История одного разногласия

Иван Наумов
Дело в том, пока я публиковал в анонсе стихи, параллельно вел спор по поводу одного стихотворение Семена Гудзенко "Перед атакой". Дело в том, что в 1974 году по просьбе режиссера Любимова Высоцкий исказил одну строчку, спев ее так: "Будь проклят 41 год и вмерзшая в снега пехота". Настоящие стихи Гудзенко звучат так:
"Ракеты просит небосвод и вмерзшая в снега пехота". Унас на сайте "Проза РУ" есть автор, очень хорошо знающий поэзию Владимира Высоцкого. Я к нему обратился, рассчитывая на поддержку, именно потому что записи Высоцкого расходились миллионами, песню Гудзенко стали исполнять "по Высоцкому". Но сохранились старые публикация с правильным текстом. Но в ответ получил упреки в графоманстве и искажении правильного текста. Дошло до того, что тот автор мне приписывает переделку стиха. Так как я там ничего не добился, кроме клеветы в свой адрес, я прекратил полемику, а сам еще поискал и Интернете сведений на эту тему.
Нашел свидетельство Ильи Эренбурга, которого в графоманстве вряд ли кто обвинит. Я публикую его свидетельство.   

Однополчане Эренбург Илья

Бывали войны, когда писатели в священном гневе проклинали оружие: в стране завоевателей не было места истинному поэту. Древние римляне сделали из войны профессию, часть бюджета, право, и они говорили, что на поле боя музы молчат. Но не молчали музы, когда марсельские ополченцы отстаивали свободу Франции от чужеземцев. Не молчали музы, когда русский народ отражал нашествие двунадесяти языков. Не молчат музы и теперь, когда Советская республика защищает разум, справедливость, человеческое достоинство.

Поэт не может наблюдать: он должен переживать. Настоящие книги о войне еще вызревают в сердцах фронтовиков. Настоящие книги будут написаны участниками войны, у которых сейчас порой нет времени даже для того, чтобы написать близким открытку.  Стихи С. Гудзенко{3} — одна из первых ласточек. Гудзенко — боец, он участвовал в разгроме немцев под Москвой. Тяжелое ранение бросило его в тыл, где он и написал свою первую книгу — «Однополчане».

Война в стихах Гудзенко — это не эффектное полотно баталиста, не условная романтика в духе Киплинга и не парад.

Это — грозное, суровое дело, где много крови, много жестокого и где человек находит в себе залежи высоких чувств: верности, любви, самозабвения. Вот как Гудзенко говорит об атаке:

Когда на смерть идут — поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв. И умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед.
За мной одним идет охота.
Ракету просит небосвод{4}
И вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв. И лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать,
и нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был коротким.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь
чужую.


Сейчас я найду, где автор полемики меня обвинил в переделке стихов Гудзенко.

"Иван! Это уже какой-то паноптикум! Зачем Вы мне присылаете ссылку, где Вы сами написали Вариант "с ракетой"??? Это исковерканные стихи Гудзенко под Вашей редакцией с "удобным" для Вас вариантом! Вы мне предъявите газетную, журнальную, книжную публикацию или же авторское исполнение стихотворения "Перед атакой" вот с этой самой строкой! Вот это будет ДОКАЗАТЕЛЬСТВО! А Ваши личные "хотелки", что это есть "единственный правильный вариант" АБСОЛЮТНО ничего не доказывают! Вы сами придумали эту глупую версию и свято в неё уверовали! Ещё раз повторяю, что ПРИ ЖИЗНИ Гудзенко нигде и никогда сточки про ракету не печатались и не исполнялись, поэтому они НЕ МОГУТ быть истинным вариантом стихотворения "Перед атакой". Это тот самый случай, когда надо читать книги автора, а не искать глупости в инете!"

Я не прошу, чтобы читатели принимали чью-то сторону, я хочу чтобы они знали, как дело происходило на самом деле и мог ли я "править" стихи Гудзенко, после того, как на них оставил отклик Илья Эренбург.