Ленивец не любил птиц за их стремительный полет и вечное верещание, сливавшиеся в один раздражающий гвалт. Птицы стихали ночью, поэтому он любил ночь. Он смотрел на звезды, как они летят по небосклону, и представлял себе, как и он однажды полетит вместе с ними.
А еще ночью растут деревья! Для Ленивца не было ничего более захватывающего, чем смотреть, как растут деревья. Их листья с хрустом расправляются и с тихим радостным потрескиванием наливаются соками. Веточки, начиная расти, с хлопком прорывают свои почки, высовывая сначала первый листик, а потом сразу же удлиняя черешок. Ленивец улыбался, ему нравилось это непреклонное стремление веточки стать настоящим крепким сучком, а потом и толстой веткой.
По стволу его родной цекропии бегали улитки. Изредка они проносились так близко к лапе Ленивца, что он успевал поймать одну или две. Тогда он наслаждался свежим мясным деликатесом, оставив на минуточку привычные листья своего дерева.
Иногда к Ленивцу забегал хлопотливый Хамелеон. Никогда не было понятным, как во рту у Хамелеона оказывались насекомые. Ленивцу казалось, что они сами влетали в Хамелеоний рот, стремясь накормить разноцветного друга посытнее пусть даже и ценой своих жизней. Да что там за жизнь-то? Солнце встало-село и все? Такой жизни совсем не жалко для хорошего друга. А Ленивец был абсолютно уверен, что все насекомые были именно друзьями Хамелеона, и никак иначе.
К росту мха на своей шкуре Ленивец давно приспособился, привык, что можно не переживать за маскировку — замшелого его в ветвях цекропии никто не замечал, даже хищники. Но вот в самом сухом месте шкуры, на груди, ближе к правой подмышке завелась моль. Ленивцу нравились бабочки, но бабочки моли стали противным исключением. Их личинки причиняли Ленивцу беспокойство своей возней, а утрата съеденной молью шерсти грозила переохлаждением в сезон дождей.
Но самым главным бедствием была щекотка. Щекотались вылупляющиеся из коконов бабочки моли! Ох, как же это было мучительно! Ленивец даже отцепил левую лапу, чтобы почесаться, но зуд прошел так же внезапно, как и начался. Бабочки вылетели из убежища и даже успели завершить свою насекомью жизнь, пока левая лапа Ленивца приближалась к правой подмышке.
«Ох, какая же с ними суета!» — подумал Ленивец, снова цепляясь левой лапой за ствол цекропии. Но суета преследовала его совсем недолго, всего полгода, как раз до зимних дождей. Холодная вода убила моль вместе с потомством. Несколько лет Ленивец вспоминал моль и щекотку и морщился. Неприятное приключение.
Но что такое для Ленивца пара лет? Чуть длиннее мгновения! И он продолжал смотреть, как растут листья и травы, стараясь отрешиться от птичьего гомона, и удивляться прожорливости своего друга Хамелеона.