Середина жаркого лета. Крым. Мне впервые удалось поехать на випассану - недельную медитацию вдали от шумных городов, избавившись на время от любых средств связи с внешним миром, чтобы улучшить связь с миром внутренним.
Из лоскутков впечатлений, мгновений и воспоминаний был составлен этот рассказ. В нем я намеренно не стал описывать ни даваемые практики, ни рассказанные Учителем пояснения и основы учения. Это то, что лучше познавать лично, а не из чьих-то искаженных описаний.
Все персонажи, события и рассуждения, описанные в этом рассказе, реальны, настолько, насколько что-либо может быть реальным в нашем иллюзорном мире и лишь порой слегка приукрашены.
Итак…
Вдох. Выдох.
Боль. Боль в ногах, коленях, ступнях, мышцах, даже костях! Боль в спине, в плечах. Боль наполняет все тело, забирая на себя все внимание, без остатка, словно капризный ребенок, словно назойливая муха, словно желающая быть единственной и незаменимой эгоистичная женщина - боль забирает всего тебя без остатка. Кажется, что сейчас произойдет что-то страшное и непоправимое, и лишь оставшийся незамутненным маленький островок отрешенного сознания говорит тебе: “Это всего лишь ощущения… Ни ноги, ни руки не оторвутся от тела, спина не сломается, и ни один позвонок не сместиться со своего должного места”. Веря этому голосу, ты продолжаешь сидеть со скрещенными ногами, стараясь удержать спину прямой и возвращать внимание к объекту медитации. Звуки в зале практически не слышны - внимание не может оторваться от болезненных ощущений, - и лишь заветный колокольчик становится самым желанным из звуков в этот момент. Подобно глотку прохладной воды в летний зной, подобно долгожданному сну после тяжелого трудового дня… Но звона колокольчика все нет, а время тянется медленно, словно стекающая по стволу вековой ели, разогретая на солнце янтарная смола. Часть меня готова вытянуть ноги, встать, согнуть спину, разомкнуть сложенные руки - но другая, упрямая часть сознания твердит: “Сиди. Внимание - на объект медитации!”
Приоткрываешь глаза и видишь перед собой других страдальцев, ерзающих на подушках, раскачивающихся, пытающихся поменять положение скрещенных ног. Кто-то уже сдался, подтянул ноги, положил голову на колени и, кажется, уснул. Кто-то полулежит, откинувшись на подушку для медитации, хоть это и запрещено делать в зале.
А над всем этим - Учитель. Фигура учителя на центральном помосте на фоне предрассветного неба непоколебимо возвышается умиротворенной статуей. С идеально прямой спиной, ногами, сложенными в полулотосе, и без капли напряжения.
И вот рука Учителя двинулась. Неужели все? Сейчас он возьмет колокольчик, и моим мучениям придет конец (по крайней мере, до следующей медитации)? Нет. Видимо, муха чересчур непочтительно села на лицо Учителя, и его рука плавно, размеренно и неспешно прогнала глупое насекомое...
Я сижу в обеденном зале.
По телу растекается приятное расслабление, смешанное с гордым удовольствием: я это сделал! Я дождался тихого звона колокольчика, пронесшегося по залу для медитации…
Новенький ретритный центр, открывший свои двери для посетителей лишь несколько месяцев назад, с двух сторон был окружен живописными горами, с третьей стороны лес уходил куда-то вверх по склону, сливаясь с небом, а с четвертой стороны взгляд уносился в даль, очерченную силуэтами покрытых лесами всех оттенков зеленого гор. Среди этого пейзажа выросли небольшие домики с покрытыми соломой крышами, большой зал для медитации, обеденный зал и много других приятных глазу деревянных домиков. Вся эта местность напоминала кадр из фантастического фильма, где в какой-либо далекой-далекой галактике кружится покрытая такими лесами планета, на которой все живут в мире и согласии… Но это - кусочек нашей Земли, что само по себе прекрасно…
Вдох. Выдох.
