и издателя Алексея Сергеевича Суворина (1834–1912), много общавшегося с Достоевским» [Касаткина]. Профессор Татьяна Касаткина, разрабатывая гипотетический сюжет, приходит к выводу, что второй роман закончится казнью Алеши, ибо он осознанно возьмет на себя чужую вину, как невольно берет ее в первой части – Дмитрий. Достоевский всю жизнь разрабатывал тему Христа – и вот таким героем, берущим на себя чужие грехи, и станет Алеша. При этом исследовательница замечает: «Насколько я помню, Павел Фокин (филолог, автор-составитель книжной серии «Классики без глянца») первый предположил, что мы можем сказать: «второй роман», происходящий в момент, когда главному герою исполняется 33 года, написан намного раньше первого — он и есть Евангелие» [Касаткина].
Русская соборная душа живет не только общей виной, но и общим спасением. Св. Серафим учил стяжать дух мирен – и тысячи спасутся вокруг. А Дмитрий Карамазов чувствует, что все за всех виноваты. За всех виноват только Христос. Следовательно, соборная душа складывается из душ, которые готовы взять вину, и эта готовность указывает в них на образ Божий, приближает их ко Христу. Если все за всех виноваты, значит все устремлены относится друг к другу, как сам Господь. Это знак обожения соборной личности.
Обобщим: Алеша Карамазов переживет духовный кризис, а далее роман перерастет в житие и даже в романный вариант Евангелия. Жизнь героя преобразится в житие преподобного, который подражая Христу, возьмет на себя грехи ближних. – Но подобная конкретизация сюжета лишь гипотеза. Объективно говоря, искушение, уготованное гневательной (сердечной) силе души – это искушение властью, поэтому соблазн революционным террором идеально вписывается в эту гипотетическую модель сюжета, но за искушением должно последовать духовное воскресение и подражание Христу.
Четвертое искушение Спасителя – крестные страдания. Они направлены на жизненную силу, на тело и природу человека, которая на кресте из смертной становится способной обрести бессмертие и наследовать небесный рай.
Как воплощение жизненной силы в романе Смердяков оказывается неспособным противостоять искушениям. Пессимистичен Достоевской только в отношении жизненной силы русской соборной личности, коллективной персонификацией которой стали братья Карамазовы, включая Смердякова. Искушение самоубийством и неприятием бытия – важнейшая тема романа «Бесы», в «Братьях Карамазовых» в результате этого искушения гибнет Смердяков.
На судьбу каждого из братьев реально или гипотетически спроецировано одно из четырех евангельских искушений. Роман становится полифоническим, потому что в нем звучит тема четырех типов искушения – и предполагаются четыре, точнее три, варианта победы над ним. Эти варианты – следствие очищения вожделеющей силы Дмитрия, которая отчасти реализована Достоевским, разумной силы Ивана и сердечной (гневательной) силы Алеши – которые остались в планах писателя. Жизненной силе русской соборной души невозможно воскреснуть.
Именно в образе Христа, как указывал Бахтин, возможно разрешение духовных исканий всех трех сил трехипостасной соборной личности России.
2.4. ТРИ ТИПА ДВИЖЕНИЯ ПРИРОДЫ ЧЕЛОВЕКА
Каждый голос в полифоническом романе Достоевского сориентирован в жесткой системе нравственных координат и свобода его внутреннего восхождения или падения подчиняется духовным законам, лежащим в основе православной антропологии, важнейшими категориями которой будет учение о трехчастности личности и о трех типах движения природы человека.
Вторым по значимости антропологическим свойством природы человека, порождающим полифонизм романов Достоевского, является способность природы к трем типам движения: по природе падшего Адама (падшая дионисийская естественность), против его природы (движения души под влиянием темных сил) и благодатно сверхъстественные движения природы человека, предполагающие чистый ум и устремленность к Богоподобию.
У Достоевского движения «естественные» по падшему Адаму чаще охватывают желающую часть души, - примером тому служат страсти Дмитрия Карамазова.
Противоестественные – не по природе даже падшего Адама властвуют чаще над разумной частью души, которая у героев Достоевского обычно неустойчива, легко искушается демоническими гордыми идеями и соблазнами (вспомним Раскольникова и Ивана Карамазова), а также над гневательной частью души (что характерно для Федора Павловича Карамазова, который в целом относится к дионисийскому вожделеющему типу, но его природа движется противоестественно: в своем сладострастии он доходит до соперничества с сыном, а от своего противоестественного гнева он получает столь же противоестественное удовольствие).
А благодатно сверхъестественной у Достоевского чаще оказывается любящая сердечная сила души человека, одухотворяющая Алешу Карамазова и всех праведников Достоевского, которым присуща не только чистота сердца, но и сверхъестественная чистота ума, проявляющаяся в прозорливости и рассудительности.
