Началась весна, та самая ее бесстыжая пора, когда из под снега оттаивают безобразия налогоплательщиков, их детей и собак. Солнце пригрело так ласково, что не присесть погреться в нем никак нельзя. Отсюда видна небольшая площадь, уже без снега, но с уличными фотографами. Эти два увальня с покатыми плечами всякий раз оттаивали первыми и вытаскивали свой трепаный реквизит на просушку, громыхая по улицам фанерным корытом, перекрашенным под Роллс-Ройс из гаража Керенского и пугая старушек сидящим в нем патриотическим Чебурашкой.
Было это давно, но можно с большой точностью сказать, когда именно – по центру площади располагался небольшой фонтан, где водных струй за все время замечено не было, но были рекламные доски о праздниках и концертах, а тогда в ванне бассейна плавали прошлогодние приглашения на представление фигуристов Протопопова и Белоусовой, а эти "конькобеженцы", как известно, не вернулись в Союз со швейцарских гастролей осенью 1979 года, из чего следует – речь идет о ранней весне 1980 года.
Мы с Вовчиком, сбежав с последней пары (какой бы архаикой это теперь ни представлялось) научного коммунизма, нежились под солнцем и слушали собак, их как-то многовато собралось вокруг фотографов, настоящая стая с вожаком и шестерками самых разных видов и семейств – и поджарые, и кукольно-мохнатые, которых привычнее видеть на диване, и спецназовцы, и просто собачонки без всяких примет. Едва пережив зиму и сбившись в стаю часа полтора назад, они уже хорошо организованы и мотивированы. Лапы и подбрюшье густо в грязи, головы посажены гордо, морды целеустремлены, спины прогнуты, лай дружный, а фотографы лишь шипели и топали ногами, добавляя собакам причин быть собаками. Скоро стая, продрав глотки досуха, сгруппировалась и потянулась прочь, полная собачьего достоинства и смысла.
Тут же из кустов напротив повысовывались другие собачьи морды, свирепостью экстерьера чуть скромнее, они выждали паузу и бросились с заливистым лаем на освободившуюся площадь. Фотографы негромко выматерились. Чем же так не угодили собакам два глупых художника? Присмотревшись, мы разглядели причину – у ног этих двоих пучило стеклянные глаза чучело волка, облезлое, страшнОе, с высунутым языком. То, что и нужно – просто и понятно – язык красный, обозрение хорошее, подходы свободны, объект незащищен. Налившись гневом до краев, стая завыла a capella и будет выть, пока не охрипнет, или пока ее не отвлекут другим чучелом.
Силами неких испытателей, по слухам той же весной, был поставлен и перепроверен социальный эксперимент – когда чучелу надевали шапку с завязочками, собачья стая теряла строй и путала ноты, а когда ментовскую фуражку – то снималась вон и рассыпалась в родных осинах. Из этого следует, что собаки, как минимум, никакие не дальтоники, и, конечно, для чистоты прочих выводов и чтобы не наговаривать на отечественных ментов лишнего, хорошо было бы продолжить опыты с ментовскими уборами стран НАТО.
А стая всегда найдет в своем сердце место для романтического послевкусия единого порыва, стайной гордости и надежды на будущих чучел, желательно заморских или украинских, у настоящих собак не так уж много развлечений, господа дураки!