Мы - это наши тела? Мы - это наши умы? Что есть наше Я? Если тело нам не принадлежит, если оно бренно, то оно - лишь инструмент для действия в этом материальном мире. Мое тело - лишь инструмент. Как персонаж компьютерной игры. Аватар моего сознания в этом мире. Через тело я могу воспринимать окружающий мир, как через какой-либо прибор, позволяющий получить информацию от того, что неким “обычным”, другим способом не получить. Вот тело видит глазами, слышит ушами, ощущает запахи и вкусы, осязает… А что если и мысли в нашей голове - это лишь результат восприятия телом окружающего мира. Не мы создаем мысли, но они приходят в нас, подобно зрительным образам? Вот тело что-то делает: ходит ногами и двигает руками, как-то пахнет, издает звуки, что мы называем речью. Для чего тело говорит? Для передачи информации и все? Нет. Это еще и приятно телу, уму. Речь и действия в обычной жизни не столь узко утилитарны. Мы получаем от этого еще и удовольствие, создавая много, порой не нужных разговоров, действий и их последствий.
На время всей випассаны устанавливается благородное молчание. Нельзя ни с кем ни разговаривать, ни обмениваться жестами или записками, даже многозначительно улыбаться друг другу и обмениваться взглядами тоже запрещено. Каждый погружен в себя и свой этап практики. Это тоже по-своему прекрасно. Ведь люди могут говорить по-разному, но молчат все, хоть и о своем, но одинаково…
Конечно, взгляду сложно не цепляться за тех людей, которых изо дня в день видишь рядом с собой в зале для медитации или за обеденным столом, встречаешь на тропинках лагеря или выполняешь свой ежедневный труд.
Погруженные в себя, сконцентрировавшие внимание практикующие медленно передвигаются по усыпанным щебнем дорожкам, поднимаются или спускаются по деревянным ступеням, несут к своему месту еду, стирают одежду. Молча. Не глядя друг на друга. Кто-то идет, опустив голову, кто-то широко улыбается в пустоту, кто-то, напротив, серьезно сдвинул брови, словно желая отразить на лице всю глубину своей сосредоточенности. Да, чаще, я относился к числу последних, ловя себя на насупленном выражении лица, когда лоб начинал болеть от поддержания хмурой мины.
Со стороны неискушенному наблюдателю, наверное, может показаться, что на прогулку вышли мирные или успокоенные обитатели психбольницы - подышать свежим горным воздухом, нервишки подлечить, голову на место поставить… Но это если не знать всей глубины происходящего здесь Действа.
Мужчины и женщины максимально разделены: сидят в разных частях обеденного зала, в разных очередях получают еду, у разных моек моют посуду, сидят по разные стороны от Учителя на медитации. Одежда должна подчеркивать целомудрие: только длинные брюки, платья, рукава до кистей, никаких глубоких вырезов, прозрачных тканей и тому подобного. Хотя тридцатипятиградусная жара внесла свои коррективы в дресс-код, в виде маленькой поблажки - длина рукавов может быть до локтя. Но чтобы плечи были закрытыми!
Должен признать, что, порой, длинные, легкие, свободные одежды, на удивление, гораздо лучше и гармоничнее подчеркивают женскую красоту, чем что-либо облегающее, открытое и прозрачное! А выпрямленная спина добавляет непередаваемой красоты, подчеркивая все, что необходимо подчеркнуть, и скрывая все, что необходимо убрать.
А вот к медитационному залу направляется молодой парень. Загорелая кожа, лицо - смесь греческих и латиноамериканских черт, длинные волнистые волосы прихвачены банданой. Когда все заезжали в Центр в первый день, еще до начала випассаны, он помогал приезжающим девушкам относить сумки в домики. Солнце тогда освещало его оголенный торс с рельефными мускулами, четко очерченной трапецией Такому сниматься в кино. А вот к ретриту не надо подпускать за версту - такие красивые мужские формы, должно быть, не скрыть ни под какой одеждой в попытках не тревожить женские умы.
А вот зависть, пусть даже белая, - плохое чувство…
Вдох. Выдох.
