***
Чичкин Егор Владленович был поздним ребенком в семье партийной номенклатуры. Отец никогда не занимал высоких постов, но как-то умудрялся находиться рядом с партийной элитой. Это позволило ему всю войну просидеть в глубоком тылу притом получить две боевые награды за две командировки. Он выезжал в штабы боевых частей на день-два где проводил выездные сессии с партийным аппаратом. Кроме всего прочего они жили в просторной квартире элитного дома, ни в чем особо не нуждаясь. За отцом была закреплена служебная машина с водителем, которой всецело распоряжалась его мать.
К окончанию школы Егору выбирать особо не пришлось, за него уже все решили. Армия, в части, которая находилась в 15 минутах хода от дома, там он вступил в партию. По демобилизации отец пристроил его на кирпичный завод парторгом, через два года он уже был студентом профильного института. Беззаботные студенческие годы пролетели быстро. Аспирантура, и вот он уже преподаватель истории КПСС в престижном университете. Все катилось как по накатанной, папа не стеснялся в случае необходимости позвонить кому надо.
Через два года не стало матери, у нее нашли онкологию, она угасла на глазах. Отец подключил все свои связи, это не помогло. Схоронив свою верную спутницу, он не протянул и года, умер от сердечного приступа. На похоронах было много пароду, много говорили большей частью что закаленный партийный работник не пережил утери своей супруги и далее нечто подобное в этом роде. Егор не сомневался, отца подкосила затеянная новым секретарем ЦК Горбачевым перестройка.
После смерти родителей Чичкин с удивлением обнаружил, что огромная квартира, дачный домик с приличным участком и даже часть мебели имеют инвентарные номера и наследоваться им не могут. Тем более что он прописан в двухкомнатной квартире, которую получил как молодой специалист.
В университете фундаментальные труды Ленина, Маркса и Энгельса вместе с историей КПСС оказались не нужны. В философии, которую он пытался преподавать, оказался не силен. Да и откуда, если курсовые работы он сдавал под гребенку. Это когда аккуратно переписываешь первую страницу, какой-нибудь статьи или трактата и последнюю. Затем берешь расческу и заполняешь насколько листов, по потребности для объема. Положив расческу на лист, проводишь ручкой по зубчикам линии с разрывами разной длины, получаются волнистые ровные строчки. Заполняешь таким образом потребное количество листов для необходимого объема, затем добавляешь хаотично хвостики, петельки, палочки имитирующие буквы "в", "д", "з", "р", "ф". Нужно еще где попало расставить точки и запятые. Получается лист, заполненный ровненькими строчками, красота, если не пытаться прочесть. Вкладываешь подготовленные листы между первой и последней страницей, конспект готов. Все с рук сходило, никто в середину изложения не заглядывал, весьма вероятно и не хотели, зная, чей он сын.
Теперь на лекциях по философии студенты изгоняющие призрак диамата (диалектического материализма), научного коммунизма и атеизма из коридоров Альма-матер откровенно потешались над ним. Некоторые, продвинутые смекнув, что «Препод» плавает в некоторых вопросах, специально шли в библиотеку, чтоб на очередной лекции блеснуть, поставив его в тупик подготовленным вопросом. Да и на лекциях, которые переросли в свободные дискуссии, уже по иному разбирали положения Марксизма, в частности «Бытие определяет сознание». Откровенно потешались над ним, зачастую оконфузив своими, вполне логичными умозаключениями, нередко оставив в неловком положении. Сказался недостаток, может отсутствие базовых знаний, или нежелание перестроиться как его коллеги.
Нет. Не в этом дело. Чичкин, выросший на идеалах коммунизма, всосавший с молоком матери коммунистические догмы не принял перестройку. Все его существо воспротивилось, отторгло новые порядки и мораль вседозволенности. То, что было за семью печатями, теперь рвалось в его мир с заполонивших город рекламных щитов и экрана телевизора. Моментально расслоившееся общество, где во главе стало ни образование, ни заслуги перед отечеством и ударный труд, а умение урвать. Валюта, за которую совсем недавно можно было получить немалый срок или вовсе лишиться жизни теперь продавалась чуть-ли не на каждом углу вполне официально. Да что обменники (обменные пункты), ценники в продовольственных магазинах, не упоминая другие стали указывать в валюте учитывая стремительно обесценивающийся рубль.