Падшая дионисийская естественность присуща вожделеющей силе Дмитрия Карамазова. Эта схема обретает плоть и кровь в наблюдениях и изречениях преподобного Аввы Исаии («Слово восьмое»):
«4. Сказал опять: если, давши кому что взаймы, простишь ему, то будешь подражатель природе Иисуса; а если взыщешь, то – природе Адама; если же возьмешь рост, то (это будет) не по естеству даже и Адама (разумеется – ниже или против него). 5. Когда кто обвинит тебя по какому-либо делу, которое ты сделал, или не сделал; то если ты смолчишь, это будет по природе Иисуса, - если скажешь в ответ: что я сделал? То это будет не по Его природе, - если же противоречишь слово за слово, то это будет против природы Его». (Исаия, авва, с.164)
Естественный, противоестественный и благодатный тип движения природы человека обычно охватывает всю его личность, то есть сердечную, вожделеющую и разумную силы души. Святые отцы считают разум – основой личности, но Адам пал и разбился, а его личность перевернулась. Если для благодатного состояния души характерно тожество разума, то в падшем состоянии разум, даже если он и доминирует в личности героя, как это характерно для Раскольникова и Ивана Карамазова, он рабсвтует низменным страстям человека, его гневательной или вожделеющей силе.
Эти страсти, подавляющие или искажающие разум, становятся воплощением земляной карамазовской силы, которая присуща всем – и отцу, и, в разной степени, всем четырем братьям, то есть Смердякову и Карамазовым. Полифонизм, то есть самобытное звучание разумной, гневательной, вожделеющей и жизненной силы в хоре человечества, обретает нравственное звучание благодаря тому, что эти силы движутся по падшей природе человека или даже против нее и тем свидетельствуют о своей искаженной или перевернутой иерархии ценностей.
Когда силы души движутся по природе Иисуса, как говорил св. авва Исаия, тогда даже вожделеющая сила обретет духовную красоту: вожделение в святоотеческой традиции рассматривается как земной символ небесной любви к Богу. Достоевский применительно к Русскому обществу видит, что любовь чаще охватывает и преображает гневательную часть души, коренящуюся в области сердца и наделяющую разум прозорливостью. Православное антропологическое учение о взаимосвязи трех сил души человека с тремя типами движения в святоотеческой традиции представляет собой единую тему, но с вариациями, отражающими непосредственный опыт каждого из отцов Церкви.
3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Чисто теоретически возможно бесчисленное множество вариантов соединения трех, даже четырех, сил природы человека с тремя типами ее движения. Однако полифонизм Достоевского учитывает реальное историческое воспитание русской соборной личности второй половины XIX века. Разумная сила чаще принимает демонические искушения – в результате Иван Карамазов переживает духовный кризис. Его природа движется противоестественно. Достоевский отмечает трагедию русской соборной души, которая утратила благодатную одухотворяющую силу разума. Разум – самая неустойчивая сила в полифоническом романе Достоевского, у которого не человек съел идею, а идея съела человека, причем эта идея противоестественна и часто демонична. Вожделеющая сила русской соборной души чаще движется по природе падшего Адама. Мы видим, как завладел душой Дмитрия Карамазова стихийный дионисизм, который подчинил себе и разум с сердце героя. Самой благодатной и устойчивой к искушениям в мире Достоевского является гневательная, или сердечная, сила. К благодатным движениям по природе Самого Христа способен Алеша Карамазов. Смердяков – воплощение жизненной силы. Герой гибнет, так как его природа движется противоестественно и принимает искушения демоничных идей Ивана.
«Братья Карамазовы» Достоевского не просто полифонический роман, но история русской соборной личности, коллективной персонификацией которой будут четыре брата. Полифонический роман становится семиотической системой, в которой наиболее полно реализована тема русской соборной личности и соотношения ее сил. Полифоническое звучание голосов не отрицает иерархию ценностей, поскольку Достоевский соотносит развитие голосов и всех сил русской соборной души с законами святоотеческой антропологии. Голоса стремятся слиться в единой обоженной личности, в которой образ Божий обретет подобие. Роман остался незавершенным, поэтому тема обожения русской соборной души звучит только в семиотической реконструкции продолжения романа.
5. BIBLIOGRAPHIC LIST
1. Алфеев Г.В. (митрополит Иларион). Духовный мир преподобного Исаака Сирина. - Спб.: Алетейя, 2002. 288 с.
2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского, М. : Художественная литература, 1972. 472 с.
3. Дамаскин Иоанн, преподобный. Творения. Источник знания / пер. с гречесого и комментарии Д.Е. Афиногенова, А.А. Бронзова, А.И. Сагарды, Н. И. Сагарды. М.: Индрик, 2002. 416 с.
4. Достоевский Ф.М. Малое академическое собр. соч. в 15 тт. / под ред. Г.М. Фридлендера. Ленинград, СПб: Наука, 1988–1996.
5. Евагрий Понтийский, авва. О деятельной жизни сто глав//Добротолюбие: дополненное: в 5 тт. [пер. с греч.] / в русском переводе святителя Феофана, Затворника Вышенского. Т. I., Москва: Сибирская Благозвонница, 2010. С. 282;320.
6. Исаия, авва. Слова преподобного аввы Исаии к своим ученикам // Добротолюбие: дополненное: в 5 тт. [пер. с греч.] / в русском переводе святителя Феофана, Затворника Вышенского. Т. I, Москва: Сибирская Благозвонница, 2010. – 320 с. – С. 143–233.
7. Касаткина Татьяна. Свидетельство Суворина. М., 2019. Фома. 19.09.2019. URL: (дата обращения: 26.12.2020)
8. Кассиан Римлянин, Иоанн, преподобный. Писания: перев. с латин. /предисл. епископа Петра. Репринт. изд. Сергиев Посад : Свято-Троиц. Сергиева Лавра : РФМ, 1993. 652 с.