В моих руках два ведра для земли, которую надо перетаскивать из больших мешков под навесы, где другие люди засыпают ее в маленькие, продолговатые мешочки. Скоро в них посадят рассаду, и та будет ждать своего часа быть пересаженной в открытый грунт. Это моя обязанность на время випассаны. Все трудятся. Все делают что-то полезное для Центра и нашей в нем жизни.
Лопата вгрызается в землю с резким, характерным хрустом и скрежетом. Новая порция почвы отправляется в ведро. Сначала, пока ведро пустое, звук громкий, гулкий, но с каждой новой лопатой звук становится все тише, все менее ярким, словно звукорежиссер выкручивает на минимум реверберацию и громкость… А где-то неподалеку журчит ручей, видимо, срываясь с небольшого порога. Деревья и травы звучат. Звучат неустанным звоном цикад и кузнечиков, щебетом птиц, шелестом разогретой на солнце листвы. И над этим всем - горы. Покрытые густыми лесами, затянутые легкой дымкой, с резкими, оголяющими бежевое тело гор обрывами возле вершин - будто бы какой-то древний великан втыкал свою исполинскую лопату в маленькие холмики, которые для нас, людей, - горы.
Доношу ведра с землей под навес, где сосредоточенно делают свою работу по набиванию мешочков другие практикующие. Поначалу я пытался помочь, присоединиться к этому процессу набивания, пока не появятся ведра на загрузку. Но набивание не давалось ни в какую. Земля то просыпалась, то рвался мешочек. Пока я боролся с этой задачей, скапливались пустые ведра и приходилось одно за одним носить их потом без остановки… В итоге я бросил это неблагодарное дело - и тогда пришло осознание: мы привыкли во внешнем мире, на работе стремиться сделать больше, быстрее, за себя, за других, сверхурочно, без выходных, поскорее достичь результатов, заработать побольше, побольше! Но здесь - другое. Здесь - карма. Задача. Маленькое призвание на эту короткую неделю. У каждого есть своя задача. И важно не сделать больше, быстрее. Важно выполнить свою задачу, и сделать это как можно более безупречно.
И каждый из нас сейчас - маленькая шестеренка, которая безупречно крутится в этом большом кармическом механизме, не для развлечения, не для достижения чего-то, а лишь чтобы быть, выполнять свою кармическую задачу как можно лучше, полнее, правильнее…
Стою. Жду, когда появятся свободные ведра, чтобы как можно более безупречно наполнить их землей...
Вдох. Выдох.
В зале для медитации чуть спала жара. Слышно жужжание каждой мухи, дыхание и шевеление медитирующих. Мои глаза закрыты, а внимание усиленно мечется между объектом медитации и упрямо затекающей ногой. Где-то там, под кожей, неподалеку от кости, бунтуют связки и сухожилия, кажется, какой-то нерв норовит пережаться суставом, неловко поворачивающимся в суставной сумке, и недоумевающим, что же такое могло произойти, что ему приходится выворачиваться в таком необычном положении, да еще так долго! Создается навязчивое ощущение, что кровь отказывается течь по сосудам, а нервы неустанно, сговорившись с мышцами, шлют сигнал бедствия, думая о скором крахе этой хрупкой конечности, паникуя и не находя ничего умнее, кроме как кричать об этом сильнее.
Но это всего лишь нога. С ней не происходит ничего плохого. В конце концов, скоро она затечет окончательно, нервы перестанут поднимать такую панику, а я смогу спокойно вернуться к объекту медитации. Все внимание отдать ему. А это пока - всего лишь физическое ощущение…
И тут по залу - гром. Раскатистый, переливистый гром. После него наступает тишина природы, будто застывшей в ожидании того, что будет дальше: принесут ли ветра грозовой фронт, накрыв долину неистовством проливного теплого летнего дождя или высящиеся горы мягко, но уверенно отведут тучи в сторону, подобно размаренному жарой отдыхающему старцу, неспешным движением руки отгоняющего назойливую муху.