Появились новые русские. Это когорта в основной своей массе молодых людей, зачастую малообразованных притом богатых, оценивших реальную стоимость денег, когда все можно купить или продать, упивающихся своей безнаказанностью. Как-то Чичкин шел по тротуару, когда его чуть не сшиб Бумер (БМВ) вылетевший из подворотни. Он был вынужден опереться рукой, о капот успевшей с визгом остановиться машины. От скорой расправы его уберег студент, узнавший в незадачливом пешеходе своего преподавателя и уговоривший приятелей не применять мер физического воздействия. Водитель в малиновом пиджаке критично осмотрев капот и не найдя повреждений махнул рукой. Пассажир, затянутый в кожу, с рубленым подбородком, поправил помятые им-же лацканы пиджака Чичкина, назидательно рекомендовал впредь смотреть по сторонам, чтоб не мешать ездить пацанам, присовокупил совет не обижать своих студентов. На прощание, грозно смерив его взглядом, предположил, что в следующий раз он может «попасть на бабки», сравнив его зарплату со стоимостью гайки колеса этого авто. Удовлетворившись произведенным эффектом, квадратный человек в коже, миролюбиво похлопал Чичкина по плечу, махнул остальным вернуться в машину и уселся рядом с водителем. Студент на прощание улыбнулся ему, пожав плечами, занял с двумя приятелями заднее сиденье. Хлопнув дверьми Бумер, скрипнул колесами по сухому асфальту и стремительно удалился, оставив Чичкина в полном недоумении происшедшим, разрушившим последние иллюзии.
Чичкин, было, погрузился в научные труды, наверстывая упущенное, потом махнул рукой и запил. Запил безудержно, теряя разум все глубже погружаясь в стакан, утопая в нем. Находясь в хмельном угаре, он смутно помнил тот мрачный период. Мелькали какие-то непонятные лица. Сначала растаяли значительные сбережения, оставшиеся после родителей, ушли на водку, может сожрала галопирующая инфляция. Исчезла мебель, за ней и квартира он и не знал толком, как оказался сначала в однушке, затем в какой-то комнатке больше похожей на кладовку, после и вовсе на улице.
Впрочем, Чичкин помнил несколько случаев, вынужденно протрезвев по случаю доставки в милицию. Его задевало, когда кто-либо начинал разглагольствовать о новой жизни, тут Чичкин не мог стерпеть, обязательно встревал в разговор и, как правило, излагал свое виденье перемен. Притом он мог высказаться кратко, но если собиралась приличная аудитория в его голове что-то переключалось видимо представив себя на кафедре выдавал критические заметки по современному вопросу. Особенно, что касалось животрепещущей темы перестройки и ее последствий, монологи могли длиться часами. Говорили на эту тему многие, но на его беду оказывается, он окончательно разучился говорить нормальным языком. Его речь в большей степени заполнял такой витиеватый мат, что обычному обывателю, верно, резало слух. Поскольку во время этих лекций количество слушателей только увеличивалось, иногда находились, по всей видимости, ярые клевреты перестройки которые были вынуждены прибегнуть к помощи правоохранительных органов, чтоб заткнуть голос свободы.
В таких случаях прибывший на место происшествия наряд, как правило, заставал Чичкина в окружении разношерстной публики, в том числе и лиц, не достигших совершеннолетия. Оратор разглагольствовал на какую-нибудь животрепещущую тему вполне логично, объективно оценивая ситуацию, приводил примеры, подтверждая их фактами. Выстраивал ситуационные параллели, привязывая их к недавнему прошлому. Но вот незадача, вся речь ритора состояла из сплошного мата и нецензурных выражений. Надо отдать должное лектору, он выдавал в своей речи такую массу вульгарных экспромтов, что безусловно обогатило бы словарь вульгаризмов догадайся кто-либо записать их. Нет сомнения, милиционеры в душе соглашались с ним и пытался образумить сквернослова, но Чичкина было не остановить. На любой вопрос они получали вполне разумный ответ лектора в таких выражениях, что порою сами не могли скрыть улыбки, что говорить о заведенной речью публике. Трибун используя исключительно непечатные слова и выражения, так ясно выражал свою мысль, что сотрудники не имея возможности возразить или оспорить его доводы, искренне соглашались, но работа есть работа. Приходилось прерывать выступления, забирая Чичкина с собой.
Уже в отделении милиции прихватившие Чичкина сотрудники приглашали коллег послушать его тирады, может и конспектировали, если кто догадался, поди, угадай. Надо отметить, что в обиходе появилось много нецензурных слов, выражений, обозначений процессов и явлений заперво прозвучавших в речах Чичкина.
