По стенам серым, неродным
Таимый тьмой крадётся холод
И лижет страх дыханьем злым
Стекло окна. Гнетущий голод
Дрожит мольбой в немых словах,
Но безрассуден грех в стакане,
И слабнет воля в пьяной брани,
Застыв распятьем на устах.
А страх ярится: словно зверь,
Он то бушует, властью болен,
То чёрной ведьмой входит в дверь
И пьёт печаль убогой доли.
* * *
Навеки скорбям придана,
В повинном плаче пред судьбою
Дитя не спит – в мечтах, одна,
Влекома дивною луною.
Полёт несмел… Но небеса
Уже распахнуты приветно,
И льются негой словеса,
Покоя благостным заветом:
– Смирись, я знаю эту боль,
Я видел все твои слезинки,
Прогорклый хлеб в ладошке, соль,
Следы ремня на бледной спинке…
Глас воссиял: – Но ты смогла,
Ты сберегла в несчастье душу!
Да будет рок в моих словах:
Отныне – ангел. В зной ли, в стужу
Ты светлый вестник на Земле,
Явленье счастья в каждом сердце,
Ты станешь пламенем во мгле –
Сияньем звуков, ритмов, терций.
* * *
Дитя очнулась, рядом страх
Во сне бранится сам с собою,
И чудный сполох в облаках;
Дитя к замку рукой худою,
С гвоздя пальтишко, птицей в дверь,
Прощально скрипнуло крылечко.
Ах, как дрожит её сердечко!
И заметался в окнах зверь.
* * *
– Хранима духом, не грешна, –
Глас приласкал дыханьем спинку,
– Спеши по жизни… не спеша,
Познай и глыбу, и песчинку,
Но так, чтоб каждую соринку
Смогла узреть твоя душа.
Ступай же за своей звездою!
Я буду рядом, я с тобою…