Новый раскат грома - поступь стихии ближе. В тревоге деревья начинают раскачиваться, перешептываясь листвой. Согнанная этой тревогой с ветвей птица насторожено и слегка недовольно вскрикнет, пролетая над черепичными крышами центра. А ветер несет, несет бомбардировщики дождя все ближе и ближе. Вслед за ветром и громыхающими тучами по зеленым лесам долины медленно и неумолимо ползет ровный, словно прочерченный по линейке, фронт дождя. Сероватая стена от земли до неба, строй вымунштрованной орды, воплощенная в Мир неизбежность…
Всполох и треск молнии прямо над самой крышей медитационного зала. От грома, кажется, дрожит испуганная черепица. И вновь - тишина. Она стоит в задумчивости, нагнетая ожидание. И вот - первая капля дождя. Гонец серой орды. Посланница неизбежности. За ней еще одна. И еще. Еще. И - ливень. Огромные, тяжелые капли дождя рвуться вниз, бьют черепицу, исчезают в листве и траве, барабанят по деревянным настилам, объединяются в потоки воды, размывающей террасы и усыпанные щебнем дорожки, стремительно несущиеся по канавкам дренажных систем, срывающихся с водостоков.
Надо всем этим буйством стихии подобно кнутам невидимых надзирателей с треском сверкают молнии, подхлестывая потоки воды. Размытые всполохи где-то еще выше подсвечивают темные контуры рваных туч. Неба нет - лишь всполохи света и струи дождя.
Все заканчивается резко. Неизбежность прошла. Прокатилась по долине и направилась дальше. И лишь отдаленное ворчание грома и отблески ударов сверкающих кнутов невидимых смотрителей заставляют поглядывать в спину уходящей грозе.
Тент палатки порван. Внутри по щиколотку стоит вода. Часть вещей совершенно промокла.
Пришла и укрепилась мысль, что трудности окружающего мира похожи на силу трения. Без нее нельзя сдвинуться вперед, нельзя сделать шаг навстречу чему-то новому. Не получится ни ухватиться, ни удержаться.
Вдох. Выдох.
В моей руке кусок хлеба. Пальцы ощущают его твердую, слегка колющуюся корочку, упругую пористую мякоть. Ощущения струятся по нервам через всю руку Хлеб пахнет. Аромат свежего белого хлеба с вкраплениями зерен кунжута и подсолнечника. Я вижу его коричневую поджаристую корочку, золотисто-бежевую мякоть и зерна в ней. Зернышки кунжута темно-бурые, местами разрезанные ножом, когда этот кусок отделяли от буханки, а семена подсолнечника прячутся в толще теста, усердно маскируются, лишь изредка выглядывая то тут, то там. Я откусываю кусок хлеба, ощущая твердость и упругость, ощущая мелкие зерна кунжута и крупные, податливые, жирные семена подсолнечника. Корочка и мякоть ощущаются по-разному.
Все эти ощущения стекаются со всех органов чувств и словно кусочки единой мозаики собираются вместе где-то в невидимом центре, рождая всполохом, озарением, вспышкой в сознании мысль: “Хлеб”.
Еда два раза в день - пожалуй, сложно представить, что этим можно наесться. Но нет! Голод оказался лишь иллюзией сознания. Вся пища в Центре вегетарианская. Сложно описать то буйство красок, вкусов и ароматов, которые каждый день витали на столах раздачи еды! Сочетание продуктов, консистенций, форм - все было необычно и при этом необычайно вкусно. В благородном молчании, жмурясь от падающего на столы солнца, не хотелось сразу же бросаться на еду, но медленно, чувствуя каждый момент, вдохнуть гармонию запахов, отзывающихся в сознании неясной ассоциацией, неопознанной, но приятной мыслью.
Пожив в Центре и вкусив все прелести той кухни, пожалуй, даже самый заядлый любитель поджаренного бекона на завтрак, не представляющего обеда и ужина без доброго куска мяса, пошатнулся бы в своих гастрономических убеждениях. Наши привычки в еде, порой, не более чем привычки, мысли и представления, сидящие у нас в сознании, и серыми кардиналами указывающими нам, что делать, как думать и решать, с кем развязывать священные войны в выборе продуктов, стиля жизни и многого другого. Всего лишь привычки...
Вдох. Выдох.
Есть ли душа? Что мы интуитивно подразумеваем, говоря и думая о душе?