В милиции он подолгу никогда не задерживался. Протрезвевшего в обезьяннике Чичкина приводили к очередному сотруднику для составления протокола. Облеченный властью данного учреждения сотрудник непременно дивился, его нынешнему состоянию узнав что задержанный в прошлом Чичкин Егор Владленович, кандидат наук кафедры научного коммунизма, позднее политологии местного университета. Само собой пенял его нынешнему состоянию и проступку. Составлял очередной протокол за нарушение общественного порядка в виде нецензурной брани в местах общего пользования, выписывал штраф без надежды, что последний когда-либо будет оплачен. Не понимая, что с несостоявшимся доцентом делать дальше, пожав плечами, отпускал. Собственно, что было делать, профильные учреждения для содержания алкоголиков канули в лету, а заморачиваться с опустившимся, бомжеподобным кандидатом наук, никто не хотел.
Чичкин мог не есть наверное неделями притом всегда находилось что выпить. В ход шло все, от элитных коньяков невероятно, откуда взявшихся до строительных клеев, вернее спиртосодержащих жидкостей извлеченных по незамысловатой технологии из них. Новые лица чередовались, как в калейдоскопе их объединяла некая печать беспробудного пьянства на челе и возможность добыть, или разделить порцию горячительного.
В хмельном угаре дни слились в недели, недели в месяцы. Чичкин даже перестал особо различать времена года. Летом жарко, зимой холодно, чтоб согреться надо, лишь найти подходящее место, подвал, тепловая централь, все одно. Совершенно непонятно как Чичкин абсолютно не приспособленный к жизни, тем более такой выжил, пока не прибился к бомжам, окучивающим свалку.
Группа бомжей, оккупировавшая свалку, не допускала в свои ряды посторонних. Они ревниво оберегали свои владения, не гнушаясь в средствах изгнать чужаков. Помог случай. Как-то на металлоприемке Чичкин пересекся с двумя обитателями свалки, притащившими металл для сдачи. Заметив торчащий из груды рожок, заинтересовался, попросил глянуть. Это был смятый рожок подсвечника конца 18 века. Массивное основание не пострадало, и Чичкин предположил, что его можно продать значительно дороже.
За обещанный магарыч, Чичкин воспользовался каналом, по которому сплавил остатки наследства родителей, обратившись к антиквару по старой памяти. Антиквар, брезгливо смерив взглядом посетителя, с трудом узнав клиента, предложил не самую низкую цену. Попутчики, дожидавшиеся его в подворотне, были обескуражены предъявленной суммой в разы превосходившей их самые смелые ожидания. Предложили сбрызнуть сделку, что на пустыре и сделали, попутно выяснив у Чичкина имя и номер квартиры антиквара.
Некоторое время спустя его разыскали. Оказалось пройдохи пытались самостоятельно сдать антиквару стоящие на их взгляд вещи. Тот быстро смерив взглядом кучу предъявленного хлама брать наотрез что-либо отказался в довершение, стрельнув взглядом по дверям соседних квартир, пригрозил милицией в случае следующего визита. Получив в металлоприемке деньги за сданную партию, решили следующую показать Чичкину. Чичкин просмотрев металл завернутый в бархатную, бордово красную ткать не нашел ничего особо интересного более заинтересовавшись упаковкой. Приятели использовали флаг КПСС, оборвав бахрому и унизив до упаковочного материала. С ностальгическим трепетом Чичкин освободил угнетенное знамя свободы, вытряхнул и разложил на траве, умиляясь вышитому лозунгу «Пролетарии всех стран соединяйтесь».
Подвел итог. Гнутый подстаканник, две пепельницы и статуэтку молотобойца без правой руки можно попробовать скинуть есть у него канал любителей советского наследия, остальное хлам. Вот знамя более интересно. Попенял приятелям состоянием полотна и оторванной бахромой. Спросив о ее судьбе, узнал о кистях ее дополнявших. К обеду встретившись в означенном месте, удрученные приятели поведали Чичкину о безвозвратной утере аксессуаров флага.
Чичкин понес то, что осталось. Как и следовало ожидать, за подранный и поруганный символ отечества он получил вдвое больше чем за все остальное. Отдав выручку, получил приглашение познакомиться с их бугром и там обмыть сделку.
Так Чичкин оказался на свалке.
***