Наш Мир пронизан неким единым законом, планом, комплексом заранее прописанных взаимодействия. Пытаясь объять, раскрыть этот Закон, мы, люди, подобно слепцам, ощупывающим одного слона, называем части этого Закона законами физики, химии, биологии, выдвигаем гипотезы и строим теории, разделяем и расщепляем и наши знания, и элементарные частицы. Подобно ребенку, разбирающему новую игрушку - а что там, внутри? А как оно работает? Если я разделю это на части, а потом обратно собиру, то обязательно пойму эту вещь! Но нет. Не работает. Обратно не сложить кучку разрозненных винтиков и деталей.
А что если душой мы называем ощущение, явление целостности чего-либо? Взаимосвязи каждой части целого?
Пока человек жив - он целостен. В каждой его части протекают целостные процессы, кровь течет во всем теле, пронизанном постоянно работающими нервами.
Но вот человек умер. Между частями его тела уже нет связи, органы уже не работают на благо всего бренного тела, кровь не несет ни кислород, ни гормоны, ни питательные или опьяняющие вещества, а нервы подобны брошенным на дороге, оторванным высоковольтным проводам - ни следа того, что когда-то в них тек мощный ток. тело перестало быть единым, связанным - ушла душа… Теперь тело - часть другого единого. Теперь оно подчинено другой душе - той, что объединяет гниение и круговорот веществ, работу мириадов бактерий, насекомых, птиц, рыб, зверей. Объединяет дожди и ветра, молнии и землетрясения, буйство лесов и пески пустынь. Теперь тело подчинено душе Земли. Единой. Взаимосвязанной. Целостной.
Ну а самой души - вечной, бессмертной, нашей собственной - ее нет! Это лишь иллюзия эго, пытающегося судорожно хвататься за желание быть, быть во что бы то ни стало, быть и отделяться от других, страдать от одиночества потери связи с окружающим, в попытках доказать свою самость и индивидуальность. Так подростки готовы уходить из дома, ощущая свою самобытность, самость, но при этом неся в душе глубокую боль отделенности от целого. Без этого ухода, без опыта, без прочувствованного на себе контраста целостности и одиночества, сложно понять, правильно ощутить иллюзорность эго, хрупкость основ индивидуальности и непрерывное единство всей нашей реальности. Подростки уходят, чтобы долго блуждая, телесно ли, в мыслях ли, - потом вернуться. Желая услышать знакомое, теплое, без упрека: “Тебя так долго ждали… Добро пожаловать Домой…”
Тихий звон колокольчика.
В зале медленно осваивается рассвет, тихонько пробираясь через окна, согревая деревянный пол.
Я делаю вдох. Сознание на мгновенье замирает, впитывая приятные ощущения в теле, расслабленность и подтянутость одновременно, умиротворение мыслей и спокойное воодушевление чувств…
Я делаю выдох. Не хочется открывать глаза. Ведь когда я их открою, закончится последняя на этой випассане медитация. И это все.
Но это - тоже этап. Он проходит. Его надо с благодарностью отпустить. Сейчас я открою глаза. Совсем скоро будет снят обет молчания. Совсем скоро мы все радостно заговорим друг с другом, узнаем имена тех, кто был рядом всю эту неделю, с кем - в молчании! - образовалась невидимая, но, кажется, очень прочная связь, кто без слов поддерживал и вдохновлял, отвлекал и направлял, давал пример или заставлял порой улыбаться.
Пора отпускать момент...
Вдох. Выдох.
P.S.
Шум аэропорта. Люди торопятся и беспокоятся, стоят в очереди и поглядывают на часы, что-то ищут и устало сидят. Вокруг - обычная жизнь. А я стою и с широкой улыбкой протягиваю свой паспорт на стойке регистрации, наверное, со стороны выглядя не совсем нормальным…
Не все пережитые за время випассаны опыты, появившиеся озарения и мысли описаны здесь. Значительная их часть, конечно, осталась за кадром. Осталась личной, моей. Хотя… Нет ни меня, ни моего…
Что ж, тем лучше.
Вдох.
Выдох.
Соколиное, Симферополь, Москва, Апатиты
Июль 2021 г.